Kitobni o'qish: «Героини, из которых мы выросли. Как Царевна-Лягушка, Блондинка в законе и Русалочка сформировали нас и мир вокруг»

Shrift:

© Лика Родина, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Посвящение

Эта книга посвящается героиням, из которых выросла я.

Моим маме и бабушке

Ирине и Валентине Родиным

Предисловие

Мы знаем множество историй о героях. О тех, кто отважно шел в битву, завоевывал территории, спасал принцессу и возвращался домой. А после получал сокровища, полцарства, уважение и почет. В моем детстве их тоже было немало. Мы их изучали в школе, читая мифы и сказки, а на уроках истории узнавали, как мужчины королевской крови вершили судьбы целых наций.

Но что все это время делали женщины? Сидели в ожидании спасения? Надеялись, что если они будут достаточно хозяйственными и покладистыми, то однажды прекрасный принц обязательно постучит в их дверь? Культура долгое время отводила женщине второстепенную роль. Да, эта роль могла быть разной: от заботливой мамы или няни, которая всегда приласкает уставшего героя по возвращению домой, до обольстительной злодейки, которая будет сопротивляться, но в итоге все равно упадет в объятия к мужчине и признает свое поражение. Негусто, не правда ли?

Сейчас мы видим все больше историй о сильных, волевых, независимых, а главное – самобытных женщинах. Мы смотрим про них, следим за ними в социальных сетях, а может быть, каждое утро видим в зеркале. Мы сами стали этими женщинами, собственными героинями, которые пускаются в приключения, несмотря на непонимание или даже протест окружающих.

Когда я задумала эту книгу, то долго не могла определиться с названием: все казалось недостаточно емким, понятным или интригующим. Но в итоге мы остановились на названии «Героини, из которых мы выросли» – оно, может быть, не лучшее из всех возможных, но, на мой взгляд, очень точно передает главную мысль. Мне очень хотелось показать, что каждая из нас, женщин, не одинока на своем пути. И пусть в детстве или в молодом возрасте нам никто не рассказывал, как обрести собственную силу, мы вольно или невольно опирались на то, чего у нас не отнять, – на культуру. На сказки, которые нам читали мамы или бабушки, а еще на фильмы, которые мы смотрели вместе с подружками. Все это оставило в нас след, сформировало нас теми, кем мы являемся. И в основной части я предлагаю вспомнить, что это были за героини. Какие-то из них вам могут понравиться, иные могут разочаровать, кто-то будет вызывать восхищение, а кто-то – глухую боль. Вероятно, вы не всегда будете согласны с написанным – и это нормально, ведь это и ваши героини тоже.

Всего в книге три части, и в каждой из частей три главы: славянские сказки, европейские сказки и американское кино. Вы можете читать их подряд или выбирать те, что вам наиболее интересны. У каждой из глав будет свой музыкальный эпиграф, который, я надеюсь, добавит необходимой атмосферы перед погружением в новую историю. Также в третьей части я подробно разбираю фильмы. Если вы не смотрели их, то я предупреждаю вас о спойлерах, но, может быть, перед или после чтения главы вам захочется их пересмотреть.

Заваривайте чай, наливайте лимонад и добро пожаловать в истории таких знакомых нам героинь.

Часть 1
Славянские сказки

Василиса и всевидящий череп

 
Для чего тебе эта ночь?
Ох, для чего тебе черна ночь?
Что толку воду в ступе толочь?
Из дома, из души выйди прочь.
 
Ежовы Рукавицы, песня «Бабская»

Когда мы только начинаем понимать что-то сложнее историй про бычка и досочку и удивляемся, почему дети у бабушки пьют бражку, примерно в этот же период мы знакомимся со сказками Александра Николаевича Афанасьева. Думаю, большинство из тех, кто вырос на постсоветском пространстве, рано или поздно встречают этот основательный сборник «Русских народных сказок»1.

Конечно, Александр Николаевич несколько лукавит, потому что сколько из этих сказок «русские» – сложно сказать. Он собирал их с помощью членов Русского географического общества, куда его приняли в 1852 году. Александр Николаевич собственноручно сказки никогда не записывал – он пользовался наработками Общества, что-то ему передавали безвозмездно, как сделал, например, Даль (тот самый, который составил толковый словарь), а в основном ему присылали сказки, притчи, пословицы и легенды все, кто мог и хотел. А вот были ли они «русскими» – большой вопрос, поэтому в этой главе я буду использовать определение «славянские».



