Kitobni o'qish: «Сны Черубины»

П Р Е Д И С Л О В И Е

«Сны Черубины» – это истории со множеством деталей, отсылок к эпохе Серебряного века и стилю модерн. Здесь можно встретить людей, чьи имена сохранились в истории, и памятники архитектуры, на фоне которых юная поэтесса Черубина изящно разгадывает тайны…

Формат «Снов…» даёт авторам небывалую свободу для фантазии. Разумеется, описываемые события никогда не происходили в реальности, но они могли бы произойти. Часто люди видят во сне преображенные их фантазией, но реально произошедшие события, во сне сбываются мечты – обычная девушка превращается в неотразимую, изысканную красавицу. Реально существовавшая Черубина, конечно, тоже видела сны… Познакомившись с её биографией, можно узнать, каким богатым, необычным был её внутренний мир, и как несправедливо жизнь обошлась с талантливой поэтессой Елизаветой Дмитриевой, известной как Черубина де Габриак (а также Ли Сян Цзы). В тексте цитируются её стихи. Все герои – вымышленные, но вы встретите много известных имён и названий. Возможно, в будущем вам непременно захочется посетить описываемые архитектурные памятники – они существуют и сегодня.

АПОТРОПЕЙ

Белые ночи Санкт-Петербурга стали невыносимо светлыми, небо будто горело изнутри опаловым огнём, и в этом чувствовалось что-то напряженное, драматичное. По Таврической улице шли двое молодых людей весьма приятного интеллигентного вида – девушка и молодой человек. Вокруг было тихо, лёгкая туманная дымка окутывала их, приглушая голоса и шаги. Молодой человек – высокий статный брюнет с правильными чертами лица – недавно начавший практиковать доктор Николай Одинцов. Девушка – его кузина – яркая, рыжеволосая, с зелеными глазами звалась Черубиной. Уже было далеко за полночь, когда они возвращалась с поэтической вечеринки и делились впечатлениями о только что услышанном. Николай не был поклонником поэтического жанра, он сопровождал кузину, которая, в отличие от него, не только интересовалась поэзией, но и сама уже сочиняла поэтические опусы.

Увлеченные разговором, они скоро оказались у недавно построенного великолепного здания на углу Малой Итальянской и Знаменской улиц. Доходный дом Бадаевых, ещё не полностью заселенный, но уже прозванный горожанами домом Печального ангела, возвышался молчаливой громадой. Его вытянутые к небу фасады, украшенные лепными цветочными гирляндами и изумительными мозаиками в технике майолики, были прекрасны в любое время дня и ночи. Черубина и Николай задержались на перекрестке, разглядывая архитектурное чудо. На фоне бледного неба отчетливо виднелся изящный изгиб, так называемый «щипец» с рельефом девичьей фигуры. Дом уже имел собственную легенду, будто бы его владелец Пантелеймон Бадаев, безутешный отец, приказал изобразить ангела в память о своей дочери, якобы выбросившейся из окна. Но дочери у Бадаевых не было, крылатая девица изображала античную богиню Аврору, а то, что прохожие принимали за нимб над её головой – всего лишь зодиакальный круг.

Однако, что-то недоброе у этого дома было… Одно за другим произошли несчастья: пострадал и остался инвалидом инженер-строитель Кириллов, сам Пантелеймон Бадаев неожиданно скончался, не дождавшись окончания строительства. Достраивать дом взялись братья Косяковы и художник Подбересский, известный своими изысканными растительными орнаментами в стиле арт-нуво.

