Kitobni o'qish: «Семь сестер. Сестра жемчуга»

Люсинда Райли

Shrift:

Посвящается отцу и дочери – Ричарду и Фелисити Теммет

Часть I

Все путешествия начинаются одинаково – с первого шага

Действующие лица романа

АТЛАНТИС

Па Солт (Папа-Соль) – приемный отец сестер (умер)

Марина (Ма) – гувернантка сестер

Клавдия – экономка

Георг Гофман – нотариус Па Солта

Кристиан – шкипер, капитан катера

СЕСТРЫ ДЕПЛЕСИ

Плеяды

(Получили свои имена в честь семи звезд, входящих в созвездие Плеяды)

Майя

Алли (Альциона)

Стар (Астеропа)

Сиси (Келено)

Тигги (Тайгета)

Электра

Меропа (отсутствует)

Сиси

Декабрь 2007 года

Древний знак аборигенов, обозначающий путь человека

1

«Я точно помню, где находилась и чем занималась в тот самый момент, когда мне сообщили о смерти отца», – неожиданно для себя подумала я, глянув в окно иллюминатора, за которым чернела кромешная ночь. Время от времени внизу проносились небольшие скопления мерцающих огней, указывающих на то, что где-то там, далеко подо мною, теплится человеческая жизнь. Каждый такой отдельный огонек – это ведь чей-то дом, семья, круг друзей…

Ничего этого у меня больше нет.

Такое впечатление, будто я смотрю на мир, перевернутый вверх тормашками. А огни, мелькающие под крылом самолета, словно факсимиле тех звезд, что светят сейчас высоко в небе. Почему-то мне вдруг вспомнилось, как один из моих преподавателей в академии живописи сказал однажды, что я рисую так, будто не могу разглядеть, что находится передо мной. И он был прав. Я действительно не могла разглядеть. И действительно ничего не видела. Ведь я всегда рисовала то, что видела своим внутренним зрением, а не то, что было передо мной наяву. Иногда все эти образы, возникающие в моем сознании, были совершенно бесформенные, не напоминающие собой ни людей, ни животных, ни минералы. И тем не менее они были столь притягательными и яркими, что я всегда подчинялась своему спонтанному порыву запечатлеть их на полотне. Или сотворить какую-то композицию.

Типа инсталляции. Вон сколько всякого хлама насобирала я на лондонских свалках и притащила все это в студию, оборудованную в новой квартире. А сколько месяцев я потратила на то, чтобы мысленно прикинуть, как все эти мои находки будут сочетаться друг с другом в очередной композиции! Ведь любая инсталляция чем-то похожа на гигантский кубик Рубика, только составленный бог знает из чего. Тут тебе и старая консервная банка, пропахшая прогорклым маслом, и полуистлевшее соломенное чучело Гая Фокса, известного героя Порохового заговора. А рядом – пришедшая в полную негодность автомобильная покрышка и покрытая ржавчиной железная мотыга. Однако я продолжала упорно тасовать эти предметы, примеряя и прилаживая их друг к другу, и была вполне счастлива, занимаясь этим. Но, как это часто у меня бывает, появляется последний, и самый жизненно важный компонент будущей композиции, и инсталляция летит ко всем чертям. Начинай сначала.

Я прижалась разгоряченным лбом к прохладному плексигласу, которым были застеклены иллюминаторы в салоне авиалайнера. Подумать только. Какая-то тонюсенькая пластинка из органического стекла защищает меня и всех остальных пассажиров на борту от удушья и неминуемой смерти в случае разгерметизации.

«Мы все так уязвимы, так беззащитны…»

«Нет, Сиси! – тут же строго приказала я себе, чувствуя, как внутри нарастает паника. – Ты справишься и без нее. Ты сумеешь».

Мысли мои снова перекочевали на Па Солта. Впрочем, если вспомнить, что я панически боюсь летать самолетами, думать сейчас о смерти, неважно о чьей, – в этом есть даже что-то успокаивающее, как ни странно. Предположим, случится худшее: наш самолет внезапно рухнет с небес на землю и все мы погибнем. Но разве не утешает то, что есть по крайней мере хоть один человек, который ждет меня по ту сторону бытия. Ведь он уже совершил свое паломничество в страну смерти, причем совершил его в полном одиночестве. Хотя, с другой стороны, все мы умираем в одиночестве, разве не так?

