Kitobni o'qish: «Мара. В другую жизнь»

Пролог

Он крепко обнял ее, у нее перехватило дыхание. Вдруг оба вздрогнули. Мара уловила сигнал своего обруча. Мечислав отпустил ее.

– Твой обруч тоже? – спросила она.

– Да, – кивнул он. – Тоже сигнал тревоги. Телепортируемся в Замок.

У Мары потемнело в глазах, и они оказались в зале. Тот самый бункер ниже уровня океана. Тот самый зал, где их с профессором и другими Непосвященными посвящали. В центре зала пульт управления, у пульта несколько кресел. Засветился огромный стенной экран, выскочила панель управления. Отсюда Мара и бывший звездочет Экхард фон Энс управляли подводным комплексом, защищая планету от агрессоров. Да и бывший звездочет стоял у пульта, весьма перепуганный, как и тогда.

– О, дорогая Катрин! Мастер! – обрадовался он.

– Кризисная ситуация уровня ноль два. Возможна только телепортация внутри Замка. Телепортация извне невозможна, – произнес Мозг своим бесцветным голосом.

– Кроме нас есть еще кто-нибудь из наших в Замке? – поинтересовался Мечислав.

– Только вы трое из Посвященных, мастер – ответил Мозг. – Мара и фон Энс – частично Посвященные.

– Ну а я полностью, – хмыкнул Мечислав. – И никто из наших не сможет телепортироваться пока кризисная ситуация. И что стряслось?

На стенном экране появилось изображение звездолета.

– Опять чужак, – сказал Мечислав. – На этот раз один. Ой, не нравится мне это.

– Мы ведь можем защищаться, – заговорила Мара. – Он всего один, а тогда их было пять. Надо ли связываться с землянами?

– Ты уже своим драгоценным землянам не доверяешь? – криво усмехнулся Мечислав.

– Да прекрати ты! – фыркнула Мара. – Мозг, мы ведь сможем его уничтожить в случае необходимости? Или…

– Что молчишь, болван электронный? – полюбопытствовал Мечислав. – Это ведь собакообразные? Их кораблик.

У бывшего профессора руки тряслись:

– Уважаемый Мозг…

– Да, киноиды. Их еще называют собакообразные, – ответил Мозг. – Они хотят поговорить.

– Так поговорим с «собачками», «потявкаем», – хмыкнул Мечислав.

На другом экране появилось существо. Маре было странно увидеть большого пса с белой шерстью, сидящего как человек в кресле, да еще и одетого в нечто вроде военной формы. «Он ведь разумное существо», – подумала Мара. Как в фантастических романах и фильмах из ее прежнего мира.

– Здравствуйте, адмирал, – приветствовал Мечислав это существо.

– Мастеррр! Гау-гав! Какая встреча! Вы в свое время нам много наврредили, напорртили. Двуногие гуманоиды. Р-рау!

– Тогда мы работали друг против друга…

– Вау! Если б вы тогда попались в лапы моим ребятам. Гав-гав! Я бы с удовольствием пррисутствовал на вашей казни через загррызание. Вы не поверрите, но, сейчас, я ррад вас видеть, мастерр.

– Охотно, верю, адмирал.

– Всё же я ррад, что мои ребята вас, мастерр, не загррызли.

– Благодарю.

Мара тряхнула головой, выслушивая этот обмен любезностями. Ну чего она, дура, удивляется? Пора бы привыкнуть к достижениям инопланетных цивилизаций. Язык собакообразных она сейчас понимает благодаря обручу. А Мечислав ведь бывал в иных мирах, на других планетах работал. Так что он знает этого собакообразного адмирала. Что тут удивительного?

– Однако, зачем вы здесь, адмирал, – полюбопытствовал Мечислав. – Учтите: нам есть чем ответить на агрессию.

– Думаете, я не знаю, мастеррр? Ваши врраги ведь недавно попытались захватить эту планету. И получили. Гау! Вы, гуманоиды, считаете себя слишком р-разумными. А временами ведете себя как последние…

– Простите, адмирал, но зачем вы всё-таки здесь?

