Kitobni o'qish: «Смех сфинкса. Танец обсидиановой бабочки»

© Мусатова Л. А., 2017

© Дизайн обложки. Натарина Л., 2017

© Верстка. ИП Бастракова Т. В., 2017

* * *

Искусство постижения

Проза Лианы Мусатовой зарождается в той многогранности творческого восприятия, благодаря которой писатель начинает постигать мир не в огрубевшем реализме повседневности и не в тех видениях, на грани «фэнтэзи», в которых зарождаются образные иллюзии некоей прагматически выстроенной, компьютерной виртуальности, в которой вполне воодушевленная Земля оказывается порабощенной почти лишенными какой-либо одухотворенности, роботизированными землянами… Нет, в своем романе «Танец обсидиановой бабочки» Лиана Мусатова пытается вернуть нас к тем каноническим постулатам и сокрытым таинствам цивилизации, благодаря которым человечество способно познавать себя и во множественности «гомосапиенсных» миров; и в магических «петлях» времен, событий и поколений; и в кармических циклах перевоплощений. Причем фабула произведения выстраивается таким образом, что наше читательское осознание образа, скажем, главной героини романа, Лии, происходит вместе с осознанием самой этой женщиной таинственных связей с реальным и «потусторонним» мирами; осознанием своей миссии в процессе самосовершенствования человека и человечества…

«Никто ей этого никогда не говорил, нигде об этом она не читала, но с детства считала „людей от земли“ более честными, более искренними, более истинными, что ли, потому что, живя на ней, общаясь с ней, питаясь её соками, они просто не могли быть другими. Она им больше верила, считая, что они меньше врут и лукавят. Они более душевные, и душа у них чище. Конечно, встречаются и антиподы, но в основной своей массе они заслуживали её уважения и расположения. Общаясь с ними, она всегда убеждалась, что права в своих ощущениях. От них исходит сила земли, тот дух земной, которым они щедро делятся. Они свято хранят наследие предков, знают много старинных сказаний, которые городские считают проявлением „деревенщины“, а значит, недалёкости, необразованности, и вообще, некоей „забобонности“. А Лия находила в них мудрость веков, скрытую под сложными сплетениями сюжетов».

Обращаясь к прошлым жизням героев, автор пытается воспроизводить процесс становления человеческой личности, в частности, процесс приобретения тех навыков, знаний и привычек, которые, оставаясь в подсознании, следуют за человеком из жизни в жизнь, удивляя при этом самого обладателя этих знаний, предстающих перед ним и его окружением в виде неких прирожденных способностей, в виде таланта, величия и божественного дара Творца.

Постепенно у героев романа, а значит, и в сознании читателя, формируется понимание того, что генная память хранит решительно всё, что происходило с нами не только за долгий период взросления, но и в прошлых циклах нашего восхождения к Высшему Совершенству. Проникая в глубины эзотерических знаний, Лия, Орнелла, проповедник Захи, и другие герои романа «Танец обсидиановой бабочки», помогают, – уже не столько себе, сколько нам с вами, – переосмысливать отношение к жизни, пересматривать, теперь уже на духовность выверяя, давно устоявшиеся бытовые, общественные, мировоззренческие и прочие позиции; вновь и вновь открывать для себя непостижимую божественность мироздания и холодное, непознанное величие Космоса.

Знания, доселе хранимые в недоступных тайниках древних святилищ, только потому и открывались героям романа, что, волею автора, им уготована была особая миссия – предстать перед своей эпохой в ликах «великих посвященных», способных постигать вечные истины познания. В реальном, физическом, мире Лия всего лишь путешествовала по современному Египту, на самом же деле, некое генное сознание заставляло ее путешествовать во времени и пространстве, по всей цепи своих былых «пришествий» на эту землю.