Когда начинаешь подряд читать сказки из сборника, неожиданно выясняется, что сказок про сильных, могущественных и способных дать отпор героинь удивительно много! Больше, чем могли бы выдержать современные противники феминизма. А вот, оказывается, каковы наши традиционные ценности. Ролевые модели славянские сказки предлагают на любой вкус: хочешь богатыршу – пожалуйста, почитай про Царь-Девицу; хочешь волшебницу – Василиса Премудрая специально для тебя; хочешь неоднозначную, но очень могущественную колдунью – история про Марью Моревну и ее победу над Кощеем уже ждет тебя в книжке.

Несмотря на то что сейчас мы можем слышать о том, что для женщин испокон веков была характерна покорность, молчаливость и страх, сказки – прямое доказательство, что это было совсем не так. Однако героиням приходилось значительно сложнее, чем героям. И мы рассмотрим это на примере сказки о Василисе Прекрасной и ее маленькой куколке.

Благословение умирающей матери

В редкой истории про девочку мы видим ее мать. Даже принцессы Диснея вписываются в эту печальную тенденцию. С одной стороны, можно подумать, что это нужно для драматизма ситуации, но согласитесь, что большинство приключений или даже, скорее, испытаний не случились бы, будь у героинь матери. Не в том смысле, что мамы обычно слишком тревожные для того, чтобы отпускать дитятко в одиночестве бродить по человеческому берегу или же жить с семью шахтерами в дремучем лесу, а потому, что если бы за девочкой присматривала мудрая взрослая женщина, то никаких злоключений и не случилось бы. Но сказки неумолимы, поэтому встречайте еще одну героиню, оставшуюся наполовину сиротой, – Василису.

«В некотором царстве жил-был купец <…> и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: “Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью”. Затем мать поцеловала дочку и померла».

«Благостное» начало сказки, ничего не скажешь. Кларисса Эстес, которая написала культовую книгу о женских архетипах и о том, как изучение сказок может помочь разобраться в себе, предложила такое объяснение, почему мать в начале сказки обязательно должна умереть: мать детства, нежная, заботливая и любящая, должна смениться мачехой отрочества, когда девочка начинает становиться женщиной и ей необходимо разочароваться в идеальном мирке и в принимающей матери, чтобы начать прокладывать свой путь. Поэтому мать и мачеха, заявляет Эстес, – это две стороны одной женщины, разница лишь в том, что одна поддерживает еще маленького и слабого ребенка, а вторая начинает воспитывать и требовать выполнения взрослых функций от формирующегося подростка2.

Если смотреть с исторической перспективы, то низкий уровень медицины способствовал тому, что дети достаточно часто оставались без матери, поскольку каждые роды могли быть последними для женщины, и мачехи были распространены повсеместно. Кстати, очень интересно, что у мачехи часто всего несколько дочерей и уже довольно взрослых. Вероятно, ее собственное вдовство позволило ей дожить до зрелого возраста и не рожать каждые два года, а следовательно, дожить до следующего замужества.

Как бы то ни было, даже умирающая мать не может оставить дочь без защиты. Показательно, что на отца-купца никто не рассчитывает: мать передает дочери куколку – символ своего благословения, как неумирающую часть матери, которая поможет девочке в дальнейшем.

Кукла служит защитой: в славянской традиции куколки-обереги были очень распространены не только как часть детских забав, но и как символы женского божества, которые могли храниться в красном углу подчас и вместе с иконами3. Куклы сворачивали из тряпочек и веток, но никогда не рисовали им лица. Считалось, что лицо может позволить кукле стать одушевленной и через даже нарисованные глаза могут проникнуть злые духи, поэтому простейшие женские фигуры оставались безликими. Интересно, что мужская фигура даже в детских играх не изображалась с помощью куклы, а условного «жениха» могла играть щепка или еще какой-то предмет, поэтому куклы – в первую очередь женский атрибут.

Что же мать передает дочери вместе с куклой? Сейчас мы могли бы это назвать интуицией, внутренним компасом, который срабатывает быстрее, чем наше сознание в принципе успевает что-то заметить. Таким образом, куколка соединяет в себе христианское благословение и языческий оберег: теперь Василиса будет под двойной защитой.

А вскоре на смену матери придет мачеха, которая станет главным злом и одновременно главным двигателем сюжета.

Разговоры с куклой и антитерпение

Что же остается делать бедной сиротке? Или она не такая уж бедная? В противовес Золушкам из сказок Перро и Гримм (о которых мы тоже поговорим, но в следующем разделе) Василиса не становится пассивной заложницей обстоятельств, даже бледность и худобу как признаки несчастья не приобретает:

«Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то что они всегда сидели сложа руки, как барыни».

