Kitobni o'qish: «Киномеханик»

Предисловие

Довоенная Даниловка представляла собой село, растянувшееся на несколько километров вдоль небольшой речушки. По весне все село благоухало от цветения белой акации, а бесконечная степь покрывалась лазориками… Большинство взрослого населения с утра до ночи работало в колхозе. Была конечно и школа, но только начальная, магазин, клуб. Бегая в школу, дети таскали с собой в сумках чернильницы-непроливайки и перьевые ручки. Тогда учились писать только пером каллиграфическим почерком. Конечно, каллиграфию не все могли освоить на должном уровне, но и у неуспевающих почерк был достаточно приличным. После школы детвора ватагой гоняла по улицам, бегали купаться на пруд, но ближе к вечеру всегда были поближе к дому, чтобы встретить стадо коров и к приходу родителей с работы загнать свою кормилицу в сарай. Жизнь в селе была нелегкой. В основном жители Даниловки все работали в колхозе. Особенно тяжелая работа была в степи, на колхозном огороде. Там работали женщины. Весь день, не разгибая спины им приходилось сеять, полоть, поливать с утра до вечера и все это не за зарплату, а за трудодни, за «палочки», чтобы в конце года, если наберется норма, получить продукты. На трудодень тоже много не получишь: зерна килограмма полтора, да картошки килограмм, но и этому люди были рады. Одна надежда, что колхоз разбогатеет и всего будет вдоволь, да и деньгами заработанное давать станут. Каждый день был похож на другой, но люди не унывали – жили надеждой на лучшие времена.

Часть первая

Глава первая

Сегодня день прошел хорошо. Работали с рассвета и почти до заката до изнеможения и люди заработали по два трудодня, так иногда, бывало, если работали с самого раннего утра и допоздна. Лошадь еле-еле брела, понуро опустив голову. Уставшие от тяжелой работы в колхозной огородной бригаде женщины сидели на подводе молча – каждый думал о своем. Конюх Федор взглянул на Аню, подмигнул ей и окриком поторопил лошадь. Девушка глянула на него своими грустными васильковыми глазами и слегка улыбнулась. Она с нетерпением ждала, когда лошадь добредет до поворота на ее улицу и как только подъехали к перекрестку Аня резво спрыгнула с повозки, попрощалась с, попутчиками и побежала в сторону своего дома. Да! Побежала! Побежала потому, что боялась опять опоздать к ужину, а ложиться спать на голодный желудок ей ой как не хотелось. Аня выросла в несколько необычной сельской семье. Отец до революции был офицером Царской Армии, но революция перевернула, его мировоззрение и он перешел на сторону строителей коммунизма. Во время гражданской войны получил серьезное ранение -лишился ноги, но это не помешало ему остаться преданным делу партии Ленина и не изменило его взглядов. После войны Иван Филиппович, так звали отца Ани, работал в школе плотником и завхозом, а потом, один из не многих, как боец Красной Армии вышел на пенсию за заслуги перед Родиной. Еще совсем недавно семья Ивана Филипповича была довольно большой: пятеро сыновей и дочь, но в позапрошлом году все сыновья умерли все в один год – не пережили голодовку. Отец очень страдал, но в меру своего характера старался не подавать виду. Иван Филиппович и раньше мягким человеком не был, а после смерти самого младшего сына-Феденьки и вовсе стал человеком угрюмым, молчаливым, жестким, вернее сказать, даже жестоким и безжалостным. В семье на всех шкафчиках и ящичках, где находились продукты появились замки. Кушать все должны были всегда все вместе и в одно и тоже время. Кто не успел, например, к обеду, тому приходилось ждать ужина. Деньги, которые появлялись в семье, всегда хранились у отца, и никто не знал сколько их и где их отец прячет-копит, чтобы купить корову. Последний год был очень тяжелый для всех. Ане тоже невыносимо было жалко братьев и не меньше она жалела маму, которая очень постарела за последние два года. Дарья Матвеевна была доброй и кроткой – она никогда не имела права голоса в семье. Тихая и молчаливая Дарья Матвеевна никогда не спорила с мужем – его слово закон. Последнее время она оставалась домохозяйкой потому, что уже не могла работать и в колхозе и дома. У нее лопались раздувшиеся вены на ногах, сказывалась тяжелая работа в колхозе и давление. За последние годы Дарья Матвеевна очень постарела. Ее волосы побелели, часто жаловалась на боли в сердце. В этой жизни ее держала только дочь – единственная дочь, которая была не устроена в жизни. Аня в семье была самой младшей. В семье мама и братья ее любили, только отец был недоволен ее рождением. Когда Дарья Матвеевна узнала, что она опять беременна, рождение детей больше не входило в планы отца, а тем более рождение девочки. Сколько себя помнит Аня отец никогда не позволял себе обнять свою дочь, сказать что-то приятное, похвалить… Так уж в семье было заведено, как говорил отец-без телячьих нежностей. Теперь братьев не стало, они уже не видели, что жизнь стала лучше: мама уже не варила варево из старых папиных кожаных сапог и не жарила оладьи из лебеды пополам с опилками, не собирали всей семьей в поле мерзлый картофель, но все же, как в прошлые голодные годы вдоволь поесть еще не удавалось. Теперь всем жилось не сладко, но когда вечером появлялся свободный часок другой, соседи выходили на улицы и усаживаясь на лавки или просто на траву вокруг них, пели песни, а если еще появлялся гармонист, то и танцы до упаду были. Семейство Галкиных участия в таких посиделках не принимало никогда. Соседи все больше сторонились Галкиных из-за тяжелого характера главы семьи …