«…На тропе духов, на этой „вене дракона“, – читаем в романе Лианы Мусатовой, – она поняла, что открыла следующую страницу своей жизни. Пришло понимание того, что препятствия, даже те, которые кажутся неудачами, – это знак к переориентации. И для того, чтобы „прочесть“ эти знаки или послания, надо обладать воображением и время от времени напрягать его, прислушиваться к нему. Надо научиться переплавлять свои ощущения и символы – в образную систему… Лия уже привыкла к тому, что информация, поступающая ей, – дозирована. Она не ведала принципов этой дозировки, но знала, что позже придет все остальное, и то, что на сегодня является загадкой, неминуемо будет разгадано. Так уже было не один раз. Иногда разгадка приходила вся сразу и быстро, иногда же на это уходило несколько лет, и информация подавалась по частям. Не всегда это было во сне, порой она находила ее в книгах, газетах, телепередачах, иногда же – просто в общении с людьми, причем совсем незнакомыми…»

Так уж задуман сюжет этого произведения, что, пребывая в центре современного мегаполиса, любой из героев способен почти мгновенно «телепортироваться», скажем, в африканскую пустыню, а находясь у подножия пирамиды, неожиданно «вспомнить» себя в облике воина Александра Македонского или вождя затерянного посреди амазонских джунглей первобытного племени. Но, при всей наукообразной усложненности многих фрагментов романа «Танец обсидиановой бабочки», без которой подобные произведения никогда не обходятся и которые явно рассчитаны на читателя более или менее подготовленного, Лиана Мусатова все же никогда не преступает грань, за которой художественное произведение неминуемо превращается в популяризаторскую брошюрку общества «Знания». Именно поэтому она использует любую возможность, чтобы самые проблемные, философские размышления наполнить вполне земной чувственностью, а самые интимные, греховные порывы и чувства облачить в философию возвышенной, самим Творцом освященной страсти. И тот факт, что порывы подобной страсти порой прорываются к героям романа сквозь космическое забытье прошлых жизней, вовсе не лишает их вполне земного, каждым из нас осязаемого драматизма:

«…Однажды ветер принес аромат полевой ромашки, загадочный и мягкий, с едва уловимым терпким оттенком. Это был аромат пушистой пряди волос, такой же мягкой, переливающейся волнистыми завитками. Его взбудораженное воображение рисовало картину одну заманчивее другой. Он погружался в волшебное облако волос и, упоенный его ароматом, уносился вдаль по горячей тропинке желания. Ее волосы сводили его с ума своим шелковистым отливом и, едва прикасаясь к щекам, в его воображения будили ответную нежность. Они манили его в неизведанное, они будоражили в нем до сих пор незнакомое ощущение, острое, пронизывающее все его существо. Потом до его ноздрей долетел смешанный аромат лесных ягод, который слетал с ее губ. Этот аромат исторгал такой жгучий соблазн, что щеки загорались чувственным огнем, а его самого несло в неудержимом потоке над джунглями, над осознанием себя, над бренным бытием. Когда он возвращался из своего путешествия, сердце его все еще билось в учащенном ритме, и ему требовалось немало времени, чтобы осознать себя».

Как и все предыдущие, в том числе и поэтические, произведения Лианы Мусатовой, роман «Танец обсидиановой бабочки» – не из серии легкого, занимательного чтива. В то же время, как и подобает истинному, талантливому литератору, Мусатова не стремится подменять философию бытия своих героев излишней, нарочитой заумью. В том-то и дело, что, в конечном итоге, весь внутренний мир ее героев оказывается сотканным из той глубинной житейской мудрости, ради которой только и стоит создавать свои произведения писателю, уже в полной мере познавшему тот по-настоящему… настоящий, реальный, неким техногенным безумием инфицированный, мир…

Богдан Сушинский, писатель, академик, профессор, литературовед.

Чудеса не противоречат природе, они противоречат лишь тому, что мы знаем о природе.

Святой Августин

Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем.

