Kitobni o'qish: «Screenplay 6. Найденная»

Глава 1

Ещё один месяц позади, недели, слившиеся в одну, стёршиеся из памяти, никогда не существовавшие, и впереди всё та же необъятная пустыня бессмысленных дней.

Всё чаще я чувствовала приступы мелочного раздражения по отношению к Артёму. Что бы он ни сказал, как бы ни посмотрел и что бы ни сделал, мне всё не нравилось. Я находила себе кучу разных занятий, лишь бы не сидеть в отеле, не попадаться ему на глаза. Боролась со скукой и депрессией единственным доступным мне способом – с головой погружалась в работу.

Чаще, чем это было на самом деле нужно, ездила на рынок за закупками. Отбирала (как им казалось) хлеб у горничных, перестилая кровати, собирая листья на лестнице, развешивая на просушку белье. Нарочно включила в меню незнакомые поварихам блюда, чтобы как можно больше времени проводить в кухне за готовкой. Много гуляла или ездила по городу, выбиралась побродить по заповеднику. Завтракать, обедать и ужинать я предпочитала где угодно, но только не в своём ресторане. Сначала объясняла это тем, что изучаю меню конкурентов, потом тем, что не могу сидеть на одном месте и что мне нужна смена обстановки. Когда Артём просил взять с собой и его, говорила, что мне нужно побыть в одиночестве, что собираюсь почитать книгу или придумывала другие отговорки.

Отчасти моя раздражительность была обусловлена тем, что и ночью мне не было покоя. Как бы я хотела вернуть то время, когда засыпая, я просто проваливалась в небытие, а наутро вставала со свежими отдохнувшими мозгами! Ну или хотя бы то время, когда, закрывая глаза, я знала, что меня обязательно утянет в какой-то другой мир и будет протаскивать через самые разные истории и обстоятельства. Все эти ночные путешествия по лабиринтам собственного разума выматывали, конечно, страшно, не физически, а психологически, ведь сознание моё даже во сне оставалось при мне и решало разнообразные задачи, но мне это даже нравилось. Во-первых, казалось, что я провожу важную работу по самоисследованию, а во-вторых… Ну это же было дико интересно!

Осознавая себя во сне, я видела вокруг мир, который в вопросах реалистичности ничем не уступал настоящему миру, а иногда и превосходил его. Во сне у меня был полный набор всех чувственных ощущений, я видела, слышала, обоняла и осязала окружающий мир с такой же интенсивностью, а предметы, явления и детали поражали своей реалистичностью. Стоило поймать себя в своём же сне, стоило догадаться о том, где именно я сейчас нахожусь, как начинали происходить разные чудеса. Я могла делать всё, что угодно, не задумываясь о последствиях. Могла сесть в любую машину, познакомиться с любым человеком, могла оказаться в любом городе, и вообще смогла бы, кажется, всё, на что хватило бы смелости и фантазии.

Например, если я проходила мимо ресторана, в котором отмечалась чья-то свадьба, и мне хотелось присоединиться к гостям, то рядом оказывался магазин с вечерними платьями. Я просто заходила в него, мило улыбалась консультанту, и он быстро подбирал мне самое красивое, никаких денег при этом платить не нужно было. Выходила я из примерочной уже не только наряженная в платье, но и с прической и с макияжем и присоединялась к гостям на свадьбе. Ко мне тут же начинали подходить разные люди, знакомились со мной, предлагали шампанское и закуски, мы разговаривали о чём-то интересном, смеялись, танцевали, в общем, очень неплохо проводили время. И при этом я знала, что сплю.

Но самое удивительное было то, что, проснувшись, я помнила всё до мельчайших деталей – даже то, как, флиртуя с обаятельным незнакомцем, думала, что позже мне будет за это стыдно. Я ведь замужем всё-таки. Даже было немного жалко всех этих людей, все такие весёлые, замечательные, добрые, но когда я проснусь, их не станет. Поразительное ощущение, будоражит до мозга костей. Понимать, что на всём этом празднике единственный, кто по-настоящему живой, это ты сама, одна-одинёшенька среди нарисованных твоим же воображением персонажей. И праздник этот затевался не для невесты и жениха, а для тебя. Ты здесь главное действующее лицо, хоть и прячешься в тени, маскируешься под никому неизвестную гостью.

