Kitobni o'qish: «Вечное»

Моей чудесной дочери Франческе, со всей моей любовью

Действующие лица

Семья Д’Орфео из Трастевере

Людовико, отец

Серафина, мать

Элизабетта, дочь

Рико и Ньокки, своенравные коты

Семья Симоне из гетто

Массимо, отец

Джемма, мать

Алессандро (Сандро), сын

Роза, дочь

Корнелия Росси, няня и экономка

Дэвид Джейкобс, друг Розы

Семья Террицци с о. Тиберина

Джузеппе (Беппе), отец

Мария, мать

Эмедио, старший сын, священник

Альдо, средний сын

Марко, младший сын

Прочие герои

Джузеппина Сервано (Нонна), глава семьи и хозяйка «Каса Сервано»

Паоло, ее сын

София, его жена

Комендаторе Буонакорсо, военный, член фашистской партии

Команданте Cпада, военный, отставной член фашистской партии

Кармине Веккио, фашистский головорез

Стефано Преттиани, фашистский головорез

Рольф Страттен, нацистский адъютант

Профессор Туллио Леви-Чивита, математик

Уго Фоа, президент еврейской общины Рима

Данте Альманси, президент Союза итальянских еврейских общин

Оберштурмбаннфюрер Герберт Капплер, высокопоставленный офицер Шутцштаффеля (СС) в Риме

Барон Эрнст фон Вайцзеккер, посол Германии в Ватикане

Пролог

Любовь побеждает все.

Вергилий

 Элизабетта, май 1957

Элизабетта хранила эту тайну тринадцать лет, однако теперь пришла пора рассказать сыну, кто его отец. Она ждала, пока сын не повзрослеет, но больше откладывать не хотела. Он заслужил правду – ей никогда не нравилось скрывать ее от сына. Со временем тайну беречь становилось все труднее, словно нести сумку с продуктами из магазина: первый квартал легко, второй – тяжелее, а на третьем хочется бросить.

Элизабетта стояла у раковины, допивая кофе; в квартире было тихо – сын ушел играть в футбол. Она готовилась к разговору, понимая, что ей придется воскресить в памяти худшие дни не только своей жизни, но и истории страны, ведь молодость Элизабетты пришлась на ventennio – двадцатилетие правления Муссолини – и войну, которая перевернула Италию вверх тормашками: в те годы хорошие люди стали плохими, а плохие получили власть.

На глаза у нее навернулись слезы, но она их сморгнула. Элизабетта надеялась, что сын поймет, почему она ему не рассказывала. Откровение его потрясет, ведь мальчик ничего не подозревал, он был очень сильно похож на мать, словно от отца ему в наследство достался лишь характер, а не черты лица.

Она перевела взгляд на окно над раковиной. За ним открывался вид, въевшийся в ее память: от Трастевере до Ватикана, эдакий палимпсест, присущий лишь Риму, который с самого начала западной цивилизации слой за слоем укладывал на себя травертиновый мрамор, кирпичные арки, средневековые башенки с зубцами, дома с крышами из красной черепицы и стенами цвета янтаря и охры. Извечный пейзаж усеяли маковки церквей, в промежутках между ними росли пальмовые деревья, кипарисы и пинии. Над всем этим возвышалась базилика Святого Петра с ее знаменитым куполом, который блестел золотом под итальянским солнцем.

Элизабетта стряхнула грезы и поставила чашку в раковину. Сын мог вернуться с минуты на минуту. В кухне пахло лазаньей, его любимым блюдом. Элизабетта приготовила ее специально, ведь мальчику предстоит узнать непростую новость, но это необходимо.

Ей нужно ему рассказать.

Она услышала, как открылась входная дверь и вошел сын, бросив на пол футбольный мяч.

Элизабетта собралась с духом.

– Ciao, amore!¹

– У нас лазанья, мам?

– Да! Приходи на кухню.

Часть первая

Каждый имеет право рассказать свою историю по-своему.

