Kitobni o'qish: «Паутинки»

Жили мы в то время в землянке: Дженька, я да кот. Кот очень рыбку любил, причём даже не столько есть, сколько ловить, настоящий рыбак был. Случалось, на несколько дней уходил, болотные свои сапоги нацепив, пропадал прямо-таки бесследно, а возвращался весь уставший, измученный, грязный, но довольный и неизменно с неплохим уловом. Большую часть нам отдавал, но и про себя не забывал. Денёк отдохнёт, да и снова в такие походы отправится. Так что как будто даже и не жил с нами, а так, в гости захаживал. Но поскольку миска его с водою да лежаночка у нас в землянке стояли, всё же стоит сказать, что жили-то втроём: Дженька, я да кот.

Много чудес было в нашем лесу, да и будет ещё, никуда не денется. Всех сразу и не охватишь, конечно, но можно попытаться за что-нибудь зацепиться и посмотреть, куда сей клубочек волшебный приведёт в конечном итоге. Так и поступаем мы, так вся жизнь тут и приключается.

В лесу мы жили глухом, от людского глаза далёком, даже несмотря на деревеньку неподалёку, всё равно не вот уж часто другие люди или плоды их деятельности тут у нас появлялись. Можно даже сказать, что и вообще не появлялись, как-то так вот сложилось, сами не знаем почему. А поэтому и со всякими разными вещами, обычными вроде, не так уж всё и просто бывало у нас. Не то чтоб с проблемами, вовсе даже и нет, а просто по-другому. Вот, керосиновая наша лампа, например, про которую я в прошлый раз рассказывал. Ничем ведь не хуже люстры светит, но и совсем не люстра электрическая при этом. Тем она даже и особенно радовала. А ещё уютно очень, когда фитилёк тихонько-тихонько так потрескивать начинает, это уж совсем песня, необычная такая, непривычная, но очень знакомая. Как будто не керосин в лампе потрескивает, а в груди кто-то ворочается, мягкий и тёплый.

А ещё были у нас прогнозы погоды, и очень точные, надо сказать. Конечно, когда в лесу всё время проживаешь, то и сам уж не плошаешь, сам научаешься подмечать, что вокруг происходит, да что будет дальше, да о чём там, в дубовой рощице листики шелестят. И сам уж чувствуешь, что скоро дождик пойдёт вот-вот, когда вдруг весь воздух меняется, тяжелеет, мокнет, и будто не вдыхаешь даже уже его, а словно проглотить пытаешься. Тогда точно – вот-вот ливанёт, самое время бежать к нам в землянку со всех ног, да смотреть через прозрачную крышу на весь этот природный театр.

(Про прозрачную крышу я ещё расскажу отдельно, это очень интересная и непонятная история…)

Но это всё – одно дело, а у нас были ещё и самые настоящие прогнозы погоды, именно в том виде, в котором и люди обычные, городские, например, к ним привыкли. В обычном-то обычном, да тоже не совсем. Они прилетали к нам на паутинках. Есть такое время года, в конце лета обычно, когда вдруг по воздуху начинают летать очень-очень много паутинок, порою даже и с паучками вместе. Так они мир познают, очень уж хочется им всякого вокруг повидать, на всё посмотреть, себя показать. Но ножки у пауков хоть и длинные, но всё ж для больших расстояний не приспособлены, не выходит убежать куда-нибудь так далеко, как хотелось бы. И расстраивались раньше паучки по этому поводу, очень-очень даже, пока не придумали на паутинках летать. А как придумали, так и оживились сразу, захотелось всем тоже таких приключений, и стали паучки повально паутину плести, да в таких местах, где ветра посильнее, чтобы сорвало её да понесло куда глаза глядят.

Очень весёлое это дело – летать на собственной паутинке. Ты – всего лишь маленький паучок, а вон как высоко залез, вон как далеко глядишь да как быстро летишь, расстояния преодолеваешь немыслимые, даже и к Луне бы слетать – и то было бы проще представить, чем такое. Но и опасное это дело тоже, конечно. Почему так много вокруг паутинок без паучков летает ближе к осени? А потому что удержаться-то сложно, ветер играет жёстко, мотает из стороны в сторону, бросает туда-сюда, вот и получается, что много паучков не может удержаться, и сбрасывает их вон, прямо вниз, обратно на землю.