Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Лев Симкин
Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

© Симкин Л.С., текст, 2022

© Благотворительный фонд «Фонд поддержки христианской культуры, науки и образования», текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

И поумнеете, и отдохнете
(считайте эти строки предисловием)

Книгу Льва Симкина я прочел (известно, что авторы предисловий не всегда столь честно поступают), и вам советую. Она интересна как минимум по двум причинам. Во-первых, своей историчностью: автор обстоятельно, но не скучно рассказывает, как принимали в СССР иностранцев – писателей (лично для меня это самые интересные главы, прочтите хотя бы эпизод с Лионом Фейхтвангером), спецов, да просто зарубежных гостей, и как вешали им лапшу на уши, создавая позитивный облик советского государства и советского человека. И часто это получалось, работали-то профессионалы – деятели культуры, журналисты и люди, скажем по-современному, из силовых структур. Прием иностранных гостей был специфической частью советской политической культуры, идеологии.

Во-вторых, в каком-то смысле традиция показать себя перед иностранцем не таким, какой ты есть на самом деле, а намного лучше, сохранилась и поныне. В ней звучат мотивы того, что теперь принято именовать «исторической правдой», которая существует параллельно правде настоящей, той, что в книге. Читая о тех временах, лучше понимаешь времена нынешние.

Книга не просто интересна. Она еще и поучительна, и полезна, поскольку автор, возможно, сам того не замечая, поясняет, как лучше разбираться во вранье, преодолевать его. В нашей стране морочат голову не только иностранцам, но и соотечественникам.

Книга мозаична в лучшем смысле этого слова. Столько фактов, столько характеристик и оценок, что порой от них устаешь. Хочется передохнуть. И в этом в особая прелесть симкинских историй – книжка притягивает. Тянет и что-то новое узнать, и уже прочитанное не позабыть.

Прочтите все десять ее глав – честное слово, не пожалеете.

Алексей Малашенко,

историк, политолог и, кстати, такой же,

как и автор книги, Лев Симкин, профессор

Великий обман

Я расскажу тебе – про великий обман…

Я расскажу тебе – про великую ложь.

Марина Цветаева

«Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния». С этими словами в феврале 1947 года обратился к создателям фильма о грозном царе товарищ Сталин. После чего ему пришло на ум другое имя, и вождь добавил: «Петр I – тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота».

Так уж повелось – из века в век существуют в России две повторяющиеся модели взаимоотношений с иностранцами (во всяком случае, с западными, появившимися у нас с конца XV века) – «ивановская» и «петровская». Своего рода матрицы. То страну приоткроют для иноземцев, то опять закроют, открытость сменяется изоляционизмом и наоборот, власть начинает оказывать им щедрое гостеприимство. Правда, гостеприимство это особого рода – их окружают множеством опекунов, но об этом – отдельный разговор. Иной раз нам кажется, что они смотрят на нас свысока и норовят обидеть. Сейчас как раз такой период, немного затянувшийся.

В одни периоды мы верим, что заграница нам поможет, в другие – что, напротив, навредит. Но ведь, положа руку на сердце, мы – безотносительно к переживаемому периоду – считаем враждебным мир, представителями которого они являются. Это – с одной стороны. А с другой – то и дело ищем его одобрения. И стараемся повлиять на его к нам отношение с тем, чтобы оно изменилось к лучшему.

Пожалуй, наиболее эффективным это влияние было в 20–30-х годах прошлого века. За неполных два десятилетия советской власти удалось невероятное – убедить многих людей на планете в том, что ею строится самое передовое, справедливое общество в истории, а внешний мир только и ждет удобного момента, чтобы на него наброситься. И каким-то чудом сформировать этот светлый образ в условиях закрытой для свободного въезда и выезда страны.

Советский Союз закрылся от иностранцев едва ли не сразу после своего образования. Ну не то чтобы совсем закрылся, но свободно въехать в Страну Советов было весьма затруднительно. А желающих было немало. К концу 20-х годов СССР вошел в моду (примерно как Китай век спустя) и легко мог бы стать местом массового паломничества иностранцев. Знаменитая «контора Кука» направляла на нашу бывшую родину «интуристов», если тех одолевала скука и если ими овладевала охота увидеть другой, альтернативный Западу мир. Многих и многих заинтересовал социалистический эксперимент, только-только зачинавшийся. Нечто подобное случилось на нашей памяти на рубеже 90-х, когда этот эксперимент окончательно провалился, но масштаб был уже не тот.

