Kitobni o'qish: «Я и Сицилия»

Пролог
Забегая в конец истории

16 апреля 2017 год.

Огромная полная луна медленно плыла по ночным просторам весеннего неба, оставляя бесконечный бронзовый след на сонной глади Тирренского моря. Луна равнодушно взирала на жалкие попытки местного маяка, сравниться с ее неудержимой мощью, и сквозь прозрачное небо, щедро разливала свой холодный свет на гигантскую каменную голову — скалу Ла-Рокка, лениво высвечивая ее крутые каменистые склоны, древние развалины храма Дианы, уснувшие здесь еще с античных времен, и маленькую смотровую площадку над городом, куда, оставив все свои дела, напряженно спешили на встречу друг к другу двое мужчин.

Первым до места добрался белый фольксваген минивен. Из кабины грузно вывалился низкорослый, коренастый итальянец лет пятидесяти, в растоптанных серых мокасинах и малиновом свитере. Заметно нервничая, он суетливо прошелся по смотровой площадке — плоскому выступу скалы, огороженному невысоким бетонным забором. Отсюда, как на ладони, просматривался весь склон, и сверкающий огоньками город. Вглядываясь изо всех сил, мужчина следил за парой светящихся точек внизу, стремительно поднимающихся по крутой узкой дороге к нему на встречу. Огоньки исчезли, как только машина обогнула противоположную часть горы, но уже скоро, два ярких прожектора осветили пространство, и, вспугнув тишину мощным ревом, к площадке подъехал черный мерседес седан.

Статный широкоплечий брюнет, лет до сорока, одетый в «найковскую» куртку и стильные замшевые ботинки, вышел из машины. Уверенным, порывистым движением он достал из своего багажника потертую вещевую сумку и пружинистой походкой направился к хозяину фольксвагена, крепко сжимая сумку в руке.

В жизни этих совершенно разных мужчин имелось гораздо больше общего, чем им бы хотелось. Две самые могучие силы на земле объединяли их — любовь и ненависть. Любовь к одной женщине и ненависть друг к другу.

— Как Ее здоровье? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, громко спросил хозяин фольксвагена, — Я слышал про больницу, что говорят врачи?

— Она в порядке, — подчеркнуто равнодушно ответил брюнет — Все так же не хочет тебя видеть.

— Я никогда не сделал Ей ничего дурного, — зло огрызнулся коренастый.

— Ты обвинил Ее в смерти своего отца, — сверкнул черными глазами, приехавший на мерседесе.

— Никогда!!! — тут же подскочил от возмущения коротыш, — я обвинил Ее мужа, не Ее!

— Ты же знаешь, — безжалостно отрезал брюнет, — для Нее это одно и то же.

На несколько секунд над каменной горой повисло молчание. Брюнет не мигая, рассматривал лицо мужчины в малиновом свитере, а тот только глупо хлопал глазами и бессильно сжимал кулаки.

— Чего ты от меня хочешь, зачем позвал сюда? — наконец заговорил коренастый, не выдержав тягостной паузы.

Молодой мужчина продолжал сверлить его внимательным взглядом.

— Я не хочу делать за тебя то, что ты должен сделать сам, — твердо отчеканил он, и безжалостно швырнул увесистую, туго набитую черную сумку под ноги вспотевшему от напряжения хозяину фольксвагена.

Часть первая
Остров тысячи красок

Вопросы, посылаемые нами во Вселенную,

ограничены только нашим воображением.

Hевероятность же ответов Вселенной —

безгранична…

Глава 1
Квантовый скачок

10 апреля 2017 год.

Днепр провожает меня снегопадом. Не легким инеем, или случайным снежком, тающим на ранней весенней зелени, а серьезными лохматыми хлопьями, еще с ночи плотно укутавшими сонные улицы. Снег в середине апреля! Я не помню, когда здесь такое было. Трава и деревья давно проснулись, ранние тюльпаны уже горят красным… а тут, — снег на голову! И все потому, что я лечу в отпуск. За неделю организовала себе поездку, захлопнула рабочий блокнот и входную дверь, и, ни свет, ни заря, уютно досыпаю в машине по дороге в аэропорт. В моей размеренной спокойной жизни случился квантовый скачок, а накрыло весь город.

