Kitobni o'qish: «За воротами дымил большой завод»
Часть I. ТАГИЛЬСКАЯ ПЕСНЯ
Посвящается Петру Сергеевичу Иванову
Это было в те далёкие года,
Что, казалось, отшумели навсегда.
Это было, когда в жизнь вошёл Тагил
И завод, который нас соединил.
И завод, который нас соединил.
И с тех пор прошло немало лет,
Но по-прежнему глядят нам вслед
Наша юность с молодой своей душой
И уральский город, данный нам судьбой.
И уральский город, данный нам судьбой.
Может быть, и близок наш закат,
Потому который раз подряд
Отмечаем праздник Старый Новый год –
Он забыть нам нашу юность не даёт.
Он забыть нам нашу юность не даёт.
Л. Кузьмина
Пункт следования
Прошли годы и годы. Я давно живу в Москве. У меня любимый муж, которому я посвящаю эту книгу, дети – семья и работа. Обосновались в Москве и некоторые мои друзья из Нижнего Тагила. А память то и дело возвращает нас всех в далёкий уральский город, и у меня возникла идея: «А давайте, друзья, собираться вместе на Старый Новый год 13 января. Будем вспоминать, песни петь». После этих встреч словно молодели душой. И я написала нашу «Тагильскую песню», позаимствовав музыку у очень известного композитора Андрея Петрова.
А теперь вернусь в июль 1962 года.
В советское время существовала система распределения на работу выпускников вузов по заявкам от предприятий, где требовались молодые специалисты по профилю предприятия. Получивший направление на работу выпускник обязан был отработать на предприятии три года, а предприятие гарантировало молодому специалисту проживание по месту работы.
Выпускники химфака, имеющие постоянный адрес и прописку в Свердловске, могли получить работу в городе и распределялись по одному списку, а те, кто учился на химфаке с временной пропиской, остаться в Свердловске не могли и шли по другому списку. Конечно, и тогда существовали разные «левые ходы устройства на работу по договорённости». Или кто-то из выпускников с временной пропиской обзавёлся семьёй в Свердловске и, получив свободный диплом, оставался работать в городе и жить в семье «своей второй половины» – мужа или жены.
Мой научный руководитель дипломной работы намекал мне, что меня, как успешную студентку, могли бы оставить работать на кафедре, если бы я вышла замуж за свердловчанина и получила постоянную прописку в городе. А мои родители писали мне из Миасса, что могли бы прислать мне вызов на работу в школу №17, которую я окончила в 1957 году с золотой медалью, но этот вариант я сразу отвергла. Во-первых, не хотела быть учителем в школе. Во-вторых, была глуховата с детства. Зачем мне, «глухой тетере», терпеть насмешки школяров?
Предварительное распределение пятикурсников УрГУ проходило в деканате химфака в апреле ещё до защиты дипломов.
Многие выпускники с временной пропиской приуныли: уж очень непрестижные места пришли для неоргаников – городишки типа Аша, Усть-Катав, Кувандык. А мы, органики, радовались: пришла заявка на завод пластмасс в Нижний Тагил на десять выпускников. Город – второй по величине в области, недалеко от Свердловска, и завод пластмасс находится на гребне «большой химии». Туда захотели поехать даже выпускники-свердловчане. И я решила: поеду работать в Нижний Тагил!
Наша коммуна из пяти девчонок 29-й комнаты студенческого общежития на улице Чапаева, 16, навсегда оставалась в прошлом. Мы с Алёной Светлолобовой по распределению уезжали в Нижний Тагил, Ия Кузнецова получила направление в Златоуст, Нина Попкова в Магнитку Челябинской области. А вот пятая наша сокурсница Нинель Семерикова после выпускного вечера на химфаке повела себя странно: не сказав ни полслова на прощание, собрала вещички и исчезла. Не захотела даже сфотографироваться впятером на память. Вместо неё с нами пошла в фотографию свердловчанка Люся Тараканова, остающаяся в городе. Теперь эта фотография висит на стене в наших квартирах, а нам уже за восемьдесят лет!
