Kitobni o'qish: «Легенды о самураях. Традиции Старой Японии»

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предисловии к «Повести о сорока семи ронинах» я сказал почти все, что требуется для вступительного слова к этой книге.

Читатели, надеюсь, будут снисходительны ко мне, поскольку любой, кто был в Японии и изучал японский язык, знает, с какими огромными трудностями приходится сталкиваться.

Что же касается иллюстраций (черно-белых гравюр), тут я, по крайней мере, чувствую, что мне не за что извиняться. Исполненные изначально неким Одакэ, художником, нанятым мною, они были вырезаны одним известным в Эдо резчиком по дереву и, следовательно, являются подлинными образчиками японского изобразительного искусства. Господа Дэлзил после осмотра деревянных печатных форм указали мне, в качестве интересного факта, что линии вырезаны по прожилкам дерева в манере Альбрехта Дюрера и некоторых других мастеров средневековой Германии. Такая техника давно забыта современными европейскими резчиками по дереву.

Следует отметить, что в этих сказаниях сделаны очень слабые намеки на императора и его двор. Несмотря на прилежные поиски, мне не удалось найти ни одного повествования, где они играли бы заметную роль.

Еще одним сословием, которое не упоминается здесь, являются госи. Госи – это мелкие землевладельцы, или помещики, как принято говорить за границей, живущие на собственной земле и не находящиеся в вассальной зависимости от феодального господина. Их положение в обществе ниже, чем у самураев или служилых людей, и они занимают промежуточное место между этими сословиями и крестьянством. Как и самураям, им разрешено носить два меча, и они, как правило, зажиточные и состоятельные люди, претендующие на происхождение более древнее, чем у многих феодальных князей. Большое их число служит в личной охране императора, и именно они сыграли заметную роль в недавних политических переменах в Японии, как наиболее консервативный и античужеземный элемент нации.

За этими исключениями, я полагаю, все сословия должным образом представлены в моей книге.

Феодальная система растаяла, подобно туманной дымке, перед глазами тех, кто проживал в Японии на протяжении нескольких последних лет (до 1870 г.). Но когда они приехали туда, феодализм был в полном расцвете, и нет ни одного случая, о котором рассказывалось бы на следующих страницах (как ни странно это может показаться европейцам), намекающего на возможность или вероятность падения феодальной системы, чего самый компетентный судья не в состоянии подтвердить. Как доказывают последние события, ни героизм, ни благородство, ни преданность не перестали считаться идеалами у жителей страны. Мы можем порицать и яростно нападать на Ямата Дамаси, или Дух Древней Японии, который и сейчас жив в душе самурая, но не можем сдержать восхищения от смертей-самопожертвований, которые люди до сих пор совершают во имя любви к своей стране.

ПОВЕСТЬ О СОРОКА СЕМИ РОНИНАХ

Книги, написанные в последние годы о Японии, были либо составлены из официальных фактов, либо содержат отрывочные впечатления заезжих путешественников. О внутренней жизни Японии внешнему миру известно немного: религия японцев, их суеверия, образ мыслей, тайные пружины, которые ими движут, – все это до сих пор остается тайной. Это и не удивительно. Первым европейцам, которые устанавливали связи с Японией, – я говорю не о старинных голландских и португальских купцах и священнослужителях, а о дипломатах и торговцах одиннадцатилетней давности – был оказан холодный прием. Прежде всего, местное правительство всячески препятствовало любым расспросам о языке, литературе и истории. Тот факт, что сёгунат, с которым исключительно поддерживались хоть какие-то отношения, поскольку микадо пребывал в уединении в своей священной столице Киото, понимал, что императорский пурпур, в который они стремились облачить своего правителя, должен быстро поблекнуть на слепящем солнечном свете, прольющемся на него, как только европейские лингвисты смогут изучить их книги и летописи. Не было упущено ни малейшей возможности бросить пыль в глаза пришельцам, сбивать с пути которых, даже по мелочам, считалось официальной политикой. Сейчас, однако, нет причин что-то скрывать, Roi Faineant¹ стряхнул с себя лень, а вместе с ним и его Maire du Palais,² и в результате – понимающее правительство, которому нечего бояться испытующего взгляда из-за границы: летописи страны являются таким веским доказательством божественной власти микадо, что больше нет причин сохранять завесу таинственности. Путь обретения новых знаний открыт для всех; и хотя многое еще предстоит узнать, некоторые сведения уже получены, и среди них те, что могут заинтересовать тех, кто никогда не был в Японии.