Иньяцио Силоне. Фонтамара. 1930

Единое нетленно остается,

Различности меняются, их нет;

Над шаткой тенью луч от века льется;

Жизнь, чьи цвета столь многи в смене лет,

Свет Вечности пятнает белый свет,

Пока не глянет Смерть. – Коль ты слиянья

С тем хочешь, что ты ищешь, – вот завет:

Умри! – Цветы, руины, изваянья,

Все – лишь намек на то, в чем без границ сиянье².

Перси Биши Шелли. Адонаис. 1821

Глава первая

Элизабетта, май 1937

Элизабетта приняла решение. Первый раз она поцелуется с Марко Террицци. Она смотрела, как тот у реки проделывал трюки на велосипеде, ездил на заднем колесе, запрокидывал, смеясь, голову – на загорелом лице белели зубы. Густые темные волосы блестели на солнце от помады, на ногах в просторных шортах выделялись мускулы. Он катался с радостью и энергией, бахвалясь своей мужественной грацией. У Марко Террицци была sprezzatura – на редкость непринужденное обаяние, которое делало его неотразимым.

Элизабетта не могла оторвать от него взгляда, как, впрочем, и другие. Они выросли вместе, но он как-то незаметно совершил переход от мальчика к мужчине, от Марко к Марко. Без всяких сомнений, он был невероятно красив, этот обладатель больших орехово-карих глаз, крупного носа, квадратного подбородка, крепкой шеи с выдающимся адамовым яблоком. В классе он был всеобщим любимцем, даже черты Марко казались ярче, чем у остальных. Вот и сейчас солнце заливало юношу светом, и его словно позолотила сама природа.

Элизабетта гадала, каково было бы его поцеловать. Наверняка поцелуй окажется волнующим, даже вкусным, словно впиваешься в спелый помидор, а по подбородку течет сок. Ей уже исполнилось пятнадцать, и она никогда не целовалась с мальчиком; по ночам Элизабетта тренировалась на подушке. Рико, ее полосатый кот, – она с ним спала – уже привык к заведенному порядку, подобно всем кошкам, которые обычно терпят глупости молоденьких девчонок.

Элизабетта не представляла, как заставить Марко увидеть в ней не только друга. Она умела добиваться того, чего хотела, – хороших оценок и тому подобного, но тут был иной случай. Для начала, Элизабетта была слишком резка. Ей недоставало женской хитрости. В детстве она была maschiaccio – сорванцом, – потому и подружилась с Марко. Ей хотелось выглядеть более женственной, но лифчик Элизабетта не носила до сих пор. Мать говорила, он ей и не нужен, но другие девчонки втихомолку над ней посмеивались.

– Элизабетта, спасай, не то утону! – Марко помчался к реке, и Элизабетта хотела было окликнуть его, но удержалась. В колонке советов для женщин она прочла, что мужчинам нужно уделять меньше внимания, это, мол, сводит их с ума, поэтому пропустила его крики мимо ушей, а вот другие девочки встрепенулись.

– Марко, нет! – завопила Лавиния.

– Осторожней, Марко! – ахнула Анджела.

Мальчишки ждали, не случится ли с Марко беды, но тот резко крутанул руль и повернул от берега. Они засмеялись и снова уткнулись в учебники, разложенные на траве. Ребята, вернувшиеся с собрания Балиллы³ – всеобщей молодежной организации, – делали домашнее задание. Все они были в форме: мальчики в черных рубашках и серых шортах, а девочки в белых муслиновых блузках и черных юбках.

Этот тихий уголок на берегу Тибра к северу от Понте-Палатино стал для одноклассников Элизабетты постоянным прибежищем после уроков; обычно она садилась рядом с Марко или Сандро, отдельно от других девочек. Шанс подружиться с ними Элизабетта почему-то упустила, а теперь уже было поздно, они пренебрежительно от нее отмахивались. Наверняка решили, что она предпочитает мальчиков, но это было не так, Элизабетта с радостью обзавелась бы подругой. В общем, каковы бы ни были причины, Анджела и остальные девочки ее сторонились, а она старалась не слишком об этом тревожиться.

– Смотри, Бетта! – снова окликнул ее Марко, назвав детским прозвищем.