Аня бежала домой. У порога задержалась на несколько секунд, чтобы перевести дух и открыла дверь. УСПЕЛА!!! Родители уже сидели за столом. Отец кивнул сначала матери, разрешая выдать порцию каши из не просеянной дерти для дочери, а сам отрезал ломоть хлеба и кивнул Ане, приглашая к столу, протянув отрезанный кусок. Поужинали, как полагается, молча. Отец встал из-за стола первым. Это означало, что ужин закончен. Так было каждый день: убрала со стола, помыла посуду и бегом к колодцу пока солнце совсем не село. Надо было с вечера натаскать воды на завтра для полива подрастающей рассады на огороде, пока Дарья Матвеевна колола дрова на завтра для сооруженной ею же печки во дворе. На печке летом Дарья Матвеевна готовила еду. Была конечно и керосинка, но на ней готовить можно было только по праздникам. Иван Филиппович говорил, что керосинка на каждый день – это роскошь. Вот так и проходили день за днем, недели за неделями…

Глава вторая

Молодым, кроме сельского клуба пойти было некуда. Очень редко, когда молодежь собиралась в сельском клубе попеть частушки и поплясать под гармонь, отец великодушно позволял Ане пойти повеселиться с подругами. С подругами она шла в клуб и с кем-нибудь из них возвращалась домой. Парни особо не заглядывались на светло-русую девушку с выгоревшими добела на солнце бровями и ресницами. Лицо девушки было густо усеяно веснушками, а кожа, которая от природы была очень белой на солнце не загорала, а просто становилась красной. Руки от тяжелого труда были в мелких трещинках и заусенцах. Аня стеснялась своих рук и в клубе обычно прятала их за спиной…

Каждый рабочий день Ани проходил примерно одинаково, но сегодня необычный день! По селу пронеслась новость: в село на несколько дней приехала кинопередвижка – это, выражаясь современным языком, передвижная кинопроекционная установка. Кино! Кино! Как же хотелось Ане посмотреть привезенный фильм хоть одним глазком, хоть разочек. Но пустит ли отец? Ведь билет стоит целых два рубля!!! Аня так и не решилась сказать отцу, что хочет пойти в кино, а сегодня кино будут крутить последний день. Работы на колхозном огороде было мало. Нужно было полоть капусту, но после обеда пошел дождь и испортил все планы. Дождь долго не прекращался, да и смысла полоть уже не было – разве что сорняки с одного места на другое пересадили бы и все, поэтому рабочий день оказался коротким.

–Все, девки! Сегодня толку не будет. Едем домой! – громко скомандовала бригадир тетя Марфа и глянув на конюха – Федор, запрягай Звездочку!

Все стали собираться, и вскоре дружная команда уже сидела на подводе. Тетя Марфа, сидевшая рядом с Аней запела и остальные подхватили. Пока ехали, казалось, перепели все песни какие только знали, потом о чем-то болтали, хохотали и не заметили, как впереди показалось село.

–Нюсь, а ты в кино сегодня идешь? – спросила тетя Марфа, наклонившись к Ане.

