Kitobni o'qish: «Усадьба госпожи Ленбрау»
Глава 1
Сон становился всё горячее. Мужские руки ласкали кожу, ставшую почти болезненно чувствительной. Губы пили мои стоны. Я и не знала, что умею так стонать.
Но это ведь сон. А во сне всё бывает. Даже ласки незнакомого мужчины в темноте незнакомой комнаты. Если б я не спала, то уже кричала «помогите!» и боролась за свою честь. А так можно расслабиться и получать удовольствие. Тем более что удовольствие мне доставляли умело.
Я снова всхлипнула и выгнулась дугой. Нега разлилась по телу, качая на зефирных волнах.
Как же это хорошо! Просто прекрасно! И почему мне раньше ничего подобного не снилось?
Внизу живота скопилось напряжение. Его было так много, что хотелось поторопить незнакомца, заставить действовать скорее и доставить уже мне наслаждение.
Хватит прелюдий!
– Хочу тебя! – прошептала я и в следующий миг заорала от пронизывающей боли…
Что? Какая нафиг боль?!
Я потеряла невинность много лет назад.
Мужчина двинулся снова, и тело опять прошила адская боль. По ощущениям ещё сильнее, чем прежде.
Я завозилась под незнакомцем. Пыталась отпихнуть, но тот казался каменным и не двигался с места. К счастью, он вообще замер, нависая надо мной на локтях. Но всё ещё оставался внутри.
– Пусти меня! Пусти! Пожалуйста! – я завозилась, пытаясь выскользнуть из-под мужчины. И вообще оказаться подальше отсюда.
Что-то этот сон мне разонравился.
Хочу другой!
Снящийся мне незнакомец думал иначе. Он опустился на меня, прижимая своим каменным телом к постели и лишая малейшей возможности двигаться.
– Ш-ш, маленькая, потерпи немного, скоро пройдёт, – зашептал он мне в ухо.
И действительно, боль утихала. А спустя пару минут исчезла совсем. Всё это время незнакомец продолжал ласкать меня, словно пытался заместить неприятные ощущения на другие – приятные.
И ему это удалось.
Сон в итоге оказался всё же восхитительным и подарил мне настоящее удовольствие.
* * *
Пробуждение застало врасплох.
Тело было словно не моё. Точнее моё, конечно, но вот ощущения удивляли. Я будто всю ночь занималась любовью. И будто делала это в первый раз.
Нет, конечно, у меня давно никого не было. С Олегом мы расстались почти полгода назад. Но вряд ли за это время всё… как бы это сказать… вернулось в первоначальное состояние.
А может, я заболела? Простудилась. Или, тьфу-тьфу, подхватила ковид. В своё время я так и не переболела, а симптомами знакомые делились самыми неожиданными.
В общем, со мной творилось что-то странное, и нужно было вставать и разбираться с ноющим организмом. Может, уже давно пора «скорую» вызывать. А я лежу тут, теряю драгоценное время.
Открыла глаза. Моргнула несколько раз, зажмурилась и снова открыла.
Комната была не моя.
Она сильно отличалась от моей скромной однушки. Хотя и эта комната не блистала роскошной обстановкой, но всё же… Кровать, на которой я лежала, была накрыта балдахином, или как там называется это пыльное покрывало на столбиках?
В проёмы я рассмотрела большой шкаф с резными дверцами. Явно старинное трюмо на столике с витыми ножками. Противоположный угол занимала ширма с трудноразличимым от времени рисунком.
Такую мебель я видела в музее. Но никак не в современной квартире.
Удивлённая, я села в кровати и откинула одеяло.
И изумилась ещё больше. Мало того, что спала обнажённой, что мне совсем не свойственно. Ведь я предпочитала свою старенькую и горячо любимую пижаму с котиками. Так ещё исчезли все следы маникюра и педикюра, за которые я отдала немалую сумму два дня назад. И всё ещё не устала любоваться вишнёвым великолепием.
Сейчас же на руках и ногах у меня были самые обыкновенные светло-розовые ногти. Короткие и без малейшего следа гель-лака.
Что за ерунда?