К этому трудно привыкнуть. Пугающее ощущение полной свободы и вседозволенности, омрачённое грустью и печалью преходящести. Всё закончится, и каждый человек, с которым ты успела познакомиться и подружиться, уйдёт с восходом солнца. Иногда они возвращались. В другом сне, в других декорациях, в другом сюжете, иногда кричали: «Посмотри, что со мной стало! Зачем ты меня оставила?!» Я пугалась их и уходила заниматься другими делами, глупо же объяснять своей проекции в своём же сне, почему тебе приходится просыпаться. А жаль, что всё так меняется, вот бы сны были статичными, сохранялись, как пройденная игра! Можно было бы, возвращаясь в них, продолжать общаться с понравившимся персонажем, начинать сон с того, на чём он прервался в прошлый раз…

Видимо, эта мысль так въелась мне в мозг, что однажды именно это со мной и произошло. Дело в том, что среди множества разнообразных снов, был и такой, в котором мне не хотелось оказываться. Скорее даже целая вереница снов, объединённых одним смыслом, вплетённая в сеть, разбросанная по коридорам моего извилистого сознания. Я попадала в них неожиданно, но, попадая, сразу же вспоминала обстановку и то, чем закончилась предыдущая серия этого инфернального сериала. Почему сериала? Потому что этот сон как раз был очень статичным, если он обрывался на чём-то, то в следующий раз, попадая в него, я начинала с того же места. И персонажи в нём были одни и те же, и обстановка, и даже моя роль.

Если бы мне предложили как-нибудь назвать этот сериал, я бы сказала: «Допрос с пристрастием». Некий грандиозный спор или суд, и обвиняли в чём-то именно меня. Хотя не было понятно, обвиняли ли меня, допрашивали или склоняли к какому-то выбору. На меня сыпался шквал самых серьёзных вопросов и тезисов, а я пыталась самоидентифицироваться среди всей этой мешанины образов. Всегда старалась занимать «хорошую» сторону, исходя из своих концепций и убеждений о правильности. В результате, как бы я ни билась, получалось так, что я оказывалась перед каким-то очень сложным выбором и, выбирая, каждый раз совершала ошибку, и всё шло кувырком. Передо мной разворачивались последствия моего выбора, и это были кошмарные последствия. И именно это меня изматывало, именно это. Я никак не могла отделаться от своих снов и от этих людей, которые были там и постоянно требовали чего-то, какого-то решения, но я всё не могла дать правильный ответ, и за это меня наказывали. Жестоко наказывали, открывая глаза на то, к чему привёл мой выбор, и от ужаса я каждый раз просыпалась.

Вопрос, который мучил меня по пробуждении, – ну откуда же у меня внутри вся эта галиматья? Целая уйма вопросов, таких сложных, что мозги просто кипели, и мне всегда хорошо запоминалось кошмарное напряжение, присутствующие в этих снах. Ну откуда же они взялись? Я словно распахнула неосторожно какую-то дверь и теперь никак не могла закрыть её. После очередного такого пробуждения я вскочила на кровати, судорожно оглядываясь и тяжело дыша. Моя кровать, мои картины на стенах и моё бунгало были на месте, значит, на месте и всё остальное. Значит, наяву ничего этого не было, никакой войны, никакого вселенского атомного взрыва…

Нетвёрдо ступая, пошла чистить зубы. Долго рассматривала своё отражение в зеркале, свои тёмные круги под глазами. Что же со мной происходит? Уже целый месяц один и тот же кошмар почти каждую ночь, а вопросов у них не убавляется, а только кажется прибавляется. Надежды на то, что однажды это само по себе закончится так же неожиданно, как и началось, уже почти нет. Это явно прогрессирует. Пора признать, что самой мне с этим не справиться, никак не убрать этот чёртов сериал со своих маршрутов. Я решила поговорить о своём состоянии хоть с кем-нибудь, и этим «кем-нибудь» как обычно был Алан. И как обычно, у него была куча дел, от которых мне, как обычно, нужно было его как-то оторвать.