Прощаясь, мы с девчонками условились, что будем писать друг другу на Главпочтамт до востребования, пока не обоснуемся на новом месте и не получим прописку и домашний адрес. А пока, сдав постели коменданту общежития и собрав чемоданы, мы разъезжались по домам – кто куда, отдохнуть от экзаменов и защиты дипломов, повидаться с родными.
Родительский дом в Миассе встретил меня с большой радостью: я – первая в семье получила законченное высшее образование, о чём всю жизнь мечтал мой папка. Сам он, в силу обстоятельств жизни, не смог получить даже среднее образование. И мои миасские друзья школьной поры были тогда ещё студентами. Приехали на каникулы мои подружки-одноклассницы Рэя Рощина и Лида Катаева. Пятого августа отпраздновали день рождения Рэи – ей исполнилось 23 года, а мой день рождения в декабре, и мне ещё 22 года. Я узнала от подружек, что скоро в Миассе появится одноклассница Алла Сущенко, студентка Ростовского мединститута. И приедет она со своим женихом, тоже медиком. Можно одной компанией поехать с ночёвкой на озеро Еланчик, отдохнуть и пообщаться на лоне природы.
И вот мы выбрали погожий денёк и отправились на озеро. К нам присоединились приятель Рэи Стас Антонов и братишка Аллы подросткового школьного возраста Витя.
Настроение у меня было хулиганское, и я, бывшая примерная школьница-отличница Люся Кузьмина, потрясла компанию исполнением песен, распеваемых студентами обычно «на картошке». Витьку-школьника приходилось отгонять подальше или петь, когда он уже спал поодаль, а мы сидели у костра.
И всё же мыслями я была уже далеко от друзей. Мне предстояло шагнуть в самостоятельную жизнь, осваивать профессию химика на Нижнетагильском заводе пластических масс. Студенческая практика летом 1961 года на заводе синтетического каучука в Темиртау убедила меня, что работать смогу, химию-науку знаю, а если чего-то забуду или не знаю, «допру своим умом». Ехала в Нижний Тагил уверенная в том, что все решения буду принимать самостоятельно и только от меня самой зависит, каким специалистом-химиком на заводе я стану. Никакой директор школы, ни папа с мамой не могут уже на меня повлиять, как это было после окончания 10 «Б» класса в Миассе, когда под натиском директора и родителей я вдруг изменила своему гуманитарному складу ума и вместо филфака УрГУ поступила на химфак. Повлияла тогда и общая обстановка народного хозяйства в стране – курс на ускоренное развитие химической промышленности, получивший название «Большая химия». Да и моя школьно-книжная голова держала в памяти слова Базарова из романа Тургенева «Отцы и дети»: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». А я была, как думала тогда, законопослушной советской гражданкой. И опять же помнила стихотворение Некрасова «Поэт и гражданин», которое мы «проходили» в школе – «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан! А что такое гражданин? Отечества достойный сын». Эти слова стали крылатыми, они решали спор поэта и гражданина в пользу последнего.
Так что будущая моя жизнь меня не пугала, да и город был немного мне знаком. В Нижний Тагил я приезжала год назад вместе со студенческим хором, знала, что в городе есть два дворца культуры, есть драмтеатр, кинотеатры – не пропаду от скуки. Ехала не одна, а вдвоём с Алёной Светлолобовой. Мы с нею договорились встретиться такого-то числа на вокзале Свердловска и в электропоезде отправиться в Тагил. Она должна приехать из Ирбита, я – из Миасса. А Свердловск с нашим химфаком и друзьями-сокурсниками совсем недалеко от Тагила. Расстояние между городами 140 километров, на электричке можно добраться за два часа, и в свободные от работы дни можно навещать друзей-свердловчан, которые остались жить и работать в Свердловске…
В середине августа 1962 года вышли мы с Алёной Светлолобовой из поезда на вокзале Нижнего Тагила, сели с чемоданами и рюкзаками в трамвай и поехали на завод пластмасс трудоустраиваться. Погода хорошая, а дорога жутко унылая: едем мимо пылящего цементного завода, мимо тюремной зоны и ни одного дома – пустыри, пустыри. Но вот пахнуло знакомым химическим запахом – пахло фенолом. Кондуктор объявила: «Завод пластмасс, конечная». Приехали…
Алёна моя загрустила. Она города совсем не видела и впервые в Нижнем Тагиле.