И в делах ей помогает куколка, но не за «просто так» – у всего есть цена, а куколка берет недорого – небольшие жертвенные подношения оказываются очень кстати: «Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: “На́, куколка, покушай, моего горя послушай”». Это очень похоже на существующие до сих пор представления о правильном разговоре с духами, домашними или нет.

Оставить духу дома молока и какую-то сладость в деревнях было в порядке вещей, а уже после можно просить возвращения любимой вещи или помощи в делах. Подобные подношения есть и в христианской традиции, например, в моей православной семье было принято на Пасху отвозить угощения на могилу к родственникам. Так к кому же ближе куколка: к домовому или все же к духу предка? Нечто посередине, но отметим, что знание о том, как именно обращаться со сверхъестественной силой, уже выделяет героиню – возможно, информацию о важных ритуалах ей все же успела перед смертью передать мать.

Когда куколка поест, Василиса начинает делать одну из самых осуждаемых вещей в нашей культуре: «выносить сор из избы», или, проще говоря, жаловаться. Она не повелевает, как это делает Иван в сказке «Сивка-бурка»: «Встань передо мной, как лист перед травой!», – она сетует на свою тяжелую судьбу, или даже хуже – сплетничает!

«Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?»

Исследовательница женских архетипов в мифах и сказаниях Мария Татар в своей книге «Тысячеликая героиня»4 много внимания уделяет запретам и табу на женские разговоры в целом и на «недостойные» беседы вроде сплетен в частности. Она рассказывает о том, как женские разговоры оказались вытеснены из мира мужчин и, как следствие, из мира чего-то значимого. Истории, которые рассказывали женщины в кругу других женщин, считались неважными и клеймились как «пустой треп» и сплетни. И постепенно идеалом женского поведения стало молчание – или даже замалчивание (в том числе своих потребностей и проблем). И немногими доступными для женщин собеседниками становились неодушевленные объекты или явления природы. Как и куколка – главная слушательница всех бед Василисы, но у нее есть огромное преимущество: оживленная благословением предка (умершей матери), она может отвечать. И все жалобы главной героини и просьбы о помощи будут услышаны.

Путешествие в лес

Дальше судьба Василисы складывалась по шаблону: отец уехал, мачеха невзлюбила, сестры способствовали выдворению нелюбимой родственницы в темный лес.

«Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала: “На́, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к Бабе-яге; Баба-яга съест меня!” Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки. “Не бойся, Василисушка! – сказала она. – Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у Бабы-яги”. Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес».

Владимир Пропп, исследователь волшебных сказок начала XX века, проанализировав множество сказочных историй со всего мира, выяснил, что все они, в сущности, похожи. Герой (реже героиня) сначала живет неплохо, потом что-то случается, и вот уже нужда или недобрые персонажи заставляют бедного героя двинуться в путь, чтобы сражаться со злом, добывать себе царевну или обещанные полцарства5. Почему этот сюжет постоянно повторяется? Пропп и другие исследователи фольклора и его повторяющихся мотивов, например Джозеф Кэмпбелл6, сходятся на том, что все сказки так похожи, потому что описывают обряд инициации – набор ритуалов, правил и событий, после которых член племени перейдет из состояния ребенка в состояние взрослого.

Пропп считает, что завуалированное описание обрядов инициации, которые мы видим в сказках, относится к охотничьим сообществам, существовавшим до неолитической революции, – освоение земледелия и скотоводства (примерно 10–12 тысячелетий назад). До этого люди в основном были заняты охотой и собирательством, достаточно легко перемещались, кроме того, отношения между полами были более равноправными. Например, молодые люди не приводили невест к себе в племя, а уходили в племя будущей жены – кстати, там же часто еще до свадьбы они воспитывались, взрослели и проходили тот же самый обряд инициации7.

Что из себя представлял этот обряд? Если говорить коротко и без метафизической подоплеки, то это были многочисленные телесные истязания (иногда с использованием психотропных веществ), которые в сумме должны были имитировать умирание человека в статусе ребенка и возрождение его уже как полноправного взрослого. Чем менее примитивным было общество, тем мягче и символичнее были обряды. Так, со временем исчезли практики отрубания пальцев, шрамирования или оглушения. Тут вы должны одновременно ужаснуться и подумать о том, где подобные ужасы могли бы быть в сказках. Кто в сказках обычно угрожает герою членовредительством, а в итоге дает ему новые навыки и знания, так что герой становится сильнее? Конечно, Баба-яга!