Недавняя революция в Японии³ повлекла перемены, как социальные, так и политические; и не исключена возможность, что, когда в дополнение к прогрессу, который уже свершился, железные дороги и телеграф соединят главные населенные пункты Страны восходящего солнца, старая Япония, такая, какой она была веками и какую мы обнаружили всего каких-то одиннадцать лет назад, исчезнет. Мне подумалось, что нет и не может быть лучшего способа сохранить сведения о вызывающей любопытство и быстро исчезающей цивилизации, чем перевести некоторые наиболее интересные народные легенды и предания вместе с другими образчиками литературы, написанными на ту же тему. Таким образом, Япония сможет поведать повесть о себе самой, ее переводчик лишь добавит несколько слов то тут, то там в виде заголовка или цитаты к главе, где объяснение или дополнение ему покажутся необходимыми. Боюсь, что длинные и трудные имена зачастую будут превращать мои сказания в утомительное чтение, но я верю, что те, кто справится с этими трудностями, больше узнают о характере японцев, чем перелистывая описания путешествий и приключений, пусть даже самые блестящие. Господин и его вассал, воин и монах, бедный ремесленник и презренный эта́ – каждый, в свою очередь, станет главным героем в моем сборнике рассказов, и устами этих героев я надеюсь показать относительно полную картину японского общества.

Многое сказав в качестве предисловия, я прошу моих читателей мысленно перенестись на побережье Эдоского залива – красивый, радующий глаз пейзаж: отлогие косогоры, окаймленные темной линией сосен и елей, ведущие вниз, к морю; причудливые свесы крыш многочисленных храмов и святилищ проглядывают то тут, то там из окружающих их рощиц; сам залив усеян живописными рыбачьими суденышками, факелы которых сверкают по ночам, подобно светлячкам, среди далеких фортов; далеко на западе высятся склоны Оямы – обиталище духов, а за сдвоенными холмами перевала Хаконэ – Фудзияма, не имеющая равных гора, одинокая и величественная в центре равнины, изрыгавшая пламя двадцать одно столетие тому назад. На протяжении ста шестидесяти лет огромная гора была спокойна, но частые землетрясения до сих пор свидетельствуют о спрятанном в недрах огне, и никто не может сказать, когда раскаленные до красноты камни и пепел могут снова выпасть, подобно дождю, на пять провинций.

В уютном уголке среди священных деревьев в Таканаве, предместье Эдо, прячется Сэнгакудзи, или храм Родникового Холма, прославленный по всем краям страны своим кладбищем, где находятся могилы сорока семи ронинов,⁴ оставивших след в истории Японии, героев японской драмы. Легенду об их подвиге я и собираюсь поведать вам.

С левой стороны от основного двора храма находится часовня, увенчанная золоченой фигурой Каннон, богини милосердия, в которой хранятся сорок семь статуй самураев и статуя их господина, которого они так сильно любили. Статуи вырезаны из дерева, лица раскрашены, а облачение выполнено из дорогого лакового дерева. Как произведения искусства они, несомненно, обладают большими достоинствами, олицетворяя героический поступок, статуи удивительно похожи на живых людей, каждый одухотворен и вооружен своим излюбленным оружием. Некоторые – почтенные люди с жидкими седыми волосами (одному семьдесят семь лет), другие – шестнадцатилетние юноши. Рядом с пагодой со стороны дорожки, ведущей на верх холма, есть небольшой колодец с чистой водой, огороженный и обсаженный мелким папоротником, с табличкой, на которой имеется надпись, поясняющая, что «в этом колодце была омыта голова; мыть руки и ноги здесь запрещается». Чуть дальше – прилавок, за которым бедный старик зарабатывает жалкие гроши продажей книг, картинок и медалей, увековечивающих верность сорока семи, а еще выше, в тени рощицы из величавых деревьев, находится аккуратное огороженное место, поддерживаемое в порядке, как гласит табличка, добровольными пожертвованиями, вокруг которого располагаются сорок восемь небольших могильных камней, каждый украшен вечнозелеными растениями, каждый с жертвенной водой и благовониями для успокоения духов умерших. Ронинов было сорок семь, могильных (мемориальных) камней – сорок восемь, и легенда о сорок восьмом характерна для представления японцев о чести. Почти касаясь ограды захоронения, находится несколько более внушительный мемориальный камень дорин-то,⁵ под которым лежит господин, за смерть которого праведно отомстили его приближенные.