– Люси! Как мы тут будем жить? Дыра какая-то.
Я её успокаивала:
– Ничего не дыра. Нормальный большой город. Кто же будет химический завод строить в городской черте? Чувствуешь, чем пахнет завод?
Помня советы наших свердловских наставников, пошли в отдел кадров. Сидим с вещами в кабинете начальника Котовщикова, неимоверно толстого дяди. В наших путёвках-направлениях было написано, что завод обеспечивает нас жильём, и мы с Алёной вообразили, что нам, молодым специалистам с высшим образованием, сразу же дадут квартиру. Фигушки! Кадровик сказал: «Жильём обеспечим, но не в квартирах. С квартирами у нас напряжёнка. Можем предложить снимать комнату в посёлке ТЭЦ или место в общежитии ИТР при заводе. Как решите?»
Спрашиваем:
– А где общежитие?
– Одно здесь, рядом с заводской проходной, другое – в Сухоложском посёлке.
Посовещавшись, мы с Алёной решили заселяться рядом с проходной. Не надо будет по утрам спешить на трамвайную остановку, трястись, не проспавшись, на трамвае. Ну а в город будем ездить в свободное от работы время.
– Ну вот и хорошо, – сказал Котовщиков. – Общежитие ИТР квартирного типа. Комната с кухней и туалетом. Ванны, душа нет. Можно ездить мыться в баню в посёлок ТЭЦ – три остановки отсюда, или мыться в душе в новых цехах завода. Но пока у вас нет пропуска на завод. Сейчас можете получить ключ от комнаты, 15 рублей «подъёмных» получите позднее в кассе. Покушать можете пойти в заводскую столовую – она напротив. Отдыхайте после дороги. Устраивайтесь. Сейчас пора отпусков, готовьтесь пока к экзамену по технике безопасности. Подъедут остальные молодые специалисты, вас примет главный инженер завода Владимир Петрович Потапов. Сдадите экзамен по технике безопасности, получите места, в каких цехах или лабораториях будете работать. Инструкции по технике безопасности можете получить в технической библиотеке – она тоже напротив.
Я спросила:
– А какой адрес у нас тут будет? Нам надо сообщить родителям, что мы прибыли в Тагил и устраиваемся на работу.
– Главпочтамт у нас в городе. Адрес у вас будет такой: Свердловская область, Нижний Тагил, Промплощадь ИТР, дом 1, комната 6.
Вышли из кабинета. Я спрашиваю у Алёны:
– ИТР – что это означает?
– Инженерно-технические работники. Мы теперь с тобою ИТРы.
Оправились с вещами в общежитие. Второй этаж. Наша комната. Четыре свободные кровати с панцирными сетками, по две вдоль стен. Две занимаем. Шкаф для одежды, небольшой столик и пара стульев. Единственное с металлической решёткой окно «смотрит» на заводскую территорию. Маленькая форточка, но и её лучше не открывать – несёт фенолом и едким формальдегидом. Запахи знакомые, и дышать ими вредно для здоровья.
– Пойдём, Люси, пообедаем в столовой. Я проголодалась ужас как, а магазинов тут нет.
Административное здание. В нём столовая, конференц-зал и техническая библиотека. В столовой вкусно, совсем не по-студенчески и не экономя деньги, поели. Вернулись в комнату, улеглись на кроватях, стали обсуждать ближайшие планы.
А ближайшие планы на сегодняшний день – надо бы съездить в город, дать телеграммы домой с почтамта, прикупить продукты, немного прошвырнуться в центре, а завтра начнём осваиваться в городе. Может, в кино сходим или на экскурсию запишемся. Я знаю, что в городе есть неплохой краеведческий музей.
– Да ну её – экскурсию! – ворчит Алёна. – Просто будем гулять.
