Kitobni o'qish: «Я тебя никому никогда не отдам»
– Нет, к одиннадцати точно не успею, начинайте без меня. Все в рабочем порядке. Потребуется вмешательство, позвони, постараюсь приехать. Но ты и без меня справишься. Давай, Андрей, – успеха!
«Кадры надо закалять, все сама да сама…», – подумала Алла и отключила телефон. Изящный накладной ноготь, щелкнув, упал куда-то вниз, на дно машины. Этого еще не хватало!
– Иван, – Алла постучала пальчиками по кожаному подголовнику кресла своего бессменного водителя, бывшего автогонщика. – Позвони Наталье, пусть придет прямо в издательство к часу. В два презентация. Если б только рецензию зачитать. Но мэр будет точно, уходить сразу неудобно, а пока с бокалом прогуливаешься, телевизионщики со всех сторон обснимают. Мне в кадр с некрасотой нельзя.
– Бутт сделано, – Иван приложил ладонь к козырьку бейсболки и виртуозно припарковался у Главпочтамта, прямо перед носом шикарного БМВ. – С некрасотой нельзя.
– Хамишь, Вань, – кивнула Алла на обиженного.
– Да ладно, чё он телится?
– Ваня, слушать тебя невозможно, читай книги, помогает.
– Правила дорожного движения, что ли?
– И правила повторить невредно, но тебе надо орфоэпию посмотреть, – Алла прикрыла дверь и через минуту уже входила в зеркальную дверь Главпочтамта.
«Четыре человека, не так уж много. Потеряю минут двенадцать-пятнадцать. Ничего», – в мыслях успокоила себя Алла.
В зеркальной стене напротив отражалась вся очередь. Аккуратная старушка в чистеньких туфельках из восьмидесятых и маленькой шляпке, видимо, получила пенсию. Гордо закрыв сумку с круглой пряжкой, она направилась к выходу.
«Прямо королева Елизавета!» – подумала Алла. Долговязый и худой юноша, наверное, студент получал заказанные по каталогу книги.
С детства знакомый запах сургуча щекотнул ноздри. Он показался каким-то нереальным в современном стеклянно-бетонном здании, таком не похожем на маленькую уютную почту из прошлого…
Лично ходить на почтамт и отправлять своей старшей дочке Белле деньги в Париж (она там училась уже восьмой месяц по программе обмена студентов) Алла стала недавно. После того, как узнала, что ее давняя подруга, коммерческий директор Марина перечисляет Белле на сотню евро в месяц больше условленной суммы. Дело не в деньгах, просто баловать детей нельзя. Они сами должны добиваться успеха, делать выводы из своих ошибок – это было твердое Аллино убеждение. Она всего в жизни добилась сама.
В зеркале отражалась высокая стройная шатенка лет тридцати. Симпатичная, не скажешь, что красавица, но черты лица правильные. Легкий макияж… Без него аккуратной формы брови и длинные пушистые ресницы были такие серые и незаметные, что если кто-то видел ее без косметики, обязательно спрашивал сочувственно:
«Алла Робертовна, вы заболели?». Но это, конечно, случалось чрезвычайно редко. Алла старалась держать себя в тонусе всегда. Модная стрижка, хорошо скроенный костюм, дорогая обувь, стильные украшения. А что касается возраста, то надвигающееся сорокалетие не пугало. На работе в издательстве все идет хорошо, дети радуют. Вот с личным счастьем не получается, но она прекрасно и без него обходится. А может, оно еще и придет? Выглядит она прекрасно. Как сейчас говорят, гламурно. Алла осталась довольна отражением. Кстати, недавно, разглядывая мамины фотографии, она сделала для себя вывод, что сейчас все женщины выглядят намного моложе. Мама и ее подруги на снимках в свои сорок лет в сапогах-чулках, кримпленовых костюмах и шиньонах смотрелись гораздо солиднее. Тогда, как она рассказывала стройность в нынешнем понимании была не только не в моде, а считалась признаком недостатка в семье или еще того хуже – болезни. Сейчас же возраст женщины так сразу и не определишь, разве только кожа и волосы выдадут… Но современные технологии и косметические салоны творят чудеса. Вот и этой, перед ней, в джинсах и свитере, интересно, сколько? Двадцать, тридцать или сорок?
«Нельзя так бессовестно разглядывать людей», – одернула себя Алла и отвернулась. Тем более, очередь на женщине без возраста впереди нее заканчивалась.