— Тебе не нужно никуда убегать, мы ведь все решили, — тихо ворчит Сергей.

Он старается хорошо исполнять роль моего друга, но музыкальными пальцами всю дорогу нервно барабанит по черному изгибу руля. Хмурое утро с нечищеными, дырявыми дорогами, забитыми снежной кашей, и такими же, как мы, ранними пташками, ползущими в своих авто след в след в сторону аэропорта, как-то не очень его вдохновляет.

— Я могла бы взять такси, — спокойно говорю ему, — не стоило тебе выбираться из дома в такую рань.

— Мне это не сложно, — упрямится Сергей, — и вообще… Что ты будешь делать одна на Сицилии целых пять дней?

В его бархатном, мелодичном голосе едва слышатся приглушенные нотки ревности.

— Мне нужен отпуск, — изо всех сил я пытаюсь не чувствовать боль внутри другого человека, — хочу отдохнуть и вернуться.

— Вернуться к кому? — угрюмо уточняет Сергей, напряженно вглядываясь в облепленное снегом лобовое стекло.

— Вернуться к себе.

Взять такси, вероятно, было бы лучше. Компромисс «остаться друзьями» и общаться, как в былые времена — очень зыбкая почва, для обретения такой желанной свободы от прошлого. Страх ранить другого человека, парализует собственные мечты и поступки, а я так не хочу. Больше не хочу компромиссов.

— Почему именно Сицилия? — допытывается Сергей.

Хороший вопрос… Я люблю хорошие вопросы. Они мой основной рабочий инструмент. Хороший вопрос, как пусковой механизм, может взять и встряхнуть вечно сонное сознание, отправив его на поиски истины. Итак, почему же Сицилия? Си-ци-ли-я… Может потому, что даже само произношение этого слова, заставляет меня улыбнуться? Или потому, что это не просто Италия, а какая-то особенная Италия? И там вокруг море. Или мне хочется своими глазами увидеть, как на зеленых деревьях растут алые сицилийские апельсины? В момент, когда я вдруг решила бросить все, и помчаться в отпуск, у меня не было никаких сомнений. Сицилия! Почему? Не знаю. И, это тоже ответ. Вернее, начало ответа. Возможно, его завершение найдется именно там, на итальянском солнечном острове.

Молодая сотрудница местной таможни, туго затянутая в буро-зеленую униформу, согласно образу, строго смотрит мне в лицо.

— Что у Вас в чемодане? — с официальной вежливостью спрашивает она.

— Джинсы, платья, кроссовки, — беззаботно улыбаюсь ей я.

Но девушка не улыбается, она при исполнении. Болотный оттенок ее форменного пиджака делает особо мрачным даже такое молодое и симпатичное лицо.

— Вы одна летите? — тем же серьезным тоном задает таможеница следующий вопрос.

— Абсолютно, — весело отвечаю я.

И, через мгновение, бодро топаю в зону посадки, продолжая мечтательно улыбаться.

Глава 2
От неба до земли

Я ожидала увидеть ее зеленой в шоколаде гранитных скал, а она разноцветная! Дома и деревья частыми веснушками пестрят на теле золотистых гор, темная гладь моря, исцарапанная белыми шлейфами катеров, у прибрежной полосы светлеет до бирюзы, и, перетекая в пенный прибой, соединяется с извилистой каймой рыжего берега. Си-ци-ли-я…

На тесном сидении большого самолета не развернуться, локоть снова цепляет почтенного джентльмена в кокетливо повязанном шарфе поверх полосатого свитера.

— Pardon, — добродушно опережает он меня в учтивости.