– Алён! Надо бы помыться с дороги. В баню на ТЭЦ неохота ехать, а в душ мы без заводского пропуска не попадём.
– А мы холодной водой на кухне оботрёмся. Лето, тепло. Волосы мыть не будем, не грязные они у нас. Из дома вчера только выехали.
Через несколько дней общежитие стало заполняться вновь прибывшими девчатами. К нам в комнату вселились наши однокурсницы Лариса Коростелёва и Нина Траянова. Припозднившимся Люсе Ватутиной и Рите Зайцевой места не досталось. Они уехали устраиваться в общежитие в Сухоложском посёлке.
Ныряю в прошлое
При поступлении на работу в 1962 году прошлое Тагила меня совсем не интересовало, я жила исключительно настоящим и будущим. Это сейчас, на склоне моих лет, я то и дело ныряю в историю, и необязательно даже читать книги, на дворе XXI век – век интернета; всемирная сеть опутала Земной шар, и как уверяет компания, «в Яндексе найдётся всё». Вот и я время от времени ищу в Яндексе, что мне надо. Но и в голове у меня с давних пор много всяких знаний по истории родного мне Урала. Я, например, давно занимаюсь родословием, чтобы знать, откуда и когда мы, Кузьмины, появились на Южном Урале, и я, потомок Кузьминых, вросла корнями в уральскую почву, хотя давно живу в Москве.
Одно из названий Уральских гор, простирающихся с севера на юг, Каменный Пояс. И этот пояс, образно говоря, украшен медью и железом, золотом и платиной, драгоценными и полудрагоценными камнями. Ещё до прихода русских на Урал здесь обнаружены плавильные печи эпохи бронзы и раннего железного века, датируемые археологами серединой II тысячелетия до новой эры. А мы обратимся к Петровскому времени XVII века, когда на Урал устремились русские рудознатцы в поисках залежей медных и железных руд и нашли тут десятки мест, где можно было выплавлять медь и железо. Тульские предприниматели Демидовы по указу Петра Первого получили огромные земли на Среднем Урале и широкие права по освоению недр и строительству заводов.
Родоначальником этой династии был Григорий, сын Антуфьев из села Павшино близ Тулы, родился он в конце ХVI века. Его сын, именуемый по родословной росписи Демид Григорьев, сын Антуфьев, тульский кузнец из того же села, стал хорошим оружейником, привлёк внимание прибывшего в те места государя Петра Первого, а государь и сам был рукастый, учился всему на свете в своей стране и за рубежом, чего-то попробовал выковать в кузнице Демида, но кузнец не постеснялся и напрочь забраковал его работу. Тульские кузнецы издавна славились своим мастерством. Я читала ещё в школе сказ русского писателя Лескова, как тульский кузнец Левша будто бы подковал блоху. Ну и всё, что изготовил кузнец Демид, имело знак высшего качества и по мастерству превосходило умение иностранных мастеров. Пётр Первый повелел Демиду и его сыновьям отправляться на Урал, поближе к рудам и полезным ископаемым и осваивать те места.
Здесь обосновалось уже третье поколение из династии Демидовых. Никита Демидов, сын Антуфьев, стал основателем многих горных заводов на Урале. В 1720 году за заслуги перед государством он получил дворянство с фамилией Демидов, подтверждённое в 1726 году грамотой на потомственное владение титулом. На дворянском гербе Демидовых по латыни было начертано: «ACTA NON VERBA» – «Не словами, а делами». С тех пор Никита и его многочисленные потомки стали носить фамилию Демидовы. Они следовали своему девизу, сколотили богатейшие состояния как в нашей России, так в иноземных странах, славились меценатством и всеми средствами способствовали развитию горнозаводского дела на Урале, помогая тем самым Российскому государству становиться в ряды развитых промышленных держав в мире. Один из потомков Демидовых купил в Италии разорившееся княжество Сан-Донато, а став собственником княжества, получил титул князя Сан-Донато. Вот так Демидовы сумели подняться, как говорится в русской поговорке, «из грязи – в князи».
