Kitobni o'qish: «Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка»

Памяти мамы – Ирины Ефимовны Ганелиной (1921–2010)

Предисловие

ПИТЕРЩИК (простореч. устар.) – бывалый человек, бывавший и промышлявший в Петербурге (Питере). Филипп Корчагин – питерщик, По мастерству печник. Некрасов.

Толковый словарь русского языка Ушакова

Русскому капитализму дали три шанса. Рыночные отношения бурно развивались в стране с середины прошлого века, после освобождения крестьян. Строились железные дороги, быстро росли города, а на их окраинах – краснокирпичные здания фабрик. По темпам роста экономики Россия стояла на одном из первых мест в мире. Закончилось революцией 1917 г. Ленинский НЭП продолжался каких-нибудь семь лет. Разрушенную, умиравшую от голода страну накормили, дали пожить, и тут наступил сталинский великий перелом: коллективизация и индустриализация. На наших глазах столь же быстро и столь же противоречиво проходит третья попытка построения капитализма в России.

В этой книге мы пытаемся описать первый русский капитализм. Время действия – три последних царствования: Александр II, Александр III, Николай II. Место – Санкт-Петербург.

Итак, начинаем 1860-ми. Как писал Борис Пастернак:

 
«Ездят тройки по трактам
Но, фабрик по трактам настроив,
Подымаются саввы
И зреют викулы в глуши.
Барабанную дробь
Заглушают сигналы чугунки.
Гром позорных телег,
Громыхание первых платформ.
Крепостная Россия
Выходит
С короткой приструнки
На пустырь
И зовется
Россиею после реформ».
 

Савва и Викула Морозовы – москвичи. Но колоссальный кризис, прежде всего аграрный, гонит деревенское население и в Петербург. Сначала дворян: Родионы Раскольниковы и Настасьи Филипповны еще недавно жили в своих имениях. А за барами ринулись в столицу и оставленные без хозяйского пригляда бывшие крепостные.

«Великие реформы» 1860-х обогатили немногих и не лучших. Материальное неравенство растет, капиталы утекают на Запад, большинство горожан превратились в люмпенов. И все это на фоне безудержного демонстративного потребления. Город классических ансамблей Карла Росси за несколько лет превращается в какой-то северный Константинополь.

Анна Ахматова:

 
«Торгуют кабаки, летят пролетки,
Пятиэтажные растут громады
В Гороховой, у Знаменья, под Смольным.
Везде танцклассы, вывески менял,
А рядом: “Henriette", “Basile", "Andre"
и пышные гроба: “Шумилов-старший".
<…>
Все разночинно, наспех, как-нибудь…
Отцы и деды непонятны. Земли
Заложены. И в Бадене – рулетка».
 

Петербург растет как на дрожжах. Численность населения за 65 лет возрастает в пять раз. И прежде всего за счет деревенских мужиков, выгнанных из деревни нуждой. Петербург Евгениев Онегиных и Макаров Девушкиных все больше становится городом Ванек Жуковых. К началу XX века на 80 % – это город приезжих, на две трети – мужиков.

Численность населения Петербурга в 1865–1915 гг.

Городская инфраструктура решительно не подготовлена к такому бурному росту. Стоимость аренды жилья не по карману подавляющему большинству «питерщиков». Трамвай в городе появляется только в 1907 г. (уже есть в Жмеринке и Киеве), метро нет. Поэтому в Петербурге практически отсутствует так называемая «горизонтальная сегрегация», когда социальные классы разделены между разными районами. В городе существует вертикальная сегрегация. В одном и том же доме в лицевой части, на бельэтаже – барские квартиры, выше и ниже, в дворовых флигелях – своеобразные «номера», где жильцам сдаются комнаты. И, наконец, в подвалах и в задних комнатах трактиров, лавок, ремесленных мастерских вповалку спит по ночам «молчаливое большинство» – «питерщики».

Понятно, что такой социальный динамит рано или поздно должен был взорваться. И это случилось скорее поздно, чем рано по одной причине. Большинство «питерщиков» и в городе жили как в деревне. Земляческий принцип трудоустройства, проживания и общения, тесные непрерывающиеся связи с родной деревней создавали своеобразный купол, переходную зону. В столице, в конце концов, оседали наиболее успешные и приспособившиеся. Так было у ремесленников и торговцев.

Другое дело – промышленные рабочие. Они быстро переставали быть деревенскими и становились заводскими. Для них окружающий город, пахнувший кофе и хорошими духами, в гвардейских мундирах и нарядах по последней парижской моде оставался чужим и враждебным. Они его и разрушили.

Какие механизмы помогали или препятствовали превращению крестьян в петербуржцев? Как работал «социальный лифт» в стране, где статус в значительной степени определялся общественным положением? Как деревня врастала в город? Этим вопросам и посвящена книга.

В главе 1 рассказывается о петербургских олигархах, частью вышедших из простонародья, а частью – из дворян, иностранцев, инородцев. Государство и бизнес – главные опасности и пределы роста в стране, где «булат» всегда побеждал «злато».

Глава 2 – о петербургских старообрядцах и единоверцах, выходцах из русских крестьян – относительно небольшой конфессиональной группе, занимавшей важное положение в столичном деловом мире.

Глава 3 – собственно о «питерщиках»: откуда они шли в Петербург, сколько их было, где они селились.

Глава 4 – крестьяне в петербургской торговле и трактирном промысле.

Глава 5 – крестьянско-земляческие ремесленные группы.

В главе 6 рассказывается об официальных земляческих обществах, представлявших в Петербурге интересы уроженцев различных губерний и уездов.