Помню, я как раз натягивала на себя джинсы, когда мне позвонила моя младшая сестра Тигги и сообщила, что Па Солт умер. Кажется, в первый момент я даже не врубилась, не поняла, что она такое говорит. Все, о чем я могла думать в ту минуту, так это – как рассказать Стар. Она ведь просто обожала отца. Я уже заранее знала, что новость убьет ее.

«Но ты ведь тоже обожала Па Солта, Сиси…»

Обожала. Но у меня в жизни есть вполне конкретная роль – защищать и оберегать свою столь эмоционально ранимую сестру. Хотя она на целых три месяца старше меня. У Стар всегда были проблемы с речью, а потому я с раннего детства привыкла говорить за нас обоих. Пришлось взять себя в руки и не давать воли чувствам. Я застегнула джинсы и потащилась в гостиную, чтобы сообщить сестре страшную новость.

Она, по своему обыкновению, ничего не сказала, лишь разрыдалась, упав мне на руки. А я отчаянно боролась со своими слезами, понимая, что в такой момент не имею права плакать. Все ради нее, ради Стар. Я должна быть сильной. Ведь я же нужна ей.

«По крайней мере, была нужна тогда…»

– Мадам, что вам угодно?

На меня пахнуло духами с большим содержанием мускуса, словно обдало сладковатой волной. Я подняла глаза: надо мной услужливо склонилась стюардесса.

– Нет, ничего не надо. Спасибо.

– Вы нажали на кнопку вызова, – промолвила она вызывающе громким шепотом, выразительно кивнув в сторону остальных пассажиров, которые крепко спали. Да и чему удивляться? В Лондоне сейчас только четыре часа утра.

– Простите. Должно быть, случайно, – прошептала я в ответ виноватым тоном и тут же отдернула свой локоть от кнопки вызова. Наверное, незаметно для себя нажала и зря потревожила стюардессу. Как это похоже на меня. Девушка приняла мои объяснения молча, лишь слегка кивнув. А я вдруг вспомнила, что точно так же когда-то мне кивнула учительница в школе, увидев, что я творю утреннюю молитву с открытыми глазами. Шурша шелками, стюардесса удалилась к себе в служебный отсек. Я слегка пошевелилась в кресле, пытаясь удобнее устроиться, и снова закрыла глаза. Хочу быть похожей на остальных пассажиров. Почти четыреста душ, сумевших побороть свой страх. Наплевать им на то, что они несутся сейчас высоко над землей в какой-то алюминиевой трубе. И не паникуют же, а мирно спят. Ну а я, как обычно, выпадаю из их сообщества. Я ведь не такая, как они, и мне никогда не стать частью толпы. Никакой.

Конечно, можно было бы купить билет и в бизнес-класс. Кое-какие деньги у меня еще остались. Впрочем, денег не так уж и много, чтобы тратить их на какие-то лишние сантиметры свободного места в салоне самолета. Почти все мои денежки уплыли на приобретение шикарной квартиры в Лондоне на берегу Темзы для нас со Стар. Я думала, что приобретаю для нее тот самый настоящий дом, о котором она всегда мечтала. Считала, что делаю ее счастливой. «Не получилось…»

И вот я снова, как и год назад, лечу в Таиланд, на другой конец света. Правда, тогда рядом со мной была сестра, и мы тоже летели экономклассом. Зато сейчас я лечу без Стар, одна. И можно сказать, что я не стремлюсь к чему-то и куда-то, а, напротив, бегу прочь…

– Угодно ли вам завтрак, мадам?

Я открыла глаза. Состояние как после пьянки. В первую минуту даже не поняла, где я и что я. Подняла глаза. Та же самая стюардесса, что наведывалась ко мне ночью. Боковым зрением увидела, что в салоне уже светло, горит свет. Жалюзи на большинстве иллюминаторов раздвинуты, и сквозь них видны розовые всполохи наступающего дня.

