Kitobni o'qish: «В землянке»
– Я вправо, и он вправо! Я влево, и он влево! Ну, думаю, попал ты, браток. Подстрелит, как пить дать! Считай, и сам пропал, и снаряды загубил… – торопливая речь, подкрепленная волнением и свойственная всем людям астраханской области, вылетала из уст молодого бойца с невероятной скоростью. Порой, собеседники его не разбирали и половины слов, которые солдат произносил с замиранием сердца, будто вновь проживая то, что рассказывал. – Я со страху педаль вдавил и не отпускаю, нога как приросла к ней! И гоню во всю железку… Мама родная, так испужался, что потом весь взошел, со лба течет, ничего не видать, тут еще шапка, будь она неладна, из-за тряски на глаза лезет… Кошмар, да и только.
– Ты, Олександр, трохи повильнише, я и без того вас москалей через раз розумию, ты ще тараторишь, – не выдержав таких речевых ребусов, украинец Петро Михиенко, решил усмирить речь взволновавшегося друга.
– Не, ну ты глянь на него! Три года с ним в одном взводе служим, можно сказать, с одной миски кашу едим, одних вшей делим, а он все «москали», да «москали»! Ну, что за человек ты, Петро! Я вообще из Вологды, что же теперь? – любил Андрей Ромашин повздорить с этим украинцем с самого начала войны, как только их в один взвод определили. Делал это по-дружески, от скуки, считая Михиенко одним из лучших своих товарищей.
– Ну, ты не серчай, Андрий, я це так, за звичкою, – с доброй улыбкой оправдывался Петро, штопая порванную в бою гимнастерку.
– За кем? – по землянке прокатилась волна смеха.
– Як диды говорили, так и я говорю! – в словах Петро прозвучало раздражение.
– Ну, будет вам! Что там дальше-то было, Сань? – кто-то из глубины землянки прервал эту уморительную перепалку, с нетерпением ожидая продолжения истории.
– Ну, так вот, думаю, что ж делать? Куда деваться? А нога давит на педаль, и все тут! Ну, я, значит…