Попутно отмечу, что и «моя династия» корнями находится в тульских землях. Мой прапрадед Николай Александрович Кузьмин (1779–1854) был кузнецом, родился и умер на Южном Урале, а его родитель, по неподтверждённым данным, был родом из Тульской губернии, относился к разряду государственных крестьян. Его в числе многих тысяч работных людей тульский купец Лугинин выкупил у государства и переселил на Южный Урал. В отличие от Демидовых, из «грязи в князи» Кузьминым пробиться не удалось, так и оставались до отмены крепостного права в 1861 году приписанными к златоустовскому железоделательному заводу. Жили они в селе Вознесенка на востоке современной Башкирии, занимались «вспомогательным ремеслом» – в специальных ямах получали древесный уголь «на пожиге леса» и гнали дёготь из бересты. Был такой промысел на Урале: для выплавки железа и меди требовался древесный уголь, пока его не заменили каменным углем.
С течением времени нашли на Южном Урале золото, и мои предки-мужчины занялись золотодобычей. И тоже не разбогатели и не выбились в высшие слои российского общества. А в советское время в советских шахтах и на советских приисках работал мой отец Кузьмин Андрей Алексеевич. Денег в нашей семье из семи человек никогда не хватало. Поэтому мой папка и надавил на меня при выборе дальнейшей моей профессии после окончания школы: «Какой ещё филфак или иняз, дочка! Языки – это что? Болтология. Становись инженером!»
Ну а мы опять вернёмся в Нижний Тагил в давнее время.
Рудознатцы-промысловики нашли залежи руд в нижнем течении реки Тагил в районе горы Высокой, и Демидовы быстренько прибрали их к своим рукам.
Гора Высокая – не такая уж высокая, всего 380 метров над уровнем моря. Раньше у неё было другое название – гора Магнитная, и была она буквально нашпигована железной рудой с высоким содержанием магнитного железняка. Говорили, что в тех местах лошади быстро расковывались; их железные подковы притягивало к земле.
За три столетия эта гора выдала свыше 200 миллионов тонн железной руды, и на её месте образовался карьер глубиной 275 метров. Высокогорский железный рудник в настоящее время для разработки закрыт и стал объектом туризма, и туда возят на экскурсию туристов полюбоваться на глубокую яму в земле: «Была гора высокая, стала яма глубокая».
История Нижнетагильского поселения начиналась в 1722 году, когда Демидовы на созданном ими медеплавильном заводе в устье речушки Выя, притока реки Тагил, провели первую выплавку меди, но медь получилась невысокого качества из-за того, что руда была с большой примесью железа. Демидовых это не расстроило. Уже в 1725 году они запустили ближе к горе Магнитной первую домну по выплавке железа – самую крупную в Европе. А через 10 лет, в 1735 году, была построена уже четвёртая домна. Никита Демидов не дожил до её пуска, передав почти всё наследство в руки старшего сына Акинфия, и он успешно продолжил выдачу высококлассного чугуна и железа. Тагильское железо с клеймом «Старый соболь» охотно покупали Англия, Франция, другие страны.
Акинфий Демидов унаследовал от отца деловую хватку, хорошо знал горнозаводское дело, строил новые заводы, прокладывал дороги, расчищал речные пути и в три раза увеличил свои владения. С открытием на Алтае полиметаллических руд он получил разрешение на строительство рудников и заводов там, стал основателем Барнаула, построил Барнаульский сереброплавильный завод. При Акинфии Никитиче хозяйство династии достигло зенита. К концу жизни он имел 25 заводов, на которых было занято свыше 20 тысяч душ мужского пола.
