Kitobni o'qish: «Люди бездны»

Shrift:

Глава 1

Я вовсе не так представляла свою будущую свадьбу. Если честно, я вообще никак ее не представляла. Ну, разве что в первом классе: мне тогда очень нравился один мальчик, и я воображала, как мы с ним поженимся. И почему-то грезилось, что это произойдет на Красной площади, часовые у Мавзолея будут отдавать нам честь, а люди, пораженные моей красотой, будут кричать «Ура!» и кидать под ноги белые розы.

И вот я в бабушкином доме в приморском поселке Бетта – сижу на продавленной кровати в своей комнате и собираюсь пригласить лучшую подругу из Москвы на свою свадьбу.

Машкин голос, как всегда, звучал звонко и весело. Если бы синички умели говорить, у них, наверное, получалось бы так же.

– Полинка, приве-е-т! Давно тебя не было слышно! Всё гуд?

– Привет, Маш! – Я сглотнула. – Есть одна новость…

На том конце провода повисла тишина.

– Маш, я выхожу замуж. И хочу пригласить тебя на свадьбу!

Так странно произносить: «я выхожу замуж». Как будто это не про меня. Хотя, казалось бы, что тут особенного? Мой возлюбленный Саймон предложил мне стать его женой. Если не знать, что мой парень – морское существо, лишь внешне похожее на человека, совсем обычная история. Но только не для Маши, которая уверена, что выйти замуж в восемнадцать лет – это катастрофа.

– Что? – Машкин голос встревоженно зазвенел, как серебряный колокольчик. – Ты серьезно?! Кто он? Неужели тот спасатель? Где свадьба? Только не говори, что в твоей деревне! – Вопросы сыпались один за другим.

– Ма-а-ш, стоп! – решительно прервала я подругу. – Свадьба в Бетте.

– Ох! – горестно выдохнула она.

– Ну да, здесь такой ЗАГС, что даже пригласить никого нельзя на церемонию. Нас просто распишут в маленькой комнатушке, а сама свадьба будет потом. – Я выдержала паузу, давая Машке переварить услышанное, затем добавила: – И да, он – это тот самый спасатель.

– Ты что, серьезно? – Машка пребывала в полнейшем шоке. – Ты выходишь замуж за бе-ттин-ского спа-сате-ля? – Она по слогам произнесла последние слова, будто объясняясь с умалишенной.

– Маш, я уверена, когда ты с ним познакомишься, ты меня поймешь.

– Полин, это ты пойми: влюбленность проходит. Остается быт. Унылый! Провинциальный! Быт! Неужели ты хочешь остаться на всю жизнь в этом ужасном месте?

– Мы будем жить в Сочи, я собираюсь там учиться, а вообще-то мы…

– Какая разница! – закричала она. – Бетта! Сочи! Провинция! Вместо Москвы и блестящих перспектив – стирать мужу носки в про-вин-ции! В восемнадцать лет!

– Маш, скажи лучше, ты приедешь? – взмолилась я.

– Да. Я смирилась и жду от тебя конкретной даты. Кстати, развеюсь немного… – произнесла она уже на тон ниже. – Мы с Виталиком расстались. Не хочу тебя сейчас грузить, просто сообщаю. Ладно, на поздравления я пока не способна, нужно переварить твою новость. Но на свадьбе буду, до связи! – Машка отключилась.

Я бросила телефон на кровать и подошла к открытому окну. Запах высушенной солнцем травы был уже пряный, осенний. Как незаметно подкрался сентябрь! Вообще, в последнее время события в моей жизни проносятся с такой скоростью, что я не успеваю следить за сменой сезонов… Вот и сейчас мне нужно спешить: сегодня выписывают из больницы бабушку, мама просила, чтобы мы с Саймоном приехали за ней.

Мама осталась в Бетте из-за неожиданной болезни бабули. В больнице, где она работала, ее уговорили поработать еще хотя бы на месяц, так как пока не смогли никого найти на ее место. Вот так и получилось, что у нее в жизни пока ничего не изменилось: в Москву к отцу она вернется уже после нашей свадьбы.

Я уже надела шорты и майку, когда зазвонил мобильный.

– Полиночка… – Голос мамы звучал глухо и невнятно, как будто она звонила издалека.

– Мам, тебя плохо слышно!