Книга Экклесиаста (пер. И. М. Дьяконова)

«Они (первые люди) были наделены проницательностью; они видели, и их взгляд тот час же достигал своей цели. Они преуспевали в видении, они преуспевали в знании всего, что имеется на свете. Когда они смотрели вокруг, они сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренность Земли. Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте; они сразу видели весь мир, не делая даже попытки двигаться, – и они видели его с того места, где они находились… Они исследовали четыре угла неба, четыре точки неба, свод небес и внутренность Земли».

«Пополь-Вух», часть 3, глава 2, пер. Р. В. Кинжалова.

Глава 1

Назад шли молча. Говорить никому не хотелось. Издавать какие-то звуки было бы святотатством. Погружённые в видения и звучания космоса, всё ещё ощущая их воздействие, обуреваемые пережитыми и переживаемыми чувствами, опасались спугнуть вселенские небесные звуки звуками земными. То, что звучало минуту назад, нельзя было сравнить с музыкой, слышанной на Земле. В ней не было привычной земной гармонии, но это тоже была музыка, астральная, разливающая спокойствие и дарящая счастье. Всё ещё звучали в ушах мотивы, сопровождавшие видения, и не только звучали, но и работали. Мелодии высших измерений астрального мира вытесняли, вымывали из души всю грязь, все наслоения горя, тоски, неудовлетворения. Душа становилась лёгкой и чистой. Её духовная наполненность, светлый настрой вызывали к жизни самые лучшие человеческие качества. Чистота звучания, её божественные вибрации, уносили в заоблачные выси, недостижимые для земного сознания простого смертного. Необычная, мистическая музыка завораживала непреодолимым магнетизмом, притягивала, вовлекала, окутывала, очищая и возвышая.

Каждый пытался разобраться в себе, объяснить те новые, удивительные, вызывающие сомнения, но не отталкивающие, а побуждающие к размышлению, ощущения и переживания. И, хотя они не могли чётко сформулировать всё то, что несколько минут назад с ними произошло, не могли сделать какие-либо выводы и умозаключения, одно знали твёрдо: никогда не будут прежними; никогда не будут такими, какими пришли в это древнее святилище Тота. Теперь совершенно по-другому воспринимался не только окружающий мир, но и свой внутренний. Сколько раз каждый из них слышал: «Человек – песчинка в мироздании», но впервые ощутил себя этой песчинкой, летящей во времени, вкручивающейся в раковину эволюции бытия. И таких раковин много. У каждого – своя: у каждого человека, у каждого племени, у каждой расы, у каждой цивилизации. По этой спирали восходят к совершенству и по ней же низвергаются, допустив ошибку. И определяющим в жизни каждого является Любовь, но не та, которую мы знаем на Земле, не поцелуи, объятия, ласковые слова и соитие, а нечто большее – необъятное, наполняющее человека восторгом, как воздушный шарик воздухом. Эта всеобъемлющая и всесильная Любовь им, как землянам, была незнакома. Они ощутили ее там, только в головокружительном полёте к совершенству. А то, что они ощущали на Земле, то мелко и не так значимо, так себе – низменные страсти, стремление к обладанию, утверждение собственного Я и удовлетворение похоти. Небесная Любовь меняет миры и души, объединяя их и разъединяя, а земная – тела и сердца. Но человеческое тело во всей его красе и уродливости – всего лишь оболочка, оболочка сущности вселенского существа.