Я рассматривала свои ноги и руки и вдруг поняла, что… они не мои. Ну никогда у меня не было таких узких ладоней. Тонких пальчиков и аристократически изящных запястий. А вот такая нежная кожа у меня была. Правда, давно – лет пятнадцать назад.
Нет, я, конечно, весьма привлекательна и ухожена. И в свои тридцать с малюсеньким хвостиком ещё входила в понятие «молодёжь», но уже давно не была юной девушкой.
Да у меня же есть зеркало!
Рассердившись на свою несообразительность, решительно слезла с кровати (а она была высокой, до пола я дотягивалась только кончиками пальцев) и потопала к трюмо.
Легче не стало…
В зеркале отражалась тоненькая девушка, лет восемнадцати-девятнадцати. Нежный овал лица. Тёмные брови вразлёт. Синие глаза. Каштановые волосы до талии. Узкая талия. Небольшая грудь.
В зеркале отражалась… незнакомка.
Я коснулась волос. Девушка повторила моё движение. Дёрнула нос – и она тоже.
– А-а, поняла, я всё ещё сплю, – надежда, что звук собственного голоса меня успокоит, обернулась прахом. Потому что этот голос, тёплый, по-девичьи звонкий, тоже был не мой.
Точно ещё сплю. По-другому это не объяснить.
В дверь постучали, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. А сразу затем створка приоткрылась, и в неё заглянула ещё одна незнакомка. Лет под пятьдесят, с круглым лицом и убранными под платок волосами.
– Госпожа, вы уже проснулись? – спросила низковатым голосом, заскользив взглядом по комнате.
Увидев меня у трюмо, она улыбнулась, показав щербинку меж передних зубов. Просочилась внутрь и захлопнула за собой дверь.
Первым делом женщина открыла дверцы резного шкафа, достала с полки простыню и, развернув, пошла на меня. Я отпрянула от неожиданности. Заозиралась в поисках путей отступления.
Пути не находились. Окна справа и слева расположены высоко, чтобы забраться, нужно табуретку подставлять. За спиной – стена. Между мной и дверью – незнакомая тётка с простынёй.
В общем, выхода не было. Поэтому я прижалась к стене, готовая защищаться.
– Предупреждаю – без боя не дамся! – выставила перед собой сложенные в кулаки руки, стараясь скопировать боевую стойку из фильмов.
Не знаю, насколько похоже получилось, но на лице женщины застыло недоуменное выражение.
– Госпожа, что с вами? Никак захворали? После брачной-то ночи всякое бывает. Или, может, господин вас обидел?
Перед внутренним взором замелькали моменты из давешнего сна, отдаваясь трепетом и тянущими отголосками внутри.
– Нет.
Врать не стала. Этот незнакомый господин из сна меня не обижал. Скорее, наоборот. Поэтому замотала головой, чтобы успокоить женщину. Вон как переживает.
Лицо незнакомки тут же разгладилось.
– Ну вот и ладненько, хорошо, что поладили. А то перед свадьбой-то как вы, бедненькая, переживали.
Я переживала? Перед свадьбой? Да я после той авантюры на первом курсе вообще зареклась когда-либо выходить замуж. Мой брак продержался ровно четыре месяца и четыре дня. А потом мы с Юркой развелись. Он даже на другой факультет перевёлся, чтобы со мной не встречаться.
Незнакомка воспользовалась тем, что я расслабилась, предавшись воспоминаниям, и прикрыла меня простынёй. Я даже возмущаться не стала. От испуга и удивления совсем забыла, что стою тут в чём мать родила, только сейчас и дошло.
– Спасибо, – поблагодарила я женщину и перехватила простыню, заворачиваясь в неё.
– Идите, госпожа, искупайтесь, пока вода горячая, а я тут всё приберу.
Она отошла к кровати, снимая с неё постельное бельё. Простыню с красными крапинками…
Я даже головой замотала. Ничего не понимаю. То, что произошло здесь ночью, в самом деле произошло?
Или это какой-то розыгрыш? Вроде реалити-шоу. Я как-то фильм смотрела, где парнишке устроили стресс в виде попадания в девятнадцатый век. Но там родители постарались. А у меня нет семьи. Да и знакомых, способных на подобное, тоже нет.
Может, меня заманили в какую-нибудь секту или похитили?