Интересно, где западноевропейцы осваивают мастерство так ослепительно улыбаться незнакомым людям?

Снижаемся. Можно вечность любоваться красными пятнышками крыш и голубыми блюдцами бассейнов на зеленых холмах, но электронный голос объявляет посадку, и приходится оторвать горячий лоб от холодного стекла иллюминатора.

Предвкушение нового путешествия пьянит, как вино. Кстати, сегодня на борту подавали неплохое белое. Но дело не в нем. Дело в наслаждении моментом перед моментом. Как ожидание первого поцелуя влюбленности — мгновения замирают, нетерпение смешивается со жгучим желанием задержать, зафиксировать время перед началом, по-настоящему насладиться им, потому что после этого, мир прежним уже не будет.

Шасси готовиться коснуться земли. Каждый раз с волнением жду этот толчок, иногда сильнее, иногда еле слышно, но всегда распознаваемо — одно мгновение на смену состояний от неба до земной поверхности. Прикрываю глаза. Прислушиваюсь. «Не хочу компромиссов с прошлым… Хочу любить свое настоящее…»

Последние снежные воспоминания безвозвратно стираются гулким шелестом крылатого лайнера, бегущего по залитой ярким солнцем посадочной полосе.

Итальянцы, шумно встречают своих в зоне прибытия. В воздухе запах кофе и пыли, вокруг люди с табличками, мелодичные эмоции итальянского языка и взгляды. Взгляды здесь доставляют особое удовольствие. В нашем аэропорту, например, бежишь среди таких же бегущих, толкаешься в очередях, но людей не замечаешь. Только табло, дорогу, свой билет. Встретившись с кем-то глазами, обычно отворачиваешься даже когда интересно. Уже инстинкт. А вот в аэропорту Палермо, цепкие глаза туземцев светятся таким живым вниманием, что становится понятно — они не просто смотрят — они тебя видят. И пообвыкнув, ты тоже начинаешь смотреть и видеть людей. Глаза, жесты, их эмоции, их радость, печаль, злость, воодушевление. Именно тогда и начинается — реальное путешествие в другую страну.

Филиппо опаздывает. Говорливая волна схлынула в широкие двери выхода, и, уменьшившись в размерах от величины свободного пространства, я восторженно наблюдаю, как в пыльную пустоту огромного зала, сквозь узкие окна льется солнечный свет.

— Александра!

Приближаясь из глубины помещения, темная мужская фигура, энергично рассекает перламутровые полоски света.

— Я Филиппо, простите, что опоздал! — тянет руку стильно одетый итальянец, лет слегка за сорок.

Хороший английский, теплая улыбка, добрые, цвета темной сливы глаза — Филиппо улыбается мне, я улыбаюсь Филиппо. Нам обоим явно нравится то, что мы видим.

— Я не тороплюсь, не беспокойтесь, — расплываюсь я благодушно.

— Это весь твой багаж? — быстро подхватывает он ручку моего чемодана.

— Да, я ненадолго, — говорю, а у самой ощущение, что впереди у меня есть целая вечность.

— На сколько дней? Это отпуск или работа? Кем работаешь? В каком городе живешь? К друзьям или к бойфренду? — не смущаясь личными вопросами, итальянец усаживает меня в сверкающий на солнце, идеально вымытый джип.

— Путешествие, пять дней, из Днепра, — смакуя каждое слово, довольно проговариваю я.

— Днепр! Я знаю Днепр, я был там по работе, Днепропетровск раньше — радостно восклицает Филиппо, словно вдруг обнаружил давно забытого родственника, — Хороший город, большой. И моя экс-гелфренд из Украины. Из Каменское, Днепродзержинск по-старому. Она тоже красивая!

Понимающе улыбаюсь. Быть красивой для украинок, обычная история. И к хозяйству мы с детства приучены, и к кулинарии тоже. Меня, например, каблуки носить и борщ варить учила моя тетка. А была она, не много ни мало — шеф-поваром офицерской столовой в нашей местной военной части. Мария Ивановна ее звали.