– У вас, гуманоидов, нет террпения. Вы же знаете, мастерр, мы – миррные существа. Поверьте, наши цели сейчас миррные.

– Можно узнать: какие?

– Гау! Обычное нетеррпение гуманоидов. Никак прривыкнуть не могу.

Мечислав внешне спокоен, Мара догадывалась, что мысленно он ругал «песика» всякими словами.

– Мы хотим забррать с этой планеты наших агентов. Всего лишь, – соизволил, наконец, ответить собакообразный адмирал. – Надеюсь, вы не станете пррепятствовать?

– Нет, – ответил Мечислав.

– Вот и пррекрасно! Гау-гав! – Мы отзываем агентов влияния и покидаем этот секторр пр-ространства. Пр-риятно общаться с рразумным гуманоидом.

Экран погас.

– Они знают о нападении… на нашу… планету, – выдавил из себя бывший профессор-звездочет.

– Ну, у них разведка, вы ж сами видели и слышали, – насмешливо посмотрел на него Мечислав.

Мара лишних вопросов не задавала. Она поняла, что собакообразные агенты влияния сейчас телепортируются на корабль к своим.

– Хочешь со старым приятелем попрощаться? – спросил ее Мечислав.

– Зачем спрашиваешь? Сам знаешь.

Вспышка света и в зале появился Черныш. В нескольких метрах от Мары. Собакообразный заморгал.

– Гау! Что это значит? – спросил он.

Маре до сих пор странно видеть его на двух конечностях, одетым и обутым. Десять лет он был ее другом в этом мире. А последние несколько месяцев он провел в Замке в качестве пленника. Разоблаченный агент влияния. Впрочем, в Замке с ним цивилизованно обращались.

– Не узнаешь? – Мечислав указал на экран с изображением звездолета. – Ваш кораблик. За вами. На борту сам Ррон Гаууурон.

– Сам адмиррал?! – поразился собакообразный.

– Он самый, – хмыкнул Мечислав. – Тебе, приятель, повезло. Свои забирают. С Марой попрощаешься?

Черныш кинулся к Маре:

– Хозяйка!

– Черныш!

Мара гладила его лобастую голову с черной шерстью, чесала его за ухом, а Черныш лизал ей руки. И этого друга она теряет. Возможно, больше не увидит. Никогда. Конечно, ему лучше к своим, чем здесь пленником оставаться. Черныш попрощался и с бывшим профессором.

– Всё, приятель, – сказал Мечислав. – Проваливай.

Вспышка света, Черныш исчез. Часа через полтора опять появилось изображение собакообразного адмирала Ррона Гаууурона на экране.

– Эвакуация завершена, – произнес он. – Всего доброго, мастерр. Не пррощаюсь с вами. Возможно, мы еще встретимся.

– Всё возможно, – кивнул Мечислав.

Экран погас. Вскоре и на другом экране исчезло изображение космолета собакообразных.

– В гипер шуганули «собачки», – прокомментировал Мечислав.

– Куда-куда? – спросил бывший звездочет.

– Да не кудахтайте, – процедил Мечислав. – В гиперпространство.

– К сожалению, мы не смогли бы им помешать, – сказал Мозг своим безразличным голосом. – Это было разумное решение.

Да уж, отметила про себя Мара. Их цивилизация проиграла войну, вот с ними теперь и не считаются. Своих агентов влияния открыто отзывают «собачки», не прячась. Вслух сказала:

– Они ведь не всех отозвали.

– Естественно, – криво усмехнулся Мечислав. – Оставили на планете некоторых глубоко законспирированных агентов. Пару разведывательных сетей точно оставили.

– Будем искать, – проговорил Мозг.

– Куда денемся? – процедил Мечислав.

– Но почему они забрали с планеты своих агентов? – размышляла вслух Мара. – Что это может означать?

– Мозг, ты слышал вопрос? – хмыкнул Мечислав.

– Два вопроса, – уточнил Мозг. – Я пока не могу дать ответы. Озвучу свои выводы, когда сделаю их.

– А они мирные существа? – поинтересовался бывший профессор-звездочет.