А теперь приступим к повествованию.

В начале XVIII века жил даймё по имени Асано Такуми-но Ками, властитель замка Ако в провинции Харима. Случилось так, что один из придворных микадо был направлен к сёгуну⁶ в Эдо, Такуми-но Ками и еще один знатный господин по имени Камэи Сама были назначены принимать его и устроить пир послу, а чиновник высокого ранга Кира Коцукэ-но Сукэ был назначен обучать их этикету, установленному для подобных случаев.

Оба благородных господина были вынуждены ежедневно приходить в замок сиро, чтобы прослушать инструкции Коцукэ-но Сукэ. Но этот Коцукэ-но Сукэ был человеком жадным до денег и, сочтя, что дары, которые два даймё, согласно освященной временем традиции, преподнесли ему за его наставления, слишком скромны и неподобающи его положению, затаил против них злобу и не взял на себя труда обучать их, а, напротив, старался выставить на всеобщее посмешище. Такуми-но Ками, сдерживаемый непоколебимым чувством долга, терпеливо сносил его насмешки, но Камэи Сама, который имел меньшую власть над собою, впал в крайнюю ярость и решил убить Коцукэ-но Сукэ.

Однажды ночью, когда его служба в замке была закончена, Камэи Сама возвратился к себе и, созвав своих советников⁷ на тайное совещание, сказал им:

– Коцукэ-но Сукэ оскорбил Такуми-но Ками и меня, когда мы несли службу при особе императорского посла. Это против всех правил приличий, и я намеревался убить его на месте, но напомнил себе, что, если совершу это на территории замка, расплатой будет не только моя жизнь, но и жизни членов моей семьи и моих слуг, поэтому я удержал свою руку. Пока жизнь этого негодяя еще приносит горе людям, но завтра, когда буду при дворе, я убью его. Я принял решение и не потерплю никаких возражений. – И, пока он говорил все это, его лицо бледнело от ярости.

Один из советников Камэи Сама был человеком весьма рассудительным и, поняв по виду своего господина, что все увещевания будут бесполезны, сказал:

– Слово нашего господина – закон; ваши слуги сделают все нужные приготовления, и завтра, когда ваша светлость отправится ко двору, если этот Коцукэ-но Сукэ снова будет дерзко вести себя, пусть он примет смерть.

Его господин остался доволен такой речью и с нетерпением принялся ждать наступления нового дня, чтобы вернуться ко двору и убить своего врага.

Обеспокоенный советник отправился домой, взволнованно размышляя о том, что сказал его господин. По мере размышлений ему пришла в голову мысль, что, поскольку Коцукэ-но Сукэ имеет репутацию скряги, его определенно можно подкупить и что лучше будет заплатить ему любые деньги, не важно сколько, чем допустить гибель своего господина и всего его семейства. Поэтому он собрал все деньги, какие только смог, и, вручил их своим слугам, чтобы они их несли, сам ночью приехал верхом во дворец Коцукэ-но Сукэ и сказал его вассалам:

– Мой господин, который теперь состоит при особе императорского посла, весьма благодарен его сиятельству Коцукэ-но Сукэ за то, что доставил ему столько хлопот, пока тот обучал его надлежащим церемониям, соблюдаемым при приеме императорского посла. Это – скромный дар, который он послал со мной, но он надеется, что его сиятельство соблаговолит принять этот дар, и вручает себя на милость его сиятельства.

С этими словами он предъявил тысячу серебряных монет для Коцукэ-но Сукэ и сто, чтобы их поровну разделили между собой его слуги.

