Kitobni o'qish: «Обещание на закате»

Иногда все не то, чем кажется.

Пролог

Войдя в церковь, Катрин затрепетала. Несмотря на закатный час, под старинными сводами было людно. Кругом горели свечи, а нарядные гости, все как один, были увиты ожерельями из живых цветов. Символ праздника, она и сама надела такое, хотя назвать предстоящую церемонию праздником у нее не поворачивался язык.

Поймав напряженные взгляды полсотни людей, Катрин смешалась от волнения. Опустив испуганные голубые глаза, она принялась буравить пол под ногами. Пусть в свои восемнадцать Катрин выглядела как молодая женщина, но в душе все еще ощущала себя ребенком. Глубоко вдохнув для храбрости, она наконец ступила в узкий проход между деревянными скамейками, занятыми гостями. Тугой корсет свадебного платья впивался в кожу, но боли Катрин не чувствовала. Белокурые волосы, уложенные в искусную прическу, щекотали голые плечи, но она не замечала. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме неистового стука собственного сердца и одного мучительного воспоминания.

В голове вновь зазвучал его грустный голос.

– Ты должна остаться с Эдмундом. Это единственный шанс для нас. Для всех нас.

Сказал и посмотрел с таким отчаянием, что Катрин захотелось расплакаться. Это несправедливо! Она любит его и должна остаться здесь, в маленькой хижине с соломенной крышей, служившей им приютом целую неделю. Это настоящее чувство, а не то, что ей уготовили. Он будто прочитал ее мысли и насторожился.

– Нам не поможет, если ты нарушишь уговор. Ты ведь понимаешь?

– Да, – прошептала она в ответ.

В груди стало горячо – так она его любила! Страсть зародилась с первого взгляда, с первого слова: искра – огонь – пожар! А мать говорила, подобного не бывает. Катрин стиснула зубы, вспомнив песенку, которой та извечно потчевала дочь. «Брак по расчету – самая верная сделка, – приговаривала мать, расплетая косы Катрин перед сном, – доказано девушками нашей семьи. Ты не пожалеешь, что не посрамила их память и последовала традиции, Кати».

Кати! Под кожей волной разлилась огненная ярость. Отныне никто не посмеет называть Катрин этим именем. Детство кончилось в тот момент, когда он открыл ей правду о том, что ее ждет. Сердце сжалось от тоски, стоило вновь вспомнить о любимом.

– Я не хочу с тобой расставаться, – прошептала она тогда, едва не плача.

– А я не желаю тебя потерять, – почти задыхаясь от боли, простонал он. – Поэтому тебе надо остаться с Эдмундом и постараться полюбить его.

Она вскинула на него возмущенный взгляд. Как можно теперь полюбить кого-то другого?

– Дай ему шанс, – продолжил он, увидев гневные иcкорки в ее глазах. – Эдмунд сможет сделать тебя счастливой. По-настоящему.

– По-настоящему?! – вспылила Катрин. – А у нас, что же, не так?

– Так, но это, увы, ненадолго. Вернись к Эдмунду, – теперь он говорил ласково, очень ласково, – начни с начала. С ним. Ты юна, он мудр, у вас все получится.

– Да как это возможно?

Он печально улыбнулся.

– Я точно знаю.

Она кинулась к нему в объятия. Он жадно подхватил ее и приник к губам, как живительному источнику, но спустя минуту нехотя отпустил.

– Я тебя провожу.

Катрин очнулась от воспоминаний и украдкой осмотрела церковь. Родители заняли места в первом ряду, совсем близко к проходу, по которому она шла. На их лицах было написано беспокойство, однако в глазах светилась нежность. Катрин хотела снова разозлиться, но смогла лишь отвести взгляд. Она знала, иного выхода у них не было, и все же простить не могла. Только не сейчас. Не пока следы его прохладных ладоней горели на ее коже. На прощанье он просил быть твердой и не сомневаться. А еще сказал, это не конец. Что он имел в виду? Катрин обернулась ко входу в церковь, втайне лелея надежду, что увидит его еще раз. Пускай и в последний. Увы, там никого не было.