– Зови меня правильно! – крикнула в ответ Элизабетта, выглядывая из-за газеты. Она предпочитала, чтобы ее называли полным именем, поскольку надеялась однажды стать журналисткой. По ночам она и в этом тренировалась – ставить подпись под материалом: «автор – Элизабетта Д’Орфео».

– Элизабетта! – Марко подъехал к ней и, скользя, остановился на траве. – Забирайся на руль, прокачу!

– Нет, я читаю. – Элизабетта спрятала улыбку за газетой.

Тут же вскочила Анджела, отряхивая траву с юбки.

– Я поеду, Марко, меня возьми!

– Ладно! – Марко протянул ей руку, Анджела вскарабкалась на руль, и они укатили вместе.

Элизабетта опустила газету, задумавшись, правильные ли советы дают в женской колонке. Если она хочет покорить Марко, нужен какой-то другой способ. Элизабетта знала, что она довольно хорошенькая – теперь, когда черты ее уже оформились, как говорила мать. Большие глаза зеленовато-карего цвета, густые волосы длиной до плеч – роскошные, темные – лежали волнами. Крупный, но пропорциональный нос подходил широким скулам; губы были пухлыми. Проблема заключалась в ее bocca grande – длинном языке, который мешал в общении с мальчиками, учителем латыни и старой грымзой в газетном киоске.

Элизабетта откинулась на локти, вдыхая запахи Тибра, чьи мутно-нефритовые воды катили волны, увенчанные шапкой пены цвета слоновой кости. К поверхности реки, желая напиться, то и дело ныряли ласточки, вокруг стрекотали цикады, гудели стрекозы. Вдоль берегов росли кусты розового олеандра, пинии и пальмы; от городского шума и гама природный оазис заслоняли каменные стены.

Взгляд Элизабетты остановился на чудно́м зрелище – Понте-Ротто, что высился посреди реки. Столетия назад этот каменный мост соединял берега Тибра, но время оставило от него всего одну арку, которая вздымалась из воды и вела в никуда. Жители Рима прозвали его «сломанным мостом», но Элизабетта считала, что он уцелел, выстоял, несмотря на стихию и Тибр, который пустил по бокам каменной кладки черно-зеленые плети водорослей, словно пытаясь утянуть строение под воду.

За Понте-Ротто лежала Тиберина – единственный остров на реке, где едва хватало места для базилики Святого Варфоломея с потускневшей кирпичной колокольней, церкви Сан-Джованни Чалибита, а также больницы Фатебенефрателли с рядами зеленых ставен на окнах. Напротив больницы стоял бар «Джиро-Спорт», где хозяйничала семья Марко, – они и сами обитали там же, наверху. Элизабетта жила в нескольких кварталах дальше, в Трастевере, богемном районе, который они с отцом обожали. К несчастью, матери Элизабетты все теперь стало не мило.

Вдруг Элизабетта заметила Сандро Симоне, который как раз направлялся к ней и остальным. Сандро тоже был ее другом, как и Марко, – они с детства дружили втроем. Долговязый Сандро приближался знакомой походкой, светло-каштановые кудри развевались у вытянутого худощавого лица. Он был по-своему красив: с более изящными, чем у Марко, чертами, а телосложением напоминал заточенный карандаш, тонкий, но сильный, словно трос, держащий железный мост.

– Ciao, Элизабетта! – Сандро с улыбкой подошел к ней и снял феску. Он вытер со лба пот, сбросил рюкзак и уселся на траву. От солнца он прищурил глаза – небесно-лазурного цвета, будто навесом прикрытые длинными ресницами. У него был вытянутый нос с горбинкой и яркие губы. Сандро жил на восточном берегу реки в еврейском квартале, который назывался гетто. Все свое детство Элизабетта, Сандро и Марко перемещались взад и вперед по этой линии от Трастевере к Тиберине и гетто, ездили на велосипедах, играли в футбол и вообще вели себя так, будто весь Рим был их личной игровой площадкой.

– Ciao, Сандро, – улыбнулась Элизабетта, радуясь встрече.