Когда последние увидели деньги, их глаза просияли от радости, и они рассыпались в благодарностях. Попросив советника подождать немного, они отправились к своему господину и сообщили ему о богатом подарке, который был доставлен с почтительным посланием от Камэи Сама. Коцукэ-но Сукэ, предвкушая удовольствие от денег, послал за советником, чтобы его проводили во внутренние покои и, поблагодарив, обещал на следующий день особенно тщательно проинструктировать его господина по всем тонкостям этикета. Поэтому советник, видя внутреннее ликование скупца, возрадовался успеху своего плана и, откланявшись, вернулся домой в приподнятом состоянии духа. Но Камэи Сама, вовсе не помышлявший, что его вассалу удалось умилостивить его врага, лежал, обдумывая свою месть, и на следующее утро на рассвете отправился ко двору торжественной процессией.

Коцукэ-но Сукэ встретил его совсем по-другому – почтительности его не было предела.

– Сегодня вы пришли ко двору рано, господин Камэи, – сказал он, – не могу не восхищаться вашим рвением. Сегодня я буду иметь честь обратить ваше внимание на некоторые особенности этикета. Я должен попросить у вашей светлости извинения за мое прежнее поведение, которое могло показаться несколько грубым, но у меня всегда был вздорный характер, поэтому прошу вас еще раз меня простить.

И поскольку он продолжал вести себя подобострастно и говорить льстивые речи, сердце Камэи Сама постепенно смягчалось, и он отказался от намерения убить его. Так благодаря ловкости своего советника Камэи Сама и его дом были спасены от гибели.

Вскоре после этого Такуми-но Ками, который не послал подарка, прибыл в замок, и Коцукэ-но Сукэ изводил его насмешками больше прежнего, провоцируя издевками и завуалированными оскорблениями, но Такуми-но Ками делал вид, что не замечает этого, и терпеливо выполнял приказы Коцукэ-но Сукэ.

Такое поведение, вместо того чтобы дать положительный результат, лишь заставило Коцукэ-но Сукэ презирать его до такой степени, что он в конце концов заносчиво сказал:

– Эй, господин Такуми, завязка на моем таби⁸ развязалась, потрудитесь завязать ее мне.

Такуми-но Ками, хотя и сдерживал ярость от такого публичного оскорбления, все же подумал, что он на службе, поэтому обязан повиноваться, и завязал завязку на таби.

Тогда Коцукэ-но Сукэ, отвернувшись от него, раздраженно сказал:

– О, как вы неуклюжи! Не умеете даже завязать завязки на таби как положено! Посмотрев на вас, всякий скажет: вот настоящая деревенщина, не имеющая никакого понятия о столичных манерах и приличиях. – И с оскорбительным смешком он направился во внутренние покои.

Но терпение Такуми-но Ками подошло к концу, и этого последнего оскорбления он больше уже не мог снести.

– Остановитесь на минутку, господин! – воскликнул он.

– Ну, в чем дело? – осведомился тот.

И пока Коцукэ-но Сукэ оборачивался, Такуми-но Ками выхватил кинжал и нацелил удар ему в голову, но голову Коцукэ-но Сукэ защитила высокая шапка придворного, которую тот носил, и он отделался всего лишь незначительной царапиной. Коцукэ-но Сукэ стал спасаться бегством, и Такуми-но Ками, преследуя его, попытался во второй раз нанести удар кинжалом, но, промахнувшись, вонзил его в столб. В этот момент один офицер по имени Кадзикава Ёсобэй, увидев происходящее, бросился на помощь и, схватив разъяренного Такуми-но Ками сзади, дал Коцукэ-но Сукэ время благополучно спастись.

Тут поднялся большой переполох и всеобщее смятение, а Такуми-но Ками разоружили, арестовали и заключили в одном из дворцовых покоев под стражу. Был созван совет, и по его решению пленника передали под охрану одному даймё по имени Тамура Укиё-но Дайбу, который держал его под строгим арестом в его собственном доме, к великой печали его жены и слуг. А когда обсуждение этого дела на совете закончилось, было решено, что, поскольку он нарушил закон и напал на человека на территории дворца, должен совершить харакири, то есть покончить жизнь самоубийством, вспоров себе живот; его имущество должно быть конфисковано, а семья – уничтожена. Так гласил закон. Итак, Такуми-но Ками совершил харакири, его замок Ако был конфискован в казну, а его вассалы стали ронинами, часть из них пошли на службу к другим даймё, а остальные стали торговцами.

