Kitobni o'qish: «Ведьмины сказки»

Клятва верности

Птицей стала я с черными перьями,

Не смотри на меня, уходя,

Обернуться не вздумай, поверь мне,

Там не я. Там не прежняя я.

Я влюбленной была,

Не мстительной,

Зло и гнев не терзали души,

Ты же был волевой, решительный,

Страстью рвал меня изнутри.

Обвенчала любовь нас вЕтрами,

В чистом поле, смеялась луна,

Отдала душу в клятве верности,

Ты же выпил её до дна.

Полночь нас обвенчала небом,

На коленях в клятве стоял,

Обменял на краюшку хлеба,

Ты меня.

Сам смеясь её птицам отдал.

Я вернулась из плена. Из ада,

Тела нет, даже нет могилы,

Обернись, посмотри проклятый!

Я ещё не совсем остыла.

Что ж ты замер, от ужаса корчась,

Я не нравлюсь тебе невестой?

На лицо смерть оскал наложила,

Укрывая фатой чёрной бездны.

Я не нравлюсь тебе такая?

Сквозь меня просочились тени,

Это черти к тебе руки тянут,

Чтоб поставить тебя на колени.

Темнота станет чёрной как сажа,

Захлебнешься в безмолвие в крике,

И душа застынет от страха,

Что дрожишь ты как лист осины?

Я молилась и милость просила,

Но сказал бог: – «Решать самой,

Вы друг другу клялись – до могилы,

Я могу тебе дать лишь покой.»

Но покой не спасает от гнева,

И не может уменьшить боли,

Ты же был мой любимый, первым,

Почему ты мне сделал больно?

Был весь мир у ног, стал болотом.

И любовь стала вязкой трясиной,

Что мне делать с тобой, любимый?

Я пока еще не решила.

Мне луна на ладонь монеты,

Из серебряных слёз сложила,

Черти тоже дают обеты,

На распятье потащат силой.

Но горька мне победы сладость,

Стань же ты той краюшкой хлеба,

Птицам хлеб, он всегда им в радость,

Пусть клюют тела хлеб. Вечно.

Пересмешник

Ночь-пророчица напророчила,

Камни-звёзды кидала по небу,

Купол-чашу переворачивая,

Предлагала самим выбрать жребий.

Ночь безбрежная носит бережно,

В час неведомой свет любви,

С четырех сторон суеверие,

Четырех стихий сдержат ли.

Верной вестницей, волей-стервою,

Вербой-тальником пролегла,

Простынь-зарослей, на семи ветрах,

Прорастают судьбы слова.

Лес весенний залился пением,

Плетёт солнце в ветвях узор,

В каждой птице своё видение,

В каждой песне своя любовь.

Тенью мечется птица серая,

Голос свой растеряла во мгле,

Приказала Ночь Пересмешнику,

Искупить свой грех на земле.

Даль прозрачная и бездонная,

Птицы трелью встречают зарю,

Пересмешник в себя влюбленный,

Повторяет за всеми «Люблю.»

Черной тенью, как пеплом-сажею,

Над ним небо крылами закрыв,

Села птица на ветви странная,

Громко каркнула – мир затих.

Повторить Пересмешник пытался,

Песню птицы, как смерти слова,

Открыл клюв, задрожал-испугался,

Любовь в сердце огонь зажгла.

Даль безбрежная васильком во ржи,

Небо, солнце, поля, облака,

Но не видят глаза Пересмешника,

По глазам чернота легла.

Волей-ведьмою, болью-стервою,

Прорастали судьбы слова,

Наказала Ночь Пересмешника,

В каждой песне Любовь – своя.

За снежной стеной

День исчез в квадратах окон,

Сумрак растворил янтарь,

Тянет вниз лучи как строки,

В сказку, в быль ли заплетай.

За попутным сизым ветром

Утопая в колких травах,

Брёл усталый, хмурый путник,

О любви земной мечтая.

Опускает ночь завесу,

Ветер тихо что-то шепчет

И ведёт дорогой древней

К заколдованному лесу.

За спиной оставив лУны,

Он по звёздной ряби ночи

Шел усталый и голодный,

Не сводя глаз с ярких точек.