Девушке нравилось имя Аня, но домашние и односельчане ее звали Нюсей.

– Еще не знаю, не отпрашивалась. Боюсь папенька не отпустят. – ответила девушка.

– Вот девку запугал черт усатый, будь он неладен! -возмутилась бригадирша. Все затихли. На Анино счастье, лошадь по привычке остановилась на перекрестке. Девушка спрыгнула с подводы и помахав на прощанье рукой пошла домой. Она знала о чем сейчас начнет разговор тетя Марфа. Та недолюбливала «черта усатого» с тех пор, как Аня с ее дочерью Наташей закончили четвертый класс в сельской школе, а для того, чтобы пойти учиться дальше, нужно было ездить в райцентр. Там была школа семилетка. Аня очень хотела учится, тем более что подружку – свою дочь тетя Марфа туда оформила. Как только тетя Марфа не уговаривала Ивана Филипповича, чтобы девочки шли учиться вместе, но он был непреклонен и дело дошло до оскорблений.

– Цыц, дура безмозглая! Сам знаю, что Нюське надо! Для бабы и четыре класса много! – Рявкнул Иван Филиппович.

– Сам ишак безмозглый! Собственной дочери жизнь портишь! – ответила взаимностью тетя Марфа.

После этого она старалась избегать общения с Иваном Филипповичем, а Аня боялась даже заикнуться отцу о дальнейшей учебе. В отличии от подруги Наташа закончила семь классов, вступила в комсомол и поступила учиться на ветеринара в краевом центре. Виделись подружки редко, но всегда были рады видеть друг друга.

Спрыгнув с подводы, Аня не спеша шла по улице, подставляя лицо ветру и думала о том, как она станет отпрашиваться в кино. Спешить ей было некуда: до ужина далеко, воду на полив носить не надо-прошел дождь и сегодня мама не поливала, значит вода осталась. Кино! Кино. Кино… Вот куда ей хотелось, но она никак не могла придумать с чего ей начать разговор с отцом, а еще больше боялась услышать его грозное «цыц, дармоедка! Думала, думала и ничего не придумала, так и дошла до своей калитки. Зайдя во двор, Аня услышала стук молотка, значит отец в сарае занимается ремонтом чего-нибудь. Иван Филиппович хоть и пенсионер, но никогда не отказывался, если его просили что-то отремонтировать. За это ему платили: кто-то деньгами, а кто-то продуктами. Аня зашла в хату. Мама сидела у окна и перелицовывала соседке сарафан. Мамины ноги были красного цвета с синими пятнами, сильно опухли, а места, где лопнули вены были забинтованы белыми тряпочками. Мама тоже ни от какой-либо работы на дому никогда не отказывалась. Все заработанное отдавала мужу.

–Что делаете, маменька? – зайдя в комнату спросила Аня и присела рядом с мамой.

– Да вот… все копеечка может какая будет. – не отрываясь от работы ответила женщина и немного помолчав спросила – Нюсь, а ты нынче Наташку видала? Прибегала тут, тебя спрашивала.

Лучшей новости быть не могло! В кино, конечно, отец не пустит, можно и не отпрашиваться, но с Наташей у ворот постоять можно. Ее то пустят в кино, вот она и расскажет, что и как там было. Чтобы не сидеть без дела в ожидании подруги и не раздражать отца бездельем Аня вышла во двор и занялась наведением порядка. Время пролетело быстро. Только девушка закончила подметать во дворе и подошла к стоящему во дворе умывальнику помыть руки, как мама позвала ужинать. За столом, как обычно, мама делила все на порции, а отец резал и раздавал хлеб. Несколько горячих картофелин и малосольные огурцы были очень вкусными, поэтому все было съедено очень быстро, а поскольку просить добавку в семье было не принято, то Аня решила завершить трапезу и потянулась за отваром шиповника.

– Здравствуйте! Ну что, Нюсь!? Ты в кино идешь? Опаздываем! – на одном дыхании выпалила неожиданно появившаяся на пороге Наташа. Аня от неожиданности втянула голову в плечи. Она готова была сквозь землю провалиться, исчезнуть, испариться и от страха зажмурилась. Она ждала гнева отца, но отец молчал.

– Папенька… – то ли извиняясь за подругу, то ли умоляя отца отпустить в кино, дрожащим голосом произнесла Аня.