Среди приближенных Такуми-но Ками был главный его советник, по имени Оиси Кураносукэ, который вместе с сорока шестью другими верными вассалами заключил уговор отомстить за смерть своего господина, убив Коцукэ-но Сукэ. Этот Оиси Кураносукэ отсутствовал в замке Ако во время нападения своего господина на обидчика, чего, будь он при своем господине, никогда бы не произошло, поскольку, будучи человеком мудрым, он не преминул бы умилостивить Коцукэ-но Сукэ, послав ему достойные подарки. Советник же, находящийся при его господине в Эдо, оказался не столь догадливым и упустил из виду эту предосторожность, что и повлекло за собой смерть господина и гибель его дома.

Поэтому Оиси Кураносукэ и сорок шесть его товарищей принялись строить планы отмщения Коцукэ-но Сукэ. Но последнего так хорошо охранял отряд, одолженный ему даймё Уэсуги Сама, на дочери которого он был женат, что они сочли единственным средством достичь намеченной цели – усыпить бдительность врага. С этой целью они разделились и переоделись: одни – в плотников, другие – в ремесленников, третьи же занялись торговлей, а сам их предводитель, Кураносукэ, отправился в Киото, построил там дом в квартале Ямасина, где пристрастился посещать дома самой сомнительной репутации и предавался пьянству и разврату, словно у него не было и мысли мстить за смерть своего господина. Тем временем Коцукэ-но Сукэ, подозревая, что прежние вассалы Такуми-но Ками могут замыслить покушение на его жизнь, тайно подослал в Киото шпионов и требовал от них точного отчета о каждом шаге Кураносукэ. Однако тот, окончательно решив ввести своего врага в заблуждение, чтобы он почувствовал себя в безопасности, продолжал вести беспутную жизнь в обществе продажных женщин и пьяниц. Однажды, пьяным возвращаясь домой из грязного притона, он упал на улице и заснул, и все прохожие осыпали его презрительными насмешками. Так случилось, что мимо проходил один из людей Сацума и сказал:

– Разве это не тот самый Оиси Кураносукэ, который был советником Асано Такуми-но Ками и который, не имея смелости отомстить за своего господина, предается женщинам и вину? Смотрите, вот он лежит пьяный на улице кабаков. Вероломная скотина! Малодушный недоумок! Он не достоин звания самурая!⁹

Он плюнул и наступил ногой на лицо спящего Кураносукэ.

Когда же шпионы Коцукэ-но Сукэ сообщили об этом в Эдо, тот при таких новостях почувствовал большое облегчение и счел, что опасность его миновала.

Однажды жена Кураносукэ, горько опечаленная распутной жизнью мужа, пришла к нему и сказала:

– Мой господин, сначала вы говорили мне, что ваш разврат – только уловка, чтобы обмануть бдительность вашего врага. Но на самом деле это зашло слишком далеко. Умоляю вас, будьте немного сдержаннее.

– Не надоедай мне, – отвечал Кураносукэ, – я не желаю слушать твоего хныканья. А если тебе не нравится мой образ жизни, я с тобой разведусь, и можешь идти куда хочешь! А я куплю себе красивую молодую девушку из какого-нибудь публичного дома и женюсь на ней ради своего удовольствия. Меня тошнит при виде такой старухи, как ты, в моем доме! Поэтому убирайся отсюда! И чем быстрее, тем лучше!

Он впал в неистовую ярость, и его жена, испугавшись гнева мужа, жалобно умоляла его смилостивиться:

– О мой господин! Не говорите таких слов! Двадцать лет я была вам верной женой, родила троих детей, в болезнях и горе я была с вами. Вы не можете быть таким жестоким и теперь выгнать меня из дома. Сжальтесь! Сжальтесь надо мной!