– Алан, я совершенно не представляю этот отель без тебя, – начала я издалека, получив свой утренний кофе. – Ты как будто его душа.

– Его душа ты, – подал он голос из-под барной стойки. Меняет пивную кегу.

– Нет, я его владелица, – продолжала я елейным тоном. – И не знаю, стала бы я ею, если б ты не встретил меня в этом отеле. Показался бы он мне таким же очаровательным?

Алан выпрямился, сложил руки на груди, поднял бровь.

– Я что-то не пойму, ты заигрываешь со мной?

– Уволю.

– Ладно, – прищурился он, – выкладывай, что у тебя.

Выкладывать было трудно. Про волнующие меня проблемы даже думать как-то плохо получалось, а уж говорить о них и подавно. Но я старалась. Изо всех сил подбирала правильные слова и пыталась выглядеть убедительно, в первую очередь в своих же глазах.

– Что скажешь? – спросила я его после того как закончила говорить, двигая к нему опустевшую чашку.

– Ты чего-то боишься, и этот страх преследует тебя в кошмарах, – предположил Алан, немного поразмыслив.

– Да это и так понятно, – махнула я. – Скажи лучше, как мне избавиться от этого страха. Я уже замучилась просыпаться от этих кошмаров, никак не пойму, что от меня нужно этим извергам! Я уже даже засыпать боюсь, знаю, что они снова будут меня терзать.

– Говоришь, они требуют от тебя какого-то правильного ответа, а ты всё никак не можешь дать его?

– Именно! Как бы я ни билась, как бы ни старалась, всегда случается какая-то катастрофа, а следующей ночью всё повторяется вновь. Я так устала!

Алан внимательно выслушал меня и отвернулся к своим размышлениям. Я нетерпеливо ёрзала на стуле, ожидая его умозаключений.

– Ты боишься совершить ошибку и поэтому совершаешь её, – сказал он убеждённо, вновь вернувшись ко мне. – Но, думаю, проблема не в том, что ты постоянно занимаешь не ту сторону, проблема как раз именно в том, что ты соглашаешься занять её.

Я надолго зависла, раздумывая над его словами и почёсывая комариный укус на плече.

– А можно не занимать? – промямлила я совсем жалко.

– Что есть правильное или неправильное? – спросил Алан с оттенком повышенной значительности в голосе. – Правда и ложь всегда боятся одного – истины, которая в одночасье может поменять их местами.

– И что же мне делать?

– Не будь ни правдой, ни ложью, будь истиной. Не будь справа или слева, будь в центре, а ещё лучше вовне.

– Что значит «вовне»? – растерялась я окончательно.

– Будь наблюдателем, а не участником. Не играй роль, а смотри кино. А когда к тебе будут приставать, требовать от тебя какого-то выбора отвечай: «Ребята, я здесь вообще ни при чём, это ваша заварушка, сами и разбирайтесь. Я просто смотрю сон».

– Думаешь поможет?

– У меня было нечто подобное, страх неправильно поступить, правда не во снах, а в реальности. Доходило до того, что я боялся вообще что-либо делать, начинал просчитывать возможные варианты развития событий. Я-то думал, что я стратег, но потом, когда устал сам от себя, признал, что параноик. Начал искать, как себя от этого вылечить, увлёкся разными духовными учениями, и так пришёл к адвайте. На ней и остановился, потому что она самая жёсткая по отношению к страхам, и это именно то, что мне было нужно. И посмотри на меня сейчас, – он поиграл мышцами и озорно подмигнул, – вполне себе счастлив. Главное, не париться.

– Как это не париться? Совсем?

– Ну… бывает, я заморачиваюсь на чём-нибудь, конечно, но ненадолго. И только в качестве развлечения. Наверное, иногда и умиротворение надоедает.

– Ладно, я попробую. Как ты говоришь нужно отвечать? «Разбирайтесь сами, я просто смотрю кино»?

– Что-то вроде этого.

– Надеюсь, поможет.