– Ага, – хмыкнул Мечислав. – «Песики» такие мирные: есть у них боевой космофлот, один их собачий космодесант чего стоит. А казнь у них такая – загрызание. Это несколько собакообразных кидаются на приговоренного и…

– Прошу вас, не надо, – отозвался бывший профессор. Он и в прежнем мире не любил слушать про всякие ужасы и жестокости. В прежнем мире он в фашистском концлагере побывал. А в этом мире его едва на костре не сожгли.

– Здесь, в Замке есть материалы про их цивилизацию, – добавил Мечислав. – Если вам, фон Энс, интересно – изучайте.

В Замок один за другим стали телепортироваться Посвященные. Ситуация уже не кризисная.

1. Еще один местный гений

Толпа на площади в граде стольном Дербянске ожидала зрелища. Пасмурно, паршиво да хоть дождя нету. Близился полдень, а собирались с утра пораньше, многие еще на рассвете притащились. Не только мальчишки и парни, даже иные семейные мужики на деревья залезли.

Ближе к полудню появился княжеский кортеж. Молодой князь Ратибор Ратмирович, матушка его княгиня Мара Твердиславна, боярин Мечислав Иславич – глава тайной стражи княжества, приближенные, дружинники-телохранители. Все верхом на конях.

– Долгие лета князю нашему Ратибору Ратмирычу!

– Долгие лета княгине нашей Маре Твердиславне!

– Смерть колдуну поганому!

– Пособнику демонов! Да защитят нас боги!

Маре сейчас неприятно выслушивать все эти приветствия. Такое бывает с ней редко. Вообще-то, ей нравится быть популярной (здесь такого слова не знают), она рада, что сына любят в народе. Но сейчас… ей жаль приговоренного, но ни она, ни ее сын ничего не могли поделать, пришлось уступить верховной жрице и жрецам.

За княжеским кортежем следовал кортеж верховной жрицы Доброгневы. Верховная передвигалась в носилках, за ее носилками следовали жрицы и жрецы в белых одеждах. Доброгнева стала верховной жрицей почти полтора месяца назад после смерти своей предшественницы Никлы.

– Мать Доброгнева! – орала толпа.

– Смерть колдуну поганому! Да защитят нас боги!

– Долгие лета матери Доброгневе!

На помосте Мара уселась в резное кресло на подушку. По правую руку от нее – ее сын Ратибор, по левую – Мечислав. Верховная жрица поклонилась князю, княгине и главе тайной страже и, после приветствий, уселась рядом с Ратибором. Верховная и княгиня внешне были почтительны одна с другой. Но Доброгнева плохо скрывала свою неприязнь к Маре, Мара лучше скрывала свою неприязнь. Слухи, что княгиня – ведьма, и глава тайной стражи – колдун не сами ж по себе возникали. А Мара терпеть не могла Доброгневу, эту фанатичку (здесь такого слова не знают). Прежняя верховная жрица Никла была куда получше, покладистая. Да уж. Мара теперь весьма сожалела о Никле. За креслом княгини Мары встали две ее ближние боярыни – сестра княгини боярыня Снежена и боярыня Забава, бывшая холопка. А за креслом верховной – ее бородатый и косматый ближний жрец Упырь Лихой. Это имя у него такое.

У позорного столба на возвышении были сложены дрова, суетились младшие жрецы – служки. Они старались получше сделать свою работу. Мать Доброгнева сурова, коли чего не по ней будет – так мало не покажется.

– Слышь, а кого казнят-то? – спрашивали друг у дружки в толпе.

– А ты, дурень, не ведаешь? Да кузнеца-то Братилу, колдуна. Ух, поганый! С демонами якшался!

– Казнь-то такая лютая! Давно уж на костре никого не палили.

– А неча было колдовать!