Разглядывая замысловатый архитектурный декор и тихо переговариваясь, молодые люди заметили нечто странное. Одно из окон на третьем этаже было открыто, и в нем виднелся силуэт человека. В ту же секунду он неловко вывалился из окна, инстинктивно схватился за подоконник и повис на нем. Темная фигура на светлом фоне стены замерла на мгновение, но стала скользить по стене, хватаясь поочередно за лепнину и выступы, пока окончательно не сорвалась и полетела вниз. Черубина замерла от ужаса, Николай же бросился к человеку, упавшему на землю. Он был практикующим врачом и знал, что травм при падении с такой высоты не избежать. При быстром осмотре Николай понял, что молодой человек получил ушиб плеча и бедра, пострадал его затылок, на руках были ссадины. Однако серьезной опасности это для его жизни не представляло. Бледное лицо юноши имело приятные мягкие черты, еще сохранившие детскую припухлость, русые вьющиеся волосы были отпущены до плеч. Неудавшийся самоубийца приоткрыл глаза и посмотрел вокруг, явно не понимая, что произошло.

– Несчастный в состоянии шока, его необходимо доставить в больницу, – решительно произнес Николай. Он ушёл в сторону проспекта и вскоре вернулся на извозчике. Юноше помогли подняться в коляску, и все трое отправились в больницу, где работал начинающий доктор. По дороге стало известно, что пострадавшего зовут Алексеем, он сын известного в Петербурге дворянина. О причинах своего падения он сперва говорить отказался, лишь застонал и прикрыл глаза, но уже вскоре поведал своим спасителям о страшном несчастье, с ним произошедшем.

– Друзья мои, мне нужно объяснить вам кое-что. Но я должен быть уверен, что вы не навредите мне. Я не могу обратиться в полицию, дело совершенно не допускает огласки.

Николаю и Чери уже был симпатичен этот молодой человек, в нём чувствовались искренняя растерянность и глубокое раскаяние. Возможно, он совершил какой-то проступок, но явно – не со зла.

– Случилось так, что в одном доме я был представлен графу N как отличный игрок в карты. Я не должен был играть, ведь у меня нет своих средств, я полностью на содержании у отца… Я всё никак не могу решить, чем хотел бы заниматься… Но, увы, я так азартен, я просто не умею отказаться, когда вижу карты на зелёном сукне!.. Поверить не могу тому, как быстро и как много я проиграл графу, он просто дьявол, ему везло так, что я начал было сомневаться в честности его игры… Но, как бы то ни было, к утру я понял, что проигрался окончательно, и что родитель мой, безусловно, откажется платить. А ведь карточный долг это – долг чести. Плати или пулю в лоб…

– Но что же было дальше, как Вы расстались с графом? – спросил Николай, – Он требовал немедленной оплаты?

– Граф N взял с меня расписку с обязательством выплатить ему проигранную сумму и дал мне отсрочку на один день… – Алексей вновь прикрыл глаза и застонал. Было видно, что он испытывает не только физические, но и душевные муки.

– Не зная, где взять деньги и не в силах придумать что-либо для своего спасения, я вспомнил, что у моего друга ювелира Альфреда в мастерской находятся, ожидая пробирного надзора, серьги Суламифи, возлюбленной царя Соломона. Стоимость этих серег такова, что полностью покроет мой карточный долг… И я… И я решился на отчаянный поступок – незаметно взять эти серьги и расплатиться ими с графом N.

– И что же было дальше? – Черубина смотрела на Алексея в упор и под её взглядом он готов был расплакаться.

– Я не могу об этом говорить, – простонал он, – У меня не было выбора. У меня долг перед графом… Нет, нет! Клянусь Вам, я вовсе не вор и не мошенник! Это роковая случайность… Граф принял серьги, не подозревая ни о чем. Мы тут же расстались… Я так виноват перед Альфредом… я понял, что он не простит меня, когда вскроется правда… И отец не простит мне такой подлости… Я не знал, что делать и решил… решил покончить с собой!

Экипаж подъехал к больнице. Николай вызвал санитаров, и вскоре Алексей лежал в палате в ожидании медицинской помощи.