Не сразу я узнала, что в окрестностях Тагила в начале XIX века были открыты крупные месторождения малахита. Рудник, на котором добывался малахит, далеко обогнал прославленное в уральских сказах П.П.Бажовым месторождение в Полевском в районе Екатеринбурга. Так, в 1836 году на тагильской шахте «Надёжная» была найдена глыба малахита весом в 380 тонн! Из тагильского малахита сделаны колонны внутри Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, многочисленные вазы, камины, столешницы, разнообразные украшения. В Зимнем Дворце имеется изумительной красоты малахитовый зал, стены которого облицованы тагильским малахитом. Да и «Медной горы хозяйка» в тагильских местах была щедрее, чем в районе Полевского недалеко от Екатеринбурга. В середине XIX века на руднике Меднорудянском добывали больше половины всей меди Российской империи. Знаете ли вы, что статуя Свободы, подаренная в 1889 году Францией Соединённым Штатам Америки к столетию государства, была облицована тагильской листовой медью, приобретённой Францией у России?
Для обеспечения своих заводов рабочей силой Демидовы не гнушались незаконными средствами: переманивали рабочих с казённых заводов, принимали беглых от помещиков Центральной России крестьян, раскольников (кержаков), скрывавшихся от властей, разбойников и каторжников, а также любителей поковыряться «на россыпушках» в долинах рек в надежде найти какой-нибудь драгоценный «камешок». Наряду с жестокой эксплуатацией рабочих Демидовы умели ценить людей с сильным характером и предприимчивых мастеровых и изобретателей. Они открывали горные училища, чтобы на местах иметь грамотные кадры специалистов горнозаводского дела, а не приглашать каких-нибудь немцев издалека. Так, в Нижнем Тагиле было открыто горное училище в 1709 году, на 13 лет раньше основания нижнетагильского поселения. Горнометаллургический техникум в старинном здании существует и сейчас. Не каждое учебное заведение может похвастаться 300-летней историей!
В 1800 году слесарь Ефим Артамонов сделал в Нижнетагильском поселении первый в мире самокат с ручным рулевым управлением и педалями. Ездить на нём по плохим дорогам было тряско, поэтому государь Александр I, проехавшись на подаренном самокате, иронично назвал его «костотрясом». А другой выдающийся тагильский механик Е. Г. Кузнецов, он же с неприличной и очень русской несколько облагороженной фамилией Жепинский, изготовил музыкальные дрожки – их можно увидеть и сейчас в питерском Эрмитаже. В Нижнем Тагиле в 1833 году крепостные отец и сын Черепановы построили первый в России паровоз и железную дорогу длиной 3,5 километра. Памятник им можно увидеть сейчас на Театральной площади Тагила.
Не могу не вспомнить один сказ Павла Бажова «Хрустальный лак». Начинается сказ так: «Наши старики по Тагилу да по Невьянску тайность одну знали. Не то чтоб сильно по важному делу, а так, для домашности да для веселья глазу они рисовку в железо вгоняли».
Мастеровые делали из железа подносы, разрисовывали их, а сверху покрывали лаком, секрет изготовления которого хранили в тайне. Лак был таким стойким, что не боялся ни едких жидкостей, ни жары, ни холода. И больно прибыльное дело это стало – изготовление подносов. Секрет стойкого «хрустального» лака пытались выведать немцы, хлынувшие в Тагил. Не буду дальше пересказывать. Читайте сказы Бажова. В моём детстве я зачитывалась ими.
Не надо говорить, что в уральском суровом климате работа на рудниках была очень тяжёлой и на заводах не легче. При этом даже мальчишки-подростки трудились на «демидовской каторге» наравне со взрослыми. И за самовольные отлучки и побеги рабочих ожидали жестокие наказания.
Заводское население росло как на дрожжах. В 1770 году вместе с Вый-ским посёлком в Тагильском поселении проживало 7 тысяч человек. За тридцать последующих лет количество посёлков вокруг выросло, и население увеличилось вдвое.
В 1837 году Урал навестил наследник престола, будущий император Александр II. Став императором в 1855 году, он провёл несколько реформ, главной из которых была отмена крепостного права в 1861 году. В его честь центральная улица Нижнетагильского поселения получила название Александровская. В те давние времена она не была столь длинной, до переименования называлась Ягодной, Нагорной, ещё как-то, потом её выпрямили и продлили, соединив с Салдинским трактом, и она стала самой престижной частью поселения – здесь располагались особняки и магазины торговцев и промышленников. Доминантой улицы был построенный ранее на Торговой площади Входо-Иерусалимский собор.
