Kitobni o'qish: «Вера, надежда и любовь»

«Очень быстро холодает, подмораживает…»

Очень быстро холодает, подмораживает,

Из насиженных нас мест выпроваживает.

Хочется, не хочется, можется, иль нет,

Потихоньку множится вереница бед.

Очень быстро холодает, подмораживает,

Друг от друга наши души отгораживает.

Каждый сам себе хозяин и батрак -

Или звёзды, или ломаный пятак.

«Собор, как таинство забытое воскрес…»

Собор, как таинство забытое воскрес.

И я коснулась мраморных колонн,

Шагнула на истёртые ступени,

И замерла в восторге удивленья,

Перед твореньем человека и небес.

Величие внушало гордость, трепет,

Сияли в ярком солнце купола,

Реальности исчезло чувство…

Но было мне в том удивленьи грустно,

Что новый век Россия встретит

Безумством молодых, слезами стариков,

Соборами, заросшими полями

И аистом на ветхой, серой крыше,

Надеждой робкою, что кто-нибудь услышит

Зов деревень и звон колоколов.

Возвращение

Измученный пёс от отчаянья выл,

Он так безрассудно и верно любил,

Но дверь на замке, и хозяина нет,

И в окнах не вспыхнул приветливый свет.

В беду и измену не хочется верить,

Он долго стоял под бесчувственной дверью.

Он долго бродил по знакомой округе

И множились раны на лапах упругих.

Измученный пёс от бессилия выл

И месяц осенний над домом застыл,

И окна пугали своей темнотой,

И дом молчаливый, давно нежилой.

«Тоска ли плачет, снег ли тает…»

Тоска ли плачет, снег ли тает,

Но снова сырость и вода…

Весна угрюмою бывает

И незаметной иногда.

Лишь на мгновенье встрепенётся

Душа наивным голубком,

И обомрёт, слезой зайдётся

Над жизнью, ставшей пустяком.

«За всё платить приходится сполна…»

За всё платить приходится сполна:

За пролитую кровь и пропитую совесть.

Разграбленная дочиста страна

Слагает новую трагическую повесть.

Виновны все: и жертвы, и палач,

В своём отечестве пророков избивали…

Пришли на зов и мор, и глад, и плач,

Не вы ли их настойчиво так звали?

1994 г.

«Душа болит. Зачем опять…»

Душа болит. Зачем опять

Проходите вы мимо?

Ведь вы могли бы счастьем стать,

А стали болью нестерпимой.

«Ты ко мне – я от тебя…»

Ты ко мне – я от тебя.

Я к тебе – ты прочь бежишь…

Лижут языки огня

Растерявшуюся тишь.

Нет смолистых, нет ядрёных

Веток для костра.

Жизнь для вечно удивлённых

Клоунски пестра.

«Нет, не выйдет из меня хозяйки…»

Нет, не выйдет из меня хозяйки:

Я не властная, не бережливая,

То летаю беспокойною чайкой,

То берёзою стою молчаливою.

То от ветра трепещу каждым листиком,

То сама ураганом срываюсь.

В пляске бешенной и неистовой

Умираю, воскресаю, забываюсь…

Ну, какая из меня хозяйка?

«Не целуй мне руки, не терплю…»

Не целуй мне руки, не терплю

Ритуал я этот старомодный.

Лишь сожми слегка, я так люблю

Быть от всех условностей свободной.

Комплиментов мне не говори,

Все они давным-давно избиты,

Только взгляд открытый подари,

В нём не будет искренность забыта.

От лукавых прочь всегда иду,

Равнодушных чувствую душою.

Оттого, я даже на виду,

Остаюсь всегда сама собою.

«На трельяжике бусы висят…»

Наташеньке Томашпольской

На трельяжике бусы висят –

Золотистые, белые капельки.

Улыбаются сто бесенят,

Ухмыляются хитро и гаденько.

В каждой бусинке вечер надежд,

В каждой капельке – тайные слёзы…

Босиком и без пышных одежд

Снова Золушку с бала увозят.

«Лицемерье, подлость, ложь…»

Лицемерье, подлость, ложь,

Не вонзайте острый нож

В чуть живое сердце.

Только что я, в самом деле?

Стон для них, как звук свирели.

Их недаром так зовут -

Для забавы предают.