«И все-таки земная любовь делает лицо женщины красивым. Любовью сияют глаза и излучают необыкновенный свет, разглаживаются морщинки, наполняет все существо энергией жизни, энергией радости. Когда ты влюблен, для тебя не существует препятствий, тебе все по плечу. Так что же тогда эта наша земная любовь?» – рассуждала Лия. Вспомнила, как пару дней назад была у моря и любовалась лунной дорожкой. Прошла на территорию гостиницы и увидела, что в бассейне на глади воды лежала такая же лунная дорожка. Луна одна, а дорожки две. И это только здесь. А сколько их сейчас на всей планете? Луна отражается в каждом водоеме. Это было открытием. Как можно было не заметить это раньше, не подумать об этом? Увиденное повлекло за собой размышления, и вдруг выплыла ассоциация: так и любовь. Она одна, но внушаем мы ее многим. И в каждом сердце она загорается с неслабеющей силой. Но это человеческая любовь. Сегодня же её окунули в любовь божественную. И на фоне этой любви она столько получила знаний, и таких неожиданных, что захлебнулась от удивления и восторга.

Она вспомнила, что однажды уже было ощущение себя как воздушного шарика. Это было много лет назад во время каникул, которые устроила себе, устав от противостояния с главным редактором. Подумывала сменить начальника, а решение следовало выносить при холодном рассудке и никак не после ссоры.

Она и раньше слышала, что существуют линии, по которым перемещаются потоки земных энергий, что-то наподобие энергетической сетки. В точке пересечения этих энергетических дорог образуются узлы силы, способные аккумулировать и высвобождать мощь земли. Учёные, изучающие геомантию, утверждают, что именно в этих местах располагается большинство древних языческих святилищ. Эти дороги или тропы народы называют по-разному. Лия запомнила китайское – «вены земного дракона». От него веяло романтикой, да и она сама родилась в год дракона, а посему считала, что имеет к нему какое-то отношение. Вроде бы как родственники.

Узнав, что в Воронеже проходит такая тропа, усеянная аномальными зонами, для своих каникул выбрала это место. Ей так необходимо было уйти из этого надоевшего мира с его склоками, ревностью, интригами и завистью. Хотелось побывать там, где ничего этого нет. На месте уже узнала, что их тропа интересна тем, что все аномальные участки выстраиваются в одну прямую линию. Места живописные. Тропа проходит от водохранилища к Белой горе. Археологи обнаружили древнейшие славянские поселения, которые упорно заселялись в этих местах в течение трёх столетий разных эпох.

Как всегда, Лия завела знакомство с местным. Им оказался пожилой дворник.

Обычно местные собеседнику рассказывают больше, чем журналисту, поэтому она не спешила представляться. И на этот раз надеялась от него узнать то, что экскурсоводы не имеют права говорить. Никто ей этого никогда не говорил, нигде об этом она не читала, но с детства считала людей от земли более честными, более искренними, более истинными, что ли, потому что, живя на ней, общаясь с ней, питаясь её соками, они просто не могли быть другими. Она им больше верила, считая, что они меньше врут и лукавят. Они более душевные, и душа у них чище. Конечно, встречаются и антиподы, но в основной своей массе они заслуживали её уважения и расположения. Общаясь с ними, она всегда убеждалась, что права в своих ощущениях. От них исходит сила земли, дух земной, которым они щедро делятся. Они свято хранят наследие предков, знают много старинных сказаний, которые городские считают проявлением «деревенщины», а значит, недалёкости, необразованности, и вообще, некоей «забобонности». А Лия в них находила мудрость веков, скрытую под сложными сплетениями сюжетов. Не на блюдечке с синенькой каёмочкой она подаётся. Чтобы её разгадать, найти истинный смысл, потрудиться надо. С детства её притягивали растения. Она разговаривала с ними, гладила листья, боялась обидеть чем-нибудь. Позже прочла, что не зря: растения очень реагируют на поступки и чувства людей. Учёные проводили опыт: если человек, сорвавший лист на цветке, проходил мимо него вторично, цветок реагировал – это фиксировали приборы. Вот и получается, что она была права в своём мнении по отношению к сельским жителям, с любовью относящимся к природе, своей кормилице. Каждый из них знает, что земле надо не один раз поклониться, чтобы она дала хороший урожай. Природа им тоже отвечает любовью, наполняя души добром и нужными знаниями. Ведь сколько информации содержится в семени любого растения! Оно знает, какие соки брать из земли, когда ему прорастать и с какой скоростью, когда приносить плоды и какую форму и цвет им придать, а ещё и… аромат. Получается, что в каждом семени заложена мудрость вселенной, а селяне её разгадывают, помогая растениям. Каждый плод содержит не только питательные вещества, но ещё и лечебные, и они это знают, а городской человек утратил умение распознавать это. Для городского человека природа дикая, правильнее будет, незнакомая, а для деревенского жителя – это среда обитания, с которой он связан тесными узами. Они чаще ходят по земле босиком, чаще лежат на земле, что немаловажно для общения человека с информационными и силовыми потоками.

