Kitobni o'qish: «Магазинчик бесценных вещей»

Лоренца Джентиле

Shrift:

Original Title:

LE COSE CHE CI SALVANO

by Lorenza Gentile

Translation rights arranged through Vicki Satlow of The Agency srl.

* * *

Посвящается Мартино

Жизнь – это бесконечное безрассудство.
Жуан Гимарайнш Роза

Нет человека, который был бы как остров¹.
Джон Донн

Чинить – значит склоняться над вещами с любовью.
Наталия Гинзбург

1

Выбросить – значит упустить возможность, нередко лучшую. Для чего мне вдруг может понадобиться ассорти из проводов, две перегоревшие лампочки, походный компас, свисток, коробка латексных перчаток, восемнадцать обмылков, тридцать пять втулок из-под туалетной бумаги, столик в стиле рококо с подклеенной ножкой, брезент, фонарик на солнечной батарейке, резная трость, абажур без лампы и гравированный нож для писем с изображением цветка?

Что ж, в этом и суть: рано или поздно все может пригодиться. Спасенная вещь может однажды спасти тебя.

Кто-то, начиная жизнь с чистого листа, уезжает на край земли, я же поехала в Милан. Пять лет назад, к бабушке, просить совета. Я была одна в целом свете, и только она могла бы мне помочь. Но вечером перед моим приездом она легла спать пораньше с легкой головной болью – и больше не встала, оставив меня наедине с моей тоской, сумкой для инструментов и глиняной фигуркой гуся в кармане.

Район остался тем же, что в детстве: магазинчики, брусчатка, трамвай, мостик, церковь. В нем все было совершенно, он принял меня, и теперь я не покидаю его пределов. Никогда не знаешь, что может случиться с тобой снаружи.

На севере, между нами и центром города, проходит окружная дорога. Какие только представители рода человеческого не снуют по ней вдоль и поперек! Кто-то бежит в офис, в рюкзаке ноутбук, в глазах вопрос: «Зачем я это делаю?» Отсутствие выбора – для кого-то облегчение. А когда чувствуешь себя творцом своей судьбы, любое действие становится борьбой: если проиграешь – значит, с тобой что-то не так. Мне бы хотелось подойти к таким людям, обнять их и сказать: «Мне это знакомо».

А кто-то проводит на окружной дни, волоча всю свою жизнь за собой, как чемодан, потому что потерял дом. Это люди, которых засосал мегаполис, чтобы потом выплюнуть. Привычные и незаметные, как призраки. Каждый со своей историей. Я знаю об этом от Анджелины, она слушает их, когда они заходят к ней в бар² под названием «Ничто». «Это способ вернуть им существование», – заметила я однажды, и она согласилась.

Иногда за целый день никто даже не посмотрит мне в глаза, и я спрашиваю себя, есть ли я еще на этом свете. Вот в лесу падает дерево. Есть ли шум от падения, если некому слушать? Я думаю, что нет: мир не может существовать, если нет того, кто за ним наблюдает. Так и мы: существуем, только когда на нас кто-то смотрит, когда нас кто-то слушает, когда кто-то признает, что мы есть. Поэтому мне и нравится приходить в «Ничто» и помогать Анджелине. Может, я не очень много говорю, но я слушаю – и чувствую себя живой.

По стоящей в пробках окружной ходит множество людей, застрявших на полпути, – как гусеницы, которые еще не знают, станут ли бабочками. Появится ли у них когда-нибудь в глазах этот вопрос: «Зачем я это делаю?» Будут ли они возить за собой тележку со всеми своими вещами? Или будут наблюдать вечерами закат из своего пентхауса в центре? Вернутся ли туда, откуда приехали? Встречусь ли я с ними на лестнице?

Мой район очень спокойный. С востока и запада он ограничен двумя каналами – очень важная черта. Вода напоминает тебе, что ты всегда можешь отчалить. Я стою и наблюдаю за ее течением – оно дарит мне чувство легкости и свободы, будто однажды я смогу начать все сначала, разобрать прошлое, как старый шкаф, и собрать из него что-то новое.

Тем чудакам, которые ловят рыбу в канале, быть может, кажется еще более странным, что мы едим замороженную суповую смесь из супермаркета, где намешаны восемь видов рыб и ракообразных, импортированных из Индии, Китая, Перу, Греции, Аргентины и Индонезии, собранных вместе еще в какой-нибудь стране и приправленных сульфитами и прочими добавками. Возможно, стоит отстоять свою точку зрения, но я не решаюсь. Мне нравятся люди, и я хочу нравиться им, поэтому молчу, когда ловлю на себе косой взгляд, и улыбаюсь, как бы извиняясь за то, что я такая странная.