От дверей через весь зал к их окну шаркал домашними тапочками дед. Седой, сгорбленный, в протертой фланелевой рубахе и нелепых китайских спортивных штанах он резко контрастировал с излучающим благополучие высоким залом почтамта.
– Дочка, пусти, милая, пенсию получить. В магазин пошел, а денех-то и нету, – проскрипел дед. Незабудковые глаза, светлые-светлые, и уже загоревшие морщинки лучились доброй улыбкой. Зубы ровные – протезы, отросшая щетина на щеках. Домовой да и только!
– Конечно! (пять минут туда-сюда, ничего, успею!).
«Я тебя никому никогда не отдам…», – запел голосом Мазаева телефон. Работа. Вот уж точно, ее-то Алла никому не отдаст.
– Да, Андрей, все прошло нормально? Упираются? Ушли? А звонишь откуда? А-а, от секретаря. А они с Машей. Ясно, хорошо, что вышел. Забыла сказать, зайди в бухгалтерию. Я просила Марину найти в прошлогодних документах дефектную ведомость. Мы ее не отправляли. В принципе, пустяк. Они нам открытки неровно нарезали, там и образцы наиболее неудачные подшиты. Так вот, это все им на стол, и настаивай на нашей цене. Потом на стене календарь новый «ФТИ-Пресс» висит, число переведи на нем, и говори, что мы готовы отказаться от их услуг, а аванс пусть вернут в соответствии с договором. Сработает на сто процентов. Во-первых, они сами к нам пришли, во-вторых, «ФТИ-Пресс» сейчас достойный им конкурент, и, по-моему, с ними действительно стоит начать работать со следующим проектом. Надо изучить требования и прайсы. Давай, все получится!
– Доченька, да как же уже получил?
– Получили. Смотрите, это ваша подпись? Занудно-ехидная тетка с криво нарисованными угольно-черными бровями как-то злорадно тыкала за стеклом своим толстым пальцем в ведомость. Даже встала со стула. Дед был явно не глухой. Зачем так орать? И не слепой.
– Да, моя, моя подпись. А это, милая, за какой месяц?
– За май, – продолжала голосить «милая». – Вот, шестого мая вы получили. Всем ветеранам к Дню Победы, раньше выдавали. И вам тоже.
– А сегодня какое число?
– Двенадцатое.
– Выходит, неделю назад получил?
– Да, шестого мая. Восемь тысяч триста двадцать один рубль восемьдесят три копейки.
Отец Аллы, Роберт Глебович, тоже был участником войны и получал «большую» пенсию. Алле на два раза в супермаркет, а ему, действительно, хватало на все. Даже девчонкам, внучкам, умудрялся делать дорогие подарки ко дню рождения. И обижался, если деньги ему оставляли. А продукты, которые Алла привозила на выходные, могли лежать в холодильнике до следующего ее пришествия в родительский дом.
Не ем я генетически модифицированной еды, девчонки, и вам не советую. Вот картошечка, огурчики с огорода – еда.
По-настоящему радовался он только озвученным книгам на дисках (зрение садилось, читать становилось все труднее) да всякому инструменту или приобретениям для сада и дома. Он на двенадцать лет был старше мамы, а вот пятыйгод уже без нее. Все сам. И энергии на десяток подростков хватит, а то и на полтора. Как он там, в своем Родино? Сколько раз предлагали переехать в город…
– Не могу, не уговаривайте. Здесь, в Родине, и помирать буду.
– Дед, неправильно говорить «в родине», надо говорить «на родине», – поправляла его пятилетняя дочка Аллы Дарька.
– Ну, на родине, – миролюбиво соглашался дед. – Здесь же свобода, воздух, красота!
– Ладно, живи на родине, – милостиво разрешала Дарья. – Только не помирай!
– Я, девчонки, если и соберусь, так только от тоски. С весны до осени хоть шевелиться надо, все дела. А зимой дичаю, с телевизором разговариваю. С Познером спорю. Не свихнуться бы…
Как ни старается Алла, а приезжать каждую неделю не получается. Иногда месяцами друг друга не видят. Что поделать, сейчас такая жизнь, работа все время отнимает…
– Доченька, а почему же у меня денех-то нет? –
спрашивал у вредной тетки дед.