– Ну, хуже точно не будет, – заверил меня Алан почти весело.

Следующей ночью я так и поступила. А наутро в гневе прибежала к Алану.

– Ну ты мне и насоветовал!

– Что такое? – отпрянул он от меня.

– Я всё сделала, как ты говорил. Сказала им, что просто смотрю кино. Сначала они ничего не понимали, а потом спросили, почему я считаю, что это кино. Тогда я сказала, что просто неправильно выразилась и на самом деле это сон. Они накинулись на меня с вопросами, и пришлось признаться, что это мой сон. Теперь они обвиняют меня в том, что это я придумала такой сон, где все запутались и не знают, как быть, и продолжили требовать от меня правильных решений. И знаешь, сегодня они требовали особенно жёстко, как будто наконец нашли виновника всех их несчастий.

– Хм… интересно. То есть они согласны с тем, что ты режиссёр сна? – спросил Алан с коварством в голосе.

– Кажется, да…

– Ну и отлично. Значит, теперь они должны принять тот факт, что они персонажи.

– Это-то им как раз и не нравится!

– Почему?

– А тебе бы понравилось быть персонажем чего-то сна? Особенно если он не очень-то радужный. Они ведь обвиняют меня в том, что я специально всё так запутала и ввела всех в заблуждение, чтобы они сильнее мучились.

Алан обошёл барную стойку и успокаивающе приобнял меня за плечо.

– Вот как мы поступим. Скажи им, что это специальный сон, экспериментальный. Режиссёр спланировал его так, чтобы персонажи наконец обнаружили то, что они персонажи, скажи им, что это было просчитано наперёд и для общего блага. Да, ты всё намеренно запутала, но только чтобы посмотреть, что они станут делать, как будут себя проявлять. Скажи им, что теперь, когда всё стало ясно, ты даруешь им самостоятельность. Пусть они сами принимают решения, если хотят считать себя живыми и независимыми. С тобой-то они ничего не могут сделать, не так ли? Это ведь твой сон, и самое плохое, что с тобой в нём может случиться, – ты проснёшься. А ещё можешь пообещать им какой-нибудь бонус. Например, тот, чьи решения ты посчитаешь правильными и рациональными, проснётся вместе с тобой. Окажется в реальном мире.

– Ха-ха, – рассмеялась я невесело. – Я бы на их месте не гналась за таким сомнительным бонусом. Тут-то тоже совсем не сладко.

– Ну так им и объясни. Скажи, что они проекции твоего подсознания во сне и что ты ими думаешь, решаешь, как улучшить реальность, чтобы всем вам потом хорошо в ней жилось. Уж против этого они вряд ли что-то будут иметь, тем более что это правда.

Несмотря на всю кажущуюся абсурдность его слов, я нашла в них замечательный смысл. Да уж, бредовые проблемы требуют бредовых решений.

– А знаешь, похоже, это действительно правда. Охо-хо, бедные мои проекции, бедная я…

На следующий день у Алана был выходной, и, хотя мы и жили в соседних бунгало, на территории мы не пересеклись. Наверное, он ездил по каким-то своим делам.

За завтраком я мило поболтала с Самнангом, посмотрела фотографии его семьи в его дешёвом смартфоне, попросила привести в гости жену и дочку. Очень уж мне нравились эти милые кхмерские пупсы, любопытные, глазастые. А самым поразительным в них было то, что я никогда не слышала, чтобы они кричали. Совсем маленькие грудные, понятное дело, хныкали и пищали, если хотели есть или у них резались зубы, но дети старше года не капризничали совсем. Это всегда очень меня удивляло.

– Ну как? – спросил Алан, делая мне кофе на следующее утро.

– Это были очень странные две ночи, – сказала я задумчиво.

– И что тебе снилось?

– Даже не знаю, как сказать… Знаешь, у нас в России все эти психологические заморочки называют тараканами в голове.

– Тараканами? Интересно.

– А ещё есть один анекдот, не знаю, поймёшь ли ты, он тоже чисто русский.

– Давай рассказывай!