После революции при советской власти улица Александровская была переименована в улицу Ленина, хотя, в отличие от императора, Ленин никогда сюда не заглядывал. А в 1930-е годы собор и другие храмы были взорваны или «обезглавлены» и превращены в обычные хозяйственные помещения, чтобы ничто не напоминало о «проклятом» царском времени и не мешало строить новую жизнь в безбожном государстве.
В советское время множество заводских посёлков в округе объединили, и в 1919 году Нижний Тагил получил статус города.
В истории советского государства 30-е годы прошлого столетия обозначены как годы индустриализации промышленности. В качестве основного звена было выбрано производство средств производства: металлургия, машиностроение, производственное строительство.
В январе 1930 года у Федориной горы на берегу речки Вязовки был заложен Новотагильский металлургический завод, на базе которого создан НТМК – Нижнетагильский металлургический комбинат, одно из крупнейших в России предприятий с полным производственным циклом, включающим коксохимическое, доменное и конвертерное производства и ряд сталепрокатных цехов.
В 1931 году рядом со старым Салдинским трактом на площади 450 гектаров развернулась другая крупная стройка по сооружению завода, предназначенного для выпуска грузовых вагонов. Знаменитый Уралвагонзавод и сейчас знаменит, и выпускает он не только вагоны. Его неоднократно посещал нынешний президент В.В. Путин.
Для строительства заводов-гигантов нужна была дешёвая рабочая сила. В советское время об этом не писали, но теперь нам известно, как в тридцатые годы включилась сталинская репрессивная система создания исправительно-трудовых лагерей и спецпоселений. Поставщиками дешёвой рабочей силы явились все, кому по сфабрикованным делам ставилось клеймо «враг народа»: раскулаченные крестьяне, творческая интеллигенция, представители религиозных культов. И для таких в местах поселений начиналась принудительная «советская каторга».
Так, вокруг Нижнего Тагила возникло множество спецпосёлков. Расскажу об одном из них – посёлке Белогорка.
Летом 1930 года в Нижний Тагил стали прибывать многодетные семьи раскулаченных крестьян. В местах, где они прежде жили, у них при раскулачивании было конфисковано всё имущество. Их размещали в ветхих бараках и старательских казармах на болоте у подножия горы Белая. Место безлюдное и малопригодное для проживания из-за известковых осыпей и редкого леса. Голод, грязь, повсюду сновали крысы и хомяки. Надвигались уральские морозы. В семьях спецпоселенцев дети – мал мала меньше – болели и умирали. Все мужчины принялись валить деревья, осушать болота, строить дома. Работали днём и ночью. Дома ставили по единому стандарту, с двумя окнами на улицу. В центре избы русская печь. В новом доме заселяли обычно четыре семьи – в каждом углу семья.
Спецпоселенцы жили на положении заключённых, только без колючей проволоки и сторожевых собак. В холодном климате и по лесному бездорожью далеко не убежишь. Комендант следил за порядком, назначал на работу. Без его разрешения покидать посёлок было нельзя. Паёк хлеба 300 граммов на человека. Иногда выдавали муку. Весной ели молодую траву. Деньги, выделяемые правительством, сюда либо не доходили, либо приходили в урезанном виде. Поселенцы были терпеливыми, постепенно налаживали свой быт. В Белогорке открыли начальную школу и клуб. В 1932 году попытались организовать сельхозартель. Высадили деревья, проложили деревянные мостки. Привезли землю, устроили огороды.
В 1937 году по чьему-то доносу ночью приехал отряд НКВД, у некоторых поселенцев при обыске нашли и отобрали охотничьи ружья, а владельцев ружей объявили террористами и куда-то угнали. Не пришла ни одна весточка. Люди как в воду канули. Вероятно, их расстреляли.
В годы Великой Отечественной войны многих поселенцев уравняли в правах с обычными гражданами. Мужчины уходили на фронт, остальные переселялись в более удобные места. К 1980 году село вымерло. Оставленные дома разрушались.