– Нет, благодарю вас. Только кофе. Пожалуйста, черный, без сахара.

Она снова молча кивнула в ответ и удалилась. А я уже в который раз принялась корить себя. Почему я чувствую себя виноватой, когда прошу о какой-то мелкой услуге эту стюардессу? В конце концов, за все ведь заплачено.

– Куда направляетесь?

Я развернулась к своему соседу, которого до сих пор лицезрела только в профиль и видела только его нос, рот и прядь белокурых волос, выбившихся из-под черного капюшона. Но сейчас он тоже повернулся ко мне, явив свое лицо. На вид не больше восемнадцати. Одно слово, юнец! Вон на лбу и на подбородке еще видны следы подростковых прыщей. Рядом с этим мальчишкой я почувствовала себя полноценной пенсионеркой.

– В Бангкок, а дальше – в Австралию.

– Здорово! – восхитился он и тут же сосредоточился на своем порционном подносе с завтраком: какой-то несъедобного вида омлет, пережаренный кусок бекона и что-то длинное и розовое, позиционирующее себя как сосиску. – Туда я тоже намереваюсь попасть когда-нибудь. Но сейчас у меня на повестке дня Таиланд. Мне рассказывали, что тамошние вечеринки Полной луны – это что-то! Полнейший отпад!

– Так оно и есть. Они действительно великолепны.

– Вы на них бывали?

– Несколько раз, – ответила я. Вопрос молодого человека сразу же вызвал в моей памяти лавину воспоминаний.

– А что вы можете порекомендовать? Слышал, что самые лучшие вечеринки на острове Ко Фанган.

– О, я там не была уже целую вечность, но тоже наслышана, что у них это действо проходит сейчас просто грандиозно: народу собирается по нескольку тысяч. Но лично я предпочитаю Рейли-Бич на острове Краби. Там, правда, прохладнее, чем в других местах, но это уж кому как нравится.

– Мне тоже рассказывали про Краби, – отозвался мой сосед, энергично двигая челюстями и пережевывая сосиску. – В Бангкоке встречаюсь со своими друзьями. В любом случае у нас еще есть в запасе пара недель до наступления полнолуния, чтобы решить, куда поехать потом. Вы тоже летите в Австралию к друзьям?

– Да, – солгала я.

– И решили сделать короткую остановку в Бангкоке?

– Да, на одну ночь.

Я уловила напряжение юноши, когда наш самолет пошел на посадку в аэропорту Суварнабхуми. Как всегда, все мы, пассажиры, получили от команды авиалайнера кучу всяческих строжайших указаний на случай непредвиденных обстоятельств. «Но это же все понарошку, не всерьез», – подумала я и закрыла глаза, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Если самолет сейчас рухнет на землю, то все мы мгновенно погибнем. И тогда какая разница, в каком именно положении находится в данную минуту мой откидной столик? Прямо он стоит или наклонно… Лучше бы проинструктировали свой персонал, как успокаивать нервы боязливым пассажирам, чтобы снять излишний стресс у особо чувствительных.

Но вот самолет плавно коснулся взлетной полосы, и я тут же, еще до объявления об этом во всеуслышание по громкоговорителю, почувствовала, что да! – мы уже на земле. Открыла глаза, испытывая самый настоящий триумф. Я смогла! Совершила дальний перелет одна и выжила. Осталась в живых для того, чтобы поведать миру свою историю. Стар наверняка бы гордилась мной… Если ее еще занимает моя персона.

Быстро прошла таможенный досмотр, подхватила свой багаж с ленты транспортера и зашагала к выходу.

– Желаю хорошо провести время в стране Оз под названием Австралия, – бросил на ходу мой сосед, обгоняя меня. – Приятель рассказывал, что в тамошних местах дикая природа словно сошла с ума. Говорит, пауки ползают размером с блюдце. Всего доброго. Надеюсь, до встречи!