Дружинники оттеснили толпу тупыми концами копий. И на площадь въехала телега, ее тянули два тощих быка. А на телеге – железная клетка. В ней сидел оборванный, босой, избитый до синевы человек, прикованный ржавыми цепями к прутьям клетки. Его светлые волосы и бородка казались черными из-за грязи. За телегой шли жрицы и жрецы в белых одеждах. Толпа опять стала надрываться. Кузнеца опять проклинали, желали ему смерти, да еще и смерти мучительной. Также славили князя, княгиню и верховную жрицу.

…Кузнец Братило отвел глаза от своих израненных рук, под ногти жрецы-палачи иголки загоняли, но он уж привык к боли. Боли скоро не будет, про костер старался не думать. Он смотрел на людей. Лиц нет, сплошные рожи. Перекошенные, по-звериному оскаленные. В глазах ненависть и злоба. Его клянут, ему желают мучительной смерти. Люди! Боги! За что?! В него швыряют камни и грязь, гнилую редьку и гнилые клубни. Вон соседка бабка Стырячиха грязищей в него запустила, да не попала. А ведь он, Братило, часто подкармливал ее и защищал от сынка. Она ведь вдова убогая. А сын ее пропойца горький, бездельник, колотит мамашу свою. Братило завсегда помогал убогим, сам-то он был не бедный, хороший кузнец.

Братило с юности интересовался всякими диковинками. Покупал у купцов заморских пергаменты. И придумал, не токмо придумал, но и сделал телегу безлошадную. А на его двор ворвались соседи с дрекольем, его б забили до смерти, кабы не жрецы-стражники из святилища. А дальше его пытали в подземельях святилища, требовали, чтоб сознался, что колдовал. Братило пытался пояснить, что то формулы, математика, сила пара. Да какое там! Мать Доброгнева орала благим матом, пугала всякими карами, а Упырь Лихой сам Братилу пытал. Видать, нравиться то ему, злодею. Братило так и не сознался, что он колдун. В подземельях он впервые возрадовался, что жена Любавушка и малец-сын от хвори почти год назад померли. А то б и им досталось. И вот костер. Неужто княгиня Мара Твердиславна да молодой князь Ратибор Ратмирыч не заступятся? Они не дают в обиду люд простой. Да, видать, для ентих сильных мира сего простой человек – букашка. Раздавят, не заметят.

…Жрецы-стражники вытащили кузнеца из клетки, он и не сопротивлялся, сняли цепи, втащили на помост и привязали к столбу. Верховная жрица встала и толкнула краткую речь. Называла кузнеца колдуном, пособником демонов, Темных Сил, призывала на его голову кары богов, проклятия Первозданных Стихий. Маре хотелось удавить эту фанатичку. Но она сидела с постно-благочестивой миной, ничем не выказывала своих чувств.

– Княгиня, желаешь ли речь держать? – спросила верховная.

– Нет, мать Доброгнева, ты ужо всё сказала, – ответила Мара. – Боги открывают тебе боле, чем простым смертным.

Глаза верховной злобно сверкнули, но она ничего не произнесла, поклонилась княгине, спросила то же самое у Ратибора. Он также отказался речь толкать. Наконец, верховная опустила свой большой зад в кресло. Мара едва заметно усмехнулась. Вот так в этом мире воспринимают технический прогресс. Средневековые варвары! Ладно, Мечислав говорил, что кузнеца можно спасти и спасет его. Мечислав сидел рядом с ней. Как обычно невозмутим. А сын Ратибор мрачен. И у Мары сейчас паршиво и муторно на душе. Хотя, она ведь больше двадцати лет в этом мире. Пора бы и привыкнуть.

– Дозволишь ль начать, княже? – спросила верховная.

Ратибор кивнул. Верховная подала знак. Жрец-палач поджег дрова пучком горящей пакли, вскоре кузнеца окутал густой дым. Мара слегка покачала головой. Ничего, несчастного кузнеца спасут, вот только Ратибор об этом не узнает. Маре сейчас жаль сына даже больше, чем приговоренного. Пламя, получив пищу, взмыло вверх, к ногам кузнеца. Толпа взревела. Мара старалась не смотреть ни на кузнеца, ни на сына. «Спокойно, спокойно, – приказывала она себе. – Его спасут, Мечислав говорил…»

– Ужо пособник демонов! – злобно фыркнула верховная. Она и жрец Упырь Лихой вовсю глядели на костер, старались не упустить подробности. «Фанатичка, – подумала Мара. – А этот Упырь просто садист» И вдруг…

– Люди! Будьте вы все прокляты! – вдруг услышала Мара громовой голос. – Да покарают вас боги!