Баба-яга – женщина, которая знает

Я довольно долго преподавала литературу подросткам, в том числе мы говорили и про сказки. И вот мой любимый вопрос: что делает в сказке Баба-яга? Если это не был специальный филологический класс, то в 95 % случаев ответ будет – пытается сожрать героя. На мое резонное замечание, что лесная старушка так никого и не съела, ученицы отвечают задумчивым молчанием…



Почему Баба-Яга воспринимается как злодейка, которой дай только волю – она посадит на лопату и скорее-скорее в печь?

Известная нам Баба-яга, которая есть практически в каждой культуре, но под разными именами, – на самом деле героиня – проводник между мирами детей и взрослых, а также между мирами живых и мертвых. У восточных славян ее называют Бабой-ягой, у западных славян и части европейцев – Пе́рхтой, или Pehtra baba (так старуху называют в Словении), а в Сербии, Черногории и Хорватии – рогатой женщиной, Бабой Рогой, и пугают ею детей так же, как нас пугали Бабой-ягой. Старуха наполовину жива, наполовину мертва, отсюда и костяная, то есть усохшая, нога, слепота или огромный размер тела или иногда только груди, поэтому и атрибуты старушечьего интерьера соответствующие: кости да черепушки.

«Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка Яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо дверей у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка́ – рот с острыми зубами».

Так кто же эта популярная архетипическая героиня? Давайте вернемся к инициации. Когда юношей собирают для проведения обряда, всем действием руководит шаман… или шаманка. Очень часто это человек из соседнего племени, который надевает ритуальные одежды и всячески маскируется, чтобы духи и демоны из потустороннего мира не сумели его запомнить и не преследовали в повседневной жизни. Но главную часть перевоплощения составлял травестизм – переодевание в одежду противоположного пола8. Вряд ли тут есть длинная мифологическая связь, но забавно, что в большинстве советских фильмов Бабу-ягу действительно играет мужчина.

Так вот, после облачения подростков провожали в хижину, которая напоминала тотемное животное. В каждом регионе или даже селении тотемы могли отличаться, и вы, конечно, уже догадались, что куриные ноги избушки – это атавизм, остаток былого величия хижины-животного. И после в этом ритуальном пространстве проводился обряд. Мы уже знаем о жестокости ритуала перехода из одного состояния в другое, а шаманы, которые трансформировались позже в образ Бабы-яги, были акторами жестокости. Отсюда и пошло представление, что сказочная старуха агрессивна, кровожадна и постоянно пытается кого-то запечь.

Испытания для девочек

Мы все о мальчиках! Мальчики идут в хижину, мальчиков терзают, их встречает Баба-яга. Но что же девочки? А с Василисой-то что? С описанием женской инициации есть проблема: поскольку у девушек существует природная инициация в виде менструации, дополнительные, немного искусственные переходы не нужны. Все, у кого может быть менструация, вероятно, понимают, что менструальные боли уже сами по себе большое испытание, да и еще не раз в жизни, а каждый месяц. Поэтому традиций и ритуалов, связанных с переходом девочки в статус женщины, не слишком много. Кстати, есть одна из теорий, согласно которой телесные истязания для мальчиков нужны не как «закалка мужественности» на будущее, а как имитация телесных страданий, которые из-за своей физиологии претерпевают женщины. Ведь девушки кровоточат сами по себе, и начало кровотечения означает изменение их статуса, поэтому шрамирование, калечение и избиение мужчин может быть социально выстроенной традицией, которая бы имитировала природную инициацию девочек9.

Волшебные сказки редко или почти никогда не упоминают менструацию как часть обряда перехода, ее обычно замещает проверка базовых бытовых навыков: пол подмести, печь вычистить, еды приготовить. Этим же и начинает заниматься Василиса, как только оказывается в доме Яги.

«Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала: “Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе”. – “Хорошо, – сказала Яга-баба, – знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! <…> Войдя в горницу, Баба-яга растянулась и говорит Василисе: “Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу”.

Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать Яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина».

Наученная жизнью с мачехой, Василиса не перечит и выполняет все, что просит старуха. Но с каждым разом требования и список заданий только растут, и, устав под вечер, Василиса обращается к своему оберегу-куколке, прося у нее поддержки. Куколка отвечает: «Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!» Забавно наблюдать, конечно, как соседствуют обереги, Баба-яга и совет помолиться, но нам ли удивляться этому, когда мы празднуем Масленицу и сразу после – Пасху?


Наутро все готово, почти все! Куколка выполнила бо2льшую часть заданий, а Василисе осталось только обед приготовить. Нравится мне, что Василиса не просто пользуется куколкой, как джином, а разделяет с ней все дела. Если воспринимать куколку как помощницу, как старшую родственницу или мать, можно предположить, что это своеобразная подготовка к самостоятельному ведению быта – но не все же сразу. Пусть Василиса, как юная девушка, сначала готовку освоит, а потом уже и за другие обязанности берется.