От досады в сердце болезненно кольнуло, но девушка тут же взяла себя в руки. Она приехала вовсе не за этим. Он просил не сомневаться, значит, она не станет! Ради мира, ради себя, ради него. Катрин гордо вскинула голову и отважно огляделась. Оказывается, она прошла уже полпути. У алтаря ее ждали молодой кареглазый священник с темной кожей и белый седовласый мужчина в черном смокинге. Жених. Не тот, кого она хотела бы видеть в роли будущего супруга. Однако именно его петлицу украшал цветок тиаре, сладкий аромат которого Катрин услышала еще от дверей.

«Ты должна остаться с Эдмундом».

Она ненавидела слово «долг», ее пичкали им с детства. Однако Катрин понимала, что он прав. Теперь, узнав, кем была сама и кто такой Эдмунд, понимала. Как и последствия неповиновения.

«Он сможет сделать тебя счастливой. По-настоящему».

Неужели? Катрин окинула холодным взглядом седые нити волос, выцветшую кожу и сгорбленную спину. Разве мог этот старик осчастливить ее?

«Дай ему шанс».

А вот этого Катрин не понимала. О каком шансе могла быть речь? Эдмунд был стар и немощен, а она – молода, чересчур молода для такого. Нет, у них ничего не выйдет. Он ошибся в ней. Она не сможет, не сможет!

И все же Катрин была здесь… Почему? Тяжелый вздох. Она и сама точно не знала. Может, потому что в душе верила. Он не стал бы ее обманывать. Не мог. Он любил ее, пусть и всего неделю.

«Я не хочу тебя потерять».

В свете правды, которую он открыл ей, эти слова были не просто отчаянием влюбленного. Она понимала, что они значат. Если она не сделает то, за чем пришла в церковь, всему придет конец. А ей не хотелось конца, она хотела жить и хотела, чтобы он тоже жил. Одинокий до встречи с ней, он может обрести любовь после, пусть при мысли об этом ее сердце разбивалось на тысячу осколков.

«Дай ему шанс».

Похоже, шанс требовался им обоим. Шанс и время, и она добудет их. А если этого не хватит, ее внучка продолжит. Девочка все сделает верно, Катрин позаботилась. Теперь главное – сказать «да», чтоб не дрогнул голос. И Катрин будет решительна, ведь, в конце концов, традиция требует этого.

– Спасибо, что пришла.

Зычный голос Эдмунда вернул ее к реальности.

– Это было непросто. Я вовсе не хотела быть здесь.

Она желала уколоть его побольнее, но вместо обиды в его синих глазах вспыхнуло понимание.

– И оттого поступок стократ ценнее.

Прозвучало тише и мягче. Катрин задержала дыхание. Он, что, прощает ее? Вот так быстро? Какое неожиданное благородство…

Невеста заняла свое место на возвышении и встала вполоборота к гостям. От щедрого цветочного запаха ее замутило и повело в сторону. Эдмунд тут же поддержал под локоть и вполголоса прошептал:

– Ты не пожалеешь, что вернулась. Клянусь, это новое начало, а не конец.

Дежавю. Он сказал почти то же самое.

– Я не хочу этого, – Катрин вложила в слова всю сталь, на которую была способна. – Мне обещали, я обрету счастье, но я… – ее голос вдруг сорвался, – совершенно несчастна.

Кое-как сдержав непрошеные слезы, она глубоко задышала. Ей не хотелось, чтобы Эдмунд видел ее слабость, но внутри клокотали такие страсти, что она просто не справилась с эмоциями. Жених осторожно придвинулся ближе и мягко отвернул расстроенную невесту от любопытных взглядов. От удивления она вздрогнула.

– Зачем? Пусть моя семья видит, что натворила.

В уголках его глубоких синих глаз вспыхнул не по-стариковски яркий огонь.

– Отныне я – твоя семья, и не позволю больше ни единой слезинке упасть с твоих ресниц.

Катрин посмотрела на него в замешательстве.

– Я знаю, что мы должны сделать, – пролепетала она. – Но, боюсь, я не смогу полюбить вас… тебя…

На мгновение в глазах Эдмунда мелькнула боль. Он вскинул вверх руку, призывая к молчанию.

– Для начала просто позволь заслужить твою дружбу, а о любви поговорим потом.

Она удивилась.

– Разве для брака дружбы достаточно?

Эдмунд пожал плечами.

– Ты ведь знаешь, пока это и не брак даже. Но запомни свой вопрос, мы обязательно вернемся к нему чуть позже.