– Откуда ж мне знать? Проходите, не задерживайте очередь. Он в соседнем доме живет. Уж не первый раз так. Без памяти он. Не в своем уме, – по-свойски сообщила тетка Алле, покрутив пальцем у виска. – Что у вас?
Дед растерянно хлопал ресницами. Седые кустастые брови обиженно поползли вверх, как у ребенка, готового расплакаться. У Аллы от жалости и пронзительного желания обнять этого старика, утешить, дать ему денег, где-то в животе сжался колючий клубок. Даже пошевелиться больно. Она судорожно рылась в кошельке и не слышала визгливого голоса кассирши. Евро, евро, это Беллке. Виза, Виза, Мастер… Неужели одни карточки? Вот, вот, лежат рубли!
– Дедушка, дедушка! – бросилась догонять старика Алла.
– Возьмите, – она вложила в его теплую и мягкую ладошку купюру. – Возьмите!
– Спасибо, доченька, может, не надо? Может, у меня дома и лежат где деньги-то. Я плохо помню все сейчас. Войну только хорошо. И Раю, жену. Говорят, она померла, но она иногда ко мне приходит.
– Вы с кем живете?
– Я-то? Один. Дочка у меня, врач она, на работе все время. Денех мало плотят. Дежурства все берет.
– Вас проводить?
– Не надо, милая, я сейчас в магазин зайду, килек куплю и хлеба. Картошки наварю – и пир. Спасибо, доченька! Дай тебе бог здоровья! – дед зашаркал к выходу.
Алла обернулась к кассе. За ней вроде бы никого и не было, а у окошечка уже расположилась как из-под земли появившаяся группа гастарбайтеров, молчаливых и грустных.
– Извините, я отошла…
Те сделали вид, что ничего не понимают и хором отвернулись изучать стенд с образцами заполнения бланков почтовых отправлений. Алла еще раз попыталась объяснить, что она стояла здесь, и на секунду только отвлеклась… Кассирша все-таки оказалась превредной. С невозмутимым видом она оформляла валютные переводы, не посчитав нужным вмешаться. Неужели опять в конец очереди? И опять так некстати позвонили с работы…
– Да черт с вами! – сказала громко Алла и таджикам, и кассирше с кривыми бровями, и подруге Марине, открыла телефон и быстрым шагом направилась за стариком.
Водитель удивленно проследил глазами за прошедшей мимо машины Аллой, опустил стекло.
– Алла Робертовна, а Орфоэпия где? В Африке?
Алла вернулась на несколько шагов и тихо сказала:
– Робертовна, сколько повторять, Иван! А орфоэпия – это правила произношения. Ты хоть и водитель, но в литературном учреждении, а говоришь, будто у тебя вечно конфета во рту. Я сейчас.
– Так у меня и есть конфета во рту, я ж курить бросаю. Леденцы специальные… – проворчал Иван, которому леденцы мало помогали побороть желание закурить.
Алла вошла в дверь «Копейки». На минуту задержалась у журнального киоска, разглядывая глянцевые обложки. А дед уже стоял у кассы, расплачиваясь за соленую кильку в пластиковом контейнере и половинку бородинского. Шустрая молоденькая кассирша с острой лисьей мордочкой и хитрыми глазами сдавала с тысячной купюры полтинниками и десятками. Сдала явно меньше.
Алла поспешила к кассе. Она накрыла своей рукой теплую, с узловатыми венами и крупными веснушками, руку деда и строго спросила:
– Контрольная закупка. Где чек?
Кассирша побледнела, протянув ей широкую белую ленточку.
– Сначала чек, потом сдача. Вас этому не учили, девушка? Посмотрим, что здесь у нас? Килька соленая – тридцать девять пятьдесят, полбородинского – восемь рублей, итого – сорок семь пятьдесят. Сдачи с тысячи должно быть девятьсот пятьдесят три рубля пятьдесят копеек. Проверим…
– А откуда вы знаете, что была тысяча? – спросила та.
– Я же говорю – контрольная закупка.
Алла считала купюры, медленно выкладывая их перед кассиршей.
– Четыреста пятьдесят три рубля. Так, Ирина Сергеевна? – прочитала бейдж Алла.
Кассиры по соседству притихли.
Девчонка нырнула куда-то вниз и появилась уже с пятисоткой в руках:
– Вот, денежка упала.
Алла выдернула у нее из руки хрустящую бу- мажку, отдала деду.