Ну вот что за привычка: мама всегда звонит из каких-то закрытых помещений, откуда ее голос звучит как с другого конца света!

В трубке слышались какие-то стуки, шорохи, вздохи. Я уже хотела было сказать ей, чтобы она вышла на улицу и перезвонила, как вдруг услышала:

– Бабушка умерла… Сегодня после капельницы оторвался тромб. Ее не смогли спасти…

В первые секунды я ничего не ощутила: услышанное не воспринималась как реальность. Я же только вчера была у бабушки и разговаривала с ней. И все было хорошо, а сейчас… ее уже нет?

– Мам, не плачь. Мы сейчас приедем, – сказала я, с трудом ворочая одеревенелым языком. – Ты папе сказала?

– Да. Он прилетит сегодня, – все так же издалека отозвалась мама.

Сама не знаю зачем, я выбежала на кухню. Но там стало еще хуже: всегда, сколько себя помню, здесь уютно суетилась бабушка. Это была ее вотчина, ее загадочное царство: в буфете хранились ее бумаги – письма от дедушки, перемешанные с рецептами блюд, за плитой она колдовала с таинственным лицом над разными вкусностями, за столом она председательствовала на наших семейных советах. Я представила бабулю – в ее всегдашнем голубом фартуке с вышитыми бабочками, пахнущую выпечкой и духами «Красная Москва», – опустилась на пол и заревела. В таком состоянии меня застал Саймон. Мама уже сказала ему про бабулю, поэтому он не задавал вопросов. Любимый молча поднял меня на руки и стал носить по кухне как ребенка. Глядя снизу на его удивительное лицо, словно выточенное из мрамора, не подвластное времени и смерти, я впервые задумалась: человеческие чувства, которые он так мечтал обрести, делают нас беззащитными и уязвимыми. Неужели он этого действительно хочет?

…День похорон выдался на редкость солнечным и безветренным – именно про такие сентябрьские дни бабушка говорила: «Сегодня будто в рай при жизни попала». Маленькое кладбище Бетты походило на уютный цветник. Повсюду летали бабочки, в разросшихся у ограды кустах звонко пели птицы. Щурясь под солнечными лучами, я ощущала то сонное безразличие, то такое острое горе, что, казалось, еще минута и сердце не выдержит. Единственное, что заставляло держать себя в руках – беспокойство о маме. Ее заплаканное лицо хранило какое-то удивленное выражение, словно она хотела спросить: «А что мы тут делаем?» Временами мне делалось так страшно за нее, что я даже забывала о бабушке.

Отец и его бывший коллега – начальник полиции Бетты Алексей Алексеевич – уже держали крышку гроба. Мы с мамой, не отрываясь, смотрели на бабушку. Ее важное, спокойное лицо казалось живым. Неожиданно целая стая бабочек опустилось на ее синее платье – бабушка называла его «официальным», в нем она ходила по инстанциям, если возникала необходимость ругаться с начальниками. Теперь из-за бабочек это простенькое платье казалось праздничным. Острая боль отпустила мое сердце, стало радостно. Но через минуту я уже устыдилась своих чувств. Чтобы не видеть, как закрывают гроб, я отвернулась.

На следующее утро у родителей были билеты на поезд. Свадьбу мы решили отложить до весны. Мне предстояло провести в бабушкином доме последнюю ночь: завтра я должна была переехать в дом, который купил для нас Саймон.

Конечно, пытаться уснуть было бесполезно. Но родители хором погнали меня спать, и я не стала спорить. Я ворочалась с боку на бок, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что никогда больше не увижу бабушку, когда зашел отец.

– Доча, я на минутку, – сказал он чуть смущенно. – Можно присяду? – и он уселся на краешек кровати.

В полутьме я не видела выражения его лица, но руки были скрещены на груди.

– У тебя завтра начинается новая жизнь. Ты теперь самостоятельный человек и переезжаешь в этот огромный дом, который купил Саймон… – Он замялся, наверное, ему так и хотелось добавить: «купил неизвестно на какие доходы».

– Пап, не тяни уже, говори как есть! – попросила я.

– Хорошо. Перехожу к сути. Это о твоем женихе. – Отец говорил будничным голосом, как будто у себя в полиции на планерке. – Я мало его знаю как человека. Знаю лишь, что у него есть определенные проблемы, о которых вы мне говорили. Ты мне больше не хочешь ничего рассказать?