В голову лезли варианты, один другого хлеще.
Мозг не был способен понять, что здесь происходит. Для обработки данных не хватало информации. И я решила взять паузу.
Что сказала незнакомка? Идите искупайтесь? Вот и пойду. Главное, чтоб не в пруду или речке. С детства не люблю пиявок.
Только один нюанс…
Я не знала, куда идти.
На всякий случай подошла к двери, приоткрыла её, полюбовалась пустым полутемным коридором и снова закрыла. Одна я тут не справлюсь. А бегать по незнакомому зданию и заглядывать в каждую дверь, завернувшись в одну простыню, как-то не прельщало.
Мало ли, кто ещё тут живёт.
Я постояла у двери, раздумывая, как бы спросить у женщины, где тут ванная комната. И при этом не показывать, что я не представляю, что здесь вообще происходит.
Однако ситуация разрешилась сама собой. Незнакомка сняла с постели бельё и несла его к выходу.
– Госпожа? – удивилась она. – А чего вы тут стоите? Вода остыла? Или что?
Я кивнула, предоставляя женщине самой выбирать, что именно мне не нравится. И в дверях пропустила её вперёд. Она оглянулась, окинула меня удивлённым взглядом, но ничего не сказала.
«Штирлиц был близок к провалу», – голосом рассказчика из шпионского фильма пронеслось у меня в голове.
Женщина вышла в коридор и открыла первую же дверь с правой стороны. Здесь оказалась ванная комната. Я чуть не расхохоталась, до того это было нелепо. Могла бы и сама догадаться, что раз меня отправляют купаться в одной простыне, значит, далеко идти не придётся.
Помещение было просторным. По сравнению с моим совмещённым санузлом – так целая купальня.
Ванна стояла в центре. Медная, изогнутая, на вычурных ножках в виде звериных лап, по бокам – кольца, свисающие из львиных пастей.
Женщина подошла к ванне и сунула руку.
– Нормальная вода, – сообщила она, – но если вам холодно, долью горячей.
– Долейте, пожалуйста, – попросила я, оглядываясь по сторонам.
Ничего похожего на современные удобства здесь не наблюдалось. Если это и шоу, то реквизиторы поработали на славу. Я не нашла следов водопроводного крана или труб. Полное отсутствие электрической проводки. На полках – глиняные баночки и горшочки. Ни одной этикетки.
Женщина снова подхватила охапку белья, у выхода обожгла странным взглядом и ушла, оставив меня одну.
Я решила не терять время зря. Подоткнула простыню, чтобы не мешалась, и начала обыск.
Не знаю, что я искала. В голове не было ничего определённого. Что-то странное. Какие-нибудь нестыковки. Например, современную зубную щётку. Или пластиковый цветок.
Что-нибудь, что укажет мне, что всё это не по-настоящему. И тогда можно устроить скандал, пригрозить полицией, налоговой, роспотребнадзором или кого они тут боятся.
Да и вообще уйти отсюда, чтобы найти телефон, вызвать помощь и вернуться домой.
Я открыла дверцы узкого шкафчика, оказавшиеся ужасно скрипучими. Полюбовалась на разномастные стопки полотенец, больше похожие на старые скатерти. Горшочки на полках были наполнены душистыми субстанциями. То ли мыло, то ли шампунь.
В дальней стене обнаружилась дверь, скрытая занавеской.
Ага! Вот вы и попались, голубчики!
Предвкушая вытянутые лица наблюдателей, не ожидавших, что их так быстро рассекретят, я распахнула створку. И разочарованно выдохнула – это был туалет типа сортир – деревянная тумба с отверстием по центру.
Посетив это заведение, раз уж всё равно нашла, я вернулась в ванную.
Снова оглядела, отыскивая то, что могла пропустить. Но здесь больше ничего не было. Разве что светильники на стенах.
Сделаны они были под старину, но шурупы, которыми крепятся к стене, наверняка современные. Это была последняя надежда, и моя рациональная натура вцепилась в неё всеми зубами и когтями.
Или я найду доказательства, что это какая-то глобальная подстава, или… я не знаю.