В 20-е годы в СССР была создана уникальная система приема иностранных гостей. На первом месте – те, от кого в первую очередь зависело формирование нужного образа Страны Советов за рубежом, западные интеллектуалы – писатели, ученые, политики, крупные журналисты. На втором – рабочие делегации, призванные после возвращения рассказать пролетариям всех стран «правду о Советском Союзе». На третьем – обычные «интуристы», целью привлечения которых была не столько валюта, сколько их идеологическая обработка.

Иностранцев, как я уже говорил, в СССР впускали немного, зато уделяли им много внимания. Немного – это сколько? Приведу несколько известных мне цифр.

В 1925–1927 гг. в СССР побывало около 50 тыс. иностранцев, в том числе 11 тыс. немцев, 4 тыс. финнов, 3,5 тыс. чехов и словаков, по 2 тыс. англичан и американцев, по 1,5 тыс. французов, австрийцев, шведов, по 1 тыс. итальянцев и датчан. В середине 30-х годов число иностранных гостей несколько увеличилось, а к концу десятилетия постепенно сошло на нет. В 1937–1938 годах СССР посетили 18 тысяч человек, а в 1939–1941 годах – лишь 3 тысячи, в основном из дружественной в ту пору Германии.

Это только гости, а были еще те, кто приезжал, так сказать, навеки поселиться, о чем, правда, впоследствии иным из них пришлось пожалеть. Удивительное дело – страна, из которой традиционно эмигрировали в другие части света, после октября 1917 года стала местом массовой иммиграции иностранцев. В Советский Союз стремились все, кто симпатизировал идее строительства социализма и пожелал лично в нем участвовать. С началом Великой депрессии к ним присоединились тысячи безработных плюс те, кто подвергся расовой и национальной дискриминации, кто мечтал получить в СССР образование, условия для научной деятельности. В 1931 году, по данным Амторга (акционерного общества, де-факто выполнявшего функции советского посольства в США вплоть до его открытия осенью 1933 года), было нанято на работу в СССР до 10 тыс. американцев, а количество обращавшихся иногда составляло до тысячи в день.

Кроме того, возвращались те, кто до революции эмигрировал в Америку, в основном евреи и финны, а также русские сектанты, бежавшие за океан в поисках религиозной свободы. Поверив в социалистическое будущее – грядущий рай на земле, – они распродавали нажитое за годы эмиграции имущество и вместе с семьями возвращались на родину.

По материалам всесоюзных переписей 1926 и 1937 годов, в стране проживало соответственно 390 тыс. и 190 тыс. иностранных граждан, правда, в их числе представители стран Запада были в меньшинстве. В 1930 году на XVI съезде ВКП(б) было принято решение о приглашении в СССР 40 тыс. иностранных рабочих и специалистов для участия в проектировании и реализации крупнейших строек первой пятилетки. В 1932–1933 гг. приехало около 20 тыс. человек, а вместе с семьями 35 тыс. В одной только Москве и области, на «Шарикоподшипнике» и «Динамо», часовом и «Электрозаводе» трудилось больше 2 тыс. иностранных рабочих.

И еще «свои», политэмигранты – к 1937 году их общее количество превышало 4 тысячи человек, на первом месте немцы, на втором американцы.

В гостях у сказки

Для многих все еще остается загадкой, каким образом удалось убедить стольких людей в справедливости и гуманности советского строя. И не абы кого – в их числе властители дум, к которым прислушивались Европа и Америка. Бернард Шоу и Герберт Уэллс, Ромен Роллан и Анри Барбюс – все они внесли свой вклад в прославление сталинского Советского Союза, ни один из них не приметил ни начала Большого террора, ни голода, ни атмосферы страха, ничего такого.