Это кузнец. Несчастный способен так кричать. Толпа замолчала в оцепенении. Верховная нервно сжала свой посох. Пламя заглушило последние крики несчастного, веревки лопнули и он рухнул в бушующий огонь.

– Он нас проклял? – тихонько спрашивали друг у дружки в толпе.

– А может князя?

– А может верховную? А может княгиню?

– Может не нас?

– Проклятие пред смертью! – вполголоса сказала любимица княгини боярыня Забава сестре княгини боярыне Снежене. – О, боги!

– И не говори… – простонала Снежена.

– Ты довольна, мать Доброгнева? – спросила Мара.

– Нет, светлая княгиня, – отозвалась верховная жрица. – Ему надобно было язык вырвать до казни. Сему пособнику демонов. То ты, Упырь, не доделал.

– Прости, мать Доброгнева!

– Я велю тебя, Упырь, выпороть!

– Матушка!

Ну, Маре Упыря совсем не жаль. Поделом садисту. Чужие мучения ему сладостны, а на своей шкуре совсем терпеть не хочет. Внешне Мара осталась невозмутимо спокойной, как и Мечислав.

2. После казни

Вечером того дня верховная жрица Доброгнева ужинала в княжеском тереме. Хоть Упыря не было среди ее свиты. Должно быть, он дней десять не сможет ни сидеть, ни лежать на спине. Приказы Доброгневы быстро выполнялись, жрецы-палачи свое дело знали. Верховная восседала за столом на помосте вместе с князем Ратибором, княгиней Маром Твердиславной и главой тайной стражи боярином Мечиславом Иславичем.

– А почто тихо так? – полюбопытствовала верховная. – Не поминальная ж трапеза по тому кузнецу, пособнику демонов.

Ратибор подал знак слуге и вскоре в княжескую трапезную вбежали скоморохи, принялись прыгать, плясать, играть на дудках.

– Княже, не страшно тебе проклятие того колдуна, – сказала верховная. Она сидела рядом с Ратибором. – Тебя, княже, защитника земли нашей, потомка богов, хранят Светлые Силы и Первозданные Стихии. Боги хранят потомка своего. И я молюсь за тебя денно и нощно.

– Благодарствую, мать Доброгнева, – ответил Ратибор.

– Нипочем не признался тот проклятий колдун, княже, ты ж ведаешь, – вздохнула верховная. – Тако болтал: формулы, кажись так. Паровая махина аль машина? Я запамятовала. В голове не укладывается. Где он таких слов поганых набрался? К запретным знаниям он стремился, пренебрег заветами предков.

«В твоей башке точно такое не укладывается, средневековая дура, – подумала Мара. – В священных велесовых свитках ведь не пишется, какие знания запретны, а какие нет».

– Боги открывают тебе боле, чем простым смертным, мать Доброгнева, – ответил Ратибор. – Боги даруют тебе мудрость.

– И тебе, потомку своему, боги також даруют мудрость, княже.

Мара отметила про себя, что Доброгнева уж слишком ретиво взялась за поиски колдунов, еще и стала определять, какие знания запретны. Она бы, дай ей волю, и типографию, и школы для девочек, и лекарские дома, открытые при участии княгини Мары, разорила бы, закрыла, тоже объявила бы это всё от демонов. Да уж. Прежнюю верховную жрицу Никлу не сравнить с Доброгневой. Надо бы окоротить нынешнюю верховную. Или тихо убрать. Это уж как получится.

– Наша верховная, – Мара глянула на Мечислава, что сидел рядом с ней.

Он с усмешкой кивнул. Музыка заиграла громче, скоморохи вовсю заплясали, загорланили. Хоть скоморохов верховная не причислила к пособникам демонов. Или пока не причислила?