– Ты имеешь в виду, не хочу ли я добавить что-то к своим показаниям?

– Ну почему сразу показаниям? – буркнул отец.

– Ты со мной говоришь как на допросе! Как будто ты у себя в кабинете, пап!

Несколько секунд он молчал, потом освободил руки и погладил меня по волосам. Мне стало стыдно за свой тон.

– Пап, мы тебе уже рассказали, что генетики Грасини проделали над Саймоном эксперимент. И теперь он не может прожить без воды больше нескольких часов. А еще он может очень долго находиться под водой. Это тоже результат эксперимента. Вот. Теперь я тебе все рассказала.

– Так, – только и сказал отец. Его рука замерла на моей голове.

– Он может доставать с морского дна жемчуг… И всякие ценные вещи с затопленных кораблей…

– Так, – повторил отец.

– Это все, пап. Тебя же, наверное, волновало, откуда у него деньги? Я тебе объяснила.

Отец выпрямился и снова скрестил руки на груди. Несколько секунд длилась томительная пауза. Потом папа тихо сказал:

– Я тебе верю, доча. Не могу не верить. И все же меня беспокоит, как вы будете жить. Если твой парень не будет работать, это будет какая-то ненормальная жизнь. У каждого человека должно быть дело…

– Да, пап, и мы так считаем. У каждого человека должно быть дело. Так и будет, – решительно произнесла я, хотя на душе скребли кошки.

– Хорошо, что ты так думаешь. Я ведь тебе счастья желаю, доча… – Он снова погладил меня по голове. – И попытайся уснуть, это был трудный день…

Прощаясь с родителями на вокзале, я с трудом удерживалась от слез. Мама все с тем же удивленным выражением лица молча погладила меня по волосам, как раньше это делала бабушка. Отец, посадив ее в вагон, вернулся к нам. Он сухо попрощался с Саймоном, а потом крепко обнял меня.

– Я надеюсь, ты вчера искренне со мной говорила, Полина! – бросил он мне уже из тамбура. Поезд тронулся, через несколько минут мы стояли на платформе в полном одиночестве.

– О чем говорил твой папа? – поинтересовался Саймон уже в машине, когда мы ехали в сторону Сочи – наш новый дом находился в его окрестностях.

– Он считает, что ты должен устроиться на работу.

К моему удивлению, Саймон согласился:

– Дмитрий Павлович прав. Мне стоит подумать об этом.

Глава 2

Любимый не зря провел несколько недель в поисках: наше жилище стояло особняком почти у самого моря. В соседнем доме в полусотне метров от нас поселилась Александра – единственная из морских, ставшая мне другом.

Большой тенистый сад, стены, увитые плющом, – дом буквально утопал в зелени, защищающей нас от солнца, ветра и редких пока еще дождей. Внутри весь первый этаж был заставлен оргтехникой: Саймон предусмотрел все для моей учебы в сочинском психологическом колледже.

Но со дня поступления я еще ни разу не посетила занятия. Сначала готовилась к свадьбе, потом умерла бабушка, а позже, когда мы переехали в новый дом, я просто не могла оторваться от любимого. Каждый вечер обещала ему, что завтра обязательно пойду учиться, и каждое утро изменяла своему обещанию, перенося исполнение на следующий день.

Спустя две недели я все еще так и не выбралась на занятия. Стоял конец сентября, самое лучшее время на юге, когда полуденное солнце уже не заставляет истомленных путников прятаться в тень, а вечерами прохладный воздух напитан свежестью и запахом моря.

Я, Саймон и Александра сидели у бассейна на крыше нашего дома. Я расслабленно нежилась под теплыми лучами, представляя, что на лице у меня теплые и ласковые руки мамы. Тело так и расплывалось на шезлонге, невозможно было ни думать, ни шевелиться. Единственное, на что меня хватало – чуть поглаживать прохладные пальцы Саймона, который нежно держал меня за руку.

Плюх! До меня долетели мелкие брызги – это Александра прыгнула в бассейн. Плюх! Плюх! Плюх! – прошлепала она босыми ногами к своему шезлонгу. Несколько минут мы провели в блаженном молчании, потом я услышала ее возмутительно бодрый голос:

– Нет, вы только послушайте! Они тут заявляют, что только влюбленный имеет право на звание человека! Как вам это понравится?

– Угу… – промычала я в сонной истоме.