Рассказ неудавшегося самоубийцы тронул сердца Черубины и Николая. Не раздумывая, они решили принять в его судьбе самое живое участие. Еще не зная, как именно это сделать, молодые люди твердо вознамерились вернуть серьги Суламифи в мастерскую с тем, чтобы Альфред мог передать их законному владельцу. Это вызвало горячий отклик в душе Алексея. Он рассказал, где находится мастерская Альфреда, и назвал фамилию графа N.

– О, это известный в Петербурге и очень влиятельный господин, – воскликнул Николай. Этой весной – сырой и невероятно холодной – он лечил в нашей больнице воспаление легких. Я хорошо знаком с графом – это очень поможет в нашем деле.

Решено было, что Черубина немедленно отправится в мастерскую к Альфреду и расскажет ему о случившемся с Алексеем несчастье. Николай должен задержаться в больнице, но после полудня они встретятся с Чери и вместе поедут к графу N.

Несмотря на ранний час, ювелирная мастерская была открыта. Черубину встретил сам Альфред – невысокий молодой человек плотного телосложения, с добродушным лицом и аккуратно стриженными волосами. Чери представилась и объяснила цель своего визита. Как можно осторожнее и деликатнее она изложила случившееся накануне с Алексеем и предложила свою помощь в поисках и возвращении серег Суламифи.

Альфред, потрясенный услышанным, долго молчал. Наконец, собравшись с силами, начал свой рассказ:

– Это совершенно особые серьги. Они имеют многовековую историю. Заказчик принес их в мастерскую с тем, чтобы подтвердить подлинность. Он привез их из последней военной экспедиции на Кавказе и сейчас намеревался продать. Согласно преданию, эти серьги когда-то принадлежали прекрасной Суламифи, легендарной возлюбленной царя Соломона, это ей он посвятил свои «Песни песней». Как гласит это предание, Соломон, увидев прекрасную деву, приказал принести из своей сокровищницы драгоценные серьги с подвесками из багряных карбункулов в виде удлиненных груш. Он сам продел их в уши Суламифи, сказав при этом: «Возлюбленная моя принадлежит мне, а я ей».

– Неужели это действительно серьги Суламифи? – воскликнула Чери, – В это довольно трудно поверить! Как могли драгоценности пережить всю древнюю историю Израиля и оказаться на Кавказе?! Да и само понятие – карбункул – ведь что угодно могли так называть в древности…

Черубина немного разбиралась в геологии и минералах. Её чрезвычайно увлёк разговор с ювелиром, знавшим много интересного о драгоценных камнях.

– В том-то и дело, – продолжал Альфред, – что после убийства Сулафими серьги никто не видел, они исчезли, их могла забрать любая из 700 жён Соломона, среди которых были и знатные хеттки из Кадеша и Хаттусы – оттуда, где сейчас расположены Турция и Персия. Эти государства уже много веков противостоят друг другу и России за обладание Кавказом.

– Да, это так, – согласилась Черубина, – но как доказать подлинность этих серег, или есть какие-то ювелирные секреты?

– Нет, – улыбнулся Альфред, – секретов нет. Есть технические приемы, которые использовались в странах востока в определённое время, но все это помогает лишь отчасти: например, мы не знаем, что из драгоценностей было изготовлено в Египте, что – в Израиле, а что – в Персии, они обменивались, посылали украшения и камни друг другу. Царица Савская, например, привезла Соломону в подарок сотни килограммов золота, серебра и камней. Среди них, конечно, были и карбункулы – эти камни высоко ценились в древности. Великий средневековый арабский ученый Аль-Бируни называл их «кровью дракона».

«Я стою, словно жертва вечерняя,

и на платье мое с твоих ног

капли крови стекают гранатами…»

– задумчиво произнесла Черубина.

– Да! Именно! – подхватил мысль Альфред, – самое сложное, понять, о каком камне идет речь! Латинским названием карбункул много лет называли разные камни! Чаще всего – рубины, но не редко и гранаты. Мы знаем, что греки называли рубин – антракс. Альфред взял с полки небольшую книгу, открыл ее, и, немного полистав, продолжал.

