Hajm 151 sahifa
2012 yil
Знаки внимания (сборник)
Kitob haqida
Поэт, публицист, критик и один из основоположников московского концептуализма Лев Рубинштейн много лет пишет колонки для разных изданий. Честному человеку порой очень сложно смолчать. Просто не каждый способен облекать мысли в слова. Рубинштейн умеет это делать как никто другой. Его колонки всегда точны и остроумны, не зря они моментально расходятся цитатами в социальных сетях. Новая книга Льва Рубинштейна – собрание колонок, написанных им за последние годы для “Граней”, “Большого города”, Esquire и др.
Великолепнейшая книга! Представляет собой небольшой сборник эссе, посвящённый современным (и не очень) событиям.
Первое, что хотелось бы отметить, – это, безусловно, язык. Остроумно, лаконично, точно, цепко, бескомпромиссно, увлекательно, злободневно. Чтение этой книги – бальзам для души.
Второе – личность автора. Рубинштейн (первое знакомство с его творчеством) оказался по-настоящему честным, патриотичным (в истинном и положительном значении данного понятия), мудрым, наблюдательным. И, что впечатлило, – его заметки являются носителем самого настоящего и неподдельного нонконформизма в искусстве. Именно таким и должен быть художник слова – не восхвалять, а находить, не соглашаться, а иметь свою точку зрения.
Рубинштейн пишет для тех, «кто умеет читать». Таким образом, если читатель владеет этим, на первый взгляд нехитрым умением, то он обязательно найдёт в книге целую россыпь бриллиантовых мыслей, идей… Книга высшего качества!
Единственный недостаток – небольшой объем книги. Читал бы и читал Льва Рубинштейна!!! Ироничный ум + прекрасный слог. Пишите еще, Лев!
Жанр журналистских колонок всё-таки на любителя и перед началом чтения надо осознать, что это не мемуары, не заметки о жизни, не портреты друзей, а именно колонки, написанные для конкретного журнала в конкретное время и иногда после конкретного события.
В контексте журнала статья/эссе может быть островком приятной прозы (+ не забываем эффект злободневности), но целый сборник таких эссе воспринимается уже по-другому. Начинаешь остро ощущать одинаковую структуру каждого текста: сначала небольшая зарисовка (случай или диалог, с автором, или его друзьями, или исторический анекдот), затем из этой зарисовки делаются выводы, которые потом экстраполируются, а потом автор пускается со своей мыслью в свободное плавание, и куда эта мысль приведёт автор пока пишет и сам не знает. Всё это приправлено ностальгией и безнадёжностью по отношению к настоящему дню.
Некоторые пассажи, конечно, прекрасны. Но то, что отдельные тексты (или их часть) написаны не потому, что автор не мог их написать, а потому что автору нужно было написать колонку определённого размера, иногда ощущается и чтение в этом случае не доставляет такого удовольствия.
Совсем у меня настроение не для публицистики, прочла без сопротивления и неудовольствия, но и без радости. Крепкий хороший текст, умный, насмешливый, но что-то без душевных порывов, которых мне так не хватает.
Иногда люди так увлечены бурным потоком дел, что говорят "мне совсем некогда открыть книгу"; находят время только на беглый просмотр блогов. Публицистика под твёрдой обложкой, как у Льва Рубинштейна, в этом смысле спасение. Короткие эссе на злободневные темы за авторством знаменитого литератора (его тексты в университетском списке чтения) можно читать в любой последовательности, открывать томик с любого места. Подобные сборники временами выпускает Артуро Перес-Реверте, например, "С намерением оскорбить". Этих двух писателей объединяет ещё и то, что они оба - колумнисты, печатаются в СМИ. Лев Рубинштейн - бывший обозреватель «Итогов», у него блоги на портале "Радио Эхо Москвы" и "Грани.ру". Судя по количеству подписчиков на его страницы в соц.сетях, поднимаемые им вопросы находят немалый отклик, вызывают стойкий интерес. В выражениях он не скупится, обрисовывает ли современную политическую ситуацию или размышляет о футболках с вязью "Я РУССКИЙ". От текста ощущение разговора в редакционной курилке, когда понимающие мужчины за пятьдесят обсуждают главное: без неуместного надрыва, только лёгкий сарказм и правильная краткость под прищур.
"Советская школа сделала всё, что смогла, для того чтобы превратить Толстого в мрачного многословного зануду".
Бог действительно обходит Россию стороной... И грозной стихии действительно нет никакой нужды вмешиваться в процесс массового истребления людей, когда с этой задачей всегда неплохо справлялось государство.
А та дама, про которую я вспомнил, была женщиной и вовсе необыкновенной. Десять лет лагеря и семь лет ссылки. <...>
Однажды она сказала: "Хрущёву я прощаю многое за то, что он освободил миллионы из лагерей. Меня в том числе. Ему это, конечно, зачтётся. А ещё мы с ним сходимся в двух вещах". - "Это в каких же?" - "Я тоже, как и он терпеть не могу абстрактную живопись и тоже обожаю кукурузу, причём в любых видах".
Внутреннее стремление и постоянная готовность найти хоть что-то общее, пусть и максимально поверхностное, между собой и любым другим человеком, даже если этот человек предельно далёк от тебя по духу, найти в каждом, даже и отпетом моральном уроде, даже и в кровавом преступнике, хоть что-то человеческое меня не очень удивило. Она была человеком по-настоящему верующим, и лишь это обстоятельство по её собственному убеждению, помогло ей пережить ВСЁ ЭТО без особой деформации внутренней душевной структуры.
Но по юношескому своему безжалостному коварству я всё же не удержался и спросил: "А со Сталиным у вас тоже есть что-нибудь общее?" "Вот с ним - нет", - сказала она твёрдо и заметно потемнела лицом. Но, подумав, всё же прибавила: "Хотя почему же? Я, как и он, очень люблю песню "Сулико"".
[Осторожно: uncensored]
Слово "мудак" действительно считается официально табуируемым. И действительно за "мудака" вроде как надо отвечать. Как за "козла" и за "хорькабля". Но как быть, если человеку, стремящемуся наиболее точно выразить свою мысль или дать наиболее точное определение тому или иному явлению, свойственно искать и находить наиболее адекватные слова и выражения? И если вы, читатель, знаете иной способ обозначить мудака, кроме как назвать его именно мудаком, то я могу только порадоваться за вас. Но я уверен, что мудака ничем, кроме как мудаком, назвать невозможно без потери смысла. А смысл - это самое главное.
Самое, конечно, страшное, когда цитируемые авторитеты «говаривают» не своими собственными словами, а словами своих персонажей, причем не всегда мудрых и добродетельных. И говаривают они совсем не то, что говаривал бы, бывало, сам автор.
«Мне не смешно, — цитирует время от времени строгий гражданин, ревнитель и добровольный сторож всего высокого и нетленного, — когда маляр негодный мне пачкает», совсем при этом упуская из виду, что про маляра говаривал вовсе не поэт Пушкин, а некий персонаж некоей не очень большой трагедии. Этот персонаж звался Сальери. Ага, тот самый, что под гнетом неразрешимых противоречий между алгеброй и гармонией траванул друга Моцарта, плюхнув в его бокал чего-то вредного для здоровья, для чего ему пришлось не без сожаления распатронить последний дар Изоры.
...Учить кого-либо любви к свободе не только бесполезно, но и невозможно. А если это и можно сделать, то лишь одним-единственным способом — являя и демонстрируя своим личным творческим и повседневным поведением, каковы бывают свободные люди. Свободу не преподают, ей не учат. Ею заражают.
Izohlar, 18 izohlar18