По правде говоря, в свой Ноев ковчег я бы не стала брать супермаркет. Зачем покупать, скажем, шампунь, содержащий нефтепродукт парафин, когда можно помыть голову кашицей из нутовой муки с теплой водой?

Зачем покупать китайскую вазу, если есть бутылка из-под стирального порошка, которую к тому же можно найти на улице? И зачем вообще покупать порошок, если есть уксус, сода и хозяйственное мыло?

Мы тратим время на работу, которая нам не нравится, чтобы покупать вещи, которые нам не нужны. А на самом деле нужно просто уметь вертеться. Меньше работать и больше вертеться, как говорил мой отец.

Работы на свете какой только нет, я вот работаю в нашем доме мастером. Часто люди мне не доверяют, говорят, не женское это дело. Обычно мастера – это мускулистые мужчины в униформе. Что ж, униформу ношу и я – джинсовый комбинезон, к которому я пришила карманы. И когда кто-то узнаёт, сколько всего я могу починить, собрать, разобрать, почистить и прикрутить, то, как правило, звонит мне.

Для хорошей жизни многого не нужно. Кроме умения вертеться, нужно немножко хорошего настроения. Но хорошее настроение смастерить не получится, да и на дороге его найти сложновато.

Кто-то говорит, что жить одному грустно, особенно когда тебе двадцать семь лет, как мне. По крайней мере, никто не предъявляет претензий, когда я улыбаюсь с застрявшей в зубах зеленью или надеваю разные носки. И в конце концов, я не одна. В моей жизни есть синьора Далия, консьержка нашего дома; Трофео, мой шестидесятилетний сосед, который еще ни разу не вымолвил ни слова; Анджелина, хозяйка забегаловки «Ничто», и ее сын Эудженио, который хочет стать водителем автобуса; и не будем забывать про владельцев магазинов по соседству и всех людей, с которыми я сталкиваюсь, бегая по делам, с которыми мы обмениваемся улыбкой и порой желаем друг другу доброго дня. Эти любезности значат очень много – это искры, которые зажигают день. В такие моменты я чувствую себя одним целым с жизнью и будущее меня пугает чуть меньше.

Иногда я просыпаюсь среди ночи с колотящимся сердцем и мне кажется, что я все еще в деревне. В дверях стоит мой отец в клетчатой рубашке, с нечесаной бородой и говорит мне, что с кошмарами нужно встречаться лицом к лицу, ведь они часть нашей жизни. Он боролся со своими двадцать лет. Бывали периоды, когда моя коллекция кошмаров пополнялась каждый день, мне было до ужаса страшно, но признавалась я в этом только своему брату Андреа. Он когда-то вычитал в подобранной на улице книжке, что это последствия психологического стресса. Он говорил, что я, вероятно, страдаю от этого стресса, так что в какой-то момент рассказывать ему о кошмарах я перестала. Если мне снился кошмар, я молчала и старалась о нем забыть. От мысли, что со мной что-то не так и что это нельзя вылечить, у меня начиналась тахикардия.

Кошмары мне все еще снятся, некоторые повторяются, но бороться с ними я так и не научилась. В худшем из них ночь за ночью я заново переживаю то, что случилось на самом деле. По моей вине.

Я просыпаюсь в холодном поту, руки дрожат так сильно, что я даже не могу взять стакан с водой, который каждый вечер ставлю на тумбочку. Приходится приподниматься на кровати и делать глубокие вдохи, пока я не успокоюсь и не пройдет страх. Ну, по крайней мере, кошмары стали реже. Этот мир порой пугает всех, но кого-то немного больше.

Такие приступы у меня случаются и днем, в моменты, когда меньше всего их ждешь. Когда я режу кабачки, чиню бачок унитаза или несу домой полезную штуковину, которую где-то откопала. Кровь приливает к голове, сердце проваливается в черную дыру, в горле пересыхает, в мозгу случается короткое замыкание, и я с трудом могу вспомнить, кто я. Мне кажется, что нужно скорее ехать в больницу, и эта мысль настолько меня ужасает, что я успокаиваюсь.

Не знаю, замечают ли что-нибудь окружающие: я ничего не говорю, фокусирую взгляд на одной точке, хочу вызвать скорую помощь и жду, пока все пройдет. По ощущениям это занимает вечность, но на самом деле – пару минут.