Тому были свои причины. «Да, был культ. Но была и личность!» Эта фраза, приписываемая обыкновенно Михаилу Шолохову, получила известность в середине прошлого века, после «разоблачения культа личности Сталина». Здесь же она приведена не для того, чтобы славить эту личность, а чтобы напомнить – в Советском Союзе было много и вправду хорошего, что не могло гостям не понравиться. Им надоел капитализм с его кризисами, а тут впервые в истории человечества как будто победила справедливость, бедным предоставляют жилье и возможность получить образование, бесплатно лечиться. Миру был предложен новый цивилизационный проект – без сословий, уравнявший в правах всех граждан, мужчин и женщин, реализован принцип «кто не работает, тот не ест». Мало того, далекий Советский Союз, искоренив безработицу, строил гиганты индустрии, осваивал Арктику. И все это на фоне происходившей на Западе Великой депрессии.

Английский писатель Артур Кёстлер, проведший 1933 год в Советском Союзе, на своем примере показал, как, попав в «закрытую систему», западный интеллектуал постепенно утрачивал способность к самостоятельному мышлению. Он «не мог не заметить азиатской отсталости жизни, апатичной толпы на улицах, в трамваях и на вокзалах; невероятных жилищных условий, из-за которых все промышленные города казались одной огромной трущобой (две-три пары в одной комнате, разделенной висящими простынями), голодных кооперативных пайков или того, что цена килограмма масла на рынке равнялась среднемесячной зарплате рабочего». Осознавая, что «трудящимся в капиталистических странах жилось лучше, чем в Союзе», он оправдывал это тем, что «в СССР уровень постоянно рос, а там – постоянно снижался…»

Советское государство больше, чем любое другое государство в истории, уделяло внимание пропаганде. Ее успеху способствовал дореволюционный пропагандистский опыт большевиков. К тому же в условиях экономического кризиса 1929–1933 годов пропаганда опиралась на реальные факты резкого ухудшения положения народонаселения стран Запада.

«Среди этих бушующих волн экономических потрясений и военно-политических катастроф, – восклицал товарищ Сталин на XVII съезде ВКП(б) (январь 1934 года), – СССР стоит отдельно, как утес, продолжая свое дело социалистического строительства и борьбы за сохранение мира. Если там, в капиталистических странах, все еще бушует экономический кризис, то в СССР продолжается подъем как в области промышленности, так и в области сельского хозяйства». Постепенно ситуация в странах Запада стабилизировалась, но тезис о постоянном ухудшении положения трудящихся и нарастании классовой борьбы надолго остался в центре внимания мощнейшей советской пропаганды. Автора этих строк, как и его родившихся после Второй мировой ровесников, полвека спустя все еще учили тому, что общий кризис капитализма продолжает углубляться.

Николай Бердяев в своей «Философской автобиографии» призывал «увидеть не только ложь, но и правду коммунизма». Ложь коммунизма, по его мнению, «есть ложь всякого тоталитаризма», отрицающего свободу, «но социально в коммунизме может быть правда, несомненная правда против лжи капитализма, лжи социальных привилегий».

Сталинский социализм – сродни вере, своего рода эрзац-религия. «Земля Ханаанская сместилась на северо-восток», – писала в 1932 году из СССР в письмах к оставшемуся в Англии другу Памела Трэверс. И одновременно – эрзац-наука. Среди «друзей СССР» было много ученых, для которых, по всей видимости, имело значение, что советская идеология позиционировалась в качестве научной доктрины. В свою очередь, люди искусства стремились попасть в Москву – оплот мирового авангарда и новой эстетики.

Сталинский социализм – сродни любви. Странники из-за границы верили в то, что едут в первую справедливую страну на свете, стремились в СССР как в землю обетованную, очарованные мечтой. Как полагал философ Карл Кантор, социализм был самой гуманной, самой демократичной, самой свободолюбивой идеей, которая только может быть. Странники стремились в страну большевиков словно в пещеру Лейхтвейса, ожидая увидеть невозможное, найти то место, где царит справедливость и всеобщее счастье, и находили этому подтверждение, охваченные иллюзией мгновенного прозрения. Они были заранее очарованы тем, чего не знали, то было очарование не злом, как иногда говорят, а неизведанным, они были странниками, очарованными социализмом.

Джентльменский набор советских пропагандистов, рассчитанный на заграницу, включал не только рассказ о преимуществах советского строя перед капиталистическим, но и преувеличенное представление о роли СССР как одного из мировых «центров притяжения», влияющего на всю систему международных отношений. «Англия и Америка выступали в качестве такого центра для буржуазных правительств, – говорил товарищ Сталин на XIV съезде партии (1925), – а СССР – для рабочих Запада». Иностранцам предлагалось ощутить чувство сопричастности к родине социализма, отсюда их эмоциональная самоидентификация с Советским Союзом.