Дворнику призналась, что приехала сюда, чтобы увидеть местные чудеса. Он согласился быть её проводником и назначил встречу перед полночью у входа в санаторий, где она поселилась.

– И куда же мы пойдём ночью и что увидим?

– Пойдём на место древнего городища. Туда является дух этого места. Его вы, может быть, увидите, а может быть, и нет. Как повезёт. Но то, что увидите чудеса, гарантирую. Правда, у каждого они свои. Все рассказывают по-разному. Это, видно, зависит от человека: дух выбирает, кому что показывать.

Последние слова заинтриговали Лию, и она согласилась в одиннадцать стоять у входа. В назначенный час, в спортивном костюме и кедах, Лия ждала проводника. Вскоре и он появился в яркой клетчатой сорочке. Его быстрый и бодрый молодцеватый шаг не соответствовал возрасту – его морщинам и седине. Лия удивилась такому несоответствию, но промолчала. Словно почувствовав вопрос, застывший на её устах, сказал:

– Если что-то хотите спросить, спрашивайте сейчас, потом разговаривать не будем.

– Почему?

– Не та обстановка… не располагающая к разговорам… да вы увидите, сами не захотите говорить, и если что и расскажете, так только завтра.

– Завтра наступит через час. Мы справимся за час?

– Я имел в виду – днём.

Пошли рядом. Метров через сто началась дубрава. Они вступили под кроны могучих дубов. Стена деревьев полностью поглощала шум машин, где кроме удивительной умиротворяющей тишины их овеяла влажная прохладная пелена. Появилось ощущение другого мира. Но так не может быть! Минуту назад она была в одном мире, теперь оказалась в другом. А ведь это та же тропа, те же деревья, а мир другой?! Может быть, они перешли черту, разделяющую миры, и это действительно другой мир. Сказал же: «Ждут чудеса». Она посмотрела на проводника. Удивления не было на его лице. А чему удивляться, если он не первый раз тут. Лия продолжала путь, прислушиваясь к своим ощущениям. На смену различия миров приходило чувство единения – она сама была этим миром. Наверное, это и называют озарением, когда находишь вдруг в себе ответы на давно мучившие вопросы, приоткрывая завесы тайны, наброшенные пространством между мирами. И эти источники, дубы, растущие из одного корня, деревья с причудливо искажёнными стволами – это всё маркеры тайного мира, сокрытого от непосвящённого. Наверное, одной любознательности мало, чтобы открылся тайный мир, поведал о себе. Тогда что же в ней такое есть, к чему обратился неведомый доселе мир? Она уже не боялась и не удивлялась новой реальности, открывшейся перед нею. Она воспринимала её с трепетом.