– Хватит плакать! Это бесполезно! Я принял решение. Ты должна уйти. И дети тоже мне мешают. Если тебе угодно, можешь взять их с собой!

Услышав такие слова своего мужа, она в горе отыскала своего старшего сына Оиси Тикару и умоляла его заступиться за нее перед отцом и попросить, чтобы он простил ее. Но ничто не могло заставить Кураносукэ свернуть с пути, поэтому его жена была отослана назад в родительский дом с двумя младшими детьми. Но Оиси Тикара остался с отцом.

Шпионы донесли Коцукэ-но Сукэ обо всем без утайки, а тот, когда услышал, что Кураносукэ выгнал из дома жену и детей и купил себе наложницу и опустился до того, что предается разврату и пьянству, стал думать, что ему уже нечего бояться этих трусов – вассалов Такуми-но Ками, которым, по всей вероятности, не хватает храбрости отомстить за смерть своего господина.

Поэтому постепенно Коцукэ-но Сукэ стал менее внимательно наблюдать за вассалами Такуми-но Ками, отослал назад половину охраны, которую одолжил ему тесть Уэсуги Сама. Он и подумать не мог, что готовится попасть в ловушку, которую устроил ему Кураносукэ, горя желанием убить врага своего господина, который не задумываясь развелся с собственной женой и отослал от себя родных детей. Достойный восхищения, преданный своему господину человек!

Таким образом, Кураносукэ продолжал пускать пыль в глаза своего врага, упорствуя во внешне беспутном поведении. Но все его соратники собрались в Эдо и замыслили в качестве наемных работников и разносчиков получить доступ в дом Коцукэ-но Сукэ, где ознакомились с общим планом строения и расположением комнат и узнали, кто из его обитателей храбрец и честный человек, а кто трус, о чем они регулярно оповещали Кураносукэ. И когда, наконец, по письмам, приходившим из Эдо, стало ясно, что Коцукэ-но Сукэ основательно потерял бдительность, Кураносукэ возрадовался, чувствуя, что день отмщения настал. Назначив своим товарищам место свидания в Эдо, он тайком покинул Киото, обманув зоркость шпионов своего врага. Так сорок семь человек, сделав все для успешного выполнения своих планов, терпеливо ждали подходящего времени.

Стояла середина зимы, двенадцатая луна, мороз был жестокий. Однажды ночью, во время обильного снегопада, когда все вокруг стихло и мирные жители покоились на своих футонах, ронины решили, что не стоит ждать более удобного случая для осуществления их замыслов. Поэтому на общем совете они решили разделить отряд на две части, назначив каждому свое задание. Один отряд под предводительством Оиси Кураносукэ должен был напасть на главные ворота, а другой, во главе с его сыном Оиси Тикарой, проникнуть через заднюю калитку дома Коцукэ-но Сукэ. Но так как Оиси Тикара исполнилось всего лишь шестнадцать лет, Ёсида Тюдзаэмон был назначен его помощником.

Бой барабана по приказу Кураносукэ должен был стать сигналом для одновременной атаки, и, если кто-то убьет Коцукэ-но Сукэ и отрубит ему голову, он должен будет подать товарищам сигнал громким свистом. Те должны поспешать к нему и, опознав голову, отнести ее в храм Сэнгакудзи и положить ее как подношение на могилу их мертвого господина. Тогда они сообщат о своем поступке правительству и приготовятся ждать смертельного приговора, который наверняка будет им вынесен, в чем все ро-нины и поклялись.

Договорились выступить в полночь, и сорок семь товарищей, приготовившись к битве, уселись за прощальный ужин, поскольку наутро все они должны умереть.

Оиси Кураносукэ обратился к отрядам с такими словами:

– Сегодня ночью мы нападем на нашего врага в его доме. Его подданные наверняка окажут нам сопротивление, и мы будем вынуждены убить и их. Но убивать стариков, женщин и детей недостойно, поэтому я прошу вас внимательно следить, чтобы не лишить жизни ни одного беспомощного человека!

Товарищи встретили его речь громкими криками одобрения и стали ждать полуночного часа. Когда назначенный час пробил, ронины выступили. Яростно дул ветер и швырял снег прямо им в лицо, но они не обращали внимания на ветер и снег, торопливо шагали по дороге, горя жаждой отмщения.