– Легенда гласит, что царь Соломон, знавший всё обо всём, воспевая свою возлюбленную, говорил:

«Вот анфракс, священный камень земли Офир. Он горяч и влажен. Погляди, он красен, как кровь, как вечерняя заря, как распустившийся цвет граната, как густое вино из виноградников энгедских, как твои губы, моя Суламифь, как твои губы утром, после ночи любви. Это камень любви, гнева и крови. На руке человека, томящегося в лихорадке или опьяненного желанием, он становится теплее и горит красным пламенем. Надень его на руку, моя возлюбленная, и ты увидишь, как он загорится. Если его растолочь в порошок и принимать с водой, он дает румянец лицу, успокаивает желудок и веселит душу. Носящий его приобретает власть над людьми…»

– А я читала, – добавила Черубина, – что «антракс» или «анфракс» – это камень карбункул, который в древности на Руси называли «яхонт». Правда «яхонтом» тогда называли и «лал», то есть рубин, и «пироп», то есть гранат! Так из чего же были сделаны серьги, которые привез восточный князь?

– То были великолепные, бесценные рубины, – грустно заключил Альфред.

По дороге в больницу Черубина все думала о серьгах Суламифи, о том, что у рубинов, столь дорогих камней, так много двойников в природе. Она слышала не раз, что известные камни, даже украшавшие имперские короны, иногда оказывались более дешёвыми самоцветами, например, розовыми шпинелями, а гранаты и еще более доступные красные турмалины и вовсе делали покупку украшений с рубинами занятием не для дилетантов.

После полудня Чери встретилась с Николаем. Они отправились в близлежащий ресторан обедать. Во время трапезы Черубина в подробностях рассказала о своем визите к Альфреду. Николай между прочим заметил, что молодой ювелир вел себя очень сдержанно и благородно. Чери согласилась – ей тоже очень понравился новый знакомый и то, каким знанием своего дела он владеет.

Отобедав, молодые люди взяли легковой экипаж и поехали к графу N. Дом его располагался на набережной Екатерининского канала. Это был дворец классического архитектурного стиля, окруженный великолепной кованной решеткой, за которой виднелся большой сад. Ворота были широко открыты для подъезда экипажей.

В просторном вестибюле графского дома посетителей встретил швейцар. Николай подал ему свою визитную карточку и пояснил, что визит связан с делом, нетерпящим отлагательства. Спустя несколько минут Чери и Николай были приглашены в сад, где в беседке-ротонде граф – большой поклонник всего английского – пил традиционный «высокий» чай. На столике перед ним стояли чайник и чашка веджвудского фарфора со специальной перекладинкой, чтобы не намочить усов, тут же возвышалась стойка на три тарелки с жульеном в тарталетках и сладкими булочками к чаю.

Граф был весьма преклонного возраста, однако выглядел свежо и держался бодро. Поздоровавшись, Николай извинился за столь внезапный визит и представил графу свою спутницу. Хозяин вежливо пригласил гостей присесть и велел прислуге принести еще две чашки для чая. Николай и Чери, поблагодарив графа, расположились против него на небольшом диванчике.

С нескрываемым удовольствием граф смотрел на Черубину, на юное лицо с темными, цвета малахита, глазами, грациозную осанку, строгое, изысканного кроя платье и шляпу с дымчатым шарфом. Прикрыв глаза рукою, граф задумчиво произнес:

«…Царицей призрачного трона

меня поставила судьба…

Венчает гордый выгиб лба

червонных кос моих корона…»

Прислуга принесла ещё две фарфоровые чашки для гостей, и граф, желая выказать свою симпатию к прелестной юной особе, сам наполнил чашки.

– Вы наливаете молоко сначала, – подметила Черубина, принимая чашку из рук графа, – неужели не уверены в качестве фарфора? Хорошей чашке горячий чай не повредит, а молоко можно добавить и позже. Я, например, предпочитаю чай вовсе без молока.