– Я задержался, чтобы захватить нам перекус. – Сандро вытащил из рюкзака бумажный пакет и открыл его, оттуда повеяло ароматом supplì – рисовых крокетов с томатным соусом и моцареллой.

– Grazie!⁴ – Элизабетта взяла один шарик и надкусила. Тонкая панировка, в меру соленый томатный соус, а горячая моцарелла так и таяла во рту.

– А где Марко? Я и ему принес.

– Уехал с Анжелой.

– Жаль! – Сандро жевал supplì, заглядывая в ее газету. – Что читаешь?

– Ничего. – Элизабетте нравилось читать газеты, но ее любимые авторы рубрик пропали, и она подозревала, что их уволили. Бенито Муссолини и фашисты верховодили в стране почти пятнадцать лет, так что цензура стала обычным делом. – Опять те же статьи о том, какое у нас замечательное правительство, и дурацкие плакаты вроде этого.

– Дай-ка посмотрю. – Сандро вытер руки о салфетку.

– Гляди. – Она показала ему картинку с итальянской крестьянкой в традиционном наряде, в каждой руке женщина держала по младенцу. Элизабетта прочла ему подпись: – «Истинная фашистская женщина рожает детей, вяжет и шьет, пока мужчины работают или воюют». Это пропаганда, а не новости. И вообще – не все женщины такие.

– Конечно нет. Газеты не всегда правы.

– Нет, не всегда. – Элизабетта снова вспомнила колонку с советами для женщин. Марко и Анджела все еще не вернулись.

– Не забивай голову.

– Да как же не забивать. – Элизабетта была с фашистами не согласна, хотя не обсуждала это ни с кем, кроме Сандро и Марко. Тех, кто был против правительства, могли арестовать или отправить в confino – в ссылку, подальше от дома. Рим, и даже Трастевере, кишели стукачами, и, хотя семья Элизабетты не примкнула ни к одной политической партии, они были людьми творческими, а значит, по своей природе сторонниками левых взглядов.

– Не любишь ты, когда указывают, что делать.

– А кто любит? Ты?

– Нет, но я так близко к сердцу это не принимаю. – Сандро склонился ближе. – Угадай, что случилось! У меня потрясающие новости. Я попал на стажировку к профессору Леви-Чивите в Ла Сапиенцу⁵.

– Davvero?⁶ – ахнула ошеломленная Элизабетта. – В университет? Ты теперь студент?

– Да, я буду вольнослушателем. – Сандро светился от гордости.

– Поздравляю! – Элизабетта радовалась за него. Сандро был математическим гением, его необычайный дар заметили еще в начальной школе, поэтому Элизабетта не удивилась, что друг будет учиться в Ла Сапиенце, городском кампусе Римского университета. – А профессор, это тот, о котором ты всегда говоришь? Леви-Чивита?

– Да! Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь. Он один из величайших математиков нашего времени. Он изобрел тензорное исчисление, которое Эйнштейн использовал в своей теории относительности. На самом деле профессор Леви-Чивита только что вернулся из Америки, где встречался с Эйнштейном.

– Потрясающе. А как вообще это случилось? Как ты поступил?

– Меня рекомендовала professoressa⁷ Лонги, и я ждал ответа. Просто зашел в больницу, чтобы рассказать маме.

– Она наверняка так тобой гордится!

Элизабетта восхищалась матерью Сандро, та была одной из немногих известных ей женщин-врачей – акушеркой в госпитале Фатебенефрателли.

– Конечно, а еще она была удивлена – ведь я не сказал ей, что мою кандидатуру рассматривают.

– Я тоже! Почему ты нам не рассказал? – Элизабетта имела в виду себя и Марко.

– Не хотел говорить на случай, если провалюсь.

– О Сандро… – Элизабетту накрыл прилив нежности. – Ты никогда не провалишься, Леви-Чивите с тобой повезло. Когда-нибудь ты станешь знаменитым математиком.

– А ты знаменитой журналисткой, – ухмыльнулся Сандро.

– Ха! – Кем станет Марко, Элизабетта не знала, но отмахнулась от этой мысли.

– Как ты читаешь на солнце? – Сандро, прищурившись, уставился на ее газету. – Глаза слепит.