Вскоре верховная жрица с поклонами простилась с князем, княгиней-матерью, главой тайной стражи и удалилась в сопровождении своей свиты из жриц и жрецов. Ее и не удерживали.

И Ратибор недолго оставался в трапезной после ухода Доброгневы. Князь встал и, с поклоном простившись с матерью, направился к двери. Мара подумывала зайти этим вечером к сыну, поговорить надо бы. И тут она заметила, что боярыня Богдана тоже пошла из княжеской трапезной. Понятно, к Ратибору в опочивальню. Вот уж! Мара чуть растерянно оглянулась. И увидела, что ее дочка, княжна Млава слишком оживленно о чем-то болтает с молодым боярином Гораздом, что рядом с ней сидит. Млава и Горазд сидят за дальним столом, не на помосте. «Этот Горазд, байстрюк Лютомира, – поморщилась Мара. – Да уж, дети. Вкусы у вас не очень-то. Надо бы принимать меры».

– Ты что всё еще за кузнеца переживаешь? – спросил Мечислав уже в опочивальне княгини.

– С ним теперь всё в порядке, – ответила Мара.

– Ага. Я его в Замок телепортировал. Прямо с костра. Его у нас быстро подлечат. Этот местный гений будет полезен. Станет частично Посвященным. Это всё твои земляне из Терры-2. Прогресс они вздумали в этом мире двигать. Появляются под видом купцов, путешественников, суют местным умельцам свитки с чертежами, формулами и прочим. Идиоты! Не думают, чем это может обернуться для тех местных гениев. Им на местных плевать. Наши осторожно вмешивались в дела отсталых цивилизаций, давали им возможность развиваться самостоятельно. А эти прогрессоры долбаные…

– Ты или наши из Замка не пробовали с ними поговорить?

– С ними бесполезно разговаривать.

– Да что ты всё на землян валишь. А эти из Терры-2 такие же мои, как и твои. Они свой город построили и там теперь живут. Земляне разделились.

– Ага, не ужились вместе в одном городе, – криво усмехнулся Мечислав. – Что ж, это землян только ослабило. Тем лучше.

– Мечислав, эта наша новая верховная…

– И за нее возьмемся, ты права. Ты сына хотела утешить? А у него сейчас в опочивальне другая утешительница. Боярыня Богдана.

– Прекрати! – Мару взяла злость.

И Мечислав, и Стреш подсылали к Ратибору девок. Мара поговорила с обоими. Стреш больше не подсылает девок к ее сыну, Мечислав подсылает. А боярыню Богдану никто не подсылал. Она проявила инициативу. Или ее Мечислав подсунул Ратибору?

– Твой сын уже не ребенок, – заметил Мечислав. – Вырос он. Понимаешь? А ты…

– Уж я о своем сыне позабочусь! – Мара стукнула кулаком правой руки о ладонь левой.

– Что ты бесишься? Ну, хочешь, я эту веселую вдову…

– А не жаль? Твоя бывшая…

– Перестань. Так взяться?

– Не надо. За нее я сама возьмусь…

– Как хочешь.

– Ты видел Млаву и этого байстрюка Горазда?

– Не слепой. Не беспокойся. За ним тайная стража наблюдает.

– Бдишь, значит. Зачем ты советовал моему сыну сделать этого байстрюка начальником дворцовой стражи? Ты долго думал? Да и я хороша…

– Перестань. Всё под контролем. Ты зря так относишься к Горазду. Он относительно безобидный.

– И относительно безобидные бояре устраивали заговоры. Забыл? А Горазд – байстрюк покойного князя Лютомира, а его живой и здравствующий дед – удельный князь.

– Я тебе говорил: заговоры местных феодалов – не самое опасное для нас в этом мире.

Мечислав отвесил поклон и направился к выходу из ее опочивальни.

– Ты уходишь?

– Ты, кажись, опять стала блюсти свою нравственность, княгиня. Если тебя так беспокоят сплетни всяких бездельников…

– Прекрати! – Мара подошла к нему. – Ты никуда не уйдешь.

– Даже так… – он резко притянул ее к себе.