– Но это не по-английски, – полушутя, полусерьезно возразил граф, – а я было подумал, что встретил родственную душу.

– О да, я тоже большая поклонница английского стиля, нет ничего лучше английского искусства устраивать жильё и сад.

Эта фраза из уст Чери прозвучала как пароль – граф был очарован девушкой окончательно.

– Чем же я могу служить Вам, господа, чем обязан Вашему визиту?

Николай изложил обстоятельства, побудившие нарушить покой графа, и выразил надежду на полное понимание и великодушное сочувствие его к пострадавшим при этих обстоятельствах.

Граф внимательно выслушал гостя, не выказывая ни удивления, ни огорчения, ни возмущения. Казалось, он размышляет о чем-то совершенно постороннем. Однако всё прояснилось, когда он начал говорить.

– Я многое повидал на своем веку и неплохо знаю природу человека с его помыслами и страстями. Ваш рассказ не стал для меня неожиданностью – я догадался о том, что серьги не принадлежат Алексею, сразу же. Однако и я грешен – едва мои руки коснулись этих великолепных серег, со мной произошло нечто невообразимое – я не смог от них оказаться! Я держал их в ладонях и будто слышал сладчайшую восточную мелодию и видел перед собой пленительную деву, её гибкий стан двигался в такт музыке, очи сияли на прекрасном лице как два черных солнца, улыбка на устах обещала неземное наслаждение… – Граф замолчал, но через минуту встал и твердым голосом сказал:

– Несомненно, серьги должны быть возвращены своему владельцу! Прошу Вас подождать меня здесь.

Черубина и Николай ещё были под впечатлением эмоционального рассказа и не могли поверить услышанному вердикту, как граф появился вновь, держа в руках сокровище. Он вручил серьги Суламифи Николаю, и, раскланявшись, простился с молодыми людьми. Его ждали не менее важные дела. Черубина, растроганная благородством графа, едва сдерживала слезы.

«Но осветят мой темный мрак

великой гордости рубины…

Я приняла наш древний знак —

святое имя Черубины…»,

– прошептала она, глядя в след удалявшемуся графу.

Спустя час молодые люди были в ювелирной мастерской. Николай передал Альфреду серьги Суламифи и, сославшись на неотложные дела, простился. Молодой ювелир, памятуя свою оплошность, приведшую к пропаже серег, тут же убрал их в несгораемый шкаф фабрики W.Moeller и высказал Черубине благодарность в самых искренних и трогательных выражениях, на какие был способен. Затем усадил гостью за стол и угостил крепким ароматным кофе с домашним ореховым печеньем. Посетителей в мастерской не было, и молодые люди могли общаться друг с другом без помех. Чери рассказала Альфреду в подробностях о визите к графу N. В ответ ювелир поделился своей историей, не менее невероятной и в своем роде исключительной.

Не так давно в мастерскую пришел весьма престарелый господин и принес на редкость крупный рубин насыщенного пурпурного цвета, или как его называют ювелиры – королевский пурпурный. Господин сказал, что хотел бы убедится в подлинности этого камня, подаренного некогда его предку императрицей Екатериной II. Он рассказал семейную легенду, связанную с прекрасным рубином: «Это древний талисман, он хранился в нашей семье с 1771 года, когда его подарила моему предку сама императрица Екатерина Великая в награду за подвиг – победу над Чумным бунтом в Москве. Тогда убито было около сотни бунтовщиков прежде, чем воцарился порядок, и эпидемия закончилась… Но история этого камня началась много раньше.

Своё первое имя этот камень получил тысячу лет назад в Багдаде. За невероятно большой размер его называли «гора» – «Джабал», слухи о нём разнеслись по всему Востоку и достигли Венеции. Скорее всего, венецианские купцы и вывезли «Джабал» из Багдада так же, как в свое время они выкрали мощи святого Марка из Александрии. Косвенно подтверждает эту версию тот факт, что много позже очень похожий камень принадлежал братству Святого Роха из Монпелье, известному успешной борьбой с эпидемиями чумы в Венеции.