— А почему у вас изменили названия городов? — возвращает меня Филиппо в диалог о Днепре и Днепропетровске.

Вздыхаю. Есть ли шанс объяснить итальянцу, почему в Украине периодически переименовывают города? В его стране, как святыню, берегут старину и историю. Идеи каких-либо новшеств в этой области вряд ли переварят их чувствительные итальянские желудки.

— Не знаю, Филиппо, — отвечаю я коротко, в надежде на несколько минут молчаливого наслаждения красивой извилистой дорогой, бегущей между сверкающим морем и золотистыми холмами к маленькому городу Чинези, что рядом с аэропортом.

Но молчание жителю солнечного острова не свойственно, и, уже через мгновение, я рассматриваю фотографию бывшей девушки Филиппо на экране его мобильного. Анна, белокурая молодая женщина с острыми чертами лица, внимательным взглядом, хрупкая, если не считать сильно выпирающий, круглый животик.

— Ребенок должен родиться в июле, — поясняет мой новый знакомый, ловко сворачивая на узкую улочку, ведущую в город, — у меня никогда не было детей, и я не знаю, что будет дальше. Она не хочет жить здесь.

— Почему? — искренне удивляюсь я, рассматривая колоритную красоту за окном и симпатичного итальянца рядом.

— Не, знаю, — пожимает он плечами и весело заявляет, — хорошо, что ты психолог, мне как раз нужен психолог!

— Психолог, Филиппо, нужен всем, — отшучиваюсь я давно привычной фразой.

Глава 3
Привет, Чинези!

Она пахнет морем! С первых вдохов понимаешь, что никогда раньше не слышал подобный запах. Это потому, что каждое море пахнет уникально. Если вы, как и я, прибыли сюда из индустриально-задымленного мегаполиса, вам с первых же глотков сладко-соленого сицилийского ветра захочется пить его запоем. А потом, как ни странно, вам захочется спать. Переизбыток кислорода сделает свое дело, и в первые пару дней, вы будете ощущать легкую сонливость днем, а по ночам спать, как младенец.

Нас встречает тихая улица, стайка детей с велосипедами вдоль дороги, по обе стороны которой, высокие заборы, скрывшие добротные дома местных жителей. Выгружаемся. Под скрип массивных ворот, навстречу бежит маленький терьер, дает себя погладить, и, задрав хвост, семенит вперед, провожая к большому двухэтажному дому. Мы идем сквозь широкий двор, уставленный огромными горшками с цветущими деревьями. Справа под пальмами полукругом стоят изящные столики для отдыха, слева ждет лета еще пустой ярко-голубой бассейн. Со стороны террасы слышится приятный запах выпечки. Даже жаль, что я здесь только проездом.

По цветному мозаичному полу мы топаем в просторный холл.

— Я сделаю тебе скидку за комнату и трансфер, — Филиппо со знанием дела усаживается в кресло на рецепции.

— Спасибо, а почему? — прищуриваюсь я.

— Мне нравится Украина и твой город. Может, когда-нибудь я буду в Днепре, и ты угостишь меня кофе.

Подозрительно рассматриваю хозяина — это у них культура гостеприимства такая, или он между делом решил склеить туристку? Или мне повезло и передо мной просто хороший человек? Бывает всякое…

— Ого, ты выглядишь гораздо моложе, — комментирует Филиппо подробности моего паспорта.

— Ага, я давно большая девочка, — довольно улыбаюсь я.

— Но, я больше, мне сорок пять, — объявляет добродушный хозяин, и по-детски радуется удивлению на моем лице.

Возраст… Порой любопытно, кто первым заговорит — человек о возрасте, или возраст о человеке. Лично я люблю свой возраст. Я всегда его любила. И он всегда отвечал мне взаимностью.