Вдруг стала ощущать, что поле её зрения сужается, концентрируется, как луч. Поняла, что видит небольшой клочок земли перед собой. Казалось, что кто-то или что-то удерживает её взгляд в этом направлении. Она пыталась увидеть больше, повернув голову, но видела опять только перед собой. Шло понимание, что очень важно именно здесь сосредоточить взгляд. Это не испугало её, а увлекло новизной. Она буквально ощупывала взглядом землю и, несмотря на ночь, видела каждую кочку, травинку, каждый листочек. В маленьком круге её зрения всё было видно как днём. Кочка, которая привлекла её внимание, начала шевелиться и изменяться в размерах и в форме. Она приобрела форму кошки… и вдруг Лия поняла, что это действительно кошка… крупная чёрная кошка, очень добродушная и похожая на её Кардика, который вместо «мяу» издавал звук, соответствующий человеческому «ма-а-м». С этим уникальным котом у неё была любовь, причём, любовь взаимная. Она и сейчас пришла, заполонив её до краёв, распространяясь вокруг. Она не только чувствовала, она видела её. Любовь искрилась, переливаясь разными цветами, проистекая от Кардика к ней и дальше. Под её воздействием изменялось окружающее пространство. Оно становилось вязким, претекало, искривлялось, переливалось разными цветами, словно переплетались между собой дуги радуг. Думалось, что так красива любовь, так торжественна и радостна. Качества любви передавались и ей, и она радовалась и торжествовала. За первой волной шла вторая, за ней – третья. Любовь искрами сыпалась с каждого волоска кошки, соединяясь в потоки. Лия ощущала необыкновенную лёгкость, как будто любовь наполняла её, как воздух резиновый шарик. Понималось, что ни одно препятствие не сможет вынудить отступить это свечение – такой мощи и силы оно было, несмотря на лёгкость и воздушность. Казалось, что ему подвластен мир. И в доказательство, заполонив собою всё вокруг, оно поднималось вверх. Поднявшись над кронами, стремилось в космос, уносясь всё выше и выше. Как же легко было и прекрасно! Что ж мешает нам жить в любви и чувствовать себя также на Земле? Лия ощущала не только лёгкость воздушного шарика, она не чувствовала груза невзгод и усталости и светилась, излучая переливчатый свет. Казалось, блаженство будет бесконечным. Она возносилась всё выше и выше в переливающихся волнах, словно плыла в разноцветно светящихся водах моря. С высоты видела себя на земле маленьким и озабоченным человечком, отягощённым повседневными заботами. Ей так было жалко себя. Как же она старалась все их выполнить, а они, наглые, всё наседали и наседали. Кто-то говорил:

– Отринь заботы.

– Не могу. Я должна.

– Ты сама себе придумала их и свой долг. Во Вселенной нет такого понятия. Освободись от долга. Дай душе вздохнуть свободно.

– Не могу. В нашем мире так заведено.

– Уйди из этого мира.

– По-нашему уйти – значит умереть.

– Смерть – это не конец, это инобытие. Но можно и не умирая, оставаясь на Земле, пребывать в другом мире, в том, в котором ты сейчас.

– Достаточно только любить?

– Да. Любить всё и всех, и свет прежде всего.

Вдалеке появилась маленькая красная точка, похожая на горящий уголёк. Она приближалась. И по мере приближения разгоралась и росла. И вот уже оранжево светящийся диск катится на неё. Исходящий от него жар жжёт кожу. Она открывает глаза, всё ещё ощущая жар диска, но это уже жар солнца. Сидит, прислонившись к дереву, недалеко от источника. Рядом её проводник.

– Вы не спали?

– Я должен был охранять вас.

– Я вам заплачу.

– Не обижайте. Я не ради денег пошёл. Я должен был сделать это.

– А мне только что говорили, что долга во Вселенной не существует. Вам оттуда ведь «позвонили»?

Он промолчал, но по выражению лица было видно, что она почти угадала.

– Невероятно! Я вроде бы сама устроила себе каникулы, а получается, что кто-то подстроил.

– Получается.

– А кто они?

– Узнаете со временем. Я отойду, а вы всё снимите и омойтесь в источнике, потом выпейте несколько пригоршней.

«Я не спала ночь, но усталости не чувствовала. А может, спала, и это всё приснилось? Да нет, не спала. А почему тогда глаза были закрыты?» – размышляла она. «Чтобы не мешало видеть другой мир», – это проводник ответил на её мысли. Она не удивилась, потому что уже встречалась с людьми, которые умеют читать мысли.