Я где-то прочитала, что нужно обращать внимание на то, что происходит перед приступом. Например, я нарезаю кружочками кабачки, смотрю на нож, лезвие ловит луч света, я представляю, как нож вдруг выскальзывает у меня из рук и отрубает мне палец, – щелк, и приступ. Вода заполняет бачок, добирается до нужной отметки, но вдруг она не перестанет прибывать, вдруг перельется через край и затопит весь дом? Щелк.

Вот что происходит перед приступом – вдруг. Предположение, возможное несчастье. Вдруг поезд сойдет с рельсов. Вдруг дождь не прекратится. Вдруг я не наберу новые заказы. Вдруг соседи не выключат газ. Вдруг я не найду любовь. Вдруг вся моя жизнь – сплошная иллюзия?

«Вдруг» – коротенькое слово, которое высасывает из меня душу, отрывает меня от себя самой, наводит на мысль: вдруг я не существую? Вот я и существую только в своей голове, надеясь, что окружающие не заметят моего исчезновения.

Однако любое землетрясение начинается с небольшого толчка. Как когда я приехала в Милан просить совета у бабушки, а ее уже не было.

Как говорят в этих краях, не высовывайся – и не будет проблем. Так я для себя и решила. И все же у меня есть чувство, что я не ошиблась, выбрав это место. По крайней мере, не сильно. В чем-то же мне должно повезти. Мир полон опасностей, катастрофы поджидают на каждом углу. Да поможет мне удача.

2

«В случае пожара выходить в центр двора».

Я подчеркнула это предложение красным маркером на всех информационных стендах, развешанных по зданию. Научно доказано, что, когда долго на что-то смотришь, глаза перестают это воспринимать, поэтому я периодически переписываю таблички и меняю цвета. Знать, как вести себя в чрезвычайной ситуации, жизненно необходимо. Нужно, чтобы информированы были все. Все.

Я повесила на входе табличку с надписью: «НЕ ТЕРЯЙТЕ БДИТЕЛЬНОСТИ, ОПАСНОСТЬ ПОДСТЕРЕГАЕТ НА КАЖДОМ ШАГУ. СМОТРИТЕ ПО СТОРОНАМ!» Кто-то зачеркнул «сторонам» и написал «кабанам», а еще через пару дней кто-то сорвал табличку. На самом деле смеяться тут не над чем: есть места, где нужно действительно остерегаться кабанов, – в таком месте я выросла. Если эти косматые клыкастые звери решат выйти из леса и разорить вам поле, никто их не остановит, и делают они это часто: они всегда голодные. Кабаны могут быть очень агрессивны, так что лучше с ними не связываться, – если, конечно, у вас не такой большой опыт, как у меня. Кошмары, кабаны, пришельцы… Папа научил нас быть готовыми к любым происшествиям. Но здесь все-таки другое: все мы согласны, что если кто-то говорит о кабанах в Милане, то он шутит. И все же я уверена: никогда не говори «никогда». Если человек долетел до Луны, то и кабаны могут добраться до Навильи³. Не будем терять бдительности!

На каждой лестнице здания висит свой информационный стенд: если заметите возгорание, незамедлительно звоните по номеру 115; перекрывайте газ в своей квартире и опускайте выключатели в электрическом щите; сообщайте о происшествиях в других зданиях; не пользуйтесь лифтом; во время эвакуации не бегите, не кричите, не сейте панику и, если можете, опустите главные выключатели в электрических щитах, расположенных в здании; не загромождайте эвакуационные выходы.

На каждом стенде я дописала ручкой: «Если вы не успели покинуть квартиру, закройте все окна, чтобы к огню не поступал дополнительный кислород; заткните все щели под дверями мокрыми тряпками; закройтесь в ванной и наполните водой раковину, биде и ванну; залейте пол водой и намочите дверь – это поможет замедлить распространение огня».

Я не думаю, что во время пожара первой мыслью у человека будет закрыть все окна и запереться в квартире, так что считаю важным информировать соседей.

Подобный стенд висит даже в помещении для мусора, прямо над баком для органических отходов. Я перечитываю его каждый раз, когда выношу мусор за Далию или Трофео. Втягиваю голову в плечи, чтобы не оглохнуть, если кто-нибудь в это время будет выбрасывать стекло. Вероятно, не все знают, что во время пожара из окон могут с громким треском вылететь стекла и с грохотом взорваться отопительные котлы. В таких случаях недостаточно втянуть голову в плечи, но тогда мне вряд ли будет до своих барабанных перепонок.

Мне нужно будет, например, бежать открывать дверь синьоры Далии, чтобы ее спасти. Ключ я найду под горшком с драценой у ее входной двери, потом возьму Далию под руку и поведу к центру двора. Там мы встретимся с Трофео, которому я к тому времени уже позвоню в домофон.