Прощальный взмах рукой, и молодой человек растворяется в толпе. Я более медленным шагом тоже пробираюсь к выходу. На улице меня уже поджидает привычная стена из удушливо-влажного зноя. Сажусь на рейсовый автобус, курсирующий между аэропортом и городом, чтобы добраться до отеля, в котором зарезервировала себе номер на одну ночь. Обычная процедура оформления на ресепшн, и вот я уже в своей крохотной, стерильно чистой комнатке. Едва переступив порог, сбрасываю с плеч рюкзак и усаживаюсь на постель, прямо на белые простыни. Пожалуй, будь у меня собственный отель, я бы использовала в качестве постельных принадлежностей для своих постояльцев исключительно темное белье. Цветные простыни не выдают пятна, оставшиеся на них от других человеческих тел. А на белых простынях, как ты их ни застирывай и ни кипяти, эти следы все же заметны.

Впрочем, в этом мире столько всего, что откровенно озадачивает меня. Все эти правила и регламентации, придуманные кем-то когда-то давным-давно, совсем в другом месте и по другому поводу. Снимаю с ног походные ботики и откидываюсь на подушки. А ведь я могу сейчас быть где угодно, размышляю я уныло, и сама эта мысль не придает мне хорошего настроения. Под потолком негромко жужжит вентилятор, разгоняя духоту. Я закрываю глаза, пытаюсь заснуть. Но в голову лезут всякие противные мысли. Предположим, умри я прямо сейчас, и ни одна живая душа на всем белом свете не узнает, что меня больше нет.

Наконец-то до меня доходит, что такое настоящее одиночество. Грызет тебя изнутри, а в душе словно огромная пустая воронка. Отчаянно моргаю глазами, стряхивая с ресниц подступившие слезы. Я никогда не отличалась излишней слезливостью. Но на сей раз слезы упорно наворачиваются на глаза. С усилием расплющиваю отяжелевшие веки. Кажется, сейчас плотину прорвет.

«Ну и поплачь, Сиси. Поплачь, тебе сразу же полегчает…» – слышу я ласковый голос Ма, звучащий в моей голове. Так она успокаивала меня когда-то в Атлантисе, когда я еще ребенком свалилась с дерева и растянула связки на ноге. Но тогда я не заплакала. Вот еще! Будто я рева-корова какая-то… Зато в кровь искусала губы, стараясь не разреветься от боли.

– Да, Ма – вот она расстроится, если со мной что случится, – пробормотала я несчастным голосом и протянула руку за мобильником. Сейчас отобью ей эсэмэску, сообщу, где я и что со мной. Да, но если я сейчас включу мобильник и увижу там эсэмэску от Стар? Или, что еще хуже, никакой эсэмэски от нее не будет? Сама мысль об этом была нестерпима. Я понимала, что не выдержу этого. С силой отшвырнула от себя телефон и снова закрыла глаза. Нужно все же постараться уснуть. Но на сей раз перед моим мысленным взором вдруг возник Па Солт. Возник и явно не спешил никуда уходить.

«Сиси, очень важно, чтобы у вас со Стар, у каждой из вас, были свои друзья… Чтобы вы не довольствовались только обществом друг друга…»

Такое пожелание отец высказал мне незадолго до того, как мы с сестрой отправились на учебу в университет в Сассексе. Помнится, я тогда даже обиделась на Па Солта. Зачем мне какие-то друзья? Мне никто не нужен, кроме Стар. И ей тоже никто не нужен. Во всяком случае, так мне казалось тогда. Зато сейчас…

В последнее время Стар со всей очевидностью дала мне понять, что ей надоело постоянно быть рядом со мной. Странно, но именно в эти последние недели я поймала себя на том, что очень часто мысленно беседую с Па Солтом. Его смерть до сих пор не могу воспринять как данность. У меня все время такое чувство, будто он где-то рядом, совсем близко от меня. Такое ни на что не похожее чувство. Хотя по своему характеру я полная противоположность своей младшей сестре Тигги со всеми ее чудаковатыми верованиями и бредовыми идеями о загробной жизни, тем не менее какая-то непонятная часть моей души вдруг тоже стала откликаться на подобные вещи… Я буквально нутром почувствовала, что там, за этой чертой, что-то есть. И сны мои в последнее время лишь подтверждали эту странную догадку. Они стали такими яркими, такими живыми и насыщенными. Просыпаясь по утрам, я размышляла о том, что мои сны стали похожи на красочный телевизионный сериал. И при этом я чувствовала себя вполне удовлетворенной. Потому что случались и другие ночи, когда меня по-прежнему преследовали кошмары. Особенно часто в этих кошмарах снились огромные пауки…