Наконец они подошли к дому Коцукэ-но Сукэ и разделились на два отряда. Тикара с двадцатью тремя товарищами пошел к задним воротам. Четыре человека по веревочной лестнице, которую прикрепили к крыше над крыльцом, забрались во двор и, когда поняли, что, по всем признакам, обитатели дома спят, вошли в сторожку у ворот, где спала стража, и, не дав охране опомниться от изумления, захватили всех. Перепуганные стражники просили пощады, по крайней мере, сохранить им жизнь, на что ронины согласились при условии, что они отдадут им ключи от ворот; но те, дрожа от страха, сказали, что ключи хранятся в доме одного из их офицеров и что они не могут достать их при всем желании. Тогда ронины потеряли терпение, разбили на куски молотом большие деревянные запоры на воротах и распахнули их настежь. В тот же момент Тикара и его отряд ворвались во двор через заднюю калитку.

Тогда Оиси Кураносукэ отправил посыльного в соседние дома со следующим посланием:

«Мы, ронины, которые состояли прежде на службе у Асано Такуми-но Ками, нынешней ночью врываемся в дом Коцукэ-но Сукэ, чтобы отомстить ему за смерть нашего господина. Мы – не грабители, не бандиты и не причиним вреда соседним домам. Просим вас не тревожиться».

А так как соседи ненавидели Коцукэ-но Сукэ за жадность, они не объединились, чтобы прийти ему на помощь. Была предпринята еще одна мера предосторожности. Для того чтобы никто из находящихся в доме Коцукэ-но Сукэ не мог выбежать, чтобы позвать на выручку родственников, которые могли бы вооружиться и помешать осуществлению плана ронинов, Кураносукэ послал на крышу дома десять лучников с приказом стрелять во всех слуг, которые попытаются выбраться из дома. Отдав последние распоряжения и расставив всех по своим местам, Кураносукэ собственноручно ударил в барабан, подавая сигнал к нападению.

Десять вассалов Коцукэ-но Сукэ, услышав шум, проснулись и, обнажив мечи, бросились в переднюю защищать своего господина. В это же время ронины, растворив дверь прихожей, ворвались в ту же комнату, и тут произошла бешеная стычка между двумя сторонами, во время которой Тикара, проведя своих людей через сад, проник в заднюю часть дома. Коцукэ-но Сукэ в страхе за жизнь спрятался вместе с женой и служанками в чулане на веранде, в то время как остальные его вассалы, спавшие вне дома, в бараке, готовились прийти ему на выручку. Между тем ронины, ворвавшиеся через главные ворота, одолели и перебили схватившихся с ними десять вассалов, не потеряв ни одного человека, после чего, храбро проложив себе путь к задним комнатам, воссоединились с Тикарой и его людьми, и, таким образом, оба отряда снова слились в один.

Тем временем и остальные вассалы Коцукэ-но Сукэ вошли в дом, и началось общее сражение. Кураносукэ, восседая на походном стуле, отдавал приказания и руководил ронинами. Вскоре обитатели дома, поняв, что им не справиться с противником в одиночку, попытались послать за помощью к тестю Коцукэ-но Сукэ, Иэсуги Сама, с просьбой прийти на выручку со всем своим войском. Но гонцов перестреляли лучники, поставленные Кураносукэ на крыше дома. Оставшись без подмоги, они продолжали отчаянно сопротивляться. Тогда Кураносукэ крикнул громким голосом:

– Только Коцукэ-но Сукэ один нам враг, пусть кто-нибудь войдет в дом и доставит его нам, живым или мертвым!

Личные покои Коцукэ-но Сукэ защищали трое храбрых слуг с обнаженными мечами. Одному было имя Кобаяси Хэхати, другого звали Bаку Хандаю, а третьего – Симидзу Иккаку, все трое – умелые и верные воины, искусно владеющие мечом. Они были столь решительно настроены, что некоторое время удерживали ронинов на почтительном расстоянии, а один раз даже вынудили их отступить. Когда Оиси Кураносукэ увидел это, он, яростно заскрежетав зубами, закричал своим людям:

– Что такое?! Разве не клялся каждый из вас положить жизнь, чтобы отомстить за своего господина? А теперь вас отбросили назад какие-то три человека?! Трусы, недостойные, чтобы к ним обращались! Умереть, сражаясь за своего господина, – благороднейшее стремление верного слуги.