Затем я побегу на парковку и буду там включать противоугонные сигнализации, потому что в нашем доме нет сирены. Начну с мотоцикла синьора Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Удивлюсь, если у него не будет сигнализации: он дрожит над своими вещами так, будто живет в логове воров, всех подозревает и презирает. Следующим на очереди будет «Смарт» Мадам – надеюсь, в нем не окажется Сахарка, ее чихуа-хуа, которого она однажды забыла на заднем сиденье. Иначе мне придется разбить окно молоточком, который я всегда ношу в петельке комбинезона.

Я попросила Трофео пообещать, что он будет звонить всем в домофон и призывать всех скорее бежать, закрывая нос и рот тканью и избегая лифтов. Он пообещал, что будет звонить и будет призывать, ведь это была бы чрезвычайная ситуация. Я заставила его повторить это несколько раз. Точнее, я его несколько раз попросила, а он кивал, каждый раз все более убедительно, пока не увидел, что я поверила.

Трофео шестьдесят пять лет, у него живет крыса-альбинос, он постоянно ходит в спортивном костюме и не произносит ни слова, даже со мной, потому что слова у него закончились и добавить ему нечего. Просто невероятно, сколько всего можно сказать, не открывая рта. Достаточно взгляда и этого его способа скручивать губы в трубочку. Я знаю, что он любит рассветы и боится закатов, что его выводят из себя политики, управляющий, выгодные упаковки, пластические хирурги и сроки годности.

Каждое первое число месяца он идет на почту и становится в очередь за пенсией по инвалидности, которая после минутного облегчения только вгоняет его в тоску, напоминая, что он мог бы стать великим спортсменом, если бы в тот злополучный день повел бы маму к ортопеду, а не пошел тренироваться, если бы был чуть менее амбициозен, если бы послушал тогда своего ангела-хранителя, который шептал ему что-то на ушко. Но он не послушал – и вот что вышло. Ни кубков на полках в гостиной, ни славного прошлого – только какой-нибудь старый сосед, может быть, вспомнит о том быстроногом парнишке и о будущем, которое ему было начертано. Жаль, что оно оказалось начертано карандашом и в один дождливый день по ошибке стерлось.

Я постоянно говорю Трофео, что он сам по себе награда. И когда я это говорю, пытаюсь напомнить об этом и себе. Он пожимает плечами, опускает взгляд на тапочки, задерживает его на щиколотке с побледневшим шрамом, сворачивает губы в трубочку и включает телевизор.

Когда-то он смотрел только спортивные каналы, но в последнее время стал увлекаться передачами о животных, особенно сценами охоты в саванне. Он записывает их и пересматривает часами. Благодаря ему я узнала, что удав может целиком проглотить газель и переваривает ее потом целый месяц. Мы с Трофео оба согласны, что это весьма примечательный факт.

На последнем собрании жильцов некоторые новые арендаторы предложили «усовершенствовать общественные места». Их удивило, что мы, например, покорно принимаем голый цемент во дворе, в то время как могли бы потребовать клумбы, урны для мусора, дизайнерское освещение и лакированные скамейки.

Трофео от злости весь побагровел. И я понимаю его возмущение. Этот дом стоит здесь с двадцатых годов, и в нем больше ста пятидесяти квартир. Некоторые жители в нем родились, многие из них в нем выросли. Он строился как общежитие для сотрудников местных лабораторий, для людей, которые бросили родные края и пошли на огромные жертвы, чтобы здесь оказаться, выбрали жизнь, которая принесла им больше горестей, чем радостей. В этом дворе их дети учились ходить, играли в мяч, дрались, влюблялись, расставались. Когда-то квартиры здесь были площадью в двадцать квадратных метров, а туалет был один на этаж, в конце коридора.

За последние годы многие квартиры выкупили и объединили в более просторные; их отремонтировали новые владельцы, приехавшие в этот район. Как этот Я-На-Вас-В-Суд-Подам, который беспокоится только о скамейках, дизайнерском освещении и английском газоне.

Я положила руку Трофео на плечо, желая его успокоить. Деньги не проблема: если большинство проголосует «за», я сдам за него. Подложу ему наличку в куртку – незаметно, чтобы он не чувствовал себя у меня в долгу. Как-нибудь наскребу: починю на пару душей побольше, устроюсь домработницей на час. У меня уже давно вертится эта мысль, но я все никак не могу решиться. Не знаю, кто мог бы мне такое доверить, и меня саму не прельщает мысль о том, что я буду открывать шкафчики и ящики в чужом доме: мало ли что я там найду. Мне не нравится совать нос в чью-то жизнь, но, думаю, если мне придется убираться в чужих квартирах, я неизбежно окажусь в ней по уши.

