Kitobni o'qish: «Почти идеальная жизнь»

Shrift:

Мэтту.

Я бы выбирала тебя снова и снова.

Глава 1

Мак

Лето 2000 года

– Эй, ты.

Мак слышал глубокий голос, но был уверен, что обращаются не к нему. Он в Сансет-Марине меньше трех минут. Успел только припарковаться и дойти до причала, где его обещала встретить женщина, с которой он по телефону договаривался насчет работы. Никто даже не знает, кто он такой, а уж тем более, что он новый сезонный работник марины. По крайней мере так предполагалось, если только он отыщет женщину, которая должна дать ему документы на заполнение.

– Йо, Поло.

Голос тот же, и на этот раз Мак повернулся к соломенной хижине с видом на марину. За стойкой стоял бледный худой парень с покрытыми татуировками руками. В одной он держал шейкер, а второй протягивал пустой пенопластовый кулер. На черной футболке с прорехами по бокам красовался Элис Купер со змеями и жутким макияжем. Парень бросил кулер в сторону Мака, тот не долетел несколько футов и, покатившись, остановился возле его теннисок.

– Мне нужен лед.

Парень потряс шейкером. Только семь утра. Кто пьет в такую рань?

– Ледогенератор позади магазина, – сказал парень, не выпуская сигареты изо рта. – Заполни до упора, если дотащишь.

– Я не… – Мак наклонился и поднял кулер. – Ты хочешь, чтобы я принес лед?

Парень округлил глаза.

– А с кем же я разговариваю? Ты же работаешь здесь?

– Думаю да.

– Карле пришлось доставать лодку Руиса. – Парень поставил шейкер и глубоко затянулся сигаретой. – Эль-Патрон не любит ждать, даже если забывает следовать правилам и звонить заранее. А!

Он ткнул концом сигареты на показавшийся из-за угла хижины высокий подъемник с подвешенной лодкой длиной около тридцати футов. За рулем бандуры сидела субтильная женщина с коричневой дубленой кожей и седеющими темными волосами, затянутыми в хвост.

– А вот и прелестная Карла. Как только она доставит этого парня на воду, придет сюда с папкой. Она так делает со всеми новичками. Подожди ее здесь. После того как принесешь лед, конечно. – Парень бросил взгляд на деревянный настил. – За магазином.

Мак кивнул.

– Понял. Спасибо.

– Ага. – Парень прищурился от дыма, поднимающегося от уголка его губ. – Как тебя зовут, пацан?

– Мак.

– Мак в поло. Я Дэйв.

Мак закинул пустой кулер на плечо и прошел по настилу мимо бара и магазина к большому ледогенератору позади. Поставил кулер у ног и только потянулся к крышке, как кто-то протиснулся рядом и рывком открыл ее. Сильная загорелая рука по локоть погрузилась в лед и выловила совок.

Мак выпрямился и взглянул на девушку рядом.

– Ты лезешь без очереди, – произнес он с полуулыбкой.

– Не считается, если очереди нет. И я тороплюсь.

Не поднимая головы, она совок за совком насыпала лед в красный холодильник с эмблемой «Миллер Лайт» у своих ног.

Когда она наклонилась вперед, самоконтроль Мака проиграл гораздо более мощной силе, и он опустил глаза. Ее джинсовые шорты были с прорехами по низу, и в дыре возле заднего кармана мелькнуло красное белье.

– А кто сказал, что я не тороплюсь? – Мак склонил голову набок, пытаясь увидеть лицо девушки. – Если я не принесу лед Дэйву с татухами, боюсь, в следующий раз при приготовлении коктейля он добавит в свой блендер меня.

– Не волнуйся насчет Дэйва. Учитывая, сколько «Кровавых Мэри» он выпил с утра, он может даже не вспомнить, что просил тебя сходить за льдом. – Девушка отпустила крышку, и та захлопнулась. Наконец она развернулась и сунула ему совок. – Он весь твой.

Мак взялся за совок, и прежде чем она отпустила, их глаза встретились. Короткий взгляд, мимолетная вспышка орехового, обрамленного густыми черными ресницами. Розовый румянец на щеках девушки заставил его живот гудеть от энергии.