Я ухватилась за стенное бра и изо всех сил дёрнула на себя. Крепление оказалось хлипче, чем я ожидала. Мы вместе со светильником полетели на пол, а сверху на нас посыпались щепки и куски глины.
Именно этот момент выбрала незнакомка, чтобы вернуться. Она переводила взгляд с меня, сидящей на полу в неприглядной позе, на здоровенный кованый гвоздь, торчащий из стены в том месте, где прежде висел светильник.
И выражение лица незнакомки мне не понравилось.
Глава 2
– Бабура, ну что ты проход-то загородила? – произнёс позади незнакомки (ну хоть имя теперь знаю) старческий, слегка дребезжащий голос.
Затем её чуть сдвинули с места, и на передний план выступила невысокая сухонькая старушка. Она подслеповато оглядела ванную, нашла меня и заулыбалась.
– Доброго утречка, барышня! Как ночка прошла?
– Спасибо, хорошо, – ситуация была неловкая, чувствовала я себя глупо. К тому же не знала, как себя вести.
Может, прикрикнуть на них? Или прогнать? Кто знает, как тут с ними эта их госпожа или барышня обращается.
Я подбирала слова и интонации, чтоб вышло натурально. Но Бабура меня опередила.
– Говорю тебе, не она это!
Что?
В воздухе запахло жареным.
Светильник выпал у меня из рук, звякнув об пол. Я подобрала простыню, чтобы не мешала вскочить, как понадобится. Кажется, пришла пора отсюда выбираться.
– Да ну, Бабура, ну ты посмотри, – старушка указала на меня, – это ж наша девочка. Что я её не узнаю? Я ж её считай с рождения нянчила. Ни с кем не перепутаю.
Старушке удалось меня успокоить. Да и Бабура, посомневавшись, отчётливо выдохнула.
Я снова начала подбирать слова, чтобы выгнать обеих из ванной, дать мне наконец вымыться и прийти в себя. Такого сумасшедшего утра у меня не было никогда в жизни. Не удивлюсь, если вся голова седая станет.
Хотя чему уже тут удивляться – у меня теперь даже голова не моя.
Вдруг старушка издала жуткий протяжный звук. То ли вздох, то ли стон. Лицо у неё вытянулось так, что даже морщины разгладились. Брови полезли на лоб. Глаза из маленьких щёлочек под набрякшими веками выросли до пятирублёвых монет.
– Ты думаешь, она того? – не очень понятно спросила старушка у Бабуры.
Точнее непонятно было мне. Между собой они явно пришли к консенсусу, снова повторяя мимические упражнения. Лицо вытянуть, брови поднять, глаза расширить.
А потом отошли к двери и начали шептаться.
Я поднялась, прихватив с пола светильник. Если что, буду им отбиваться.
Но, оставив физическое воздействие на крайний случай, сначала попыталась договориться. Госпожа я или кто?
– Вы это, идите отсюда обе, я купаться изволю! – велела тонким голосом, срывающимся на фальцет.
М-да, госпожа из меня выходит не очень. И Станиславский бы мне не поверил.
На незнакомок моя жалкая попытка тоже не произвела впечатления.
– Кто ты такая? Отвечай! – велела Бабура, косясь на светильник в моей руке.
– Ваша госпожа, кто же ещё? – я как можно натуральнее удивилась, даже плечами пожала. Мол, как вы можете сомневаться?
Женщины переглянулись. Снова пошептались. А потом старушка предложила:
– Докажи!
– Как? – я развела руками, но получилась, что взмахнула светильником. Вышло немного угрожающе.
Женщины снова зашептались.
А потом старушка ткнула пальцем в Бабуру и спросила ехидно:
– Как её зовут?
– Бабура! – воскликнула я радостно. Нет, ну как удачно всё сложилось.
– А меня? – старушка не дала мне возможности радоваться долго.
Шах и мат, товарищи. Партия проиграна, пора сдаваться.
Я вздохнула, бросая светильник на пол. Ну что я с ним сделаю? Не буду же колотить пожилых женщин по голове.
– Так кто ты?
Эх, была не была!