Правда, были и те, кто предупреждал, что сталинский режим не имеет ничего общего с социализмом, каким его видели западные интеллектуалы, а скорее подобен гитлеровскому режиму. «…Ничто, по моему мнению, так не способствовало извращению идеи социализма, как убеждение в том, что Россия – социалистическая страна», – писал Джордж Оруэлл в предисловии к одному из изданий «Скотного двора». Но его мало кто слушал.

…Несмотря на уговоры друзей, начитавшихся об «ужасах большевизма», приехал в Москву Джон Вест из штата Огайо, герой фильма Льва Кулешова «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924). В Москве у него украли портфель беспризорники, а потом наивный американец стал объектом вымогательства шайки мошенников. Переодевшись по образу «страшного большевика» из американского журнала, найденного в украденном беспризорниками портфеле, они инсценируют арест мистера Веста и последующий побег, чтобы получить за него выкуп. Но все заканчивается хорошо – злоумышленников арестовывает московская милиция, доблестный представитель которой в финале показывает Весту обновленную большевиками Москву.

Кадр из кинофильма «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924 год)

Фильм настолько хорош, что его можно смотреть и сегодня. И даже поверить в то, что там видишь. Вот только одна деталь, возможно, смутит искушенного зрителя – в той Москве стоит Храм Христа Спасителя, впоследствии снесенный теми же большевиками. А со зрителем неискушенным вполне может произойти то, о чем когда-то предупреждал поэт Павел Коган.

 
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
 

«Большевики показали миру, какой великой силой является мудро и энергично проводимая пропаганда», – писал в свой МИД польский посланник в СССР Станислав Патек (1927). Западные пропагандисты уступали советским по всем фронтам. Это они создали коммунистическую сказку, привлекательный для всего мира образ одной шестой части суши как райского места с обилием лесов, полей и рек, где так вольно дышит человек. Многие мечтали побывать в гостях у сказки и самим увидеть, как

 
…там и тут
Птицы райские поют.
И висят, качаясь сами,
Ветки с райскими плодами,
И порхают мотыльки,
Многоцветны и легки…
Чужеземцы, в удивленье
От такого представленья,
Рты разинувши сидят
И во все глаза глядят…^[1]
 

Ленин, как вспоминал его близкий соратник Карл Радек, называл иностранцев, агитирующих за Советы, «полезными идиотами». В наши дни обзывать их этими словами, думаю, не вполне справедливо. Во-первых, они знали куда меньше, чем мы сейчас, и потому могли вполне искренне испытывать очарование страной большевиков. И, во-вторых, в практическом смысле они не были такими уж идиотами. Статус «друзей Советского Союза» (публичной защиты и восхваления СССР) нес с собой для западных интеллектуалов конкретную выгоду. Скажем, писатели могли рассчитывать на приглашения в СССР, где, помимо прямых расходов на поездки (чем не гранты из будущего?), им помогали материально. И, главное, платили в валюте за переведенные на русский язык и изданные у нас книги. СССР не присоединился к международным конвенциям об авторском праве, и никому другому и, конечно же, русским писателям-эмигрантам никаких отчислений не полагалось. А сочувствующих иностранных журналистов подкармливали советские посольства, Наркомат иностранных дел располагал для этого специальными фондами. В 1935 году бюджет, предназначавшийся для французской прессы, составлял свыше 110 тыс. франков в месяц.

«Хорош выбор – между удавкой и веревкой!» (Марина Цветаева)

Любовь к Советскому Союзу обусловливалась еще одним немаловажным обстоятельством. Тут сказывались не только личные социалистические симпатии европейских «левых», но и боязнь грядущего наступления нацизма. «В мире, безумно балансирующем между фашизмом и коммунизмом как двумя формами тирании, – рассуждала в 1932 году путешествовавшая по СССР Памела Трэверс, – писатели, оказавшись перед выбором, вынужденно предпочитают последний».