Любая дорога утомляет. В уюте большой двуспальной кровати мое тело ищет отдыха, но глаза, не желая закрываться, хотят новых впечатлений, изучают фото скалистого побережья в массивной рамке над столом, теплые оттенки высокого потолка и плавные изгибы тяжелых штор на окнах. Изысканность, даже в мелочах. Как никому, итальянцам без труда удается гармонично сочетать яркие краски с нежными оттенками, простые, четкие формы с изысканной, театральной подачей.

Будничный продукт цивилизации не дает расслабиться, wi-fi шлет сообщения колокольным звоном: «Дочь, почему ты мне не сказала, что едешь в отпуск?», «Мамуль, как ты добралась?», «Подруга, надеюсь, Сицилия встретила достойно?», «Александра Андреевна, мне нужно срочно с Вами поговорить…» От Сергея ничего. Прислушиваюсь к себе — у меня тоже ничего. Не откликается. Только банальный вопрос из старой песенки: «Почему умирает любовь?» снова всплывает в памяти.

Вопрос простой и абсолютно риторический, поскольку ответ на это «почему» никому, собственно, и не нужен. Какой смысл искать причины, если это конец? Пытаться воскресить то, что умерло? Или причины смерти любви стоит выяснить, чтобы в дальнейшем учесть их для сохранения любви будущей? Если у кого-то это сработало, жму руку. А мне такое видится бессмысленным перетаскиванием старых пятен на чистый лист — никогда содержание новой страницы не станет лучше от прошлогодних клякс.

Но этот вопрос мои клиенты задают чаще всего. Звучит вопрос всегда по-разному: «Он меня бросил…», «Она мне изменила…», «Мы больше не спим вместе…», «Я хочу, чтобы он…», «А почему она…». Эмоциональные откровения в красках описывают жизненные проблемы, но большая их часть не связана со «смертью» любви. Яркость эмоций, переживания, желание докопаться до сути и найти возможность все изменить — говорит о том, что любовь «заболела». Да, такое бывает. Любовь зачастую хрупка и болезненна, но если это любовь, то она может быть живучей, как кошка, с ее девятью жизнями.

Мертвецы не болеют, и, если любовь больна, значит жива. Выяснив это, мы с клиентом отправляемся искать причины и лекарства. Вернее, клиент отправляется на поиски, а я иду рядом и веду его за руку в то место, где спрятаны ответы на все его вопросы — в его душе. Человек может найти их только там, внутри себя, потому что нет никакого другого места, где живет любовь.

Тех же, кто приходит с реально ушедшей, умершей любовью, отличает печальное внешнее спокойствие. Они не эмоционируют, не суетятся, не стремятся что-то изменить. Они только отчаянно хотят избавиться от боли, причиняемой глубокой внутренней пустотой, словно туман, застилающей в их душах свежевыжженные поля несбывшихся надежд и прошлых радостей. И я помогаю им пережить потерю, то тягостное время, когда логичный разум уже понимает, что на пепелище, рано или поздно снова заколосятся травы и цветы, но трепетная душа еще печалится и боится затеряться в потемках вязкой пустоты, в глухом и хриплом: «Больше ничего нет…».

— Ты голодная? — кричит Филиппо из коридора, — Я позвоню в ресторан моего друга, тебя там вкусно накормят, я отвезу!

Вот, как чувствовал.

Благодарно выкрикиваю согласие сквозь закрытую дверь номера, и позволяю всему, что со мной происходит, просто происходить.

Сицилийские апельсины ярче, сочнее и кислее обычных. А сицилийские апельсины, приправленные оливковым маслом, перцем и чесноком — это нечто. Сейчас это мой гарнир к роскошным средиземноморским креветкам, запеченным на гриле. Все картинно выложено на тарелке, и подано под приглушенные звуки итальянской музыки, лично большим и важным шеф-поваром. Лысый, с пиратской бородкой, необычный и изысканный, под стать своему ресторану, он по-дружески обменялся с Филиппо несколькими фразами, подарил мне лучезарную улыбку во время рукопожатия, и величаво удалился.