– Спасибо. – Мак старался держаться спокойно и непринужденно, но ее хладнокровие обескураживало. – Я только что приехал. – Он показал большим пальцем на парковку. – Ну, недавно. Я Мак. Новенький.

– Заметно.

Ее очевидное заключение слегка охладило его.

– Конечно заметно. Я явно выделяюсь.

Девушка подняла холодильник на бедро, придерживая одной рукой. Большая часть ее волос была заплетена в толстую косу, но лицо окружал ореол выбившихся от ветра светлых прядок. Свободной рукой она убрала прядь за ухо, но та выпрыгнула обратно.

– Дело не только в тебе. Каждый год примерно в это время мы получаем новый урожай парней в команду на лето. Вас легко отличить.

Мак снова открыл крышку ледогенератора и принялся насыпать лед в кулер.

– Что нас выдает?

– У вас всех одинаковый взгляд. Чистый восторг от предвкушения нескольких месяцев физического труда. Вы рассчитываете получить хороший загар, заработать карманные деньги на следующий семестр, может, завести курортный роман. Потом возвращаетесь туда, откуда приехали, чтобы позже, когда вам будет лет сорок, вспоминать это лето как лучшее в жизни.

Мак бросил совок в ледогенератор и закрыл крышку, потом развернулся и внимательно посмотрел на девушку. То, что началось как непринужденная подначка, теперь сочилось неприязнью.

– Я… – Он не знал, что сказать. – Извини?

Она дернула плечом.

– Не извиняйся. Просто помни, что для остальных это настоящая работа. Мы тут не ради романов, загара или новых друзей, которые пригласят выпить во «Флорабаму». Мы здесь работаем и зарабатываем деньги, чтобы сводить концы с концами. – Свободной рукой она опустила на глаза солнечные очки в огромной белой оправе, скрывая свой пронзительный взгляд. – Если каждый занимается своим делом, мы неплохо уживаемся.

Она направилась к причалу.

– Подожди! – окликнул Мак. Девушка остановилась, но не обернулась. – Как тебя зовут?

После короткой заминки она взглянула на него:

– Кэт.

Маку хотелось сказать что-нибудь еще, задержать Кэт хотя бы на несколько секунд, но он не придумал ничего, что могло бы привлечь ее внимание.

Когда он так и не заговорил, Кэт подняла бровь, потом перебросила косу через плечо и пошла к причалу.

– Увидимся.

Оставив кулер Дэйва возле ледогенератора, Мак сделал несколько шагов и заглянул за угол. Кэт прошла по причалу к большой лодке с ярко-красными буквами «Алабама Рэдс» на борту, пришвартованной на ближайшем месте. Все еще держа холодильник на бедре, она шагнула на борт и спустилась вниз, где сгрузила холодильник на сиденье. Несколько прохаживающихся в конце причала мужчин прервали разговор, засмотревшись на нее, но она либо не заметила, либо сделала вид.

Кэт подняла голову и окликнула мужчину в широкополой соломенной шляпе, который сидел в вороньем гнезде. Когда он кивнул, она подала мужчинам на причале знак забираться в лодку. Отошла, уперев руки в бедра, пока они по одному карабкались на борт. Когда залезал последний, он положил руку ей на предплечье и, наклонившись, что-то сказал. Даже со своего места возле магазина Мак разглядел раздражение на лице Кэт. Она сердито глянула на мужчину, а он засмеялся, похлопал ее по пояснице и присоединился к своим друзьям на корме.

– Новенький! – окликнул со спины хриплый голос. Мак развернулся. Возле кулера Дэйва стояла женщина из подъемника, Карла, и смотрела на него. – Я тебя ищу. Дэйв сказал, что ты сбежал с его кулером. – Она толкнула заполненный кулер носком.

– Нет, я… – Карла скептически изогнула бровь, и Мак замолчал. – Я сейчас отнесу.

Он наклонился поднять кулер, но Карла остановила его:

– Притормози, приятель. Сначала заполни это. Дата рождения, номер социальной страховки, адрес. – Она показала несколько строчек на второй странице.