Вода оказалась вязкой, густой, по консистенции похожей на гель, хотя из источника по камням струилась обычная прозрачная, с едва уловимой серебринкой. Прикасаясь к телу, обжигала, словно впивалась мириадами иголок. Каждая иголка впрыскивала силу, и кожа на глазах становилась гладкой и упругой. «А чудеса продолжаются, хотя ночь уже закончилась», – думала Лия. «Природа за любовь платит любовью. Тебе стало плохо, и ты обратилась к ней за помощью», – снова вторгся в её мысли проводник. Удивительная вода не оставляла влаги, и тело было сухим. Лия оделась, наклонилась и подставила руки под источник. Вода как вода. Она набрала несколько полных пригоршней и выпила с жадностью. Вода была приятной на вкус и пахла детством, её детством. Именно такой вода была в её детстве, хотя и шла из водопровода. С такой же жадностью она пила её, набегавшись за день, с таким же наслаждением вдыхала её аромат, аромат глубокой земли, откуда она прибывала, так считала Лия. Потом вода потеряла вкус и запах. Так, может, не вода стала другой, а она сама? Она сама утратила способность ощущать её вкус и запах? Получается, что мир ещё зависит от наших способностей его воспринимать. А почему меняется наше восприятие? От отношения к воспринимаемому?

Пока омывалась, почувствовала голод, но и его утолила вода, не только жажду.

– Удивительная вода, – сказала, подходя к проводнику. – Я ещё долго буду пытаться понять то, что произошло.

– И не один год. И, по мере взросления и приобретения знаний, каждый раз будешь понимать по-другому.

– Кто вы? Экстрасенс, гуру, ангел, инопланетянин?

– Землянин, знающий чуть больше вас.

– Вы знали, что я приеду?

– Мне был знак.

– Так всё таинственно. Даже страшно становится.

– Страх – это естественное явление для человека, и он всегда появляется на пути к знанию новому и непривычному. Но вы преодолеете его. Вы достойны нового знания, и оно к вам придёт… со временем.

– Когда?

– Тогда подскажут. А сегодня уезжайте, никому ничего не объясняя и не рассказывая о том, что видели и узнали. Это только ваше, сугубо ваше.

Она так и поступила.

Интересно то, что Лии ни единожды напоминали о внеземной любви: то бабушка приснится, то молодой человек, то кошка, как в тот раз. Наверное, потому, что Лия стала её терять. Она помнит, что в детстве и юности очень любила людей. Потом, по мере взросления, эта любовь угасала, вот ей и напоминали. И всегда это было ярко и волнительно, завораживало и заставляло пересмотреть своё отношение к окружающим.