– Я Женя, – выпалила быстро, чтобы не передумать. – Вчера легла спать, ничего не предвещало. Потом сон этот эротический. – Тут женщины снова переглянулись. – Утром проснулась здесь. Теперь пытаюсь разобраться, то ли музей у вас тут с полным погружением в эпоху, то ли секта какая, и вы меня в жертву принести собираетесь.
Женщины выслушали молча. Набрасываться на меня с криками они не стали. Бабура протяжно охнула и прислонилась к стене, будто ноги её не держали. А у старушки, горестно качающей головой, морщин стало вдвое больше, чем прежде.
– Так что выходит. Получилось у нашей барышни? – Бабура смотрела на меня, но ответа явно ждала от другой.
– Похоже, что получилось, – тяжело вздохнула старушка.
И тут я поняла, что эти двое уже разобрались в ситуации. Но почему-то меня посвящать не спешат.
– Так, женщины! – убедившись, что бросаться на меня или приносить в жертву никто не собирается, я осмелела. – Или вы немедленно мне объясняете, что тут происходит! Или я заявлю в полицию о похищении человека!
– Точно не она, вона как чешет. Вроде и наш язык, и слова понятные, а что сказала – не разберёшь.
– Ежа-то наша так не говорила.
Кажется, переговоры зашли в тупик.
– Всё, хватит с меня! Если не собираетесь ничего объяснять, верните мне одежду, я ухожу отсюда.
– Да куда ты пойдёшь, горемычная? – старушка махнула рукой. – Теперь-то уж некуда тебе идти.
– Здесь твой дом, – добавила Бабура усталым голосом. – Ты это, купайся, пока вода не остыла. Я тебе завтрак накрою. Там и поговорим.
Женщины ушли, прикрыв за собой дверь. Оставшись одна, я первым делом проверила – не заперли. Просто прикрыли. А изнутри я задвинула засов. На всякий случай.
После этого странного разговора я понимала ещё меньше. О каком еже они говорили? Что у него получилось?
Но убегать из этого странного места я не спешила. Голова лопалась от обилия мыслей и догадок. Сама не разберусь. А Бабура пообещала завтрак и разговор.
И я решила послушать, как они объяснят всё происходящее.
А пока есть время, приму ванну. Обычно это хорошо помогает отвлечься и расслабиться. Как раз то, что сейчас необходимо.
Я выбрала несколько горшочков с приятными запахами и поставила на пол у ванны. Сама скинула простыню, погрузившись в едва тёплую воду.
Эх, всё-таки успела остыть, пока мы с этими тётками пререкались. Позвать их, что ли, чтоб добавили горячей? Только как позвать? Высунуться голой в коридор и покричать?
Ладно уж, так вымоюсь.
Я откинулась на «спинку» ванны, свесив руки по бортикам. Удобная конструкция, позволяет расслабиться. Ещё б вода была погорячее.
Даже не задумываясь, что делаю, я начала водить пальцем по часовой стрелке, образуя на поверхности небольшой водоворот и приговаривая: «Горячее, горячеее». Я повторила это слово несколько раз, пока не осознала, какой ерундой занимаюсь. Хмыкнув, убрала палец и полностью погрузилась в воду.
Намочила волосы. Перебрала горшочки, выбирая самый приятный аромат. Нанесла субстанцию на волосы. Мылилась она плохо, приходилось добавлять снова и снова, пока горшочек не опустел.
Я вновь погрузилась в воду, смывая с волос шампунь или мыло, или как называется эта штука… И вдруг поняла – что-то не так.
Комфортное чувство расслабленности исчезло, сменившись жжением по всему телу. Точнее той его части, что была опущена в воду.
Кстати, а почему от воды идёт пар?
– Мамочка! – я с воплем выскочила из ванны, наполненной горячей водой. Почти кипятком.
Обернулась. От воды действительно шёл пар. А у меня кожа стала нежно-розового цвета, будто я в бане час просидела.
– Что ты вопишь, оглашённая?! Я ж сказала, как накупаешься, приходи на кухню, покормлю, – ворча, Бабура зашла в ванную и увидела меня.
Розовую, мокрую, с живописной лужицей под ногами.
– Там… там – кипяток! – я обвинительно указала на парящую воду.
Бабура перевела взгляд с моего пальца на ванну, потом обратно и, ахнув, прикрыла рот ладонью.