– А вот твоя форма W-9. Когда закончишь, надо будет сделать копию твоих водительских прав, и будешь готов к работе. – Карла вручила ему папку-планшет и подтянула пояс штанов. – Я буду в магазине. Там прохладнее. Найди меня, когда закончишь, и я покажу тебе тут все. – На обратном пути к магазину, она остановилась. – Совет. Не твоя работа переживать за Кэт. Она способна справиться с этими ребятами и выбросит их за борт, если подойдут слишком близко. Она уже так делала.

С этими словами Карла затянула свой хвост и завернула за угол.

Мак пролистал документы, прикрепленные к планшету, и сел на пол рядом с ледогенератором, прислонившись спиной к стене.

Верхняя строчка на первой странице гласила «должность». Кто-то, наверное Карла, уже заполнил ее словами «портовый рабочий». Именно на эту должность Мак и подавал заявку в марте, когда понял, что если не уедет хотя бы на короткое время, то потеряет все, что с таким трудом создавал.

Впереди ждал еще год колледжа, тесты, которые надо сдать хорошо, поступление в медицинский институт, будущее, которое надо планировать, двое родителей, которых надо ублажать, девушка, которую надо делать счастливой, и мозг, который не перестает сомневаться во всем на каждом шагу. Под таким давлением Мак много месяцев был на грани срыва. Он сказал Эди, что ему нужна передышка – на время или навсегда, он не был уверен, – и это слегка облегчило давление, но было больше похоже на укол, а не поток облегчения, которого он жаждал.

Его лучший друг Грэм уже планировал жить летом в пляжном доме своей тетушки, работая на стройке в Галф-Шорс у отцовского делового партнера. Когда Мак спросил, можно ли поехать с ним, Грэм сказал ему искать работу, собирать сумку и ехать в маленький голубой домик на Олд-Ривер.

Некоторые одноклассники Мака на каникулах работали в Сансет-Марине, и он всегда им завидовал. Долгими летними днями они трудились в доках и продавали в магазине футболки, банки с напитками и солнцезащитный крем, а он работал в кардиологической клинике своего отца, заполняя документы, сидя на приемах пациентов и время от времени наблюдая за операциями. Ему даже нравилось – он всегда знал, что медицина его призвание, – но ему также хотелось, чтобы ему разрешалось планировать свое лето и свою жизнь на своих условиях. Идти своим путем.

Теперь, в двадцать лет, перед последним курсом колледжа, он наконец получил такую возможность. «Лучше поздно, чем никогда, – сказал ему Грэм, когда Мак советовался с ним весной. – Знаешь же, у врачей нет летних каникул». Эди, которая семь лет была девушкой Мака, не особо бурно отреагировала на его решение отправиться на побережье. Но судя по тому, что она воспользовалась возможностью уехать на лето в «Большое яблоко», похоже, они оба получат некоторую передышку.

Морской ветерок растрепал волосы Мака, принеся запахи моторного масла и соленой свежести Мексиканского залива. Он откинул голову на стену за спиной, радуясь, что впереди еще три месяца, дни, наполненные солнцем и свежим воздухом, время и пространство для размышлений.

Этой весной они с Эди впервые задали друг другу важные, взрослые вопросы. Останутся ли они вместе после окончания колледжа? Ждет ли их на горизонте свадьба? Представляют ли они жизнь друг без друга? Когда они поняли, что не могут ответить на них, то решили провести некоторое время врозь.

Мак любит Эди – конечно, он по-прежнему любит ее, – но ему нужно это лето, чтобы выяснить, чего он действительно хочет и что нужно им обоим.

Не думая, Мак бросил взгляд туда, где Кэт, усевшись на носу лодки, развязывала трос. Ее руки действовали быстро и уверенно, и у него в голове всплыли ее слова: «Для остальных это настоящая работа. Способ сводить концы с концами».

Она же не знала, что для Мака это лето может оказаться способом свести концы с концами. Потому что останься он хоть в Южной Алабаме, взяв больше подготовительных медицинских курсов, хоть в Мобиле в отцовской клинике, он бы сорвался. И самое безумное в том, что отчасти ему хотелось избавиться от всего этого: от образа идеального будущего, за который он так долго цеплялся, от всеобщих высоких ожиданий, которые тяжело давили на плечи, а возможно и от руки единственной девушки, которую любил.