– В общем, мужика замучили тараканы, и друг ему советует: «Ты купи мелок „Машенька“, и всё хорошо будет». Мужик так и сделал. Через день друг приходит к мужику и спрашивает: «Ну, что, помогло?» – «Не знаю, вон в углу сидят, рисуют!»

Так и у меня. В первую ночь я сказала им всё так, как ты меня научил. Их это, конечно, очень озадачило, но они оставили меня в покое. А во вторую ночь я снова оказалась в этом месте, но не потому, что они, как обычно, насильно меня туда затащили, а потому что сама захотела посмотреть, чем они там занимаются. И знаешь, они действительно рисовали. Перед ними была эта карта, или схема, или что-то ещё, и они наносили на неё какие-то символы. Я спросила, что значат эти символы, и они объяснили, что это просто обозначения, графические изображения тех или иных понятий. Сказали, что собирают воедино всё, что им известно о сложившейся ситуации, хотят учесть все факторы. И самое интересное то, что они не ругались и не грызлись, как обычно, доказывая именно свою точку зрения, а выслушивали всех. Как будто наконец решили работать в команде.

– Как будто нашли общего врага и решили его одолеть! – воскликнул Алан с азартом.

– Какого это общего врага? – насторожилась я. – Меня, что ли?

– Ну а кого же ещё? Конечно, тебя.

– Они что, собрались меня прикончить?

– На всякий случай объясни им, – он заговорщицки понизил голос, – что если до этого дойдёт, то они сгинут вместе с тобой, потому что они всего лишь персонажи твоих снов.

– Что-то я совсем запуталась, но ладно. Главное, что они меня больше не дёргают. И я наконец могу видеть те сны, которые хочу.

Проснувшись этим утром, я кинулась к своему дневнику сновидений, чтобы немедленно записать всё что видела. Впервые за долгое время мне приснился такой сон, который не хотелось забывать. Когда я ушла от этих людей, когда-то изводивших меня, но теперь притихших извергов, я снова оказалась в пустыне, и снова встретила его, и он снова забрал меня в свой удивительный мир.

Вчера полосатая планета была просто невероятно огромной. Видимо, двигаясь по своей эллиптической орбите, спутник, с которого я её наблюдала, подошёл к ней ближе, чем обычно. Помню, как опустилась в колышущуюся и будто живую траву, поражённая тем, что действительно рассуждаю о таких вещах. Даже во сне применяла свои познания в астрономии и известные мне законы космологии, законы движения небесных светил. Даже здесь мой разум не хотел оставить меня в покое, всё взвешивал и анализировал. Да и было ли всё это сном? Разве большое голубое существо, привалившееся к моей ноге, было сном? Или оглушающий грохот водопада? Или медленно ползущая по земле тень от ближнего спутника?

Я ведь знаю, что такое сон. Нечто мутное, размытое и непонятное, эфемерное, всё время меняющееся. И если это всё же было сном, как могли быть настолько реальными даже самые мелкие детали? Например, я помню, как вытащила из густой голубой шерсти запутавшуюся в ней веточку, а потом оказалось, что это не веточка, а какое-то живое существо. Оказавшись в моих руках, оно развернулось на ладони, растопырило вуальные крылья, построило мне милые рожицы и взлетело. Опустилось на ухо своему большому другу, из которого я его вытащила, изобразило нечто вроде танца и снова зарылось ему в шерсть.

– Они всегда вместе, – сказал тот, кто меня сюда привёл. – Голубой здоровяк любит щекотки, а этому малышу нравится, как пахнет его мех.

Неудивительно. Мне и самой нравилось. Обнимая большого пушистика, я чувствовала изысканный не то цветочный, не то фруктовый аромат, а зарываясь носом глубже, вспоминала о ягодной шарлотке.