– Значит, говорите, упала? Хорошо… Посмотрите на этого человека. Все, – Алла повысила голос. – Еще хоть раз… Хоть одна из вас… Уволю к чертовой матери! С моими рекомендациями вас на рынок петрушкой торговать не возьмут…
Начало одиннадцатого – время для города достаточно раннее, в магазине было почти пусто, по соседству разглядывала пряники с начинкой «королева Елизавета» с Главпочтамта. Кассирши, казалось, поверили, что эта напористая дамочка их уволит, и провожали глазами странную пару: модно одетую женщину на высоченных хрустальных шпильках и обшарпанного небритого старика в старых домашних шлепанцах.
– Дочка, что ли? – предположила одна из кассирш.
– Да не похоже, неужели бы бросила папашу? Видно, живет не бедно. А он все время такой неухоженный, покупает хлеб и молоко.
– Никому мы, дорогая моя, как состаримся, не нужны, деточки разлетелись, – печально качая головой в аккуратной шляпке проговорила подошедшая к соседней кассе «Елизавета». – А на пенсию не особо сервелатов и карбонатов накупишься. Вот, кефир с лактулозой, хлеб и рыбки кусочек сегодня с пенсии могу себе позволить… Скажите, пожалуйста, прянички с клюквенной начинкой только в килограммовой упаковке?.. Если есть меньше, я бы взяла…
На улице Алла еще раз предложила:
– Может быть, я вас все-таки провожу?
– Эх, был бы я помоложе, сам бы тебя, доченька, проводил. Спасибо, милая. Беги, сама ведь спешишь.
– Спешу, дедушка. Вы аккуратней…
«Я тебя никому никогда не отдам…». Телефон.
– Да, Андрей, как прошло? Ну, вот видишь, я же говорила, что ты и без меня справишься. Умничка. Я с минуты на минуту подъеду, подготовь мне рецензию на презентацию, она на флешке на столе, выведи, пожалуйста, шрифтом покрупнее, двадцаточкой. Спасибо.
Алла увидела свою машину, Иван стоял у тротуара неподалеку.
– На экскурсию в народный супермаркет, Алла Робертовна? Ну и как цены?
– Не знаю, Ваня. – Действительно, она уже несколько лет не смотрит на цены в продуктовых магазинах, рассчитываясь пластиковой картой. – Что пробки? Проедем к офису минут за двадцать?
– Постараемся.
Уж что-что, а проехать дворами, подворотнями, пожарными и запасными въездами и выездами Иван был мастер.
Алла тряхнула головой, прогоняя мысли об убогом старике. Достала из сумочки телефон. Корпус на заказ: матового светлого металла, усыпанный цветами из стразов, аккумулятор сверхмощный. Из-за него, пожалуй, он такой и увесистый на ладони, хоть и тонкий. Надо позвонить в «Стиль», пусть привезут то терракотовое платье из последней коллекции, что совершенно зря не купила в прошлый раз. В меру нарядное, в меру спокойное. Ее платьице. Алла всегда чувствовала свои вещи. Еще в витрине. Не примеряя, знала, что подойдет и будет носиться с удовольствием. В нем на презентации она будет себя чувствовать хорошо. Вот ноготь только…
Иван заехал во двор, как всегда, срезая углы квартала. Там, у детского городка, Аллин старик вел беседу с какими-то алкашами.
– Вань, тормозни-ка, – Алла опустила стекло.
– Да, вот кильки есть и хлеб, – дед протягивал пакет своим уже весьма нетрезвым собеседникам.
– Кильки – это хорошо. А колбасы, дед, не купил?
– Я вам сейчас дам колбасы! – Алла вышла из машины. – Ты что пристал к человеку, а ну, чеши давай отсюда.
– Да мы ничего, ничего… – попятился грязный мужик с опухшим, похожим на подушку, лицом.
– Дед, где деньги? – вслух догадалась Алла.
– Деньги? – Старик растерянно пожал плечами.
Пьяная компания дружно стартанула за угол.
– Ну что с вами делать, дедушка? Пойдемте, я вас все-таки лучше провожу. Вы в этом доме живете? А подъезд который? На каком этаже? Квартира?
– Да, вот здесь и живу. Этаж первый. Квартира 72.