Однако и в годы войны новые спецпоселенцы продолжали прибывать в ещё больших количествах. Это было обусловлено возросшими потребностями в рабочих кадрах для эвакуированных из центральных областей заводов. Сюда было эвакуировано 11 предприятий из западных областей страны, а местные заводы спешно были перепрофилированы на выпуск продукции военного времени. Например, каждый третий танк Т-34 в армии был изготовлен на Уралвагонзаводе. Тогда же здесь стали создаваться так называемые научные шарашки, в которых трудились инженеры и научные работники, арестованные по сфабрикованным делам.
В ноябре 1941 года для строительства второй «сверхлимитной» очереди Ново-Тагильского металлургического завода и объектов рудничного хозяйства был создан исправительно-трудовой лагерь Главпромстроя НКВД, по иному – Тагиллаг НКВД, одно из крупнейших лагерных образований на территории Урала с центром в городе Нижний Тагил. Только в 1943 году в лагерях Тагиллага от болезней и голода умерли 7090 человек, или 21% от общего числа всех заключённых. Кого сюда только ни ссылали: советских немцев с Поволжья и военнопленных немцев с фронтов, и наших военнослужащих – солдат и командиров, побывавших в плену в немецких концлагерях, да и уголовников разных категорий сюда привозили. Жили они в ужасных бытовых условиях, как правило, в бараках, которые сами и строили. Тагиллаг просуществовал до 1953 года.
Наверное, с тех времён осталась такая вот песня, кто автор песни – я не знаю.
Я помню Казанский вокзал,
И 48-й скорый поезд,
Как шли по перрону в вагон,
Чтоб ехать в невиданный город.
Как шли по перрону в вагон,
Чтоб ехать в невиданный город.
И вот перед нами Урал,
На склонах и сосны, и ели,
Наш поезд в тоннели въезжал,
Мы быстро к Тагилу летели.
Наш поезд в тоннели въезжал,
Мы быстро к Тагилу летели.
Наш поезд пришёл в шесть часов,
В Москве это только четыре,
Здесь солнце стоит высоко,
Но трубы его закоптили.
Здесь солнце стоит высоко,
Но трубы его закоптили.
В Тагиле в воскресный денёк,
Стоит беспробудное пьянство,
В содружестве здорово пьют,
Рабочий, солдат и начальство.
В содружестве здорово пьют,
Рабочий, солдат и начальство.
Будь проклят ты, Нижний Тагил,
Столица забытого края,
Сюда забираться легко,
А как выбираться, не знаю.
Сюда забираться легко,
А как выбираться, не знаю.
В Нижнем Тагиле сохранился дом, в котором жил Булат Окуджава с 1935 по 1937 год. Отец Булата, Шалва Степанович Окуджава в 1932 году был отправлен из солнечной Грузии парторгом ЦК в Нижний Тагил на строящийся Уралвагонзавод. Семья – бабушка, мама, двое детей Булат и младший брат – приехала позже. Булату было 10 лет. Сначала жили на Вагонке, Булат учился в школе № 40, дружил с одноклассниками. В 1935 году отца Булата избрали первым секретарём Тагильского горкома партии и членом Свердловского обкома. Им дали квартиру в центре города. Булат учится вначале в старой школе № 5 при Введенской церкви, потом переходит в построенную новую школу № 32. У него появились новые друзья. Казалось бы, живи и радуйся. Но в 1936 году отец Булата попадает под каток репрессий. Его по доносу арестовали с обвинением в участии в правотроцкистском заговоре. Отца и мать исключили из партии. Позднее семья узнает, что отца расстреляли. Мать Булата вместе с бабушкой и детьми едут в Москву, там их приютили родственники. Но в 1938 году мать тоже арестовали и отправили в Карагандинский спецлагерь для жён «изменников родины», откуда она вернулась домой только 17 лет спустя, в 1955 году. Булата от ссылки в детский дом спасли многочисленные родственники. Дальше из его биографии мы знаем, что он воевал, с фронта вернулся живым, стал всенародным бардом, и мы его песни пели в молодости и сейчас поём.