Затем, обращаясь к своему сыну Тикаре, он сказал:

– Эй, мальчик, вступи в бой с этими людьми, а если они не под силу тебе – умри!

Подстегнутый этими словами, Тикара схватил копье и сразился с Ваку Хандаю, но не мог устоять против него и, постепенно отступая, оказался в саду, где, потеряв равновесие, поскользнулся и скатился в пруд. Но когда Хандаю, намереваясь убить его, посмотрел вниз в пруд, Тикара ударом меча в ногу свалил своего врага наземь и, выкарабкавшись из воды, отправил его в мир иной. Тем временем другие ронины убили Кобаяси Хэхати и Симидзу Иккаку, и из всех слуг Коцукэ-но Сукэ не осталось ни одного способного сражаться. Увидев это, Тикара вошел с окровавленным мечом в руке в одну из задних комнат в поисках Коцукэ-но Сукэ, но нашел там только сына последнего, юного князя Кира Сахиойэ, который с алебардой в руке напал на него, но вскоре был ранен и бежал. Таким образом все люди Коцукэ-но Сукэ были убиты, сражение окончено, но и следа Коцукэ-но Сукэ не было найдено.

Тогда Кураносукэ разделил своих людей на несколько отрядов и велел им обыскать весь дом, но все оказалось напрасно: видны были только женщины и плачущие дети. И сорок семь человек уже начали было падать духом, сожалея, что, несмотря на все их усилия, врагу удалось спастись, и был даже один момент, когда все они в отчаянии уже были готовы одновременно совершить харакири; но перед этим решили предпринять еще одну попытку. Поэтому Кураносукэ вошел в спальню Коцукэ-но Сукэ и, дотронувшись до его одеяла, воскликнул:

– Я только что потрогал его постель, и она тепла, поэтому мне кажется, что наш враг недалеко. Он определенно скрывается где-нибудь в доме.

Ронины, воодушевившись, возобновили поиски.

Близ почетного места, в приподнятой части комнаты, в токономе висела картина. Сняв ее, ронины увидели большое отверстие в оштукатуренной стене. Пощупав копьем, они ничего там не нашли. Поэтому один из ронинов по имени Ядзама Дзютаро влез в дыру и обнаружил, что с другой стороны находится небольшой дворик, в котором стоит сарай для угля и дров. Заглянув в сарай, он заметил что-то белое в дальнем конце, до чего и дотронулся копьем. Тут на него набросились два воина, попытались зарубить его мечами, но он сдерживал их натиск до тех пор, пока один из его товарищей не подоспел к нему на помощь и не убил одного из нападавших, а с другим вступил в бой. Дзютаро тем временем вошел в сарай и стал обшаривать его копьем. Снова заметив что-то белое, он ткнул туда копьем, и раздавшийся тотчас громкий крик боли выдал человека. Поэтому Дзютаро кинулся на него, человек в белом одеянии, раненный в бедро, обнажил свой кинжал и замахнулся, чтобы нанести ему удар. Но Дзютаро вырвал кинжал из рук нападающего и, схватив его за шиворот, выволок из сарая. Тут подоспел другой ронин и стал внимательно рассматривать пленника. Они оба увидели, что это знатный господин, лет шестидесяти, одетый в белое атласное спальное кимоно, перепачканное в крови от раны, нанесенной Дзютаро ему в бедро. Двое убедились, что это не кто иной, как сам Коцукэ-но Сукэ. Спросили у него имя, но он им не ответил. Тогда они подали сигнал свистом, и все их товарищи тотчас же сбежались на зов. Оиси Кураносукэ, принеся фонарь, внимательно всмотрелся в черты пожилого человека и действительно признал в нем Коцукэ-но Сукэ. Если же нужны дальнейшие доказательства, то и они были налицо – шрам от раны на лбу, которую нанес ему их господин Асано Такуми-но Ками во время их столкновения в замке.