Он давал ей время. Не торопил. Это, бесспорно, вызывало уважение. Но она пришла сюда не для того, чтобы убедиться в благородстве Эдмунда. Ее привела возможность избавить его от одиночества. Да! Теперь Катрин поняла это. Еще раз взглянув в напряженные, но терпеливые глаза Эдмунда, она подумала, что, возможно, у нее и впрямь есть шанс. Значит, и у ее внучки тоже. Та поступит, как надо. А теперь…

«Ты юна, он мудр, у вас все получится».

Вздохнув поглубже, Катрин снова встала вполоборота к притихшим гостям.

«Тебе надо остаться с ним и постараться полюбить его».

Что ж, если Эдмунд не требует мгновенной любви, она постарается. Катрин стиснула кулаки, принимая свою судьбу.

– Давай попробуем.

Улыбка вышла слабой, но искренней. Жених осторожно взял руку Катрин и легко прижал кончики пальцев к своим губам.

– Чем бы ты ни руководствовалась, я не забуду.

«Это единственный шанс для нас. Для всех нас».

Хоть бы он все-таки не ошибся в ней.

Глава 1. Потеря

Спустя 40 лет

Описав широкую дугу в воздухе, учебник алгебры с грохотом приземлился на асфальт посреди пустого школьного двора. Вслед за этим улицу огласил победоносный крик.

– Эге-ге-гей!

Голос принадлежал высокому, худощавому брюнету с озорной улыбкой и стрижкой «под Криштиану». Выбритая наискось полоса слева от челки вошла в моду, казалось, навечно. Несмотря на строгий костюм, дорогие туфли и белую рубашку, парень скакал по школьным тропинкам, словно молодой горный баран.

– Сво-бо-да! Это же танец свободы!

Его веселье подхватила зеленоглазая девчонка с веснушками на носу. Широкие рукава-воланы белой блузки развевались на ветру, пока девушка приплясывала в такт какой-то безумной мелодии, игравшей в ее кудрявой огненно-рыжей голове. От резких движений плиссированная юбка чуть выше колен то и дело взлетала, приоткрывая бедра. Стройные ноги в модных кожаных ботинках на платформе отбивали дерзкий ритм.

Зори смотрела на подругу и думала, что именно так выглядит выпускница элитной московской школы, только что сдавшая последний экзамен. Безумная красотка, отплясывающая шальной танец свободы, который под силу понять только таким же семнадцатилетним, как они.

– Давай, Зори! Присоединяйся к нам с Федом. И ты, Макс, ну же, что вы, как амебы аморфные, ей-богу!

Счастливый девичий голос отражался от стен школы и задиристыми отзвуками порхал от одного крыла к другому. Не заразиться ее весельем было сложно. Зори откинула за спину пышную гриву пшеничных волос до талии и вопросительно посмотрела на Макса. Спокойный юноша с каштановой копной на голове тоже не спешил присоединяться к друзьям.

– Элис, официально заявляю, ты безумна! – с улыбкой крикнул Макс через весь двор. – Да и Фед тоже. Вы оба сбрендили от счастья! – он громко рассмеялся и легонько толкнул Зори локтем в бок.

– Вау! Это ты уже сдаешь вступительные в медицинский, Профессор? – Элис озорно выгнула бровь, но танцевать не перестала. – Тогда тебя точно примут!

Подхваченная на руки смеющимся Федом, девушка откинула голову назад и заливисто расхохоталась.

– Зори, дорогая, помнишь, как мы мечтали об этом дне? О том, как окончим гребаную школу и забудем все, как страшный сон? Так вот! Он наста-а-ал!

В ответ Зори только широко улыбнулась. Она чувствовала то же облегчение, что и Элис, но танцевать не хотела. Сейчас она мечтала поскорее оказаться в лесу за домом и свободно вдохнуть полной грудью, прежде чем начнется взрослая жизнь. С детства ее готовили к тому, что будущее давно предрешено, и оно будет совсем не таким, как у одноклассников. Элис, которую Фед, наконец, поставил на землю, будто прочитала ее мысли.

– С твоим американским вузом что-то прояснилось?

Зори виновато поджала губы. Вся эта история «с американским вузом» необычайно нервировала. Прежде всего необходимостью врать друзьям, и в особенности Элис. Что поделать. Рассказывать правду было провальной идеей. В семнадцать такое сложно понять.