– Иван, давай-ка до супермаркета вернись по- быстрому. Купи сыр, масло, крупы, консервов, еще что-нибудь… Там никого, очереди нет, возьми карточку мою. Все в семьдесят вторую. У тебя десять минут.
– Лады, я мухой.
Алла взяла деда под руку, пошла с ним к подъезду.
– Зачем вы им деньги отдали, дедушка? Завтра опять хлеба надо будет купить или еще там чего.
– Да Федька это, Марь Семенны сын, непутевый. Марь Семенна как померла, так он и испаскудился с опойками дворовыми. А парень хороший был. Отличник в школе. В «Артек» ездил. Нас когда из старых бараков расселяли, в одном доме квартиры дали. Хотел на бутылку ему дать, а он, прохвост, все взял. Жалею я его.
– А вас кто пожалеет?
– Да вот, ты, дочка, и пожалела. Спасибо тебе.
Подъезд оказался на удивление незагаженным, хотя без домофона. Дверь семьдесят второй квартиры была выкрашена коричневой эмалью много лет назад. Дед достал из кармана ключ.
– Сейчас я тебя, дочка, чаем напою, с настоящим липовым цветом, правда, прошлогодним, нонче-то еще липа не цвела. Я тут, на Первомайской, каждый год сам собираю…
Маленькая прихожая удивила чисто вымытым полом. Полотняная дорожка, трельяж с салфеткой, макраме – карман для расчесок. Видно, дочка отцу помогает, и зря Алла возомнила себя единственной спасительницей этого деда от зла и несправедливостей мира.
– Все сам дома делаю. Рая у меня больная. Вот тапочки, дочка, проходи на кухню.
Стены кухни были выкрашены до половины голубой масляной краской, а до потолка – побелкой. Давно Алла не видела таких интерьеров. Но везде – чистота. Клетчатая скатерть на обеденном столе, в вазочке – ветки тополя с уже распустившимися листочками, клейкими и пахучими…
Все-таки странный этот дед, сам такой небритый, жалкий, а в квартире чистота.
– Вас как звать? – спросила Алла появившегося из коридора деда.
– Николай Николаевич. Щукин. Собственных родителей девятый сын. Урожденный по собственному желанию, – шутливо отрапортовал дед, притопнув шлепанцем. Дома он, кстати, переобулся в чистые тапочки.
– А я – Алла. Очень приятно.
«Я тебя никому никогда…»
– Извините, я отвечу…
– Да, слушаю. Я задерживаюсь. У меня незапланированная очень важная встреча. С этими поставщиками работал Валентин. Пусть поднимет документы. Разногласия непринципиальны. Да, скоро придет Наташа, пусть меня дождется. И, Леночка, позвони, пожалуйста, в «Стиль», Эльвире. Пусть привезут мне терракотовое платье с витрины, тридцать шестой, к половине второго. Спасибо.
«Др-р-р-р», – затрещал дверной звонок. Дед зашаркал в прихожую и, не глядя в глазок, отворил дверь.
– Вы к кому?
На пороге, обвешанный пакетами, стоял Иван.
– Алла Робертовна у вас?
– Дочка, к тебе тут пришли.
Алла обрадовалась поводу попрощаться. Дед, конечно, очень интересный, но она и так уже потратила на него слишком много своего драгоценного времени. Давно из нее не вылезало то наивное доброе существо, с которым она боролась всю жизнь…
– Николай Николаевич, вот вам еда. Вы берите. И вот еще моя визитка. Мало ли чего, звоните.
Дед, смущенно оправдываясь, что у него все есть, продуктам, видно, был рад. Сверкающую золотом карточку он торжественно водрузил под скрепку трельяжного зеркала.
Снова запел телефон.
Алла перешагнула через мешки в прихожей и поспешно попрощалась:
– Ну, до свидания. Мне пора. Уже опаздываю.
– Конечно опаздываете, – пробурчал Иван. – Мне уж и то четыре раза звонили. Там к вам немец какой-то приехал, и Наташа с маникюром ждет, и из магазина просили перезвонить, тридцать шестой чуть бледнее тоном.
– Погнали, Ваня, цейтнот.
– Ес, мэм, – тронулся с пробуксовкой Иван.
Алла набрала офис.
– Леночка, что у нас за гости? Герр Шмидт? Что это за герр? А-а, это с книжной выставки. Не отпускай его, кофе предложи. Уже пили? Развлеки его как-нибудь, на презентацию пригласи. Я уже еду.