О свойствах камня было известно многим: по-персидски он назывался «Самадж-Асмур», то есть «отражающий чуму». Где хранили его братья-священники, не знал никто, однако камень снова пропал… и вдруг оказался в шкатулке императрицы.

Более века прошло стой поры. К этой легенде нашего рода прибавились и другие, не менее значительные. Однако мне бы хотелось убедиться в подлинности камня Самадж-Асмур», поскольку он мог быть подменен…» – закончил свой рассказ престарелый господин.

Заказчик оставил камень и обещал вернуться за ним ровно через неделю. Однако ни через неделю, ни через две он не явился, поскольку, как выяснилось, старец скончался вечером того же дня, когда принес камень в мастерскую. Ни детей, ни родственников у него не оказалось. В таких случаях полагается сдавать в городскую казну драгоценности умершего. И как ни жаль Альфреду расставаться с уникальным камнем, все-таки придется это сделать.

Заинтригованная рассказом Черубина захотела взглянуть на сокровище. После некоторых колебаний Альфред извлек из тайника «Самадж-Асмур». Девушка восхищенно ахнула и осторожно взяла рубин в руки. Невероятно глубокий и насыщенный пурпурный цвет камня играл множеством оттенков – от нежно-розового до иссиня-красного. Казалось, этой игрой цвета и света можно любоваться вечность!

– А знаете, Альфред, я ничуть не сомневаюсь, что этот рубин, действительно, может творить чудеса! – зачарованно произнесла Черубина. – И у меня есть великолепная идея, как этим можно воспользоваться во благо всем!

План Черубины заключалась в том, чтобы спрятать камень в некоем высоком здании, чтобы его целительная сила могла охватить весь город и защитить его жителей от всех напастей. Чери упросила Альфреда подержать камень в мастерской еще несколько дней. За это время она обещала непременно придумать, как устроить все наилучшим образом. Молодой ювелир не вполне разделял альтруизм Черубины. Но она так пылко принялась доказывать ему, что таким образом камень принесет гораздо больше пользы, нежели он будет погребен среди прочих сокровищ в городской казне, что Альфред в конце концов уступил.

Был уже вечер, когда Черубина пришла в больницу к Алексею, чтобы пересказать ему события минувшего дня и тем самым облегчить его душевные и физические страдания. Она прежде всего с радостью сообщила ему, что серьги Суламифи теперь снова у Альфреда, который очень счастлив еще и потому, что их удалось вернуть до того, как о пропаже стало известно его отцу – владельцу ювелирной мастерской. Альфред просил Чери передать Алексею, что не держит на него зла и желает ему скорейшего выздоровления.

– Ах, Альфред, он настоящий друг! – воскликнул Алексей. – Но как вам удалось уговорить графа простить мне карточный долг? – недоумевал он, – в это трудно поверить!

Черубина рассказала о восхитительном благородстве старого графа и о том, как он сразу догадался, что серьги были крадеными, но не смог устоять против их магической силы. Алексей был крайне взволнован рассказом и, казалось, не мог поверить своему счастью. Стараясь успокоить больного, Чери нежно коснулась рукой его воспаленного лба, что возымело совершенно неожиданное последствие. В порыве чувств Алексей схватил её руку, прижал ее к своему сердцу и с мольбой в голосе воскликнул:

– О, моя спасительница, ангел моего сердца, умоляю, будьте со мной навеки!

От неожиданности Черубина растерялась, но ответить отказом не решилась, опасаясь за здоровье молодого человека. Она пообещала бывать у него каждый день до самой выписки из больницы.

Менее суток назад Алексей, пытавшийся свести счеты с жизнью, теперь был на седьмом небе от счастья. Радость переполняла его, будущее рисовалось сказочными картинами, украшенными бесконечной любовью к прекрасной Черубине!