– Ага, знаю.

– Дай-ка мне. – Сандро вытянул газету у нее из рук и поднялся.

– Нет, верни! – Элизабетта вскочила и попыталась отобрать, но Сандро отвернулся и стал делать что-то с газетой.

– Там одни некрологи.

– Я люблю некрологи! – Элизабетта всегда их просматривала, считая, что каждый из них был любопытным жизнеописанием – за исключением концовки.

– Ecco⁸. – Сандро протянул подруге сложенную из газеты шляпу, а потом нахлобучил ей на голову. – Побереги глаза от солнца.

– Grazie. – Элизабетта радостно улыбнулась, а Сандро вдруг ее поцеловал. И она внезапно поняла, что целует его в ответ, ощущая на губах теплый томатный соус. Наконец он отодвинулся, улыбнулся, глядя на нее сверху вниз с незнакомым блеском в глазах, который ее смутил. А ведь она только что решила, что первый раз поцелуется с Марко.

– Зачем ты это сделал, Сандро? – Элизабетта осмотрелась, гадая, не видел ли кто. Но одноклассники склонились над домашним заданием, а Марко с Анджелой, которая по-прежнему сидела у него на руле, хоть и приближался, но все еще был слишком далеко.

– А разве не ясно зачем? – усмехнулся в ответ Сандро.

– Но раньше ты никогда меня не целовал!

– Раньше я никого не целовал.

Это тронуло Элизабетту.

– Так почему я? Почему сейчас?

– Да кто такие вопросы задает? Только ты! – рассмеялся Сандро.

– Но я думала, мы просто друзья…

– Правда? Я… – Сандро начал было что-то говорить, но его оборвал Марко, заорав им издалека:

– Ciao, Сандро!

– Ciao, Марко! – крикнул тот в ответ и помахал другу.

Элизабетта моргнула, и все, что возникло между ней и Сандро, вдруг мгновенно исчезло – она даже не поняла, было ли что-то на самом деле.

Глава вторая

Марко, май 1937

После реки Марко покатил домой по набережной Пьерлеони – широкому бульвару, что тянулся вдоль восточного берега Тибра. Солнце скрылось за деревьями, бросая последние лучи на город, в котором к концу рабочего дня все еще бурлила жизнь. Сигналили авто, ругались водители, туманили воздух выхлопы. На тротуарах кишел народ, дельцы торопились, пытаясь успеть на трамвай.

Марко поднажал на педали, все его мысли занимала Элизабетта. Он был в нее влюблен, а она держалась с ним будто с другом, как обычно. Марко посадил Анджелу на свой велосипед, а Элизабетта и бровью не повела. Марко оказался в тупике, девочки никогда так с ним не обращались. Выбор у него был, но он хотел заполучить Элизабетту. Она красивая, что само по себе уже достаточная причина, но Марко нравился ее пыл, ее сила, огонь, который в ней горел. Она имела мнение насчет всего на свете и была очень умна, и вела себя с Марко так, словно тот был ей равен по интеллекту. Марко готов был на все, чтобы ее завоевать, он оказался у любви в плену.

Он вспомнил, что видел сегодня с ней у реки Сандро, они стояли необычно близко друг к другу, словно обсуждали что-то важное или обменивались секретами. Марко грызла тревога, он даже ощутил легкий укол зависти, подумав о связи между Сандро и Элизабеттой, ведь они всегда могли поболтать о книгах и всяком таком. Но Марко знал, что ребята всего лишь друзья, к тому же у Сандро не было опыта в обращении с девочками.

Марко свернул на Понте-Фабричио, и шины велосипеда зашуршали по старому известняку. Этот пешеходный мост, выложенный из камня, был старейшим мостом Рима, а поскольку он соединялся с островом Тиберина, это, по сути, и была улица, на которой он жил. Марко увернулся от торговцев и плавно обогнул кота, бросившегося ему под колеса. Въехав на пологую вершину моста, Марко увидел, что у дверей семейного бара «Джиро-Спорт» не стоит, как обычно, Беппе – его отец. Это означало, что Марко опоздал к ужину.