Алла с досадой посмотрела на сломанный ноготь. Остальные переливались модным аквадизайном с элементами чуть ли не палехской миниатюры: на каждом жемчужно-белом ноготке-лепесточке причудливыми разводами завивался ярко-красный тропический цветок. Ногти. Ее секрет и слабое место. Привлекающие внимание и даже немного пугающие продолжения ее тонких пальчиков были накладными. Потому что свои она отрастить не может. Она их грызет. Но об этом знает только ее маникюрша. Все остальные думают, что ногти – это просто Аллин «пунктик». Хотя может так оно и есть? Наташа, кстати, сидит, ждет. А тут еще этот герр…
– Здравствуйте, господин Шмидт!
– Извините, что не предупредил о визите… Я был в России, и не мог не приехать, чтобы встретить вас.
– Очень рада видеть вас снова… (Вот только успею ли ноготь починить…). – Пройдемте в кабинет.
Кабинет, который даже на первый взгляд можно было определить как дамский, поверг немца в новый приступ не немецкого, а скорее французского восторга.
– Какое изящество! Столько роскоши и вкуса. Я потрясен…
– Мне, право, неловко, господин Шмидт…– устало проговорила Алла.
– Я не могу забыть нашу встречу на выставке.
Шмидт, вроде бы и не противный, но почему-то и не очень приятный, взял ее за руку. А руки теплые… Уставился на ногти…
– Дома в Германии у меня было время думать. Мы должны сотрудничать.
– Это очень интересно, – твердо сказала Алла. – У вас есть время?
– Да, у меня есть время.
– В таком случае разрешите пригласить вас на презентацию. Наше издательство представляет сегодня книгу очень талантливого молодого автора. Думаю, вам будет там интересно. Вот адрес. Через пятьдесят минут начало. А мне сейчас нужно немного подготовиться.
– Простите, я не сообщил о визите… Тысяча извинений. Конечно, я буду рад побывать на презентации. До встречи…
Шмидт вышел. Алла плюхнулась в кресло, нажала кнопку коммутатора:
– Леночка, пригласите Наташу. И пусть Андрей занесет тексты.
Андрей появился мгновенно.
– Алла Робертовна, ну у вас и память… Все уже забыли про эти календари, а тут такие скидки получили.
– Андрей, ты тоже молодец! Ведь бровью же не повел. – Алла начала просматривать текст рецензии, которую писала не так давно. – Спасибо, Андрей. Ко мне – никого…
Он быстро вышел, а Наташа уже выставляла на стол свои коробочки и баночки.
– Алла Робертовна, что же вы коррекцию пропустили? Теперь скорая помощь нужна.
– Наташ, да вот как всегда, некогда…
Рецензия нудновата, но так принято. И зачитывать ее на презентации – тоже старое правило. А традиции Алла уважает.
Новенький ноготок был уже приклеен, гель нанесен и мелкой перхотью летели опилки.
– Наташа, у меня десять минут, и еще переодеться надо.
–Не успеем, – охнула Наташа.
– Успеем.
Алла подошла к дверце шкафа, за ней скрывалась гардеробная. Платье на месте. Да, ее платьице. И сидит отлично. И гарнитур белого металла от Кардена – сережки-капельки и такой же кулончик – очень кстати. А еще – карденовские часики с лакированным ремешком – к туфлям и сумке. Хороша… Челку можно воском подправить. Вот так. Теперь пудра и помада… Пять минут и готова.
– Алла Робертовна! – ахнула Наташа и всплеснула руками. – Лак-то теперь не подходит. Все равно надо новый ноготь красить, давайте уж все прямо сверху. Пусть рельеф будет. У меня отвердитель новый – чудо. Под кисточкой сохнет.
– Давай, – махнула рукой Алла и села. – Подожди, машину вызову. Да, и деньги сразу, а то потом лак бы не свезти…
Уже через четыре минуты Алла садилась в машину.
Явно нетрезвая девчонка-подросток, лет четырнадцати на вид, в джинсах с до неприличного низкой посадкой продвигалась к подъезду. Старушки осуждающе провожали ее взглядами.
– Штаны какие у Ленки, просто срам, смотреть противно. Идет – все булки на улице, а сядет… Тьфу!
– Да штаны сейчас у всех такие, а вот то, что времени еще – обед, а она бельма уже где-то залила, точно…
– Куда школа смотрит?