А Чери, вернувшись домой, разыскала в своей библиотеке книгу о царствовании Екатерины Великой и погрузилась в чтение. Перед её внутренним взором проносились ужасающие картины эпидемии в Москве и последовавшего за нею бунта. Бессилие докторов, паника и смерть повсюду – что может быть ужаснее. Всё яснее девушка понимала, что величайшим сокровищем был камень, который мог остановить подобное.

На протяжении всей следующей недели Черубина навещала Алексея в больнице. Привыкший вести бурную светскую жизнь юноша страдал в одиночестве, и больничные стены казались ему стенами тюремными. Вся столица обсуждала оперу Арриго Бойто «Мефистофель» и, бесконечно сравнивая её с оперой Гуно «Фауст», спорила о достоинствах и недостатках. Ария Мефисто в исполнении Федора Шаляпина восхищала его поклонников и вызывала недоумение критиков, подвергавших сомнению её оригинальный финал – художественный свист из уст выдающегося певца воспринимался как вульгарное подражание улице… Алексей утешался лишь одним – обещанием Чери посетить вместе с ним Мариинский театр сразу, как только будет позволять его здоровье.

Продолжая разговор о новостях столичной жизни, Черубина рассказала Алексею и о том, что завершается строительство весьма оригинального здания на углу Вознесенского проспекта и Садовой. Там уже возвышался пятиэтажный дом с мансардами, внутри устанавливались лифты, на первом этаже предполагалось разместить кинематограф. На перекресток выступала угловая часть здания – «готическая» башня, напоминавшая средневековые европейские ратуши. По всему фасаду дома чередовались башенки, щипцы, эркеры и окна, декор из переплетённых линий и загадочных фигур грифонов, химер и сов среди цветов чертополоха и хищных пауков. Всё это вызывало у горожан большой интерес к личности автора проекта – архитектору Лишневскому, и поговаривали даже о его принадлежности к некому тайному обществу.

– Позвольте, Чери, – обратился к девушке Алексей, я посещаю собрания молодых петербургских поэтов в «Башне» Вячеслава Иванова и на одном из них познакомился с весьма экстравагантной дамой – Александрой Александровной Чистяковой. Мне известно, что она общается с господином Лишневским, и, если Вы хотите, она может устроить с ним встречу.

– О, я буду очень рада такой возможности, – откликнулась Черубина, – но расскажите подробнее о встречах в «Башне», как называют апартаменты Иванова. Кто из известных поэтов там бывает?

Алексей принялся вдохновенно описывать поэтические вечера – «Ивановские среды» – как их часто именовали. Будучи не только поэтом, но и философом, и литературным критиком, и драматургом, Вячеслав Иванов привлекал к себе не менее талантливых людей, у него собиралась элита Петербурга и не только – приезжали гости из Москвы, Берлина, Парижа. На «средах» бывали: Блок, Белый, Гумилев, Ахматова, Бальмонт, Волошин, Бердяев, Булгаков, Бенуа, Сомов, Бакст, Мейерхольд, и многие другие; обсуждалось всё новое, находившее отражение в различных областях общественной жизни.

Черубина внимательно слушала молодого поэта, дав себе обещание – однажды присоединиться к столь изысканному обществу избранных.

Алексей уже несколько дней находился дома, но на улицу не выходил, поскольку чувствовалась боль в ноге. Однако он не мог пропустить очередную «Ивановскую среду» тем более, что обещал Чери познакомить её с мадам Чистяковой. Элегантно одетый, с цветком в петлице, он радостно встретился с Черубиной и Николаем, и молодые люди отправились в «Башню». Там предполагалась интересная лекция о «мистическом энергетизме», на которой, несомненно, будет и госпожа Чистякова.