Помню мышечную силу и деликатность большой светящейся кошки, с которой я кувыркалась на полянке. Мы катались в густой и мягкой траве, и она поддавалась, играючи позволяя мне одержать верх и прижать её лопатками к земле, но стоило мне издать победный клич, как она тут же подминала меня под своё мощное и удивительно приятное на ощупь тело, и мы снова катились вниз-вниз с уклона, и я хохотала, обвивая её руками и ногами, и она учила меня бороться, как своего подросшего котёнка. И мы кувыркались там с азартом и весельем, и она очень точно чувствовала меня, требуя от меня невозможного, ни разу не перейдя черту. Её гортанное урчание, большие мягкие лапы и грациозная гибкость превосходно запомнились мне. Проснувшись, я обнаружила, что поглаживаю соседнюю подушку, и очень расстроилась. Только что на её месте был тёплый пятнистый кошачий живот.

Глава 2

Я не давала Артёму достаточно общения, и он нашёл его за пределами наших владений. Почти каждое утро после завтрака он садился в свою машину и уезжал куда-то. Сначала ставил меня в известность куда и с кем собирается, но потом, устав от моих безразличных «угу», начал пропадать молча. Меня это устраивало. В его отсутствие я чувствовала себя более свободной и раскрепощённой, будто камера круглосуточной слежки выключалась. Мне хотелось, чтобы он вовсе не появлялся в отеле, но здесь был его дом и в нём он всё же проводил достаточно времени.

Когда Артём был в хорошем настроении, его можно было найти за баром, где он, повеселевший от нескольких порций виски, обсуждал что-то с барменами или подвернувшимися под руку постояльцами. А когда был в плохом – то есть почти всегда, – ходил растрёпанный, красноглазый, или уже пьяный, или всё ещё с похмелья, в мятых несвежих майках, рычал на персонал или угрюмо щёлкал мышкой, уткнувшись в ноутбук.

Наши отношения становились всё более натянутыми, но беспокоило это только его. Я не хотела иметь его рядом, не хотела иметь его в своей жизни и тем более не хотела, чтобы он мою жизнь контролировал. Я много размышляла об этом, совсем как параноик математик, которому не даёт покоя сложное уравнение. И утром у бара, и днём, бегая по делам, и всеми вечерами, неподвижно сидя на террасе в нарастающей темноте. Вертела свою ситуацию во все стороны, но, как я ни билась, уравнение не складывалось. В нём, определённо, присутствовал лишний член. Как же мне сказать ему, как объяснить, донести, что он для меня как кость в горле, как заставить его перестать надеяться на взаимность и заняться, наконец, своей жизнью? Без меня. Что же мне делать? Может, посыпать голову пеплом и уйти в джунгли?

И вот однажды я сидела в сумерках на остывающей от дневного зноя веранде, крепко обхватив себя руками, как ребёнок, которого заставляют успокоиться, и вдруг:

«Знаете что? – подумала я, подняв голову. – Да пошёл он!»

– Пошёл ты, Артём! – прошипела я в пустоту и начала собирать свои вещи.

И теперь мы живём как соседи. Буквально. Я перебралась в ближнее к океану бунгало.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он меня, держа руки за спиной, слегка покачиваясь с носков на пятки и источая такое нечеловеческое напряжение, будто какой-то предмет под давлением, который вот-вот взорвётся. Перегородив собой дверной проём, он требовал ответа. Я хотела пуститься в долгие и пространные объяснения, но в груди вдруг стало горячо, что-то ожесточилось внутри меня, поднялось сильным и знакомым мне чувством – злостью, и я выговорила твёрдо, с неожиданной для себя холодностью:

– Исключительно для того, чтобы лишний раз тебя позлить.

– Лу! – кулак с грохотом врезался в дверной косяк рядом с моей головой. – В чём дело?

– Пожалуйста, не заставляй меня отвечать на этот вопрос. Что мне сказать? Что так, ближе к стойке, мне удобнее управлять отелем? Или что оттуда лучше вид на океан? Или что мне надоело подниматься и спускаться по лестнице? Перестань, Артём, ты все сам понимаешь.

Мне показалось, что сейчас он ударит меня, но он совершенно неожиданно справился со своими нервами.

– Хорошо. Только не рассчитывай, что это начало конца. Тебе помочь перенести вещи?