Мак не признавался в этом никому: ни Эди, ни Грэму и уж точно не родителям – но иногда ему казалось, что он сбился с пути. Он не знал, когда именно все свернуло не туда, но был настроен этим летом снова найти свой путь. Найти свой главный ориентир.

Заполнив документы, Мак встал и еще раз вдохнул, наполняя легкие теплым воздухом, а затем выдохнул вместе с остатками напряжения в шее. Бросил последний взгляд на «Алабама Рэдс», подхватил кулер Дэйва и пошел обратно, к Карле и своему первому рабочему дню.

Глава 2

Эди

Лето 2000 года

Через три дня после окончания третьего курса колледжа Эди Эверетт сидела в терминале С международного аэропорта Бирмингема, мучая стаканчик чуть теплого кофе и пытаясь подавить нервную дрожь в животе. Она еще раз проверила внешний карман своей ручной клади, убедившись, что тонкий бумажный пакет с билетами все еще на месте. Бирмингем – Атланта, Атланта – Ла-Гуардия. Аэропорт Ла-Гуардия. Нью-Йорк.

Она убрала пакет обратно в сумку и, сделав еще один глоток кофе, откинулась на спинку кресла. Час назад она на прощание поцеловала родителей у стеклянных дверей аэропорта и последние двадцать минут наблюдала за людьми в оживленном терминале, гадая, правильное ли решение приняла. Было ли хоть одно ее решение правильным? Что касается почти спонтанного решения поехать в Нью-Йорк, вцепившись в несбыточную мечту о летней стажировке, приговор еще не вынесен. Раньше она никогда не делала ничего подобного – вслепую бросаться во что-либо, не зная людей, плана или последствий.

Тут она слишком самокритична: кое-что она знает. Например, где будет работать и какой вид работы выполнять. И она знает вероятные последствия самой поездки: возвращение домой с полным альбомом зарисовок улиц и парков, пониманием работы настоящих дизайнеров интерьеров и, весьма вероятно, новой любовью к процветающему городу.

Но последствия лично для нее? Это оставалось загадкой. Вместо планирования свадьбы с Маком, которая, в ее понимании, неизбежно состоится летом после окончания колледжа, они даже не проводят лето вместе. Пока она на пути к стажировке в Нью-Йорке, он отправился на три месяца на побережье заправлять дорогие лодки и… Что? Вязать узлы? Продавать наживку? Эди честно понятия не имела, что он будет делать. Знала только, что он получил работу в Сансет-Марине в Орандж-Бич.

Это разительно отличалось от предыдущих четырех лет, когда он работал в Кардиологической клинике Свона, изучая совсем другие наборы узлов под пристальным присмотром своего отца и нарабатывая часы, которые, как он надеялся, выделят его заявление в медицинский институт на фоне остальных. Произведет ли «портовый рабочий» в этих заявлениях хоть какое-то впечатление?

Эди встала и размяла спину, прошла несколько шагов к телевизору, где метеоролог в подтяжках озвучивал ожидаемую дневную жару в Бирмингеме. Выбросила стаканчик в мусорку, и он с глухим звуком ударился о пустое дно.

Мак в своих заявлениях может написать что угодно. Хоть «работник зоопарка», хоть «мороженщик», хоть «портовый рабочий в Сансет-Марине». Его оценок достаточно, чтобы поступить в любой медицинский вуз по своему желанию, и даже если бы их было недостаточно, то достаточно самого Мака. Он может продать пресловутый кетчуп на палочке не благодаря своему дару убеждения или сахарным речам, а просто потому, какой он. Мак из хороших парней: добрый, дружелюбный, скромный. В общем, самый приятный человек, что она знает. Эди не сомневалась, что он добьется всего, что задумает: медицинский вуз, доктор, мэр. Муж. Отец.

Учитывая их последний разговор, будет ли она рядом, чтобы увидеть все это?

Эди вернулась на место рядом со своей сумкой и проверила фотоаппарат в боковом кармане. Она положила дополнительную пленку, но утром папа дал ей еще три катушки, когда они с мамой провожали ее до терминала.