Он промчался к подножию моста, миновал бар и свернул к боковому входу на площадь базилики Сан-Бартоломео-аль-Изола. Он спрыгнул с велосипеда, задвинул его на стойку и вошел в переполненный бар.

Поднявшись по лестнице, Марко сбросил рюкзак и отправился на кухню, настолько маленькую, что она заполнялась паром всего от одной кастрюли с кипящей водой. На стене висели фото в рамках, где был запечатлен его отец на «Джиро д’Италия»⁹, и календарь с изображением великого итальянского велогонщика Леарко Гуэрры¹⁰. На маленькой полочке стоял снимок папы Пия XI, распятие из сушеного пальмового листа и гипсовая статуэтка Богородицы. Мать Марко поклонялась Христу, а отец – велоспорту.

– Ciao, все! – Марко поцеловал старших братьев, Эмедио и Альдо, потом отца; семья уже сидела за столом.

– Марко! – просиял Эмедио, который был копией отца в молодости. Оба были лобастыми, с вьющимися темно-каштановыми волосами, густыми бровями и широко посаженными, темными как угли глазами, крупными носами и губами. Отец Марко, профессиональный велогонщик, был по-прежнему мускулист, кожу его покрывал вечный загар, а верхнюю губу иссекали шрамы, оставшиеся после нападения волка в горном районе Абруццо, где Беппе вырос.

Рассказывали, что отец Марко, которому тогда было всего десять лет, присматривал за овцами, на них напал волк, но мальчик сумел повалить зверя на землю, а потом прогнать. Никто из тех, кто знал Беппе Террицци, не сомневался в правдивости этой истории.

– Ehi, fratello¹¹. – Альдо улыбнулся не разжимая губ: он стеснялся кривоватых передних зубов. Он пошел в родню матери, Кастеликки, у него был более спокойный характер, близко посаженные глаза и отличительная ямочка на подбородке. Альдо был самым низкорослым из сыновей Беппе Террицци, но тоже любил велоспорт, вот и сейчас он сидел за столом в пропотевшем джерси и велосипедных шортах. Если мать семейства и хотела, чтобы сыновья переодевались к ужину, она всегда помалкивала. Все знали, кто заправляет домом, и это была не она.

– Выглядит аппетитно, мама. Браво! – Марко поцеловал мать, которая как раз поливала первое блюдо, spaghetti, соусом pomodoro¹², – в нем виднелись белые кусочки крабового мяса. Из красной мякоти соуса выглядывали ярко-оранжевые клешни с зазубринами, а от неповторимого запаха рыбы с томатом текли слюни.

– Ciao. – Мать улыбнулась ему, небольшие светло-карие глаза потеплели. Из раковины поднимался пар, отчего темные пряди ее волос, выбившиеся из длинной косы, завивались; у нее был крупный нос, широкая улыбка и открытое лицо деревенской простушки. Родители Марко были contadini – из крестьян – и выросли в домах, где вместе с прочими обитателями жили козы и куры. Они поженились и переехали в Рим, Беппе стал знаменитым велосипедистом и открыл бар «Джиро-Спорт». Туда часто заглядывали персонал больницы, местные жители и велоболельщики, которых называли tifosi, – потому что они были такими же чокнутыми, как больные тифом¹³.

– Да садись же, сын, – махнул ему Беппе, сидевший во главе стола.

– Вот, мальчики. – Мать поставила блюдо со спагетти рядом с отцом, ему первому и положила порцию, а уж потом остальным. Они помолились перед едой и начали быстро есть – все, за исключением Марко, который наслаждался каждым кусочком, пока отец расспрашивал Альдо о его тренировках. Эмедио оставался вне линии огня, поскольку избежал карьеры велоспортсмена, приняв сан священника. Марко ни за что бы не пошел на такую жертву, ведь у него имелся долг перед женским населением Рима. И может быть, перед Элизабеттой.

Мать повернулась к Эмедио, который работал в канцелярии Святого Престола.

– Есть новости? Ну хоть какие-нибудь?