Там в сосновой чаще, в дебрях,

За болотом в глухомани,

Живёт ведьма, вся в отрепьях,

Старая, как мирозданье.

А деревья листья сеют,

По тропе его росистой,

Пал туман печально-серый,

В капельках дождя зернистых.

Ветер разогнал туманы,

И вдали увидел путник,

Дом колдуньи деревянный,

Дым костра, метлу и ступу.

Варит ведьма зелье в чане,

Искры от костра взлетают,

Удивился он, не чаял

Ведьма – очень молодая.

Посадив его на лавку,

Подала ковш деревянный,

С квасом, с зельем ли, дурманом,

Вкус питья был терпко-пряный.

– Расскажи зачем явился,

Что гнетёт тебя и гложет?

Он поднялся, поклонился:

– Помоги мне, если сможешь.

Снится мне уже три года,

Девушка зовёт и манит,

Мёрзнет в снежной непогоде,

Только где она, не знаю.

– Кто тебя ко мне направил,

Указал где ждать подмоги?

– Рассказал про путь хозяин,

Что в таверне у дороги.

В чан колдунья заглянула,

Бросила ковыль и пижму,

До небес костёр раздула,

Искры вихрем закружила.

Зашептала еле слышно:

– Нет дороги, снег и вьюга,

Но судьбой тебе так вышло,

За стеной твоя подруга.

Вьюга шепчет и пророчит,

Чтоб открыть пути поверий,

Собери день в чашу ночи,

И откроет она двери.

Заключит в свои объятья,

Девушка из снежной дали,

Опадут с неё заклятья.

Навсегда твоею станет.

Только в снежной тайне прячет,

Что-то злое вьюга-ведьма,

Не могу сказать я правду,

И раскрыть её секреты.

Не ходи, прошу, послушай,

За тобою смерть крадётся, -

Вдруг на лес она взглянула:

– Слышишь, ветер в кронах бьётся?

Я смогу снять с сердца груду

Из любви, тоски и боли,

И впустить туда остуду,

Ты помочь себе позволишь?

Протянула ему чашу:

– Выпей зелье отворота,

Ветер путь домой укажет,

Доведёт до поворота.

Покачал он головою,

Отодвинул рукой чашу:

– Ты исполни мою просьбу,

Укажи путь через чащу.

И встревожив в костре пламя,

Подняла его за кроны,

Из огня достала камень,

Подала его со стоном:

– Этот камень брось на стену,

Он откроет двери ночи,

В нём вся сила из вселенной,

Поспеши пока горячий.

Только камень в руки взял он,

Как исчез костёр и ведьма,

Перед ним стена предстала,

Плотным слепленная снегом.

Камень бросил и расплавил

Дверь, ведущую к любимой,

В ледяной буран капканом,

Безвозвратно захватимый.

Он блуждал по центру вьюги,

Вёл неравный бой со снегом,

Но сжимал мороз кольчугу,

Грудь сдавил сильней, плотнее.

По исходу сил склонился

Он к земле, всё проклиная,

На колени опустился

В снежную постель, стеная:

– Нет того, о чём просил я,

Нет её, лишь только вьюга.

Сном покой ему вручила,

Вмёрзла в лёд его кольчуга.

Замерзая вспомнил ведьму,

Лишь она сказала правду,

Пожалел, что не поверил,

Засыпая безвозвратно.

А я пришла со снегом

Ты думал прилечу опять я на метле и с вороньем,

Обрушусь яростно, жестоко ураганом утром ранним,

Закрою темнотой глаза и дом сожгу огнём,

Ты смерти лютой за спиной почувствовал дыханье?

Но я пришла со снегом. Ты меня не ждал?

В великой мягкой тишине под снежным небом нежно,

Я в слабости своей сильна, ты этого не знал,

Нет от любви лекарства, есть яд, петля на шее.

За тусклой лампой нам танцует вечер вальс теней,

И медленно свеча стекает воском молчаливо,

Так почему твои черты лица все холодней, мертвей,

А призрак фонаря за пеленой скрипит плаксиво?

Боишься ты стоять, бежать, дышать…дышать,

В остатке только тишина, а где же обещанья?

Ты думаешь сбежать вниз в ад. Ты думаешь там ад?

Ты ошибаешься, ад здесь на ложе из воспоминаний!