– Удачного лета, – сказал он, притягивая ее к себе под мышку. – И сделай как можно больше фотографий. Я всегда хотел увидеть Нью-Йорк.

Он подмигнул и улыбнулся, но в глазах мерцала грусть.

Бад Эверетт походил на медведя и всегда был готов обниматься, но немел, как только речь заходила о чем-то личном. Он любил своим присутствием – своими теплыми объятиями, а не словами. Эди хотела заверить его, что с ней все будет хорошо, что она будет в безопасности и вернется домой целой и невредимой, но, как обычно, вмешалась мама, сетовавшая на отсутствие Мака.

– Ему следовало тебя проводить. Это обыкновенные правила приличия, особенно учитывая ваши отношения. – Мама покачала головой. – Он знал, во сколько ты уезжаешь?

– Он уже на побережье, мам. Я тебе говорила.

– Что ж. И все же. Он же мог позвонить? Хочешь позвонить ему? Вот, Бад, подержи чемодан.

Обычно спорить с Дайаной Эверетт бесполезно, но в Эди вспыхнул какой-то дух противоречия, и она, дернув ручку своего огромного красного чемодана на колесиках, помахала родителям рукой и зашагала к нужному выходу.

В другой жизни она могла бы провести лето в Новом Орлеане, учась под руководством одного из мириада дизайнеров, рисуя эскизы домов вдоль авеню Сент-Чарльз или Магазин-стрит. Или она могла бы сидеть на Джексон-сквер и наблюдать за людьми, рисуя быстрые акварели, если ее внимание привлек конкретный пейзаж или человек, может быть, заработать несколько долларов, продавая свою мазню охочим до сувениров туристам.

Это всего лишь предположения. Отправив декану, курирующему прием в Школу дизайна Нового Орлеана, вежливое «Извините, но мои планы изменились» за оскорбительные считаные месяцы до начала занятий, она лишилась возможности узнать, какой была бы эта другая жизнь. Вместо этого она сидела у выхода 4 терминала С, размышляя о том, какими путями может пойти жизнь, и задаваясь вопросом, как из всех возможных выбрать правильный.

Чуть погодя, копаясь в сумке в поисках жвачки, она что-то нащупала. Листок бумаги, маленький и сложенный. Эди достала его и внимательно рассмотрела. Бумага в клеточку, белая со светло-голубыми линиями. Уголки ее губ дрогнули в улыбке: такую бумагу использовал Грэм на уроках архитектуры.

Дав волю улыбке, Эди развернула листок и разгладила его на коленке, проводя пальцами по сгибам. Почерк Грэма изобиловал петлями и был неаккуратным в отличие от рисунков, полных острых углов, прямых темных линий и уверенных штрихов. Она пробежалась глазами по страничке, наслаждаясь завитками и черточками, складывающимися в слова, которые он написал для нее:

«Дорогая Эди,

Ты весь вечер просидела на полу своей спальни, планируя, что взять на лето в Нью-Йорк. Я знаю, потому что пытался вытащить тебя поесть пиццу, но ты сказала, что у тебя слишком много дел. Все твои списки лежали рядом: что взять с собой, что купить, что сделать до отъезда. Ты казалась нервной. Я не знаю, это потому, что ты проведешь лето в новом месте, или потому, что вы с Маком расстались.

Каждый раз, когда у вас возникают сложности, я стараюсь соблюдать нейтралитет, но в этот раз это труднее. Мне хочется наорать на Мака и встряхнуть его, чтобы одумался. Сделать что угодно, чтобы заставить его увидеть хорошее перед ним, пока не стало слишком поздно. Правда в том, что как бы сильно я его ни любил, я лучше потеряю его дружбу, чем увижу, как ты страдаешь.

И вот моя правда без прикрас. Ты знаешь, я люблю Мака – он был моим лучшим другом с четвертого класса, – но ты дороже моему сердцу. Дорога так, как только может быть дорог другой человек. И хотя мне будет грустно все лето не видеть твоего лица, я очень рад твоей поездке. Надеюсь, ты воспользуешься временем, чтобы решить, чего хочешь и что тебе нужно. Не вам с Маком. Только тебе. Вы вместе так долго, что почти стали одним человеком, но я надеюсь, что там, в большом городе, ты найдешь настоящую Эди. Надеюсь, ты сделаешь столько открытий о себе, что вернешься домой переполненной. Я жду не дождусь этого.