Я невольно содрогнулась, вспомнив слова своего юного соседа по самолету, которые он обронил, прощаясь со мной… Неужели правда? И в Австралии действительно водятся пауки размером с блюдце? Ужас!

– Ужас! – воскликнула я, вскочила с кровати, чтобы переключить мысли на что-то другое, и побежала в ванную ополоснуть лицо. Взглянула на собственное отражение в зеркале: покрасневшие от слез глаза, распухшее лицо, всклокоченные после долгого перелета жирные волосы, торчащие в разные стороны. Ни дать ни взять детеныш какого-нибудь дикого вепря.

Для меня никогда не имело значения, что Ма много раз твердила, какие у меня красивые глаза. И такой необычной формы… И цвет тоже необычный… Ну и что из того? Стар тоже часто повторяла, как ей нравится гладить меня по лицу. Дескать, у меня такая нежная и гладкая кожа, которая напоминает ей масло какао. Но я-то отлично понимала: просто хотят казаться добренькими. Я же не слепая, в конце концов. И не уродина какая… И вообще, терпеть не могу, когда начинают обсуждать мою внешность. Хватит с меня и того, что все пять моих сестер красавицы. Могу позволить себе роскошь выпасть из их комплекта. И даже Электра, наша супермодель мирового уровня, даже она постоянно твердит, что я мало уделяю времени себе, ведь могла бы сотворить из себя что-то такое… А зачем? С какой стати я буду понапрасну тратить свои силы и время? Я ведь никогда не собиралась быть красавицей.

Зато я могу творить красоту. И даже сейчас, когда я, можно сказать, нахожусь на самом дне, тем не менее хорошо помню слова, которые как-то раз сказал мне Па Солт, когда я была младше.

«Моя дорогая Сиси, что бы с тобой ни случилось в этой жизни, помни, никто и никогда не сумеет отнять у тебя твой талант».

Тогда я восприняла слова отца как очередное банальное утешение. Наверное, именно так описала бы мою реакцию Стар. Просто отец решил таким образом компенсировать у меня нехватку других достоинств. Я некрасива, плохо учусь, не умею общаться с людьми. Однако в одном Па Солт ошибся. Да, люди не смогут отнять у меня талант, зато им под силу разрушить мою веру в себя своими уничижительными комментариями. Они могут учинить такой хаос в твоих мозгах, что ты сама не будешь знать, кто ты есть на самом деле и как именно тебе ублажить всех своих гонителей, не говоря уже о себе самой. Собственно, именно это и случилось со мной в академии искусства. Потому-то я ее и бросила.

«Зато сейчас точно знаю, в чем мое слабое место», – попыталась я утешить себя. Впрочем, по отзывам своих наставников, ни одна из тех композиций, которые я представляла на их суд в течение последних трех месяцев, не выдерживала никакой критики.

Все мои живописные работы разносились в пух и прах. Несмотря на уничижительную критику, одно я знала совершенно определенно: если я потеряю сейчас веру в свой талант, то зачем мне жить? Ведь это единственное, что у меня осталось.

Я снова вернулась в комнату и улеглась на кровать, желая лишь одного. Поскорее бы закончились эти бесконечно долгие часы одиночества. О, как я сейчас понимаю всех этих стариков, днями напролет просиживавших на скамейках в парке Баттерси, которых я встречала, что ни день, по пути в академию и из нее. Они торчали в парке, даже если на улице стоял мороз. Потому что им важно было убедиться в том, что они не одни на этом свете, что на планете Земля пока еще обитают и другие люди.