Уже третью неделю подряд Александра терзала нас беспрерывными разговорами о любви. Глядя на нас с Саймоном, она решила, что непременно тоже хочет влюбиться. Ее не смущало, что морские не могут испытывать человеческие чувства. Александра подошла к вопросу по-научному: составляла списки претендентов, изучала литературу о любви и отношениях, даже зачем-то выучила наизусть «Мцыри». Но практическая сторона вопроса пока не сдвинулась с мертвой точки.

На лицо мне упало несколько прохладных капель.

– Только не брызгайся! – простонала я.

– Если ты сию минуту не проснешься, я зайду в твой сон и наведу там шороху! – пригрозила Александра.

– Я не сплю…

– Тогда послушай, что они тут на форуме пишут! «Если ты чувствуешь, что влюбляешься в человека, беги от него как можно быстрее!» Почему это я должна бежать? – Она возмущенно фыркнула, а затем после небольшой паузы вдруг с подвыванием продекламировала: – «Я его целовала в гу-у-бы. Я до кро-о-ви в него впивалась. И смеялась. Да будь что бу-у-дет! Я сто лет уже так не влюблялась!» Ну и как мне это понять? – негодовала она. – Сплошные противоречия!

– Где ты выкапываешь эти глупости? Это форум сумасшедшего дома? – поинтересовалась я. И услышала бархатный голос Саймона:

– Это не глупости. Просто люди пишут свои мысли и каждый по-своему прав. В любви настает такой момент, когда думаешь: «Ну зачем мне все это?!! Лучше бы я бежал от нее, как только почувствовал притяжение!» И в то же время понимаешь, что готов платить за это счастье любой болью, даже своей жизнью. И как-то эти противоположные мысли уживаются в тебе одновременно… – Любимый замолчал, задумчиво следя сине-серыми глазами за бегущими над нами маленькими рваными облачками. Александра, сдвинув русые брови, водила пальцем по экрану планшетника. Глядя на Саймона, я ощутила такой прилив нежности, что запершило в горле. Я глубоко вздохнула, и Александра метнула на меня быстрый взгляд:

– Я тоже хочу так вздыхать!

– Но это же не делается как в сказке: «По щучьему велению, по моему хотению!» – возразила я.

– Это мы еще посмотрим! – отрезала морская.

Тут мы услышали мелодичный звон колокольчика. Из-за забора знакомый хриплый голос прокричал:

– Эге-гей! Хозяева!

Саймон потянулся к пульту, чтобы открыть ворота. Губы Александры чуть скривились, похоже, Надя ей не слишком нравилась.

Мы с подругой вместе поступили в сочинский психологический колледж – но Наде, которая недобрала баллов, обучение оплатил Саймон. Он же снял ей просторную двухкомнатную квартиру в центре Сочи. Несмотря на все уговоры, Надя приняла от него помощь только при условии, что «когда-нибудь обязательно вернет долг». Но «когда-нибудь» находилось пока в очень далекой перспективе, и ершистая, задиристая Надька чувствовала себя неуютно. От этого она ершилась еще больше.

Подруга явилась перед нами в образе восточной красавицы. На ней были разноцветные шаровары и топ с блестками. Каждое ее движение сопровождалось звоном многочисленных браслетов и пряной волной духов.

– Не пора вам заканчивать медовый месяц, голубки? – спросила она, опускаясь на шезлонг и закуривая сигарету – Полина уже три недели занятий пропустила. А мы, между прочим, кое-что интересное проходили. Я, например, теперь знаю, как определить, врет человек или нет. Вот так-то, детки, – важно резюмировала она, явно копируя кого-то из своих преподавателей.

– А лекции принесла? – деловито спросил Саймон. – Давай я отксерю, Полина будет читать.

Надя вынула изрядно потрепанный блок из сумки.

– Вот. Тут по всем предметам.

Я невольно фыркнула: узнаю подругу. Надя не была бы собой, если бы завела аккуратные тетрадки на каждый предмет.

Саймон спустился вниз, чтобы скопировать лекции, мы остались втроем. В воздухе повисла неловкая пауза. Надя покосилась на Александру:

– Все на солнце жаришься? Какой смысл, если все равно не загораешь?

Саймон говорил мне, что морские никак не реагируют на солнце, все их физиологические процессы стимулирует только море. Но какая же Надька все-таки наблюдательная!