– Нет, родители еще не решили, куда меня определить, – смущенно ответила она.

– Эх, совсем свободы не дают, – возмутилась подруга. – Я своим жесткий ультиматум выкатила: главное, чтоб потом при бабле! И вот смотри, какие они у меня дрессированные, согласились платить за лучший юрфак в Европе, – Элис заговорщически подмигнула. – А твои отпустить поводок не хотят?

Зори снова ощутила укол вины, но виду не подала.

– Ты же знаешь, что у нас с родителями…

– …абсолютное доверие! – хором закончили за нее друзья.

Вся компания шумно загоготала, и Зори тоже. Ее щеки ярко вспыхнули, но взгляд остался радостным.

– Неужели я говорю об этом так часто?

– О, всего лишь весь последний год, но зато как проникновенно, – Элис прижала руку к груди и драматически понизила голос. – Твои маменька и папенька так любят эти свои цветочки-лепесточки, что готовы превратить свою милую голубоглазую крошку в настоящую цветочную принцессу, наследницу ароматной индустрии. И тогда благополучное будущее ей обеспечено. Каждый шаг будет устлан лепестками дикой африканской розы, а просыпаясь по утрам, она будет первым делом видеть свежий букет из цветов со всех уголков мира. Да и как иначе, когда у родителей такой мощный международный бизнес, а с доченькой…

– …абсолютное дове-е-ерие! – вновь разразились хохотом парни.

Вышло настолько комично, что Зори опять прыснула со смеху.

– Но ведь так и есть, – она добродушно развела руками. – Цветы – хрупкий товар, и требуют специальных знаний. Как и ведение бизнеса в разных странах. Потому мама с папой и не могут решить, какой вуз подойдет мне больше. Простите, если достала вас.

– Только за это? – шутливо округлил глаза Фед. – А как же дурацкая привычка коверкать имена? На какой там, получается, манер, а? Я вот до сих пор не привыкну называть тебя Зори, а не Зариной, а Алиску – пафосной Элис, и только Макс не вызывает никаких вопросов…

– Пафосная Элис! – закатилась рыжая. – Ну ты выдал! – вся компания снова зашлась в приступе смеха.

Хоть друзья и подтрунивали над ней, Зори их любила. Из одиннадцати школьных лет они провели вместе всего два последних года, но она успела искренне привязаться к ребятам, а Элис, вообще, считала лучшей подругой. Не верилось, что от нее приходилось что-то скрывать.

– Ладно уж, – прервала ее мысли та, – раз твои старики – такие тугодумы, умоляю, поторопи их. Хочу знать, что эти чудики придумали, хотя бы на выпускном. Ну все, зайки, мне пора. Водитель уже прикатил, – она махнула рукой в направлении школьных ворот, у которых припарковался черный «Мерседес».

Фед заключил Элис в объятия и чмокнул прямо в губы.

– Пока, Бестия! Постарайся не помереть до выпускного.

– И тебе не хворать, Каланча, – девушка послала ему воздушный поцелуй и уже на ходу добавила, обратившись к Зори. – Пиши мне! Пока, Макс, единственный нормальный чувак среди этих недотеп! Обожаю вас! – прокричала она уже от ворот.

Ребята снова рассмеялись и картинно помахали отъезжающему авто.

– О, а вот и мое такси, – щелкнул пальцами Фед. – Покеда, любовнички! – он скорчил приторную рожицу и, чтоб его не настиг разъяренный в шутку Макс, рванул к выходу.

– Скажи отцу, что такси не катит, даже комфорт! – проорал тот вдогонку другу, на что Фед обернулся и с ехидной ухмылкой показал средний палец.

– Вот стану банкиром, покажу, что там не катит!

– Грубиян, – покачала головой Зори. – И эту шутку про любовничков уже можно применять к ним с Элис, не находишь?

– Ага, – Макс сверкнул белоснежной улыбкой. – Чувствую, на выпускном будет жарко, а кому-то, вообще, восемнадцать стукнет, – и он недвусмысленно подмигнул Зори.

– Ма-а-акс, – протянула она, – ты же знаешь, я терпеть не могу этой пошлятины. День рождения на выпускной – забавное совпадение, не больше.