Куколка помогла, в избушке на курьих ножках порядок – все? Испытание пройдено? Еще нет, это была лишь часть, которая может показаться не слишком важной: много кто может приготовить обед, но вот вести диалог с древним божеством – не каждая.

«Наутро Баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула: “Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!” Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча. “Что ж ты ничего не говоришь со мною? – сказала Баба-яга. – Стоишь как немая!” – “Не смела, – отвечала Василиса, – а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем”. – “Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!” – “Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?” – “Это день мой ясный”, – отвечала Баба-яга. “Потом обогнал меня другой всадник – на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?” – “Это мое солнышко красное!” – отвечала Баба-яга. “А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?” – “Это ночь моя темная – все мои слуги верные!”

Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала. “Что ж ты еще не спрашиваешь?” – молвила Баба-яга. “Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь – состаришься”».

Что происходит? Это очередное испытание на личные качества? Нужно показать, что ты достаточно любознательная или, наоборот, не показаться слишком любопытной? Зная, как сильно порицается женское любопытство в нашем обществе, логично было бы предположить, что беспроигрышный вариант – это взять огонь и молча уйти поскорее, ничем не интересуясь. Но Василиса поступает по-другому.

Героиня видела трех всадников, которые символизировали день, солнце и ночь, и про каждого из них Яга говорит «мой» – получается, что старуха управляет временем, солнцем и, кто знает, может, и всем остальным. Образ Бабы-Яги оказывается сложнее, чем мы предполагали ранее. Она не только колдунья и проводник, но и древнее божество, подобное Гее в древнегреческой мифологии, или матери-земле – той, что породила все вокруг себя, в том числе и небесные светила, которые каждый день летят мимо ее двора. Но почему старуха дает Василисе возможность задать интересующие ее вопросы?

Во-первых, Василиса прошла первую часть испытаний, а значит, заслужила приобщиться к тайному знанию, которое обещано аккурат после обряда инициации. Во-вторых, Василиса теперь женщина, а значит, она так же, как и богиня-земля, может создавать новую жизнь. Хоть она вряд ли станет хозяйкой природы и воплощенным божеством, но теперь ей нужно будет ориентироваться на природные циклы и сравнивать их со своими. Хоть в сказке и нет Луны, чьи фазы можно было бы сравнить с женским менструальным циклом, аналогия, я думаю, понятна. Теперь Василиса – не просто забитая мачехой девочка, а гораздо больше. Но почему Василиса останавливается в своих вопросах? Почему не спрашивает дальше про странные пары рук, которые помогают Яге?


В сказке это объясняется простой присказкой – много будешь знать, скоро состаришься. Но о чем это? Знания могут состарить? Получается, учеба до 11-го класса и университетские годы были ловушкой? Но, думаю, здесь речь все же не о физическом старении. Тогда о чем?

На первый взгляд кажется, что Василиса просто проявляет уважение к Яге и не хочет злоупотреблять гостеприимством, а может, и побаивается ее. Но если копнуть глубже, то, вероятно, часть знаний, которую героиня все же получила, как раз подходит под ее инициацию и только-только зарождающуюся взрослость. Другие же умения и мудрость она сможет получить позже, когда перейдет на следующие жизненные этапы женщины: вступит в брак, заведет ребенка, вырастит его, переживет потерю репродуктивной функции и менопаузу и только после этого станет старухой, знающей женщиной, которую не испугают даже летающие сами по себе руки.

1.Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. – Рипол Классик, 1990. Сказка 104.
2.Эстес К.П. Бегущая с волками: Женский архетип в мифах и сказаниях. – София, 2011.
3.Семченко П., Джигирис Т., Овчинникова А.Н. Русские куклы-обереги.
4.Татар М. Тысячеликая героиня: Женский архетип в мифологии и литературе. – Альпина Паблишер, 2023.
5.Пропп В.Я. Морфология сказки. – Academia, 1928. – Т. 12.
6.Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой. – Питер, 2023.
7.Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – Рипол Классик, 2013.
8.Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – Рипол Классик, 2013.
9.Майлз Р. Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира. – Litres, 2023.

Bepul matn qismi tugad.

Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
21 oktyabr 2025
Yozilgan sana:
2025
Hajm:
247 Sahifa 12 illyustratsiayalar
ISBN:
978-5-17-173797-9
Mualliflik huquqi egasi:
Издательство АСТ
Yuklab olish formati: