Kitobni o'qish: «Поэзия звездной ночи»

Глава 1. Восхождение звезды

1. Зеркало бездны

Запри затмения и муки,

Надежды в сердце закопай,

Сотри забытые со скуки

Куски осколков зеркала.

В пучине бездны нет разлуки,

Есть лишь разбитое стекло,

На нем мой след кровавый тонкий,

Остался в темне уголков.

Я потерялся, я бездомный,

Властитель я смиренных нужд,

Меня здесь нет, я сын свободный,

В плену вернулся в реку чужд.

Но нет, свет мне не мил,

Надежда пала в потрясение,

Согнув колени на безмелье,

Душу свою я опускать,

Надежды сердца разбавлять

В реке всеобщих мнений царств.

2. Поэт и Художник

Признаться честно, так безбрежно,

Поэт над лирой вьется нежно.

Как ропотно и безмятежно,

Писал художник на холсте.

И размышлял он безутешна.

Он полон был идей, фантазий,

А мысли тягой воротил.

И словно утренний подснежник,

Он был чудесен как кудесник.

Но вовсе не был он поэтом,

И не сиял тот силуэтом.

Поэт хвастлив был и испанец,

И сам себе был самозванец.

Он всех манил своей улыбкой,

Но пуст в душе был тот безликой.

Он был столь нелюбим судьбою,

И говорил с насмешкою иною,

Желал он только быть молимым

И страдать несоизмеримым.

Иронию имел в душе,

Не верил собственной судьбе,

И счастью, мнимому желанию,

Не понимал цены бездарный!

Но вот художник, чувствовал признание,

Раскрыл он тайну мироздания,

И чувствовал свободу неустанно.

Раздумывая о придание.

Но не мыслил он о жизни строгой,

Не отвергал себя он от народа,

И жил он просто, а не существовал,

И денег он цены не знал.

Он был столь добр, безмятежный,

И был столь нежный и прелестный,

Любимец многих сельских дам,

Ведь правдой тот всегда сиял.

И быть поэтом вам иль правду,

Нести как узник мой стараний,

И мыслить вам лишь и решать,

Кем видеть вы себя желать.

Но дам совет я напоследок,

Узрите корень вы проделок.

Быть может сможете понять,

И выгоду Осколков дребезгов изъять.

3. Звезда иных течений взглядов

Колонны чуждых мне желаний,

Воздвигло рабство сей двора,

Возникло белое желанье,

Уйти подальше ото сна.

Мне чужды ваши разговоры,

Что ясным знаменем храня,

Тонули день так изо дня.

И те пустые небосводы,

Сверкали скукой в облаках.

Сернистость дня под крылья ночи,

Скрывает звездный небосвод.

Сияла там звезда в сей очах,

Спасая взглядом от невзгод.

Звезда была весьма фальшива,

Наивна и глупа, раптива.

Сей разум не был ей изведан,

И кто она, никто не ведал.

Тонув на фоне грустных разговорах,

В пустых словах и обещаниях лживых люд.

Она была в ночи безмолвной одинока,

Фальшивее, беззвучных лир и мук.

Играла песнь свою не громко,

Крайне скромно.

Была остра натурой, на язык.

Она была сей музой одинокой,

Что восхваляла в жизни тишь язык.

Свирепый взгляд в ночи безмолвной,

Мне чужд был взор и тлен сей томный.

Я забавлялся лишь в тиши,

Тем взглядом лиры одинокой,

Как плачет дева из подбортня,

Звучали звуки тишины.

Во мраке тихо одиноко,

Сверкали дни очей твоих,

Сверкал тот взгляд сей одинокий,

Что прятался слегка в тиши.

Звучал мне долго голос нежный,

Ланиты снежные храня.

4. Путник.

В потемках жизни удаленных

Встречался путник (удалой) мне один

Он странник, был плодом мечтаний,

Что был так цел и невредим.

Но столь далекий и безбрежный,

Не достигаем, одинок.

Запретный плод, который нежен.

Тот самый, тихий небосвод.

И выходя на черепицу,

Открылся белый свет в тиши.

Он тот, который для затей, сумел чуму преодолеть.

Иль может даже спас бы мир,

Явив свою красу во свет,

Но столь незрима доброта,

А сердце юностью пылает.

Питает жизнь его издавна,

Да божьим светом освещает,

И путь и жизнь его сложна,

Дорога уж давно завяла,

Но не пройти ее с конца, увы, без перевала.

И Боль, и слезы нипочем!

Идет вперед один с мечом,

Сражаясь с трудностями в ряд,

Сражая видом всех подряд,

Но сердце тайну то хранить,

Желание исполнять велит,

Не подпускать к себе иных.

5 К Пушкину, в честь 225 лет со дня рождения великого поэта и солнца.

Звезда пленительного счастья?

(Сойдет, Россия воспрянет ото сна,

И звонким голосом сей ясным,

Услышат наши голоса, что пели громко и негласно,

Века, года иль месяца.)

Звучит как чудо иль напастье.

Прощай мой друг, пора,

Напишут наши имена,

Свободу падшим, одаряя.

Увы, пленителен упадок,

Сил милых родины своей.

Увы, не видно самовластию,

Реки поэзии твоей.

Жестоким, строгим им укором,

Лишились мы единым взором,

Творения музою, вестей.

Не виден нам дунайский берег,

Одесса, Днепр и Париж.

Тот юг, желанный так тобой,

И изменивший кипарис.

Сожженной мглой пира исчадья,

Уже уж больше не вернуть,

Обломки самовластия,

Сверкнут, быть может, где-нибудь.

Теперь уж больше не узнаем,

Секреты скрытые во тьме.

Увы, мой друг, я отвечаю,

Найдется слово и во мгле.

Надежда есть, она пылает.

В сердцах восторженных людей.

Свобода сердце озаряет,

Подаренным тобой теперь.

Возможно вечность не узнаем,

Что скрыто в строках тех твоих,

Но нынче знаем мы поэта,

Что умер будто за родных.

6 Сбежавшая мудрость.

Как же призрачно желание,

И доступность мироздание.

Как же хлопотны мучения,

И окно сей помещения.

Мне так душно, дверь откройте.

Коль желаете прощения.

Мне так холодно, пристройте,

Лишь, пожалуй, обольщение.

Как губительно мучения,

Да и разум подлеца,

Что не терпит образца,

И желает лишь победы,

Не смотря какой ценой.

Что трепещет на безделье,

Словно путник удалой.

Как губителен рассудок,

Тот что поселили в нас,

Как же сквернен тот прибавок,

Меркантильности и фраз.

Боже, дайте же свободы,

От чугунных мне оков.

Да, подайте ж лошадь даме,

Чтоб сбежать от всех забот.

Но на побеге, взгляну взором,

На путь тернистый под укором.

И ясно, ощутив свободу,

Пойму, что связан я судьбою.

Мы те кто есть, другими не будем.

И общество не изменить.

И есть лишь только люди,

Что могут дальше жить.

Жить жизнью той простой,

Посредственной и томной,

Чья смысла не имеет уж совсем.

Да, что там думать о умах безумцев?

Что верят в силу слова на безлюдье.

Уж, вы простите, но все мы кучка роя,

Что потерялись в муках и любви,

Которые не знают о разлуке,

С привычным распорядком той черты.

И быть безумным, лучше чем похмелье.

Коем поить нас в ныне век.

И думать надо, мыслить тем рассудком,

Что создан лишь тобою, человек.

7. Бездна. Part 2.

Бездна, столь манившее название,

Столь прекрасно мироздание,

Во тьме глубокой и пустой.

Я видел там свое спасение

Иль от судьбы сей отречение.

Там нет людей и нет мечтаний,

Там нет тех мук, идей бездарных,

Есть только горе от ума,

И тихий возглас тьмы со дна.

Не вижу я там ни мирского света,

Не дней остывших от моих затей.

Не помню я того былого неба,

Что вел к погибели моей.

Я сохраню сей память на безземье,

Где не бывал еще другой злодей,

Где не был сгусток тьмы души поколебимой,

И где не смеялся Асмодей.

Увы, Но выбрать из бездны я не мочь,

Пусть посмеются будущие люди,

Иль прозовите вы меня, изволите,

Принцессой, принцем бездны, столь бездонной.

Ведь там мой дом, моя порука,

Где будет возвышаться свет

И так же меркнуть томный брег.

Но только вашей там заботы,

Не будет, уж извольте, никогда.

Ведь тьма та сей, моя порука,

Где свет не виден изо (из под) дна.

И будет слава тьме глубинной,

Где будет мой оставлен след.

Быть может встретиться когда то,

Такой бездарнейший поэт.

Что забредет во тьму бездомно,

И встретит кости иллюзорно.

Тогда, мой милый ты читатель,

Я поделюсь с ним тайной той,

О чем же пела на безмелие,

Корабль с томной душой,

И тихо шепотом отвечу,

Каким я видел этот свет.

И как сиял поэт беспечно,

Словами глупыми во темь.

8. Первый свет сквозь призму тьмы.

Я помню прекрасное время той жизни,

Которая промчалась словно лошадь в степи.

И помню свободу, уставшей от жизни,

Что чувствовала я в эти дни.

Ты пронесся словно ветер,

Разметая грезы мои.

Правда ныне ты ушел в совете,

Что я одна лишь фальш из костей временных.

Но я помню тебя до сих пор,

Как не вспомнишь меня никогда.

И помню я слова надежды,

Что ты мне подарил навсегда.

Я не сдавалась, как и обещала,

Но ты не видел мои слезы,

Когда тебя в дорогу провожала,

В прощальный путь, что быстро разведи мосты.

Ты пошел иной дорогой,

Оставив за собой слова той мерзлоты.

И помню я, как плохо распрощались,

С моей любовью лик тот красоты.

И я люблю, люблю все тем же сердцем,

Тот лик, что так болезненно и лестна,

Вручил мне в сердце едкий нож столь блесна,

И испарился в тьму тумана краем.

Я помню вас, увы, теперь мы ведь чужие,

Ты никогда не вспомнишь, кем я была,

Но помню я, что прежде и поныне,

Не встречу я таких как вы уж никогда.

И буду вечно уж любить вас,

И таковы оковы нежных ваших фраз,

Я слышу музыку, что струнами играла,

Когда вы пели мне в последний раз.

Я помню, все я помню,

И тот больной ваш сглаз и слог,

И тот больной удар в пророк.

И те минуты расставания,

Что длятся уж как пару лет.

Но помню также ту свободу,

И те прекрасные деньки,

Когда мы быстро пробегали,

Босо по лугам нивы.

Я вас любила, вы быть может тоже,

Но та любовь негласностью была,

Ведь знала я, что так не гоже,

Чтоб солнце полюбило бы такую как я.

Я была ребенком бедным,

Что вырос в чуждых мне стенах.

О дружбе он не мог заветом,

Мечтать лишь только в своих снах.

Но вы другой, ведь вы чудесны.

И я люблю вас до сих пор,

Но грезы эти, уж поверьте,

Оставлю я внутри, таков уж приговор судьбы.

Как можно любить человека так долго?

Так бренно, так сильно, тянуться к нему.

Как можно желать так сильно и гневно,

Что не постичь никогда сердце моему.

Я вас запомню на века,

Поверьте, и умру в разлуки

С сердцами другими и времена,

Настанут бременной поруки.

Мне не важны слова других, поверьте,

И мне нужны лишь были вы,

Теперь уж, никого на свете,

Мне не заменят ваши лики.

Не мыслить я, что вы меня узнайте,

Пишу я это с грезами Невы,

Но знаю я, что вы поймете,

Коль прочитаете песню луны.

Я помню лунные признания,

О боже, как они были милы,

И знаю я теперь ту горесть расставания,

Без вас уж свет не яркий столь, увы.

Лежу в постели я угрюмо, одиноко,

И больше уж не слышу голоса,

Тот звон от телефона захудалый,

Что заставил меня жить навсегда.

И знаю я поруку расставания,

Когда прощальным вздохом обменявшись,

Ты вспоминаешь с грустью мироздания,

Как был хорош тот лик бытового первоздания.

И вы один, кто заставлял меня столь трепетать,

И возвышаться над поверхностным несчастно,

И вы один, заставили меня сиять,

Так ропотно и с силой столь несчастной.

Теперь уж я иной, фальшивые слова,

Проносятся теперь в часы хандры и скуки.

И вы один, поверили в меня,

Как не верили в меня еще никто и никогда.