* * *

Князь Ратибор вошел в свою опочивальню, а там его уж поджидала боярыня Богдана. Бесстыжая вдовушка даже одежды до его прихода успела скинуть, осталась в одной рубашке. Да он ж сам дозволил стражникам впускать боярыню в опочивальню.

– Ты… – процедил сквозь зубы.

– А то кто ж. Ты ждал другую, княже? – лукаво улыбнулась Богдана.

– Поди вон…

– Княже, ты станешь позорить бабу? В таком виде меня гонишь…

Дородная красавица подошла к нему, ловко развязала на нем пояс, принялась освобождать Ратибора от княжеских одежд, скинула и свою рубаху. Надобно ее вон выгнать раз и навсегда, велеть не впускать ее боле в опочивальню. Такие мысли бывали у него днем, но стоило боярыне попасть в его руки или ему в ее руки, как все те мысли забывались. Вот и сейчас снова бесстыдные ласки Богданы, ее обнаженное тело. Он повалили боярыню на ложе, точно простую девку. С ней Ратибор пытался забыть тот костер, всё что видел.

* * *

Эхма, здорово спалось. Кузнец Братило открыл глаза и ахнул. Где он? Он лежал в чем-то белом вязком. Он в тесте? Аль в сметане? Да и где ж столько теста аль сметаны? На поварне княжеской аль боярской? Попробовал. Без вкуса, без запаха. Точно не тесто, не сметана. Тут всё вспомнил. Братило забился и закричал. Он ж был на костре! Вспомнил жар, уж в кузни такого не бывало, жуткую боль, он и не знал, что может быть так больно, едкий дым, он задыхался. И, кажись, он проклял. Кого? Неужто всех? Кого – всех?

Перестал кричать. Где ж он теперича? Неужто у демонов? Неужто отвернулись от него пресветлые? А в чем он? Уж точно не в тесте да не в сметане. Братило поднял руку. Под ногти ж жрец-палач иголки загонял в подвале святилища. А проклятый жрец Упырь Лихой смотрел. Ему ж на муки чужие смотреть сладостно. Однако ногти целы. Поднял другую руку и тамо целы. Да не токмо целы. Ожоги пропали. Еще и все мозоли пропали. Будто и не бывало их. У него, Братилы, теперича руки мягкие, будто он боярчонок какой. Что за чудеса? Да что деется? Спасите пресветлые боги! Где ж он? Барахтается невесть где. Посмотрел наверх. И тамо всё бело. Точно не небо. Где ж потолок такой? Неужто он и впрямь у демонов. И тут… белое сверху отъехало в сторону. Он опять забился и закричал.

– Спокойно, – услышал Братило голос сверху. – Самое страшное для вас уже позади.

Кузнец замолк. Он увидел человека, что глядел на него, Братилу, сверху вниз. Видать господин, никак боярин аль купец? Рыжий, на немака похож. В такой странной одежке. Не поймешь, где рубаха, а где портки? Хоть на ногах, видать, сапоги. Заморский боярин аль купец? Аль демон. Спасите, пресветлые!

– Демоны! Демоны! Спасите пресветлые! – закричал Братило.

– Спокойно. Худшее для вас позади. Вам пора выйти из регенерационной капсулы.

Боги! Что за словечки! Он точно демон.

– Колдовство! Ты – демон! – вырвалось у Братилы.

– Спокойно. Вас ведь обвиняли в колдовстве. Вас ведь тоже называли пособником демонов. Потому вы оказались на костре. Но вы ведь не признались в том, чего не было. Вы ж не колдовали.

– Так ты не демон, боярин? Хвала пресветлым!

– Вам пора выйти, – проговорил заморский боярин и протянул руку. Рука мягкая, без мозолей.

Кузнец захлопал глазами, но всё ж таки схватился за протянутую руку и вылез. Оглянулся. Он что ж вылез из белого каменного гроба?! Разве бывают каменные гробы? Они ж деревянные. А внутри того гроба что-то вязкое, белое. Боги! А уж тут… крышка того гроба сама собой закрылась. А гроб… провалился в пол. Братило взвыл.