– Восемнадцатый день рождения! – он многозначительно склонился к ней, но, встретив укоризненный взгляд, тут же отступил. – Ой, ну все, Мисс Невинность, умолкаю. Тебе бы в институте благородных девиц учиться, а не тут.

– Сам-то хорош, – парировала Зори. – Будущее светило медицины, наследственный врач, интеллигенция, – она важно подняла вверх указательный палец, – а угодил в наше болотце и понабрался-таки всякой словесной дряни. Профессор, надеюсь, это лечится? – она игриво приподняла бровь, но Макс уже вернулся в свое привычное расслабленно-сдержанное настроение.

– Не пропадай, Зори, увидимся на выпускном, ладно?

– Ага, – девушка просияла и обняла друга на прощанье. – Не верится, что мы это сделали, да?

– Не говори.

Напоследок ребята с наслаждением вслушались в счастливый гомон одноклассников, задержавшихся в стенах школы, и заспешили на парковку. Здесь Макс помахал Зори и пошел в другую сторону. Из всей четверки он один не пользовался никаким транспортом – жил совсем не далеко. Сев в машину, Зори щелкнула ремнем безопасности и без единой мысли в голове уставилась в окно. Автомобиль с молчаливым водителем за рулем понес девушку за город. Подальше от высоток, поближе к природе. «А учебник алгебры так до сих пор и валяется на школьном дворе», – вдруг с улыбкой вспомнила Зори. Ох уж этот Фед.

***

Из леса повеяло долгожданной прохладой. Зори с наслаждением вдохнула и на секунду прикрыла глаза. На дворе стояла вторая половина июня. Лето еще не вступило в полную силу, но дни становились жарче. Только в лесной тени сохранялись уголки оживляющей свежести. Зори сбегала сюда почти каждые выходные и ежедневно в каникулы. Здесь, под сенью зеленых березовых крон вперемешку с колючими еловыми лапами, ей хорошо думалось. А подумать было о чем.

Весь последний год Зори уговаривала себя, что до выпускного еще очень далеко. Как будто, отодвигая его в мыслях, она добавляла в календарь реальные дни. Так усердно старалась зафиксировать настоящее, что даже сейчас, когда школьная пора подошла к финалу, могла живо вспомнить, казалось бы, незначительные события.

Первый звонок в статусе ученицы выпускного класса и заливистый перезвон колокольчика. Вечеринку на Хэллоуин, которую Фед с позволения родителей закатил в дачном домике. Несколько ребят тогда специально приехали пораньше, чтобы украсить помещение к празднику. А кто-то, кажется Макс, притащил целую упаковку вишневого пива. Видимо, надеялся всех споить, особенно Зори. Хотел раскрутить на поцелуй. Если бы не тот случай в лесу, у него получилось бы.

Потом был морозный февральский день, который Зори с Максом провели на городском катке, прерываясь только на хот-доги и обжигающий безалкогольный глинтвейн. Наутро она еле поднялась с кровати. Болела каждая мышца, а в воспоминаниях царил сумбур. Еще бы. Макс снова так отчаянно заигрывал с ней, что посеял в душе неясное волнение.

Помнила Зори и последнюю школьную весну. В мыслях уже были предстоящие экзамены и девичьи грезы о принце – то робкие, то жаркие. С одной стороны, Зори мечтала о чувстве, как у родителей, – полном заботы и нежности. С другой, ей хотелось любви, которая сбивает с ног и пробуждает бабочек в животе. Смешно, ведь в свои почти восемнадцать она даже еще ни с кем не целовалась, а мечтала о бабочках, будто знала, каково это. Втайне она желала сама выбрать достойного претендента на руку и сердце, но умом понимала – все давно решено и без нее.

Погруженная в воспоминания, Зори не заметила, что прошла полпути к лесной речке. Она огляделась и без труда рассмотрела знакомую тропинку между двумя соснами. Нырнув под колючие лапы, Зори тут же выпрямилась и устремилась вперед, почти не обращая внимания на окружающий пейзаж. Она так хорошо знала этот лес, что могла бы идти с закрытыми глазами. Было душно, девушка похвалила себя за то, что переоделась. Солнце ласково гладило ее голову теплыми золотистыми лучами. Трава щекотала ноги, обутые в кожаные сандалии. Легкий ветерок озорно трепал сарафан в цветочек. Рассматривая мелкий узор, Зори буквально слышала восторженный мамин голос:

– Это же черные ирисы! Национальный цветок Иордании!