Весь день я обустраивала своё новое пристанище. Съездила с Самнангом на рынок, прикупила пару картин на свой вкус взамен тех, что висели для гостей. Сменила шторы и постельное бельё на более уютные, чтобы чувствовать себя как дома, а не в казённом жилище. Поставила на веранду цветы в горшках и вечером долго сидела на ней, глядя на полосу лунного света в спокойном океане. Со всех сторон плавно раскачивались широкие пальмовые листья, в кустах что-то сонно стрекотало, из бара доносилась лёгкая музыка и разговоры постояльцев, иногда раскаты весёлого смеха.

Ближнее к ресторану бунгало не самое тихое место, но я наконец-то чувствовала некое подобие умиротворения и даже, наверное, счастья. Засыпая, я впервые за долгое время ощутила лёгкость, будто с груди сняли тяжёлую плиту. Я бы и не узнала, что она находилась там всё время, если бы не отважилась на этот поступок.

Водопад шумит за моей спиной. Я не могу оторвать глаз от огромной полосатой планеты, висящей в розовом предзакатном небе. Сейчас она тоже розоватая, прекрасная, как никогда. Ближние к ней спутники лениво ползут через небосвод, отливают разными цветами.

– Нужно, наверное, как-нибудь их назвать, эти луны, – предлагаю я.

– Назови, если тебе хочется

Я пытаюсь придумать им какие-нибудь оригинальные имена, но что-то совсем ничего не приходит в голову.

– Здесь так трудно думать, – расслабленно жалуюсь ему

– Нет, это совсем нетрудно. Просто здесь всё по-другому, даже мыслительные процессы отличаются от привычных тебе. Не думай, просто ощущай всё это.

– Хорошо.

Да и не хочется думать. Какое-то невероятное, почти невыносимое блаженство разливается по телу и растворяет все появляющиеся мысли. Я не сопротивляюсь, мысли здесь и вправду кажутся лишними, но я вдруг вспоминаю то, о чём хотела его спросить.

– У тебя есть имя?

– Конечно.

– И как же тебя зовут?

– Моё имя трудно распознать человеческому уху. Назови сама меня как-нибудь.

Интересненькое предложение. Назвать как-то уже взрослого человека, да и человека ли?

– Я буду называть тебя Эхо, – говорю после минутного раздумья.

– Почему?

– Не спрашивай, просто это имя пришло мне в голову, и всё.

– Да, хорошо. Мне нравится, интересное имя, и думаю, мне подходит.

– Ну и отлично.

Мягкий порыв тёплого благоухающего ветра. В воздухе появляются переливающиеся полупрозрачные сферы разного размера, от совсем крошечных до громадных, неспешно плывут в нашу сторону.

– Что это такое? – вскакиваю я с места.

– Не бойся. Думаю, это мыльные пузыри

– Да? – удивляюсь я, а потом прихожу в восторг.

Ведь правда, эти невероятные сферы просто мыльные пузыри, только какие-то волшебные. Я разглядываю их, любуюсь диковинными меняющимися формами и расцветками.

– И как же они оказались здесь? – смеюсь я, кружась среди них.

– Ну… они просто тут оказались. Просто так. Ты ведь любишь мыльные пузыри?

– Да, – подтверждаю озадаченно.

– Вот именно поэтому. Не замечаешь, здесь вообще много того, что ты любишь. Я делаю всё, чтобы заманить тебя сюда, чтобы тебе самой очень хотелось приходить в это место.

– Но я и так хочу!

– Тогда приходи.

Я не вижу его мимику, но всегда ощущаю все его чувства и настроения, меня будто обдаёт волнами его эмоций. Да, у меня никогда не получается рассмотреть его лицо, если допустить, что оно у него вообще есть, но зато я, даже не глядя, всегда точно знаю, что именно на нём написано.

– Мне не верится, что я могу оказываться здесь каждый раз, когда буду этого хотеть, – признаюсь я.

– Ты не хочешь в это верить?

– Почему же? Больше всего на свете хочу!

– Тогда верь. И твоя вера будет приводить тебя сюда.

Становится грустно и очень тоскливо. Просто верь. Звучит как-то неубедительно, вот бы мне какие-нибудь гарантии. Я сердито тыкаю пальцем в проплывающий мимо мыльный пузырь, и он лопается, выстреливая мне в нос волшебным ароматом.