В конце концов я все же заснула. Ночью мне приснился кошмар с пауками. Я проснулась от собственного крика и тут же зажала рот рукой. Какой-нибудь случайный жилец, оказавшись в коридоре, еще подумает, что меня тут убивают. Решив, что больше не смогу оставаться в этой безжизненной комнате одна, я быстро натянула на ноги ботинки, схватила фотокамеру и заторопилась к лифту, на первый этаж.

На улице постояльцев гостиницы терпеливо поджидала вереница такси. Я уселась на заднее сиденье одной из машин и попросила водителя отвезти меня к Большому королевскому дворцу. Что меня всегда забавляло в Бангкоке, да, пожалуй, и во всем Таиланде, так это повсеместное обилие обслуживающего персонала. В любом, даже самом крохотном магазинчике, куда ты заглянул, чтобы купить себе упаковку обычного арахиса, тебя тут же бросается обслуживать толпа народа: один сопровождает по залу, второй выбивает чек, третий укладывает твою покупку в пакет. Впрочем, труд здесь баснословно дешевый. Вот и старается каждый, как может. А со стороны похоже на какую-то шутку. Почему-то при этой мысли настроение у меня снова испортилось. Я вдруг подумала, уж не поэтому ли я так люблю путешествовать? Странствия по миру помогают увидеть порядок вещей в его, так сказать, перспективе.

Водитель высадил меня возле Большого дворца, и я тут же влилась в нескончаемый поток туристов. У многих вызывающе красные, обгоревшие на солнце плечи. Наверняка приехали сюда совсем недавно и из северных широт. Перед входом в храм Изумрудного Будды я сбросила с ног свои бутсы, оставив их на ступеньках крыльца вместе со шлепанцами, кроссовками и другой обувкой остальных туристов. Потом вошла в храм. По оценкам специалистов, Изумрудному Будде уже более пятисот лет. Это самая знаменитая статуя в Таиланде. Впрочем, по своим габаритам Изумрудный Будда гораздо меньше других статуй Будд, которые мне довелось повидать, странствуя по свету. Почему-то яркая зелень нефрита, да и сами формы тела Изумрудного Будды вдруг напомнили мне такую ярко-зеленую ящерицу. Линии тела лились плавно, хотя, если приглядеться внимательнее, были не вполне безупречными. Впрочем, это не столь уж и важно. Все равно Изумрудный Будда очень красив.

Я уселась на коврик, скрестив ноги, наслаждаясь прохладой, царившей под сводами огромного храма, наполненного покоем и тишиной. Вокруг меня было полно молящихся. Наверное, подумала я, все эти люди, погрузившись в созерцание своих пупков, тоже предаются сейчас размышлениям о собственной жизни. Вообще-то я по натуре не религиозна, но если бы мне пришлось выбирать религию, то я, скорее всего, выбрала бы буддизм. Мне представляется, что буддизм всецело сосредоточен на силе природы. А лично для меня природа – это такое вечное чудо, которое творится, можно сказать, ежеминутно на твоих глазах.

Стар, помнится, часто повторяла, слушая мои разглагольствования на эту тему, особенно после просмотра какой-нибудь очередной телевизионной программы, посвященной защите окружающей среды, что мне со своими взглядами самое место в Партии зеленых. Да какая разница, в какой партии состоять? Будто мой голос что-то значит. Уж слишком я глупа, чтобы принимать меня всерьез. Но одно я знаю точно. Мы, люди, так небрежно относимся к нашей экосистеме, ко всему тому, что помогает нам жить, – к животным, растениям, морям и океанам.

– А если я что и обожествляю, так именно все это, природу вокруг себя, – прошептала я едва слышно, обращаясь к Будде. В конце концов, он ведь тоже сделан из земли, вытесан из минерала, пролежавшего в земле не одну тысячу лет. Наверняка ему понятен ход моих рассуждений.

Однако коль скоро я в храме, то надо сказать словечко и Па Солту. Ведь все церкви и храмы, по моему представлению, похожи на такие телефонные коммутаторы или современные интернет-кафе: обеспечивают нам линию доступа к небесам…

– Привет, папа. Мне так жаль, что ты ушел от нас. Горюю по тебе гораздо сильнее, чем предполагала. А еще очень жалею, что не прислушивалась в свое время ко всем твоим мудрым советам и наставлениям. А надо было бы, да еще как! И вот, в итоге, чем я кончила? Надеюсь, тебе там, где ты сейчас есть, хорошо, – добавила я поспешно. – Но все равно мне грустно от того, что тебя нет рядом.