Отец смотрел своим леденящим кровь взглядом прямо в глаза Ани. Она уже готова была расплакаться от страха, ком подкатил к горлу, слезы навернулись на глаза… Иван Филиппович поднялся из-за стола и вышел в другую комнату. Мать сидела неподвижно и молчала. Наташа тоже не знала, как себя вести дальше. Аня поднялась, чтобы собрать посуду. Раз отца за столом нет, значит ужин закончен и надо убрать со стола.

– Оставь, вертихвостка! – протянул дочери две купюры по одному рублю Иван Филиппович и все так же грозно добавил – Иди, коле уж так охота.

–Спасибо, папенька- Аня хотела обнять отца, но тот грубо оттолкнул ее.

– Иди ужо, пока не передумал. – пробормотал отец и вышел во двор.

Со скоростью ветра Аня метнулась к сундуку, достала свое единственное праздничное платье, быстро его погладила – благо еще не остыли угли в плите, где варилась картошка, накинула на плечи цветастый платок и на ходу заплетая косу, через несколько минут они с подружкой уже были за калиткой.

– Ох и натерпелась я страху- оказавшись на улице заговорила Наташа.

– Да ладно! Пора бы уже привыкнуть – сказала Аня, хотя понимала, что к грубости отца привыкнуть невозможно и не понимала с чего друг он так сегодня подобрел.

Догадки роились в голове, но ответа не было. Ну да ладно! Девушки не шли, они практически бежали и скоро впереди показалась школа, во дворе которой и будут показывать кино. Главное Наташа рядом, а впереди за школьным забором уже видна машина и рядом с ней большая группа людей, собравшихся вокруг нее. Зажав кулачке купюры, Аня была самой счастливой – она первый раз в жизни будет смотреть фильм! Это ли не радость, это ли не счастье?!

У входа во двор школы, у калитки тоже толпились несколько человек. Подошли и Наташа с Аней.

–А билетики кто продает? – спросила бойкая хохотушка Наташа, как будто не видела, что незнакомец здесь один – остальные местные и уже глядя на незнакомца спросила – а скоро кино станете крутить?

– Немножко надо подождать, когда солнце сядет- не глядя на Наташу ответил парень и обращаясь к Ане спросил- Вам билетик?

Аня засуетилась и выравнивая купюры протянула их незнакомцу, но одна купюра предательски выпала из рук.

Аня нагнулась за купюрой… Молодой человек тоже наклонился, да так резко, что они столкнулись лбами и Аня просто упала на сырую землю, уронив и вторую купюру. Все вокруг засмеялись.

– Давай, Нюська! Сей деньги! – пошутил кто-то из стоящих парней.

Шутили не со зла, просто хорошее у всех настроение, а здесь такой цирк. Ане все равно стало так неловко, так стыдно и она покраснела, ведь рядом стоял человек, с которым она незнакома. Парень поднял купюру, протянул Ане руку и помог встать.

–Возьмите деньги. Простите… так нехорошо получилось… в кино так идите. Я виноват, извинялся молодой человек. Наташа быстрее Ани сообразила, о чем речь и выхватила деньги у него из рук.

–Ну чего остолбенела? Бери и пошли! – подруга потащила Аню в глубь двора. Наташа тянула Аню за руку, что-то болтала, а у Ани опять зароились мысли. Впервые в жизни кто – то перед ней извинялся! Обычно она всегда, везде и во всем виновата. Она все еще чувствовала его теплые крепкие руки, чувствовала на себе его виноватый взгляд. А какие у него глаза?! Бездонные черные глаза… В них столько тепла и нежности! Он совсем не похож на местных парней грубых и насмешливых.

Подойдя ближе к машине, Аня увидела, что задний борт был открыт, а в кузове машины у переднего борта – у кабины зачем- то была растянута огромная простыня. Поодаль от заднего борта стояли три ряда стульев для зрителей из актового зала школы. А еще дальше от машины, за стульями стояли какие-то металлические ящики. Около них стоял еще один незнакомый полненький парень небольшого роста. Перед простыней на стульях сидели несколько человек. Остальные ждали киномеханика в ожидании заглянуть откуда именно это кино появляется, а потом уже и сесть куда-нибудь. Вдруг некоторые девчонки завизжали, запищали и все увидели, что идет тот самый, черноглазый с теплыми руками.