Зачем искать глазами в снежной пелене черты лица,

Утонем мы в снегу как в теплых простынях, вжимая тело,

Не беспокойся, что я холодней стекла, острей ножа,

Вдохни мой запах, ощути губами. Сегодня ты не смелый?

Мелькают злостью по твоим глазам то страх, то страсть,

А сердце камнем обернулось, с гулом в рёбрах бьётся,

Пытаясь воскресить в себе любовь с безумием борясь,

По телу твоему ползет восторженная дрожь и холод.

Тянулся бесконечный вечер страстным, страшным сном,

Растравленное жаждой ласки тело в неуёмной дрожи,

Предательским от страха и желания сильней горит огнём,

С мольбой летят слова любви на снежном, смертном ложе.

Моя душа теперь светла, легка, нежна как снег, алмаз,

Вплетаю тонкими руками я иней грусти нитями по венам,

Узоры кружевом запястьями плету, огонь гашу в глазах,

В душе истертых букв прощения ищу, а нахожу обманы.

Снежинками часы к рассвету по дороге белой заскользят,

Блуждающие тучи миражами сумрачного дня меня закроют,

Холст белоснежный припорошит снега мягкий, лёгкий аромат,

Пришла со снегом я, и на снегу оставлю многоточье кровью.

У Земли есть душа

В полночь земля обретает свой древний лик,

Тихо, корнями сплетясь прорастают травы,

Время на миг застыло и в этот же миг,

Там, где стояли дома, поднялись дубравы.

Тихо, лишь слышно, как шелестит листва,

Речка журчит и ветер затронул ивы,

Катится в небе багряной дорогой луна,

Каплями воска в лучах её звёзды застыли.

Плавно вздымает белёсую грудь туман,

Волнами катит, шёлк приминая травный,

Густо разлился молочный земной океан,

Пеной жемчужной лаская стволы дубравы.

Что для вселенной лишь миг, у Земли – века,

В это мгновенье она отдыхает душою,

Если не верите, что у Земли есть душа,

В полночь не спите, она вам все тайны откроет.

В даль загляните, куда добегает ваш взор,

Древнюю быль вам расскажут охристые травы,

Даже в краях, где хранится молчание гор,

Звонкий ручей с них бежит, нарушая заставы.

Тешась легендами, в свой переливный поток,

Искусно журча, вплетает слова узорно,

Нитями вод собирает все знанья в моток,

В камни вбивает из века в века упорно.

Стрелка качнулась, и всё повернулось вспять,

Вместе с туманом растаяла зелень дубравы,

Древние травы под землю втянулись опять,

Силы ей дать, чтобы выстоять в битве неравной.

На распутье

Очертанье в сумраке тает,

Тихо полночь идет к рассвету,

Луч Луны силуэт обнимает,

На распутье из трёх черных бед.

На губах замирает выдох,

Рвётся птицей в силке сердце,

Тело болью любви залито,

Заклинаньем пришита смерть.

Просит милостыню у кого-то:

– «Ты подай мою душу, любую,

Пусть разорвана, пусть распята.»

Даже тень на коленях в мольбе.

Травы шелком, земля застелена,

Ночь косынку расшила бисером,

Звезд узоры по небу рассеяны,

Лунный крест распят на земле.

Нити влажные ранних туманов,

Закружили обманным светом,

Руки в тьму до плеч погружая:

–«Не отдам тебе тень оберег.

Я просила убрать соперницу,

Ту, которую любит он больше,

И отдать её бабке-смерти,

Не торгуясь платила вдвойне.

Я просила дать лук и стрелы,

Указать в зеркалах направленье,

Уничтожить моих соперниц,

Почему же все стрелы во мне?»

В зеркалах отраженье разорвано,

И тоска росой, травы холодом,

Голос снизу: – «Желанье исполнено,

Как просила, исполнил вполне.»

Облетает печаль забвением,

Шорох леса и тени страшные,

Время тая, мелькает виденьями,

Ночь сегодня длинней чем день.

Жизнь, любовь на весы сложила,

Кто-то скалит зубы сквозь ветви,

Тень губами луну схватила,

Только всё перевесила смерть.