Звони, если понадобится. Или, если так легче, учитывая, что я проведу лето в крохотном пляжном домике с Маком, просто отправь мне открытку. Я буду проверять почту каждый день.

Грэм»

Прочитав записку дважды, Эди сложила ее по первоначальным линиям сгибов и дрожащими руками вжала маленький квадратик в ладонь. Грэм был ее другом, ее наперсником, ее товарищем по ночным забегам за фаст-фудом, когда Мак был занят учебой, но она уверена, что никогда за почти восемь лет их знакомства не слышала от него так много слов за один раз. Она также не уверена, что когда-либо получала слова такой полной поддержки, такой симпатии, такой значимости. И она не уверена, что чувствует по этому поводу.

Мак был ее человеком, она всегда знала, что выйдет за него замуж. Они дружили еще дошкольниками, и с того момента в девятом классе, когда он попросил ее стать его девушкой, она – и, похоже, все вокруг, – знала, что они будут вместе. Это был факт, не вероятность. До последнего времени, когда все забуксовало. Когда она начала задумываться, в том ли направлении идет ее жизнь. Когда задумалась, не могла ли где-нибудь по пути спутать факты ради удобства.

Но прочитав эти слова от Грэма, она ощутила всплеск оживления, как удар молнии или порыв свежего, холодного ветра в лицо. Она не просто уезжает на лето; она отправляется в грандиозное приключение. Путешествие в неизвестные места, где никто не будет указывать, что делать и как чувствовать. Главными будут она сама и ее желания.

Эди убрала записку в сумку и бросила взгляд на часы: до посадки осталось еще немного времени. Она схватила сумку и прошла к газетному киоску, который заметила по дороге. Рядом с газетами и журналами на крутящейся подставке крепились открытки с живописными видами Алабамы. Она нашла одну большого формата со статуей Вулкана на фоне заходящего солнца и забрала ее к прилавку.

– Я могу отправить ее отсюда? – спросила она у мужчины за прилавком.

Он кивнул, и она оплатила открытку, затем села за столик перед газетным киоском и начала писать:

«Дорогой Грэм,

Я жду посадки на самолет и только что обнаружила твою записку. Прочитав твои слова и впитав их, я поняла, что не была готова к своей поездке – я даже не радовалась ей – до этого момента. Ты как будто дал мне разрешение ехать и получать впечатления, не оглядываясь назад. По крайней мере на три месяца. Так что спасибо тебе за это. Ты мой самый настоящий друг и тоже дорог мне. Я знаю, что летом ты будешь на юге, но я спрячу тебя в своем сердце и заберу с собой в Нью-Йорк.

Мы с Маком условились звонить друг другу этим летом, но я не уверена, что смогу. Или захочу. Так что окажи мне услугу: присмотри за ним. Я не знаю, чего он ищет этим летом, и хотя не знаю, чего ждать от наших отношений, даже нашего будущего, надеюсь, он это найдет.

Не забудь проверять почтовый ящик. Я скоро напишу.

Эди»

Она написала адрес, добавила марку и оставила открытку у кассира, который бросил ее в ящик с надписью «исходящие». На обратном пути к воротам 4 Эди улыбалась, представляя, как Грэм идет по песчаной подъездной дорожке к почтовому ящику и заглядывает внутрь. Как смеется, доставая ее открытку с Вулканом, будто она не смогла дотерпеть до Нью-Йорка, чтобы написать ему. Что чистая правда.

И только сев на свое место в терминале, Эди поняла, что не написала Маку. Это даже не пришло ей в голову. Она наклонилась вперед, уперлась локтями в колени и потерла лицо ладонями.

«Все нормально. Просто нормально».

Они с Маком не вместе, и она имеет право общаться с Грэмом, одним из самых любимых людей на свете. Читать такое нежное письмо от него. Глотать его слова, как воздух, когда сама не понимала, что задыхается.

Она глубоко вздохнула, и когда сотрудница авиакомпании объявила о начале посадки, Эди была первой в очереди.