Я поднялась с коврика, почувствовав комок в горле. Слезы снова на подходе. Чтобы – не дай бог! – не расплакаться, заторопилась к выходу. Вышла на улицу и оглянулась назад.

– Помоги мне, папа, пожалуйста, – прошептала я, обращаясь к отцу.

Потом купила бутылку воды у уличного лоточника и направилась к реке Чао Прайя. Долго стояла у кромки воды, наблюдая за оживленным движением всевозможных плавучих средств по реке. Буксиры, моторные лодки, широкие баржи с натянутыми сверху тентами из черного брезента – все заняты своей привычной ежедневной работой. А что, если и мне сейчас воспользоваться каким-нибудь пассажирским паромом и отправиться на речную прогулку? Дешево, а главное – все лучше, чем торчать в своем убогом гостиничном номере неподалеку от аэропорта.

Когда наше судно двинулось вниз по реке, я принялась разглядывать высоченные небоскребы сплошь из стекла, между ними уютно примостились позолоченные храмы. Смотрится красиво, я бы даже сказала, элегантно. Извлекла из сумки свою старенькую, проверенную временем фотокамеру «Никон». Папа подарил этот фотоаппарат на мое шестнадцатилетие. Вручая подарок, сказал: «Теперь ты, дорогая, сможешь запечатлевать на фотопленку все, что будет вдохновлять тебя». Щелкнула, сделав пару кадров. Стар всегда приставала ко мне, требуя, чтобы я перешла на более современные цифровые технологии в области фотографии. Но я и цифровые технологии – две вещи несовместные. Нет уж! Лучше я буду фотографировать старым дедовским способом.

Возле отеля «Ориенталь» я сошла с парома. Прогулялась по улице рядом с отелем. Вспомнила, как однажды угощала Стар в знаменитой Писательской гостиной отеля ранним ужином с чаем и закусками. Конечно, мы, в своих джинсах и майках, явно выделялись среди других посетителей ресторана, облаченных преимущественно в вечерние наряды, как и положено к ужину, но уже более позднему, девятичасовому. Стар проторчала уйму времени в библиотеке, разглядывая бесчисленные фотографии с автографами тех писателей, которые когда-то останавливались в отеле «Ориенталь» в так называемом «писательском крыле». Интересно, подумалось мне, напишет ли Стар когда-нибудь собственный роман? У нее ведь настоящий талант: она умеет красиво облекать свои мысли в слова, а потом так же гладко излагать их на бумаге. Впрочем, сейчас все это меня уже не касается. У сестры появилась новая семья. Я вспомнила, каким блеском горели ее глаза, когда, вернувшись домой несколько недель тому назад, застала в нашей квартире гостя, который представился – «Мышь». Он тоже смотрел на Стар с обожанием, я бы даже сказала, с щенячьим восторгом.

Я уселась за столик на тротуаре в уличном кафе и заказала суп с лапшой и бокал пива. Такой жест отчаяния, потому что мои отношения с алкоголем всегда складывались весьма напряженно. Но с учетом того, как мерзко у меня сейчас на душе, вряд ли бокал пива способен испортить еще больше и без того дрянное настроение. Ела лапшу и предавалась своим невеселым мыслям. Нет, меня задело за живое вовсе не то, что у Стар появилась новая работа, а следом и ухажер. Вовсе не это. Обидело другое… Как медленно и как болезненно она дистанцировалась от меня все последнее время. Может, она решила, что я стану ревновать, что я хочу всецело владеть ею? Но это же неправда! Я люблю Стар больше всего на свете и больше всего на свете желаю видеть ее счастливой. Не такая уж я дурочка, право, чтобы не понимать, что при такой внешности, как у моей сестры, при ее уме в один прекрасный день рядом с ней обязательно должен будет появиться мужчина.