Луч Луны силуэт обнимает,

Ночь в косынку сложила созвездья,

На распутье туман тихо тает,

Только тень на коленях в мольбе.

Ворожея-ночь

Крылья ворона, в небо соколом,

Надо мной Ворожея-ночь,

Расплескала бездну глубокую,

Обещала в беде помочь.

Ночь-полночница, Полуношница,

Выдыхай из себя грозу,

Я под нею любви заложница,

По осколкам босая пройду.

Замер свет над полоской морока,

Проникая сквозь тучи в щель,

Почему же любовь хуже ворога,

Бьёт стрелою мне в сердце-мишень.

Ветер к звёздам лисою ластиться,

По приказу менять их спешит,

Ворожея-ночь полновластная,

Для меня новый путь ворожит.

Вечность временем окольцована,

Сквозь пространство в размеренный круг,

В бесконечность любовь закована,

Всё пройдет как истоки найду.

Ночь-полночница, Полуношница,

Обещала в беде помочь,

Но оставив в любви заложницей,

На рассвете растаяла прочь.

Мираж

Яркий свет лучами в холоде зеркал,

Бабочкой летела, правды не искала,

Плакала, смеялась, на свою беду,

Знала, кто палач, все равно иду.

Размывает дождь на пыли следы,

Притворившись ночь прячется вдали,

Я иду раздетой за тобой, босой,

На земле стою лишь одной ногой.

Рассыпала бисер вдоль дорог из слез,

За тобой стояла, только тень насквозь,

Бесконечность линий привела назад,

Память до апатии выжег правды яд.

Ты меня оставил в толщине веков,

Течет в венах лава, пламя, а не кровь,

Суетится ветер у остывших звезд,

Завернул он небо в простыню из снов.

В зеркалах улыбкой миража оскал,

Много раз меня ты к жизни возвращал,

Душу ситом сеял, все любовь искал,

Сам же все развеял холодом зеркал.

В горле запах жизни вечностью течет,

Сколько раз вдыхала – потеряла счет,

Твоих пальцев в коже, трещины – следы,

Сердце обесточено, раны глубоки.

Разлетелись голуби с куполов церквей,

ВоронЫ рассыпались пеплом на кладбИще,

Сотни раз подряд умирать, поверь,

Не легко, воскресать назад проще.

Меня сожгли на площади

Народ. Вороны каркая кружат над головами,

К столбу привязанное тело, обложено дровами,

Костер. Огонь сжирающий простые мощи,

Я ведьма и меня сожгли на площади.

Запомнила я голоса и смех доносчиков,

В глаза взглянула каждому на площади,

Смеясь в лицо своим святым мучителям,

Прошла безжалостные пытки инквизиции.

В глазах у многих страх. Боятся моей мести,

Проклятье легко могу я вслух произнести,

Но месть оставлю на потом. Уже парящая,

Душа готовая уйти. Тело – в пожарище.

Но почему палач мой медлит? Изумленный,

Глядит влюбленно он в глаза мои зеленые,

Приворожила ненароком я его к себе,

– «Ты жди, – Шепчу, – Я на века в твоей судьбе.

Найду тебя. Вернусь к тебе через столетья.

Не бойся, подожги. Я ведьма, я бессмертна.»

Душа летела тенью хохоча под небесами,

Оставив тело бренное огню на растерзанье.

Уже не больно от вывернутых рук и рёбер

На изнанку, от сломанных на части бёдер,

За грех свой, колдовство вернусь я в бездну,

Вот накажу всех и тогда навек исчезну.

День улетел на крыльях света. Ночь упала,

Я за свободу выпью из кровавого бокала,

Но низкий голос из земли грохочет громом:

– «Пора, иди, раздай долги своим знакомым, -

Смеется жутким смехом, – Час настал расплаты

Мне для огня их души принеси проклятые.»

Взглянула каждому в глаза доносчику,

Которые смеялись у костра на площади,

Их души ниткой вытянула, из глаз достала,

Все нитки душ в один клубок смотала.

И бросила в костер, горящий в бездне,

Для Дьявола их крики боли – это песня.

С лица земли смела я ураганом поселение,

Жестокой смертью погубила население.

А где палач? Хоронит прах мой плача,

Иду к нему. Уже зарёй рассвет играет,