– Не хочу обратно! – говорю твёрдо, усаживаясь на место.

– Тебя никто не гонит

– Никто… – соглашаюсь я. – Только необходимость просыпаться.

– Да, такое происходит, когда хочешь быть в нескольких местах одновременно. Где-то засыпаешь, где-то просыпаешься.

– Опять эти «там» и «здесь». Я когда-нибудь пойму хоть что-то?

– Если отважишься выйти за границы своего разума.

– Это так страшно?

– Нет, но разум этого боится.

– Почему?

– Знает, что столкнётся с большими сложностями. Чувствует угрозу своей стабильности, защищается как может, боится и пугает в ответ. Он как маленький злобный хорёк, огрызающийся на мир из своей норки. Но его тоже можно понять, память его генов говорит о том, что мир опасен, а норка – это надёжное убежище.

– И как же быть?

– Чтобы исследовать окружающий мир, хорьки вылезают из своих норок по ночам. Интересная метафора, тебе не кажется?..

– Хочешь сказать, мой мир – это норка?

– Я бы сказал, что мир, из которого ты сюда попадаешь, это край.

– А сейчас я?..

– Намного ближе к центру. Представь себе ядро, в котором всё есть. Всё, что только можно, и особенно всё то, что нельзя себе вообразить. Оно огромно, неизмеримо, но эта концентрированная всевозможность постепенно разреживается от центра к краям.

– А зачем она разреживается?

– Чтобы не быть одной.

Пользуясь тем, что Артёма нет на территории, я убивала время с Аланом в баре.

– А что там, за этой скалой? – спросила, глядя на волны, ударяющие в отвесную стену.

– Ещё одна скала. Куча булыжников и камней, а метров через триста красивая лагуна с белым песком. Я иногда лазаю туда по камням, когда хочется размяться и приключений.

Я присосалась к своему лимонаду, поболтала ногами и решила:

– Мне сейчас хочется размяться и приключений.

– Это опасно, Лу. Валуны высокие и скользкие, если упадёшь, костей не соберёшь, эта лагуна спрятана очень надёжно. Я такой сказочной красоты не встречал на всём побережье! Мелкий хрустящий песок, почти лежачие пальмы, лазурная вода… А ещё там есть водопад. Он совсем небольшой, просто ручей, падающий с высоты метров в пятьдесят, но очень живописный! Так красиво, что даже моргать забываешь. И самое главное, там никого нет. Мало кто знает про это место, оно скрыто скальными выступами с двух сторон, если и можно как-то попасть в него, то только через наш отель, пробравшись по камням.

– Я хочу взглянуть на эту лагуну.

– О нет, это без меня, – поднял он ладони. – Я не поведу тебя, слишком опасно.

– Тогда ты уволен, – я невозмутимо пожала плечами.

– Опять ты за своё?

– Конечно. Как иначе унять твои муки совести? Как снять с тебя груз ответственности?

– Ладно, уговорила, – он с азартом потёр руки, и я поняла, что ему самому не терпится показать мне это место. – Когда?

– Прямо сейчас.

Он оценивающе осмотрел мой наряд.

– Тогда тебе придётся переодеться и сменить обувь. Это же всё равно что взбираться на гору! Есть у тебя какие-нибудь сандалии для трекинга?

– Да, есть! Я покупала, когда ездила в Ангкор.

– Ну и отлично, меньше будут скользить, может, и не расшибёшься.

– Ладно, я побежала!

– Мне тоже нужно переодеться!

– Готовность десять минут, – прокричала я уже с лестницы и понеслась в дом.

– Давай руку, я помогу

Я стояла на камне и смотрела на протянутую ладонь, точно зная, что всё это уже было в моей жизни. Плещущаяся под ногами вода, большие шаткие валуны и отвесная стена справа. И протянутая рука сильного, надёжного мужчины. И мой озадаченный взгляд, исследующий влажный камень, примеряющийся к тому, как удобнее поставить ногу. Я застыла в растерянности, не в силах вырвать себя из этого наваждения, хлопая глазами и переводя взгляд с валуна на ладонь и обратно.