Я не сказала Трофео, но в свой Ноев ковчег я бы с удовольствием взяла скамейки. От них веет отпуском, досугом и приличием. Если бы их поставили во дворе, он стал бы как в «Зимней сказке»⁴. Я бы еще предложила пруд с рыбками и, может, симпатичные красные деревья – осенью бы под ними расстилался ковер из багровых листьев.

Урны, кажется, убрали со двора уже очень давно: боялись, что кто-нибудь подложит в них бомбу. Стояли семидесятые⁵, и район представлял собой не самое приятное место в мире. Тогда еще не было плавучих кафе, ярмарок и воскресных прогулок.

Я считаю, что вместо урн лучше было бы повесить прозрачные пластиковые антитеррористические мешочки, которые крепятся к специальным железным каркасам. Они, конечно, некрасивые, но и у нас могут совершить теракт, хоть это и кажется невероятным. И достаточно открыть газету, чтобы это осознать. Я бы хотела поделиться своим мнением на собрании жильцов, но при одной только мысли… Щелк! Учащенное сердцебиение, затрудненное слюноотделение, дрожь по всему телу и все такое прочее. Я отказалась от мысли об активном участии в чем-либо.

Я знаю, что все они обо мне думают, – они и не пытаются это скрыть. Обсуждают меня вслух, когда я прохожу мимо, а я их пугаю, показывая кивком, что все слышу. Я стараюсь делать вид, что ничего не происходит. Если я в чем-то и виновата, то точно не в том, что ношу комбинезон, чиню смесители и достаю вещи из мусорки, спасая их от забвения. Когда синьора Далия только въехала в этот дом, то без конца обливалась слезами: он казался ей самой настоящей тюрьмой. Она приехала из деревни и никогда раньше не видела города. Энцо пообещал ей, что им будет хорошо в Милане вместе, это лишь вопрос времени и привычки. Они бы вместе планировали путешествия, ведь дом – это только порт, а корабли созданы для моря, говорил он. А как порт наш дом вполне подходил.

Далия живет здесь уже шестьдесят лет, расписывается за все посылки и заказные письма, которые всем приходят, хотя никто ей за это не платит. У нее рыжие волосы и живые глаза; частенько она ведет себя чудаковато, но если знаешь ее, то понимаешь, что она просто притворяется. Жизнь всегда находит способ удивить, если разрешить ей. Кто бы, например, мог подумать, что у меня с этой женщиной может быть столько общего?

Она говорит, что мне надо перестать беспокоиться о вероятном пожаре, случайном взрыве, возможном теракте – в общем, перестать бояться всего на свете. Но это не страх, это одно простое слово – «вдруг».

Мой отец рассуждал о сценариях SHTF (Shit hit the fan)⁶ и TEOTWAWKI (The end of the world as we know it)⁷. Он называл так то, что случится после событий катастрофического масштаба, которые в один момент могут перевернуть всю нашу политическую, экономическую и социальную систему, подвергнув опасности среду, в которой мы живем. Будь то землетрясение, пожар, цунами, геомагнитная буря, столкновение Земли с астероидом, Третья мировая война – правила были одни и те же: предусмотреть, избежать, отреагировать.

И никакое из этих событий нельзя было недооценивать.

1.Пер. Н. А. Волжина, Е. Д. Калашникова. Здесь и далее примечания переводчика.

2.Слово «бар» в итальянском языке трактуется довольно широко: так называют и бары в традиционном понимании, и кафе, закусочные, кофейни, пабы и любые другие заведения, где можно перекусить.

3.В итальянском языке слово naviglio, специфичное для северных регионов, является синонимом слова canale и означает судоходный и оросительный канал. В Милане существует целый район с названием Навильи, известный системой своих каналов: Навильо-Гранде, Навильо-Павезе, Навильо-ди-Падена и др.

4.Пьеса Уильяма Шекспира.

5.Период политической истории Италии с конца 1960-х по начало 1980-х годов получили название «Свинцовые семидесятые» (Anni di piombo – дословно «Свинцовые времена») по аналогии с названием фильма «Свинцовые времена», повествующего о двух сестрах-активистках, одна из которых вступает в террористическую организацию. Это время характеризуется разгулом уличного насилия, ультраправого и ультралевого терроризма.

6.Дерьмо попало на вентилятор (англ.).

7.Конец привычного нам мира (англ.).

Bepul matn qismi tugad.