Почему так? Думаю, дело в специфических особенностях национал-социалистического зла, понятных уже тогда, до учиненных им чудовищных злодеяний. Нацисты не скрывали или почти не скрывали античеловеческой составляющей их учения. Все, что следовало знать о нацизме, можно было почерпнуть из его «библии», «Майн Кампф» – там есть и «высшая», и «низшие» расы, и «еврейская угроза». Если они и стремились к добру, то лишь для своего народа, да и то выборочно. Коммунисты же изначально исповедовали светлую идею, истоки которой недалеки от тех, что можно обнаружить в религиозных текстах. В Советском Союзе в те годы с идеологией была полнейшая непредсказуемость. Сегодня надлежало бороться с левым уклоном, завтра с правым, а послезавтра – с доселе неведомым лево-правым. В отличие от расовой идеи, идею классовую мало кто принимал всерьез, Сталину в каком-то смысле было все равно, кого сажать.

Про нацистскую Германию в Европе больше знали, чем про Советский Союз – и о концлагерях, и о кострах из книг, для писателей особенно неприятных. А о том, что происходило в Советской России, на Западе ходили лишь сплетни, да время от времени появлялись какие-то перебежчики, ну да кто их слушал.

И, тем не менее, за границей об СССР знали гораздо больше, чем советские люди – о Западе. Несмотря на то что «этот пункт был связан рельсами со всем миром – с Афинами и Апеннинским полуостровом, а также с берегом Тихого океана, – никто туда не ездил: не было надобности». Андрей Платонов, которого я только что процитировал, понятно, иронизировал, за границу советского человека попросту не выпускали.

«Можно сказать, что то немногое, что знают в России о загранице, – писал немецкий философ Вальтер Беньямин, – находится в том же положении, что червонец: в России это очень большая денежная ценность, а за границей его даже не включают в курсы валют».^[2]Это отмечали едва ли не все иностранные визитеры. Тот же Артур Кёстлер удивлялся «искаженному до абсурда понятию о жизни в капиталистическом обществе…». «Поначалу я вздрагивал, – пишет он, – когда после лекции слышал вопросы вроде таких: “Когда вы оставили буржуазную прессу, отобрали ли у вас продовольственные карточки и выбросили ли вас тут же из комнаты?”, “Сколько в среднем умирает от голода французских семей: а) в сельской местности и б) в городах?”…» В пособии по игре в шахматы утверждалось, что «за границей, в капиталистических странах рабочий класс и крестьянство …не имеют доступа в шахматные кружки».

«…Гордость советского гражданина подогревается ценою искажения истины, – это уже Ромен Роллан отмечал в своем тайном “Московском дневнике”. – Систематически замалчивается или искажается информация, идущая из-за границы. …Миллионы честных советских тружеников твердо верят, что все лучшее, что у них есть, создано ими самими, а весь остальной мир лишен этих благ».

Ну, пожалуй, достаточно. Пора переходить к рассказам самих иностранцев об их пребывании в Стране большевиков, к их свидетельствам об увиденном. Понятно, их взгляд на советскую жизнь мог быть достаточно легковесен, и все же, в отличие от наших сограждан, им было с чем ее сравнивать. И, главное, читая их рассказы, можно не только увидеть Советскую Россию глазами чужестранцев, но и попытаться понять, каким образом происходило их обольщение.

Нет, речь не о пропагандистских книжонках типа той, что вышла с вступительной статьей Карла Радека к 15-й годовщине «Великого Октября». Под заголовком «Глазами иностранцев» собрали очерки ста зарубежных авторов, признававших, что «Октябрьская революция явилась тем великим историческим этапом, который кладет начало новой человеческой эре», а «СССР – единственная страна, где есть жизнь, где рождается новый человек, где куется новое будущее». Речь о других книгах, основанных на личном знакомстве с советской действительностью. Часть из них написаны тогда же, часть – позже. Среди них есть книги апологетические, есть – критические, ведь с конца 30-х годов, начиная с Московских процессов^[3], на Западе началось просто-таки коллективное прозрение. К тому же часто те, кто в большей степени соприкасался с реальной жизнью, иностранные корреспонденты да работавшие в СССР иноспециалисты, после отъезда превращались из энтузиастов социализма в его обличителей.

Ну что ж, на этом предуведомление к книге можно считать законченным, осталось только привести список тех, чьими глазами увидит читатель Страну большевиков.