– Что здесь происходит?! – я забыла, что стою голая перед незнакомой женщиной, и скрестила руки на груди. – Как вы умудрились её нагреть?
– Ну всё, нам конец, – выдохнула она и, опустив плечи, пошла прочь.
– Эй! Одежду мне принесите хоть какую-нибудь! – крикнула я ей вслед, уже не ожидая быть услышанной.
Поэтому сама приняла меры. Достала из шкафа одно из полотенец и начала вытираться. Однако у Бабуры оказался отличный слух, а ещё она была ответственным человеком. И спустя пару минут принесла мне халат и гребень. К тому же предложила помочь с волосами.
Но я отказалась. Пусть длинных волос у меня с института не было, а таких длинных, пожалуй, что и никогда, сама справлюсь. Не люблю, когда кто-то трогает мою голову.
Заплетя влажные волосы в косу и потуже завязав пояс халата, я вышла из ванной.
Внутреннюю робость одолела здравым смыслом. Меня ведь ждут в кухне, чтобы кормить завтраком. Значит – надо идти!
Но сначала я огляделась.
Дверь ванной выходила в длинный коридор, его освещала лишь пара открытых дверей. Мельком заглянув туда, я обнаружила обычные комнаты. Обычные для какого-нибудь музея, посвящённого восемнадцатому-девятнадцатому веку.
Только выглядело всё старым, неухоженным и неуютным. У полосатого дивана вместо одной ножки было подставлено полено. У печи не хватало изразцов. На матерчатых обоях выделялись светлые прямоугольники. Видимо, там прежде висели картины, а потом куда-то подевались.
Я шла к открытой двери в конце коридора. Оттуда слышались приглушённые голоса.
Дверь вывела меня в небольшую гостиную с красивыми тёмно-зелёными обоями, зелёными шторами на тон светлее и стоящим у стены пианино. Пальцы аж зазудели, как захотелось коснуться прохладных клавиш и сыграть что-нибудь любимое, из детства.
Пока не подошла ближе. Белые клавиши были покрыты трещинами и сколами, несколько вовсе отсутствовали. Похоже, музыку в этом доме не слишком любят.
Дверь в дальней стене была приоткрыта. Оттуда и раздавались голоса. Прислушавшись, я узнала Бабуру и старушку, поэтому вошла без страха.
Это действительно была кухня. С большой, давно не белёной печью, вдоль которой были вывешены пучки трав. Судя по тому, что травы лежали и по всему устью, летом её редко использовали. Зато в углу топилась дровяная плита с закопчённым чайником и сковородкой, на которой скворчала яичница.
Под распахнутым окном стоял деревянный стол, с обеих сторон расположились длинные лавки, во главе стоял единственный табурет.
Женщины сидели на лавках, друг против друга и ожесточённо спорили.
– Да говорю же тебе, Иста, я сама видела! Всё ей передалось, если не больше.
– Не может быть! Если барышня наша тудыть, то и это с нею должно.
– Что за шум, а драки нет? – я решила не подслушивать, тем более всё равно не понимала, о чём они.
К тому же мне обещали объяснения, а в животе уже требовательно урчало, напоминая, что организм со вчера не кормили. А он, бедненький, всю ночь и утро подвергался разным стрессам.
Увидев меня, женщины замолчали.
Бабура спохватилась и бросилась к плите. При её габаритах, двигалась женщина весьма легко и ловко управлялась с кухонной утварью. Я решила, что она здесь отвечает за готовку.
– Садись, деточка, – старушка отодвинула табурет, чтобы мне было понятнее, куда садиться. При этом и голос, и лицо у неё были уж больно жалостливые. Как будто мне предлагают не завтрак, а последнюю трапезу приговорённого.
Я опустилась на табурет. Иста осталась стоять рядом, продолжала смотреть на меня и горестно вздыхать.
Бабура раскладывала по тарелкам яичницу, одуряющий аромат которой щекотал ноздри и заставлял исходить слюной. Наконец женщина поставила передо мной широкое блюдо с глазуньей, украшенной душистой зеленью, кружочками огурцов и дольками томатов. На краю уместился ломоть тёмного хлеба, щедро намазанный густой сметаной.