Когда слушатели уже вовсю обсуждали идею «мистического энергетизма», в комнату, шелестя шелковым платьем и раскачивая длинными черными перьями, спускавшимися с полей шляпы, вошла мадам Чистякова. Алексей бросился к ней навстречу, она протянула руку для поцелуя, он склонился на секунду и тут же разразился пышным комплиментом. В ответ мадам обворожительно улыбнулась. К ним подошли Черубина с Николаем, и завязалась беседа, к исходу которой Чери и Анна Александровна были совершенно очарованы друг другом и уже договорились о новой встрече.

Придя в условленное время с визитом к госпоже Чистяковой, Черубина, к своему изумлению, застала у неё архитектора Лишневского. Такое совпадение показалось ей совершенно мистическим, поскольку она ни словом не обмолвилась хозяйке о своем желании с ним познакомиться. Тем не менее, чай они пили втроём.

В эти дни Александр Львович завершал строительство «Дома городских учреждений» и готовился начать новое, чуть менее грандиозное строительство – доходный дом на улице Лахтинской, заказчицей которого была госпожа Чистякова.

Из общего разговора Черубине стало понятно, что Анна Александровна была стеснена в средствах и поэтому критиковала проект доходного дома, предложенный Александром Львовичем. Лишневский терпеливо объяснял заказчице, что речь идет не о покупке нового сарая, но о будущем архитектурном шедевре, который прославит имя Чистяковой на весь город. Анна Александровна была не прочь прославится, но при этом желала сделать это экономно. Черубине стало неловко и, отказавшись от второй чашки чая, она довольно поспешно распрощалась и ушла.

Чери чуть задержалась на улице, обдумывая, стоит ли ей нанять извозчика или же немного прогуляться, поскольку день был удивительно тёплым для капризного балтийского лета. Из парадного, тем временем, вышел, на ходу надевая шляпу, архитектор. Он был немного не в духе, но увидев Черубину, подошел к ней и вежливо предложил проводить её. Девушка с удовольствием согласилась.

Их беседа была столь увлекательной, что незаметно для себя они оказались в Летнем саду, где стали прогуливаться среди цветущих лип. Черубина рассказала, что у нее, волею судьбы, оказалась редкая драгоценность, много веков защищавшая людей от чумы, и она верит – этот камень должен быть помещен в некий тайник, из которого сможет укрывать своей магической силой весь Санкт-Петербург.

Архитектору идея городского талисмана весьма понравилась.

– Мне кажется, – продолжала Черубина, – именно Вы можете создать такой тайник. Любая Ваша постройка возвышается над остальными и выделяется необычным декором. Что если спрятать камень в одну из фигур, которые украсят фасад нового дома госпожи Чистяковой? Кстати, где именно он будет построен?

– На Лахтинской улице.

– Я знаю эту улицу очень хорошо, это недалеко от Большого проспекта, где живет поэт Александр Блок. Место весьма оживленное, неужели там остались ещё участки под застройку? – поинтересовалась Черубина.

– Участок есть, он ограничен соседними домами, но вполне достаточно места для квадратного шестиэтажного дома. Мы обсуждали сегодня с Александрой Александровной проект дома. Декора, однако, никакого не будет. Все просто, гладко, светлый камень и большие окна, трехосевой ризалит по центру, лишь эркеры добавятся на третьем этаже и выше

– А почему Вы отказались от своего обычного стиля – декоративного?

– Таково было решение госпожи Чистяковой.

– Понимаю… Вероятно это решение продиктовано нехваткой средств у Александры Александровны… Но, если ей сказать, что декор здания будет выполнен бесплатно, она непременно согласится. У Вас есть скульптор, который сможет сделать барельефы по Вашим рисункам?

– Разумеется, но кто оплатит его работу?

– Я знаю человека, который сделает это, – загадочно улыбнулась Черубина. – Давайте поступим так: я встречусь с госпожой Чистяковой, скажу, что Вы без дополнительной оплаты украсите тимпан апотропеем – оберегом от бед. Ей должна понравиться идея использовать для декора оберег, что-нибудь мистическое… Например, изображение «чумного доктора».