– Спокойно, – сказал странный боярин. – Вы ведь пытались объяснить вашим жрецам, особенно верховной жрице: формулы, математика, сила пара. Но они такого не смогли понять.

– Да, боярин. Они вопили благим матом: колдовство, демоны! А уж как ярилась мать Доброгнева!

– То же самое и вы здесь кричали. Всё, спокойно. Вам надо вымыться. Слизь на вас высыхает.

Тут Братило заметил, что он голый. Тьфу! Срамота да стыдоба! Прикрылся руками. Однако на себя глянул. Пропали ожоги, следы от кнута, синяки, волдыри. Зато на его теле и впрямь подсыхают шматки того белого, что в гробу было. И шкуре противно. А он и боярин стоят в каких-то… большущих хоромах с серыми стенами. Да токмо в хоромах пусто, ни лавок, ни печки, ни стола. Видать, замок заморский.

– Прошу, – протянул руку заморский боярин.

Они подошли к стенке, стенка отъехала в сторону, Братило вскрикнул.

– Вы скоро ко всему этому привыкнете, – улыбнулся боярин. – Пройдите в душевую кабину.

Братило уж не вопрошал: куды? Вошел в малую горницу, что боярин указал. Без окон, стены белые, видать тож из камня. Стенка опять отъехала и его… замуровали. Братило заорал было благим матом. И тут… на него сверху полилась вода, теплая как летний ливень. Уж и замолчал. Потом его облило пеной, пахнущей лугом, травами. А водичка могла быть и погорячей. И полилась водичка погорячей. Тьфу! Все мысли вон! Помылся. Хоть б холстину какую. Чем ж утираться? Со стен подул горячий ветер. Братило скоро высох. Стена вновь отъехала. Братило выскочил. Тот боярин швырнул ему ихнюю заморскую одежку. А как напяливать? Где ж рубаха? А где ж портки? Тут появился невесть откуда прозрачный человек и напялил на себя светящуюся одежку. И пропал.

– Демон!

– Опять вы произносите это слово. Вы видели трехмерное изображение.

– Оно показывало, как ту одежку напялить?

– Верно. Вы правильно поняли. Изображение показало вам, как надеть комбинезон.

Оделся наконец-то.

– Спокойно. Мы сейчас телепортируемся.

Братило с боярином очутились невесть как на каменной площадке. Кузнец уж не мог ничему дивиться. А внизу шумело…

– Море… – пробормотал он.

– Верно вы догадались. Вообще-то океан. Но не суть важно.

Братило моря прежде никогда не видел, слышал да читал про море в пергаментах, что у купцов заморских покупал.

– Океян. Прости, боярин, м-мы… в замке заморском?

– Вы правильно поняли. Здесь действительно Замок. Хотите поесть?

– Благодарствую, боярин.

Тут прямо из площадки вырос стол, а невесть откуда взялись всякие яства на том столе. Как в сказках. Хотя нету скатерти-самобранки. А посуда невесть из чего. Не из глины, да и не золотая, не серебряная. А Братило думал, что ничему ужо не станет дивиться.

– Прошу…

– А… пивка нету, боярин? П-прости…

– О! Я-я-я! Пиво есть. Тут оно доброе. Нархальское. Попробуйте сосисок.

Сосиски кузнецу не понравились. Зато пиво и впрямь доброе. Доводилось ему прежде пробовать нархальское. Тут было кое-чего и из привычной еды: каша, пироги. И еще какие-то диковинные блюда. Внизу океян шумел.

– Ваш подопечный осваивается, фон Энс, – услышал Братило странный голос.

– Как видите, уважаемый Мозг.

Кузнеца передернуло:

– Демон!

– Вы опять это слово произносите. Это Мозг Замка.

Братило вспомнил сказку про Косту, который искал То Чего на Свете Нет. Колдовством попал на остров среди океяна. И тамо вырос стол из-под земли, и угощала Косту скатерть-самобранка. И голос был невесть откуда.

– Боярин, у голоса нету тела?

– Можно сказать и так.