«Но ты повела себя с ним откровенно грубо, когда он возник в вашей квартире», – тут же напомнила мне моя совесть. Ну да, так оно и было. Мне категорически не понравилось его присутствие в моем доме, и, как всегда, я не сумела скрыть своих истинных чувств.

А все же пиво подействовало на меня благотворно, боль слегка притупилась. Я расплатилась с официантом, поднялась со своего места и бесцельно побрела вдоль улицы, потом свернула в узенький переулок, туда, где шумел уличный базар. Миновав несколько лотков, задержалась возле художника, рисующего акварели. Его небрежная поза, в которой он застыл, сидя у мольберта, вдруг напомнила мне о тех вечерах, которые я тоже проводила за мольбертом на пляже Рейли-Бич острова Краби. Я тогда повсюду таскалась с альбомом для рисования и красками, стараясь не упустить момент и запечатлеть на бумаге красоту солнечного заката. Закрыв глаза, я внезапно почувствовала, как меня охватывает умиротворение. Такое же, как и год тому назад, когда мы посещали остров вместе со Стар. И сейчас мне до боли в сердце захотелось снова испытать подобное состояние.

Я повернула к реке. На набережной, опершись о балюстраду, предалась раздумьям. А что, если я сейчас поломаю свой первоначальный план? И вместо того чтобы лететь прямиком в Австралию, направлюсь в то самое место, где была так счастлива? Я ведь неплохо знаю народ, который тусуется на Рейли-Бич. И они меня тоже знают. Наверняка обрадуются моему появлению, встретят как свою. Ведь многие из тех, кто туда приезжает, тоже пытаются убежать от каких-то своих проблем. Вот такое это диковинное место, Рейли-Бич. Тем более что единственная причина, по которой я сейчас тащусь в эту самую Австралию, кишащую пауками, – это мой разговор с Георгом Гофманом, папиным нотариусом. Это он выдал мне такое направление, когда мы встречались с ним в последний раз в Женеве. Вот я и ухватилась за его идею. Есть куда ехать, а главное – подальше от Лондона. Так может, вместо того, чтобы снова впихнуться в эту трубу под названием «самолет» и лететь еще целых двенадцать часов туда, где я никого не знаю, лучше вольготно раскинуться на пляже в Рейли-Бич и потягивать холодное пивко уже завтра вечером? Каких-то пару недель ничего ведь не изменят в моих дальнейших планах, разве не так? К тому же скоро Рождество. А всегда приятнее встречать этот праздник в таком месте, которое тебе хорошо известно, которое ты любишь…

Впервые за долгое время я почувствовала нечто похожее на радостное предчувствие от того, что намеревалась сделать. Уже кое-что! Чтобы это ощущение не испарилось бесследно, я тут же поймала первое подвернувшееся такси и помчалась в аэропорт. В зале ожидания направилась прямиком к билетным кассам. Объяснила кассирше, что хотела бы отложить свой полет в Австралию на какое-то время. Женщина принялась выстукивать что-то на клавиатуре компьютера. Спустя пару минут сообщила, что такое переоформление билетов обойдется мне приблизительно в четыреста батов. Совсем немного в сложившейся ситуации.

– У вас билет с открытой датой вылета. На какое число вы хотите перерегистрировать его? – поинтересовалась у меня кассирша.

– Наверное, сразу после Рождества.

– На все послерождественские рейсы свободных мест нет. Ближайший рейс – восьмого января.

– Хорошо, – согласилась я, внутренне обрадовавшись тому, что у меня появился веский предлог задержаться на Краби подольше. В конце концов, я же не виновата, что нет свободных мест. После чего занялась оформлением билета на авиарейс из Бангкока на Краби и обратно. Улетаю туда завтра рано утром.

Уладив все формальности, я снова вернулась к себе в номер, приняла душ, почистила зубы и улеглась в кровать, чувствуя себя гораздо спокойнее, чем накануне. Если бы мои сестры узнали, что я сейчас творю, то наверняка бы сказали: «Сиси снова в своем репертуаре и опять чудит». Но мне все равно, что они там подумали бы и что сказали бы.