– Ты слышала об энциклике¹⁴ немцам насчет Пальмового воскресенья¹⁵?

– Нет, а о чем она?

– Mit Brennender Sorge. Что на немецком означает «С глубокой тревогой». Папа выпустил энциклику, которую разослали почти в тридцать тысяч немецких церквей, прямое послание немецким католикам. – Эмедио подался вперед и понизил голос. – Писать ее помогал кардинал Пачелли, но эти сведения секретные.

Мать провела указательным пальцем по губам, будто застегивая молнию, и подмигнула. Сплетни из Ватикана она особенно ценила.

– Немецкие священники прочли энциклику своей пастве без всякого предупреждения. Представляете, сколько церквей? И все ее слышали. Документ напечатали и распространили в строжайшем секрете.

– Почему в секрете? – нахмурилась мать. – Ведь это слово нашего святого отца.

– Там повторялось его наставление о том, что немецкие католики должны прислушиваться к Господу, а не к Гитлеру. А в итоге Гитлер послал гестаповцев арестовать тех, кто напечатал и распространил энциклику.

– Страх какой!

Отец пристально посмотрел на Эмедио.

– Хватит политики за столом.

Эмедио замолчал, а мать поджала губы. Беппе был фашистом «первого часа» – то есть присоединился к фашистской партии еще в 1919 году, еще до похода на Рим в 1922-м¹⁶, когда король назначил Муссолини премьер-министром. Беппе, приверженец традиций, верил, что партия принесет пользу мелким торговцам, а также даст Италии закон и порядок.

Он кашлянул, прочищая горло.

– Так вот, как я говорил, этот год важен для «Джиро», и я уже знаю, кто заработает розовое джерси¹⁷. Могу сказать наперед, что Бартали¹⁸ снова одержит победу.

Альдо кивнул.

– Согласен, хотя я бы поставил еще на Бини. И Ольмо, он неплохо шел на «Милан – Сан-Ремо»¹⁹.

– Ну уж нет, – отец сделал глоток вина, – «Милан – Сан-Ремо» – игрушки для мелюзги. Да и все равно там выиграл Дель Канчия²⁰. Продуешь, Альдо.

– Неважно кто победит, розовое джерси ему носить нельзя. Только подумайте! Розовая? – хохотнул Альдо.

Марко прежде уже это слышал. Муссолини не так давно объявил, что розовый – немужественный цвет, чем смутил и фашистов, и tifosi.

– Цвет не главное, – усмехнулся отец. – Достижения – вот что важно. Верно, Марко?

– Да, папа.

– Знаешь, Марко, я сегодня стоял у окна и смотрел, как ты свернул на мост. Ты опоздал к ужину.

– Прости, папа.

– Я не о том. – Отец положил мощные руки на стол и напряженно уставился на Марко. – Ты ехал очень хорошо. Держал курс. Даже набрал скорость. Ты меня удивил.

Прерывать отца Марко не стал, однако нутро у него меж тем завязалось узлом.

– И что случилось с кошкой, я тоже видел. Она перебежала тебе дорогу, но ты не потерял ни секунды. Пора приниматься за тренировки всерьез. Представь, чего ты добьешься, если будешь заниматься по моему режиму, сынок. Однажды ты наденешь maglia rosa²¹! Ты выиграешь «Джиро» – главную гонку Италии. И займешь свое место в истории велоспорта.

– Не так уж я хорош, папа, – ответил Марко, потому что победы в велоспорте он хотел меньше всего.

– А я думаю, ты на это способен. У тебя это в крови.

Альдо нахмурился:

– А как насчет меня, отец? Я очень много тренируюсь.

Тот повернулся к нему:

– А тебе я говорил: ты не наращиваешь мускулатуру как следует. Скорость не растет. Наверное, ты недостаточно усердно тренируешься.

– Я стараюсь.

– Тогда продолжай в том же духе. Докажи, что я ошибаюсь. В любом случае двое лучше одного. Тренируйтесь вместе. – Отец снова повернулся к Марко: – Сынок, сегодня ты приступаешь. Ясно?

– Да, папа, – ответил Марко, у которого выбора в этом вопросе не было.