На тропе духов, на этой «вене дракона» она поняла, что открыла следующую страницу своей жизни. Пришло понимание того, что препятствия, даже те, которые кажутся неудачами, это знак к переориентации. И для того, чтобы понять эти знаки или послания, надо обладать воображением и время от времени напрягать его и прислушиваться к нему. Надо научиться оформлять свои ощущения и символы в образы, понимать, что через эти образы нам и помогает интуиция. Именно во время таких передышек или отдыха часто приходит озарение и переосмысление прежнего мировоззрения. Как полезно прислушиваться к той информации, которую нам посылает интуиция. Почему-то подумалось о том, что, если бы она забыла о своей мечте, если бы считала её бесполезной, если бы не считала, что именно в ней её жизненная цель и предназначение, не получала бы подсказок от интуиции. А если бы она и продолжала ей посылать, то не понимала бы их, окутанных туманом пренебрежения. Не зря ей здесь ещё раз напомнили о любви. Она приехала искать защиты и спасения в природе. От чего? От злости на редактора, от раздражения, которое сопутствовало ей последнее время. Здесь ей дали понять, что злоба и раздражение, направленные на кого-то, обязательно вернуться к ней. Не кому-то она их адресует, а самой себе. Вот эти сильные негативные эмоции и разрушили лад в её жизни, забрали покой. Наступило неприятие всего окружающего. Она ехала в Воронеж, чтобы вернуть себе душевной равновесие. А вернуть его можно было только положительными эмоциями, и ей их послали. Любовь! Вот что надо дарить окружающим, а не едкую желчь неприятия. Кто дал ей право судить?! Судить кого? Господа, за то, что он их создал такими? За те их недостатки, с которыми, может быть, и хотят, но не могут справиться? Нет. Надо начинать с себя. Надо изживать свои недостатки, и не с ненавистью к людям, а с любовью. Ведь ни для кого не секрет, что любимым мы многое прощаем. Ей надо ежедневно, ежечасно, ежеминутно помнить, что всё в этом мире началось с трёх слов: «Бог есть ЛЮБОВЬ». Что она пришла в этот мир, чтобы уважать его, считаться со всеми его установками и условиями, ценить жизнь не только свою, но и чужую, и единственное, что имеет смысл – это любовь, любовь, которую ты даришь, любовь, которую получаешь и любовь, которую ты оставляешь, уходя. На этой мысли вспомнила бабушку. Она смогла, уходя, оставить ей свою любовь, которая греет её всю жизнь, помогает справляться с недостатками и невзгодами, нередко выпадающими последнее время. Она учила её с детства: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Это понималось: не строй радужных замков, знай, что на жизненном пути может быть много препятствий и трудностей, горя и боли, готовь себя к этому. Готовь себя всё перетерпеть и достойно перенести. Научиться страдать и терпеть не только потому, что потом воздастся, а потому, что это непреложные условия жизни. Ещё бабушка учила: «Что Бог ни делает, всё – к лучшему». Такое отношение к происходящему часто ей помогало. Вот и сейчас: если бы она не поругалась с редактором, не устроила бы себе каникулы, не поехала бы в Воронеж, не пришло бы вместе с озарением новое знание.

Когда Лию переполняли эмоции, когда они неистово буйствовали, она не могла чётко мыслить и формулировать, потому что фейерверк чувств подавлял логику своей буйной энергией. Она могла говорить только после того, как утихнут эмоции, угаснет неистовство, улягутся чувства в отведенные для них клеточки мозга, для дальнейшей переработки и превращения их в мировоззрение. Все увиденное и познанное плотно упаковывалось в блоки памяти и сохранялось на века. Так бывало с обычными переживаниями по поводу обычных событий. Но свидание с Небом и Землей не было обычным, оно выпадало из привычных рамок жизни. А спросить у кого-нибудь об этом она не могла, потому что чувствовала, что это сокровенно, что это тайна, в которую посвящены только участники свидания, и она ни в коем случае не должна кому-либо рассказывать об этом в подробностях. Только через много лет, когда шел ей пятый десяток, она подумала о том, что как-то надо запечатлеть то, что происходит с нею на этих свиданиях. Запечатлела в рифмованных строках и назвала их «Познай себя». Впоследствии она узнала, что то, что с ней происходит, называется медитация. Это была первая попытка озвучить свои переживания, и только теперь она разобралась подробно и до конца. А до конца ли? Может быть, это только очередная порция? Ведь, когда она рифмовала строчки, тоже думала, что во всем разобралась. Она уже перестала удивляться происходящему с ней. Спокойно принимала все эти чудеса с точки зрения обывателя. Нельзя сказать, что она привыкла к этому, потому что к такому нельзя привыкнуть, как нельзя считать привычным то, что каждый раз удивляет. Не могла она назвать и обычными эти явления, потому что ничего подобного с окружающими ее родственниками и знакомыми не происходило. Так и жила она, доверившись этим явлениям, не пугаясь их и не шарахаясь от них, пытаясь докопаться до их назначения, пытаясь понять, зачем они являются ей.