Дойдя до пологого берега тихой лесной речушки, скромно петлявшей среди кустов, Зори с наслаждением растянулась на земле. И все же сдать экзамены – приятно. Она раскинула руки в стороны и закопалась пальцами в травяной ковер. Здесь, у воды, он был уже усыпан крапинками красного и белого клевера. Маме тут точно понравилось бы. Жаль, что ее сюда не вытащить. Слишком она была занята.

Ее мать звали Мартой, она обожала цветы. Собственно, цветочный бизнес и был главным финансовым источником, который позволял им жить не просто безбедно – шикарно! Огромный участок в элитном поселке недалеко от столицы, собственный дом, роскошные авто, заграничные счета, частная школа, водитель, куча репетиторов для дочери, регулярные морские круизы и путешествия. Родители занимались цветами вместе. Глядя на них, Зори ощущала, как под кожей разливался безмолвный восторг.

Марта, неизменно улыбчивая, с короткими золотистыми волосами до плеч, шла по жизни играючи. Будто у нее под ногами была не ухабистая тропинка, а мягкий цветочный ковер. Давид, отец Зори, которого в семье называли Дэвидом, говорил, что влюбился в эту задорную легкость. Высокий, кареглазый шатен со спокойным характером, по мнению Зори, он идеально дополнял ее непоседливую мать, и к тому же обладал превосходной предпринимательской жилкой.

Дочь особо не вникала в дела родителей, но знала, что у них множество цветочных бутиков по всей стране и за ее пределами. Там можно было купить, кажется, любые цветы. Некоторые, не без гордости говорил отец, привозили с какого-то острова в Тихом океане. Дэвид часто сетовал, что доставка жутко дорогая, но конкурентам за ними было не угнаться – таким широким ассортиментом не мог похвастаться никто! Родители преуспевали даже в холодные зимние месяцы, хотя, по словам папы, их друзья не понимали, как им удалось поднять цветочный бизнес на такой уровень. Так что дома не обсуждалось, чем Зори займется после школы. Как и другое будущее девушки.

Ее семья была раскидана по всему миру. Многочисленные тетушки и дядюшки жили на всех материках. Отсюда странная, как говорил Фед, привычка коверкать имена. Вместо Зарины – Зори, вместо Давида – Дэвид, вместо Алисы – Элис и так далее. Собственно, потому, едва малышка Зори заговорила, ее тут же начали обучать английскому. В семье им в совершенстве владели все. К своим почти восемнадцати Зори не замечала, как переходила на иностранный и обратно. Но главное не в этом. В их семье существовал обычай – объединять между собой дальних родственников. Вообще-то, это называлось браком по расчету, но мама с папой именовали его не иначе как древней семейной традицией. Мол, именно умелое сливание капиталов и привело их к нынешнему благополучию. Началось все бог знает когда и поддерживалось по сей день. Так, уверяли мама и папа, познакомились они сами, бабушка и дедушка, а однажды та же судьба ждала Зори. Будущий муж уже где-то существовал, но они пока не были знакомы.

– После школы, – коротко, но мягко отвечал отец на ее расспросы.

– Не бери в голову, детка. Мы обо всем позаботимся, – добавляла мама.

Зори сгорала от любопытства, однако не настаивала. Видела, как счастливы в браке родители, и не сомневалась, что ее ждет то же самое. Хотя Элис такое не поняла бы. Да и ребята тоже. Вот почему Зори скрывала, что однажды поедет знакомиться с будущим мужем. Конечно, иногда она задавалась вопросом, что будет, если она влюбится в другого. Как-то даже спросила маму. Та только рассмеялась:

– Дорогая, ты что же сомневаешься в том, что мы выберем тебе самого лучшего супруга?

Такой уж была Марта. Ловко отшучивалась на деликатные темы, развеивая любые опасения Зори. Стоило подумать о матери, как тишину леса нарушил настойчивый писк мобильного. От неожиданности Зори ойкнула и села. На экране светилось «Мамулечка».

– Да, – с улыбкой ответила девушка, но тут же встревоженно замолчала.

– Где ты? – обычно веселый голос Марты звучал напряженно и подавленно, как будто она только что плакала.

В груди Зори неприятно похолодело.

– Я дома, точнее, в лесу за домом. Что случилось, мам?