– Просто люблю посидеть на солнце, привычка такая… – небрежно бросила Александра.

– Ага. Аристократические привычки, – съязвила Надя, хотя и сама обожала загорать. Я тихонько вздохнула: трудно представить себе большие противоположности, чем Надя и Александра. Морская в простом, но изысканном дизайнерском купальнике, ни одного грамма косметики на идеально правильном лице богини, и Надя с ее широким носом-картошкой, ярко подведенными карими глазами и дешевыми побрякушками – ну разве они смогут когда-нибудь найти общий язык?

– Надь, ты там в колледже подружилась уже с кем-нибудь? – спросила я с наигранным интересом.

– Ой, ну с кем там? Клушки-лохушки одни, даже поболтать не с кем…

– Пора бы уже Полине познакомиться с этими клушками-лохушками! – весело сказал Саймон, появляясь на террасе. – Как насчет завтра? Я бы мог отвезти тебя… – обратился он ко мне.

– Не-е-ет! Только не завтра! – завопила я. Мне не хотелось расставаться с любимым даже на несколько часов. Пусть как можно дольше длится эта блаженная истома, не кончаются солнечные безмятежные дни. Мне было так хорошо сейчас, так спокойно. Все тревоги и вопросы отступали, растворялись в ласковых объятьях Саймона. Находясь рядом с ним, было очень легко отгонять от себя мысли о том, что будет, когда он станет человеком. Ведь голоса из бездны сказали, что он сможет измениться, когда у нас появится ребенок. Но вдруг тогда он разочаруется во мне? Ведь сейчас его привлекают мои эмоции, которые пробуждают отклик в его душе. А что будет, когда проснутся его собственные эмоции? Когда все человеческие чувства станут ему доступны в полной мере?

Я резко приподнялась на шезлонге, отгоняя плохие мысли.

– Сегодня четверг, может быть, я поеду на занятия в понедельник…

Надя вся так и просияла. При этом она кинула победный взгляд на Александру, как будто именно та удерживала меня от посещения колледжа. Мы еще посидели часа полтора на мягком сентябрьском солнышке, поедая свежие фрукты и периодически окунаясь в бассейн. Но беседа не клеилась: Наде были непонятны наши шутки, а по некоторым обмолвкам Александры она поняла, что мы втроем пережили какие-то невероятные приключения, о которых она понятия не имела. Подруга опустила плечи, а взгляд ее густо подведенных глаз стал затравленным. Кажется, Саймон заметил это. Он предложил Александре спуститься вниз, и они оставили нас вдвоем. Надя закурила, глядя в сторону. Я вся сжалась, ожидая града упреков.

– Полин, ты точно придешь в понедельник? – вдруг смущенно спросила подруга.

Я кивнула как можно убедительнее.

– Приходи, там знаешь как интересно! Мы берем шефство над детским домом, в следующую субботу пойдем к ним с подарками. А на втором курсе будем тестировать старших детдомовцев, как настоящие психологи! – Она мечтательно выпустила вверх ровное кольцо дыма.

– Ну, до настоящих психологов нам еще далеко. Какой там от нас толк? – удивилась я.

– Как какой? А наш огромный жизненный опыт? Ты, например, научишь их, как в восемнадцать лет выскочить замуж за красавчика-спасателя! – рассмеялась Надька, и я тоже вслед за ней. Атмосфера немного разрядилась. А когда подруга собралась уходить и Саймон предложил довезти ее до дома, она и вовсе расцвела.

Они уехали, а мы с Александрой отправились на «наш» пляж – на этом кусочке берега, огороженном скалами, кроме нас троих никто не бывал. Уже вечерело. Море начинало светиться нежным молочным светом, который бывает только в сентябре. Мы уселись на огромный валун, как на трон. Небольшие волны набегали и останавливались в сантиметре от наших сандалий. Хотелось закрыть глаза и замереть, слушая шум волн и крики чаек. Но спокойствие продлилось всего несколько минут: Александра схватила меня за руку и требовательно спросила:

– Полин, ну как?

Она задавала мне этот вопрос в последнее время уже раз двадцать – ей не терпелось узнать, когда Саймон станет человеком. Похоже, морской казалось, что забеременеть и родить ребенка – сущий пустяк. И я просто из вредности ничего не предпринимаю.

– Никак, – сообщила я. – Тут тоже не получается по щучьему велению…

– Я так и знала. Вы все делаете не по правилам!