– Да она, поди, опять в школу-то не ходит… Вот без отца-то как ребенка растить…
– Вот Нинка бедная. И муж сразу бросил, как родила. И все время на работе, проморгала девку…
Ленка открыла дверь квартиры. Трезвонил телефон.
– Алло. Дед, ты опять, – раздраженно ответила она в трубку. – Ну, я-то тут причем? Плохо тебе – вызывай «скорую». Две цифры – ноль, три…
Трубка полетела в комнату на неубранный диван. Туда же прямо в кроссовках плюхнулась и их хозяйка. В наушниках «Токио»… Таблетки хватит еще часа на два… Хотя больше, сегодня она увеличила дозу.
«Скорая» неслась, воя и мигая. Пожилая женщина-фельдшер, деловитая и уверенная, открыла незапертую коричневую дверь, прошла в квартиру. Из двери в прихожей было видно лежащего на диване, бледного и прямого деда.
– Дедушка, я у вас, кажется, уже была, – она заглянула в карту вызова, – Николай Николаевич Щукин… Понятненько. Сейчас давление померяем… Ух ты… Сейчас, сейчас, укольчик сделаю… Сразу полегчает…
– Давайте кулачком поработаем… Вот, молодец… Хорошо… Я, пожалуй, еще минутку посижу с вами. Сейчас уже лучше будет…
– Что-то крепко меня сегодня прихватило.
– Может, дочка, в больницу меня заберешь?
– Ну-ну-ну… Так уж сразу и в больницу… Обычный для вашего возраста скачок давления. Не будет вам в больнице лучше. Лекарств от старости еще не придумали.
– И на этом спасибо, успокоила…
– Правда, Николай Николаевич. Да и не могу я вас в больницу взять. Состояние не критическое, а мест в больнице нет. В коридоре, думаете, хорошо лежать? Еще и простудитесь. Там сквозняк, на улице похолодало, а отопление уже отключили. Как всегда в мае. А если вы все таблетки станете пить, как надо, будете лучше себя чувствовать. Вы престариум сегодня принимали?
– Не помню, дочка. Название-то какое подлое у таблеток… Я их вроде совсем не пью.
– Ну вот… Давайте-ка мы лучше позвоним кому-нибудь. С вами побыть надо. И лучше бы вам не вставать часика два-три. Кому будем звонить?
– Да без толку… Дочка на работе, внучка уроки учит. Программа теперь сложная в школе. Все какой-то ягой пугают.
– ЕГЭ? Это экзамен такой. Единый государственный. Вот заодно и поучит рядом с вами. Говорите телефон.
Фельдшерица вышла в прихожую к аппарату. Несколько наборов остались без ответа.
– Не могу я вас вот так оставить. А это чья визитка на зеркале?
Алла, как всегда, очень удачно выбрала место для презентации. Новое кафе, еще не раскрученное, как и ее новый автор, Роман Кирбатов, очень подходили друг другу. Книга нескучная, меж строк сквозит литературное образование, что сейчас редкость, пишут все кому не лень, и непременно хотят издаваться… Перо легкое. Сюжет просто требует продолжения. И кафе понравилось. Уютно, камерно, стильно. Хочется его еще раз посетить, также как и новую книгу Кирбатова прочесть. В сигарном зале седой пианист играл блюз. Официальная часть прошла без эксцессов. Автора уже окружили журналисты. Алла немного расслабилась, еще целый час можно пробыть здесь и ни о чем серьезном не думать. Мэр не пришел, дипломатических чудес совершать не надо. Хотя, кажется, надо. В дверях показался немец, он наступал решительно и быстро, как в сорок первом.
– Ну, наконец-то. Я могу называть вас Алла?
– Можете, господин Шмидт.
– А вы меня называйте, пожалуйста, Отто, хорошо?
– Вашего отца не Юлием звали?
– Нет, мой отец носил имя Вильгельм, почему вы спрашиваете?
– Нет-нет, ничего. – Не могла же Алла признаться, что как только Леночка сказала ей об Отто Шмидте, у нее перед глазами возникла марка с большим советским кораблем, кажется, ледоколом или плавучей лабораторией «Отто Юльевич Шмидт» из ее детской коллекции. А сам Отто Юльевич, кажется, был в экспедиции на легендарном раздавленном льдами «Челюскине» и в числе первых получил звание Героя Советского Союза, которое и было учреждено после подвига полярников… Человек и пароход почти что…
– Так о чем мы будем говорить?