Девушка по пальцам одной руки могла пересчитать ситуации, когда мать не улыбалась.

– О, детка, – Марта всхлипнула, – бабушка Катрин умерла.

Сердце Зори сжалось. Катрин была мамой Марты. Вместе с дедом Эдмундом жила на другом краю земли. Не то в Австралии, не то в Южной Америке. По словам родителей, бабушка с дедушкой долго искали лучший для слабого здоровья деда климат. Осели где-то в субтропиках, оказавшихся для него максимально комфортными. Марта с Дэвидом никак не могли вырваться из рабочей рутины, чтобы съездить к ним в гости, а одну Зори через полмира ни за что не отпустили бы. В итоге с бабушкой и дедушкой она виделась, когда ей было пять или чуть меньше. Из-за плохой связи они не могли поболтать ни по телефону, ни по видеозвонку. И все же открытки с изображением пальм и подарки Зори получала регулярно, а пару недель назад узнала, что в честь окончания ею школы мама и папа наконец освободили время, чтобы свозить Зори в гости к Катрин и Эдмунду. Поездку планировали в июле, после выпускного и совершеннолетия дочери. Теперь выяснилось, что бабушка умерла…

– Что случилось? – осторожно спросила Зори.

– Сердце, – коротко ответила Марта и опять всхлипнула.

– Мам, мне так жаль.

– Спасибо, милая, – материнский голос потеплел. – Катрин прожила отличную жизнь, теперь нужно как следует попрощаться с ней. Через полчаса буду дома. Собирайся, улетаем на похороны.

– Что? Но ведь у меня выпускной!

Сказав это, Зори тут же прикусила язык. Ей хотелось добавить: «И день рождения». Но матери сейчас и так тяжело.

– Понимаю, родная. Мне жаль, но, видимо, придется пропустить праздник. Ты очень расстроишься?

Зори вспомнила про голубое платье в шкафу. Пышная юбка, усыпанная блестками, глубокий вырез на груди, тугой корсет, отделанный нежным шелком. Элис сказала бы – улетное.

– Ну, что ты. Я все понимаю. Увидимся дома.

– Люблю тебя, солнышко. До скорого.

Отключившись, Зори снова легла на траву. Сердце, встревоженное плохими известиями, трепетало. Прежняя легкость ушла. Сданные экзамены уже не радовали. Теперь тело сковало какое-то неприятное предчувствие. Зори думала о бабушке. Пыталась вспомнить, какой та была. Жаль, что они давно не виделись, хотя и по понятным причинам. Цветочный бизнес, да еще международный – это строгая привязка к сезонности. Летом торговля шла бойко, в остальное время ее нужно было поддерживать. А ведь Зори даже начала присматривать подарки для Катрин и Эдмунда. Бабушке хотела привезти флакончик духов ручной работы. Предпочтений она не знала, планировала собрать аромат из фруктовых композиций с добавлением ноток горького шоколада. Надеялась, бабушке понравится. Деду Зори подумывала купить большую серебряную фоторамку для совместного снимка. Теперь уже не успеет.

Бедная мама! Зори ощутила пустоту внутри.

В чаще громко закаркала потревоженная чем-то ворона. Зори дернулась и снова села. Покрутив головой, она не увидела ничего особенного. Лес как лес, только стал темнее и… О боже, темнота! Зори поняла, что совсем потеряла счет времени. Небо над деревьями уже прошили темные сумеречные прожилки. Опускающееся за горизонт солнце подрумянило один край, уступив второй темно-синему. Несколько секунд Зори в оцепенении наблюдала, как лес постепенно погружается в тьму. Там, где недавно шелестела ветерком трава, сгустилась глухая тишина. Заметно посвежело. Теперь в тонком сарафане Зори пробрала легкая дрожь. Вечерний сумрак выполз из низин и стремительно приближался.

Вскочив на ноги, девушка опрометью кинулась домой. Перескакивала через поваленные ветром сухостои, различала дорогу почти наощупь. Влетев в задние ворота, она увидела, что мамина машина была уже во дворе. Неужели прошло полчаса? Зори пронеслась мимо автомобиля и, с грохотом захлопнув стеклянную дверь, забежала в кухню.

– Все в порядке, малыш?

От неожиданности та резко обернулась. В проходе стоял отец. Вид у него был очень печальный.