— Александра, я хочу попросить тебя об услуге, — Филиппо активно накручивает на вилку свои зеленые спагетти, — по возвращении в Украину, передать от меня немного наличных денег для Анны.

Я с трудом отрываю взгляд от живописного блюда в моей тарелке, и вопросительно смотрю на итальянца.

— Мы больше не вместе, но ребенок скоро родится и ей нужно хорошо питаться, — печально и с нежностью поясняет он, взволнованно расправляя рукой складку на клетчатой скатерти.

— Буду рада тебе помочь, — легко соглашаюсь я.

Мне нравится, как он заботится и как говорит об этой женщине. И даже, когда он не говорит о ней, он с трепетом о ней думает.

— Анна жила здесь со мной, и я был счастлив. Когда узнал, что стану папой, честно говоря, растерялся. Для меня это что-то новое. И возраст уже такой, знаешь, эгоистичный, все в жизни сложилось, успокоилось, больших перемен не хочется.

— Ты сказал ей об этом? — интересуюсь я.

— Нет, — трясет головой Филиппо, — Я долго думал, но потом понял, что хочу этого малыша. И чтобы он был похож на меня, и был веселый, как Анна. Я сказал, что люблю их обоих.

— Что же произошло? — спросила я, удовлетворенно отставляя в сторону опустошенную тарелку.

— Мы даже не ссорились. Анна вдруг стала грустной, редко выходила из дома, и однажды сказала, что хочет вернуться в Украину. Я подумал — просто скучает, а она собрала свои вещи и улетела. До сих пор не могу понять почему.

Он действительно не понимает, я вижу это в его темно-сливовых глазах. Он злится, чувствует себя брошенным и не понимает.

— Александра, я уже тоже, как ты выражаешься, большой мальчик, но женщины для меня, по-прежнему загадка. Вот, ты? Ты красивая, можно сказать очень. Нет, правда, — Филиппо жестом останавливает мой протестующий смех, — не смейся, здесь женщина с белой кожей, стройной фигурой и такими рыжими как у тебя волосами — большая редкость. Это красиво. И очень необычно, что такая женщина, как ты, путешествует в одиночестве. Почему?

Увы, для моей страны — это тоже необычно. Как, наверное, для любой другой. Так повелось, что путешествующий в одиночку мужчина — это нормально и всем понятно. А вот женщина без сопровождения — это странно. И даже подозрительно для большинства обывателей. Словно, в отличие от мужчины, женщина сама по себе неполноценна, а женская состоятельность и нормальность обнуляется, если с ней рядом не присутствует кто-то еще.

Официант снова разлил в бокалы желто-хрустальное Пино Гриджо. От сверкания многообещающей жидкости сразу захотелось стряхнуть феминистические мысли про горькую несправедливость со своей рыжей, слегка опьяневшей головы. На самом деле, получив жизнь в подарок, глупо критиковать устройство мира — «будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях». Да, и кто сказал, что быть другой — необычной и странной — это плохо?

— Ты приехала сюда, чтобы найти итальянского бойфренда? — простодушно выдает Филиппо очередной личный вопрос.

Я снова смеюсь. Это правда, весело. Лучшим ответом могло бы стать — «да». А, что? Ребенок выращен, карьера построена, отношения разрушены. Самое время, отправиться в Италию, найти себе горячее сицилийское счастье в лице влюбленного аборигена и жить с ним долго и счастливо. Но легких путей мы не ищем, и мой ответ на вопрос Филиппо: зачем отправляться одной так далеко, где меня никто не знает, где все отличается от привычно ограниченного жизненного пространства, в рамки которого я сама себя давно загнала, где многое непонятно и впервые, где я могу общаться, а могу нет, могу быть такой, как захочу, делать, что хочу, говорить, что хочу, а не то, что от меня ждут другие, и иметь время только для себя… Такой ответ мне в одно слово не вместить.