По обе стороны тарелки опустились трёхзубая вилка и столовый нож, а на колени мне постелили матерчатую салфетку.
Я взяла вилку в правую руку, решив, что добрые женщины простят мне пренебрежение этикетом. Не похожи они на чопорных аристократок, да и есть хотелось сильно.
Я наколола на острые зубцы хрусткий огурчик, поднесла его ко рту и вдруг поняла, что что-то не так.
Бабура точно положила яичницу на три тарелки. Но две из них остались на столе у плиты. Да и сами женщины продолжали стоять у меня за спиной, не спеша присоединяться к завтраку.
– Эй, вы чего? Есть не будете? – я оглянулась сначала через правое плечо, потом через левое. Посмотреть на обеих одновременно никак не получалось.
– А ты не побрезгуешь с нами за одним столом трапезничать? – усомнилась Бабура.
Так они что, мне уступили своё место, а сами будут смотреть, как я ем? Это их госпожа тут такие порядки завела? А ведь женщины отзывались о ней с теплом и симпатией. Иста вообще сказала, что с младенчества её нянчила.
– Конечно, садитесь! За завтраком мне всё и расскажете.
Бабура сомневалась несколько секунд, потом принесла тарелки и поставила по длинным сторонам стола. На расстоянии вытянутой руки от меня.
Хоть женщины и понимали, что я сейчас не я, то есть не их госпожа-барышня, но приобретённые инстинкты трудно искореняются.
Я обратила внимание, что тарелки у них из дешёвой глины, шершавые, без глазури. На одной щербинка по краю. Да и ели они деревянными, потемневшими от времени ложками.
Ели молча, опустив взгляды в тарелки.
– Дорогие женщины, – я решила разбить тяжёлое молчание и поинтересовалась: – А вы раньше с госпожой своей не трапезничали вместе?
– Что ты! – хмыкнув, отмахнулась Бабура. – Мы ж во всех этих етикетах не понимаем. Вилки эти с ножиками пользовать не умеем. Барышня-то, когда одна осталась, думала нас с Истой научить, да куда там. Только подавать мы и годные…
Согласная с её словами Иста вздохнула и вытерла глаза уголком платка.
А вот у меня образ этой барышни вырисовывался неоднозначный. Прямо любопытно стало разгадать человека, в чьём теле я оказалась. Хотя это и похоже больше на фантастический фильм, чем на реальность.
Сама б не угодила в такую историю, ни за что бы не поверила!
Женщины ели медленно, явно стесняясь своих манер. Это они в нашей институтской столовке не бывали, насмотрелись бы всякого, мигом стесняться перестали.
Но, пока они такие зажатые, рассказа от них я не дождусь. Придётся самой задавать наводящие вопросы.
– Расскажите мне про вашу барышню.
– Хорошая у нас барышня, – быстро проговорила Иста и вдруг добавила: – Была.
Я поняла, что зашла не с той стороны.
– А как её зовут? – то есть теперь уже меня.
– Еженика.
Надо же, какое интересное имя.
– А дома как звали? В семье?
– Ежа.
Ежа? Какие добрые родители так назвали девочку? А главное – за что?
Теперь я поняла, про какого ежа говорили женщины там, в ванной. И вовсе не про ежа, а про Ежу.
– Себя так называть я не позволю! – заявила сразу. Ещё чего не хватало.
– А как тебя называть тогда? – удивилась Иста.
– Можете называть Женей.
– Так поймут же сразу, что ты не наша барышня, – здраво возразила Бабура.
– Ну тогда зовите Еженикой. Или барышней.
– Так ты теперь замужняя, госпожа, значит, будешь, – добавила путаницы Иста.
– Вы меня совсем запутали, – я устало закатила глаза. – Давайте уже сначала, чтобы я разобралась, что здесь происходит. Что произошло? Куда делась ваша барышня, и как мне вернуться домой?
Женщины посмурнели, переглянулись.
– Ну!
– А откуда рассказывать?
– С начала! Самого! – отрезала я.
Бабура, вздохнув, начала рассказывать. Причём действительно с самого начала. Иногда Иста вставляла свои замечания или поправляла. А я слушала и удивлялась.