Я даже закашлялась от неожиданности. И почувствовала, как кровь прилила к щекам: я не была готова обсуждать эту тему с кем-либо. Многие девушки легко и просто рассказывают подругам о том, как «ночью все было прекрасно», но я скорее предпочла бы умереть, чем говорить об этом.

– Вообще-то у нас в седьмом классе были уроки полового воспитания, – нехотя сообщила я.

– Н-да? И вас там учили, как забеременеть от морского? – с ехидством произнесла Александра.

Я повернулась к ней, чувствуя, что щеки уже не просто горят, они пылают, как мамины красные абажуры. Зато Александра вся так и сияла. Несомненно, это был момент ее торжества. Порой мне казалось, что не все человеческие чувства ей недоступны. Добыв неведомыми путями важную информацию, морская радовалась как ребенок.

– Я зашла в сон к Стиву Грасини и вытянула из него весьма ценные сведения. Удивительно, но он не сопротивлялся и сам мне все рассказал. И если бы ты знала, Полина, какие странные у него сны! Никогда бы не подумала, что он такой несчастный… – Тут я сделала нетерпеливый жест. – Ну хорошо-хорошо, расскажу потом, при случае. А сейчас о вас с Саймоном. Чтобы завести ребенка, вы должны сделать это в воде. Сильно не обнадеживайся – это только его предположение. Стив думает, что, поскольку морская вода стимулирует у нас физиологические процессы, зачатие возможно только таким способом…

Сообщив это, она уставилась на меня в ожидании аплодисментов. Но я была слишком растеряна.

– У нас уже было… это… в воде.

– В морской воде, – тоном учительницы уточнила она.

Я вспомнила полузатопленную пещеру в морских скалах, где пережила самые незабываемые минуты своей жизни. Тогда после долгих и мучительных дней равнодушия Саймон показал мне свои истинные чувства… Насмешливый голос вырвал меня из воспоминаний.

– Судя по твоей счастливой физиономии, у вас уже и это было… Интересно, в чем же тогда проблема? – задумчиво произнесла она.

После небольшой паузы Александра спросила:

– Давно это было?

– Еще в июле. Но я не беременна, это точно. И вообще – хватит об этом говорить.

– Хорошо. Только сделаешь тест, и я отстану, – кротко согласилась морская.

– Раз тебе так хочется – сделаю. Все равно ничего нет. Но ты хотя бы отстанешь!

– Отстану-у-у! – пропела Александра, мгновенно приходя в отличное настроение.

Саймон появился, когда почти стемнело. По побледневшему лицу любимого было видно, что он нуждается в морской воде. Мы вошли в море, которое у берега еще было теплым, Саймон взял меня на руки и поплыл к горизонту. Наши тела окутывало нежное свечение, исходящее от морских бактерий. Мы двигались очень быстро, с каждой минутой все быстрее. Лицо Саймона в такие минуты казалось особенно непроницаемым. Находясь рядом с ним в море, я всегда очень остро чувствовала наше различие. Я была гостьей в этом мире, он – своим. То, что меня пугало – промелькнувший вдали плавник, неожиданные всплески волн, огромная толща воды под нами, – вызывало у него лишь улыбку.

Вдали от берега вода была очень холодной, я с трудом сдерживала дрожь. Когда Саймон остановился, пляж уже не был виден. Он нежно прильнул к моим губам, но тут же отпрянул и рявкнул:

– Опять?

Я обожала купаться вместе с ним и никогда не признавалась, что мне холодно. Прикоснувшись к моим губам, он, конечно, понял, что я замерзла.

Через минуту я уже сидела на берегу, и любимый растирал меня махровым полотенцем.

– Последний раз я беру тебя с собой так далеко от берега, – недовольно пробурчал он, стискивая меня в объятиях…

Ночью я проснулась от того, что Саймон вышел в ванную. Я услышала, как плещется вода. Саймон не хотел спать в джакузи, и каждую ночь ему приходилось вставать: он не мог прожить без воды больше нескольких часов. Минут через пять он вернулся и лег рядом со мной – прохладный, пахнущий свежестью. Я приоткрыла глаза и погладила его по плечу.

– Я опять разбудил тебя? – прошептал любимый. – Как же хочется поскорее стать человеком, чтобы это прекратилось!

25 411,82 s`om