– Я помню, на выставке, вы много внимания уделяли новым немецким печатным машинам.
– Да, конечно, мы всегда следим за новинками. Качество нашей продукции должно улучшаться, и мы стараемся отслеживать, какие полиграфические комплексы обновляют свое производство. Ваши машины, кажется, купили «ФТИ-Пресс?»
Да, это передовое предприятие, но я хочу предложить вам попробовать самостоятельно заняться полиграфией, и специально для этого мы разработали схему…
– Мы не думали брать на себя еще и полиграфию. У нас авторитетное, креативное издательство, и мы не планировали заняться печатью.
– Это очень принято сейчас на Западе – из- дательству иметь собственную типографию.
– Я, конечно, имею представление… Извините, у меня телефон, я должна ответить… Слушаю.
– «Скорая»? Да-да, говорите, пожалуйста. Минутку, я не понимаю, куда я должна приехать, назовите адрес. – Алла поднялась, взяла сумку.
– Извините, Отто, я должна срочно уехать. И я должна подумать, мне очень интересно то, о чем вы говорили. Мы можем увидеться завтра?
– Да, но, может быть, мы увидимся вечером, поужинаем и обсудим все спокойно?
– Хорошо, вечером, позвоните мне, – Алла протянула ему визитку и быстрым шагом направилась к дверям.
На выходе Андрей о чем-то оживленно беседовал с двумя белобрысыми девицами.
– Алла Робертовна, что-то случилось?
– Не знаю, Андрей. Проследи тут за всем, кафе снято до восемнадцати. Если народ разгуляется, предупреди официантов, что мы оплачиваем только заказы в наше время, хорошо? Спасибо.
Алла достала телефон.
–Алло, Иван, к выходу быстрее.
Едва закрылась дверь, серебристая «Тойота» остановилась перед хозяйкой. Алла села на заднее сиденье.
– Иван, давай живей, на Судостроителей.
– Ума не приложу, как отец там оказался?
Телефон зазвонил, Алла нервно нажала кнопку.
– Да, да, я уже еду, уже еду. Минут через семь-десять буду на месте, повторите, пожалуйста, адрес… Пожалуйста, побудьте с ним еще, я вам заплачу… Не можете? Говорите, ему уже лучше? Новый вызов? К ребенку? Да-да, я уже скоро.
– Ванечка, давай, миленький, скорей.
Такой Иван Аллу еще не видел. Хотя нет, было раз, когда няня Елена Петровна позвонила – Дарька пальцы в шкафу прищемила, и они посинели. Он выключил радио и вдавил педаль газа.
Через несколько минут они въезжали во двор дома, указанного «скорой».
– У меня дежавю. Я здесь когда-то была.
– Конечно, сегодня днем. Это дом того деда, которому я жрачку возил.
– Продукты, Иван, продукты. Только вопрос, как сюда попал отец?
– Да никак не попал. Это тот, дневной дед. Квартира 72? Ну конечно. Может, не пойдем? Точно ведь это тот старикан.
– А мало ли… – усомнилась Алла. – Давай тоже со мной на всякий случай.
Каблучки звонко простучали по четырем ступенькам лестницы. Первый этаж, знакомая коричневая дверь. Открыто.
– Ой, дедушка, что с вами? – Алла почему-то напрочь забыла, как звать деда, но помнила, что он представлялся, и имя говорил, и отчество, и фамилию. Слава богу, с отцом ничего не случилось. Сколько раз просила его пользоваться сотовым телефоном, так ведь нет. Вот результат, так и самой до сердечного приступа недолго.
– Уже лучше, уже человек я. Говорил же фершалу, не надо никому звонить.
А дед-то ее помнит. Надо же. Но и она кое-что припоминает.
– Кажется, вы говорили, что у вас есть дочь?
– Есть, тут рядом живет, и внучка.
– Наверное, «скорая» перепутала.
– Ничего не перепутала. Просто ей не дозвонились, а тебе дозвонились. Нина-то на дежурстве, наверное…
– А-а, понятно, – Алла пожалела, что Отто Шмидт не успел полностью изложить свое предложение. – Уже четыре, ваша внучка, наверное, дома. А может, и дочь? Если это рядом, давайте попросим сейчас Ивана, он их привезет, а я пока побуду с вами.