Наконец, глава 7 – о тех, для кого социализация в городе шла не через земляческие братства, а в заводских цехах. Промышленный пролетариат, социальный класс, взорвавший империю и Петербург.

Эта книга вышла из двух источников. Очерки о Василии Кокореве, Степане Овсянникове, братьях Елисеевых, Николае Путилове, семье Нобелей и Самуиле Полякове – переработанные сценарии телевизионного документального сериала «Булат и Злато», вышедшего на канале ТВЦ в 2005 году. Я работал над ним с моими соавторами – продюсером Александрой Матвеевой, редактором Риммой Круповой, режиссером Валерием Спириным и режиссером монтажа Еленой Копалкиной.

Вторая, основная часть – предмет долгих занятий автора. Частично результаты этих исследований были опубликованы в исторических сборниках «Невский Архив», «Английская набережная, 4» и в журнале «Неприкосновенный запас». В этой работе мне помогали мои ученики и соавторы Владимир Тарантаев и Алексей Хитров, которых я горячо благодарю.

Глава 1
Олигархи

Миллиардер из Солигалича

Знаменитый русский предприниматель Василий Александрович Кокорев родился в 1817 г. в Солигаличе – старинном городе на севере Костромской губернии. Местные жители называли свою родину «концом света». Здесь почтовый тракт упирался в тупик; дальше до Вологды шли непроходимые хвойные пущи. Герб Солигалича – три белые солонки на золотом поле – указывает на солеварение – промысел, дававший горожанам основной доход.

Все соляные источники города, к тому времени, впрочем, уже истощенные, принадлежали местным купцам Кокоревым. Отец Василия умер рано; с юности будущий миллионер вместе со своими дядьями управлял предприятием, где работало около 100 человек.

Местный уезд богат дворянскими усадьбами, где собиралось разнообразное и просвещенное общество – Кавелины, Шиповы, Макаровы, Черевины. В помещичьих домах хранились прекрасные библиотеки, там звучала музыка, и все были в курсе последних столичных новостей. Молодой купчик – частый и желанный гость в усадебных гостиных. Завязавшиеся здесь знакомства пристрастили его к чтению, сделали светским человеком, снабдили обильными и разнообразными сведениями, а позднее существенно помогли в карьере.

Семейство Кокоревых принадлежало к одному из старообрядческих толков (направлений – Ред.), поморцам – значительное преимущество для будущего предпринимателя. К началу прошлого века староверы контролировали торговлю хлебом и рыбой по Волге, хлопчатобумажную промышленность Москвы и Подмосковья. Старообрядцами являлись миллионеры Морозовы, Рябушинские, Гучковы, Солдатенковы, Громовы, Сапожниковы.

Василий Кокорев унаследовал деловую хватку своих единоверцев. Первым его деловым начинанием была попытка превратить едва сводивший концы с концами солеваренный завод в общероссийский курорт с минеральными источниками. Двадцатилетний Кокорев решил сделать Солигалич эдаким Баден-Баденом в костромских лесах. На его деньги была пробурена скважина, из которой забил минеральный источник. Открыли водолечебницу. Сам наследник, приехавший в Кострому, пожелал видеть двадцатилетнего купца. Сверстники встретились в 1837 г. – будущий царь-освободитель Александр II и его самый богатый (в дальнейшем) подданный. Но русская знать не пожелала лечиться в костромской глуши. Проект рухнул.

У Кокорева нет формального образования, капитала, он не дворянин и не чиновник. Купец в николаевской России – пария и фигура страдательная. В то время любой городничий мог послать держиморду и отобрать задаром любой приглянувшийся ему товар. Однако молодого Василия Александровича сжигало бешеное честолюбие, в его голове роились феерические проекты обогащения. Время романтическое, дух Бонапарта еще витает над Европой, в соседних имениях живут герои 1812 г., ставшие генералами в 30 лет; в его возрасте они входили в Париж¹.

Откупной служащий

Россия 1840-х годов – бедная страна. Содержать армию в 800 тысяч человек, мириады чиновников, блестящий двор, строить столицу, возводить храм Христа Спасителя – для этого нужно выжимать из многомиллионного крестьянства деньги, которые у самого многочисленного русского сословия не водились. Крестьяне покупали только два товара – соль и водку. С солью у Кокорева не вышло, и он решает заняться водкой. Кабацкая деньга – доход от алкоголя – это почти половина государственного дохода того времени.

Как получить эти деньги в бюджет? Отдать торговлю частнику – будет утаивать доходы, подделывать акцизные марки. Сделать торговлю государственной? Красть станет чиновник.

Казна пошла по третьему пути: сдавала право продажи спиртного на откуп. Объявлялись торги, мы бы сейчас сказали – тендер, и тот, кто обещал больший доход, получал монопольное право торговать вином и водкой в определенной губернии. Все, что откупщик получал сверх обещанного государству, он оставлял себе. Откупщики – самые богатые купцы николаевской России.

На доходное место пристроиться трудно, но соседи-помещики знают Кокорева как честного и энергичного молодого человека. Один из них, Шипов, приглашает 24-летнего будущего миллионера стать его помощником по откупу.

Сами откупщики не могли доглядывать за каждым сидельцем в кабаке, каждым корчемным стражником (своего рода частная полиция по борьбе с незаконным винокурением и торговлей спиртным – Л. Л.), поэтому они действовали через управляющих. Таким управляющим и стал Василий Кокорев.

Служба требовала постоянных разъездов, приходилось вступать в деловые и неформальные отношения с сотнями лиц разных сословий и состояний, уметь отличить честного человека от вора, давать взятки, идти на компромиссы со служащими, чиновниками, собственной совестью. Молодой романтик с томиком Пушкина отправляется на Урал и погружается в чудовищный мир откупного дела.

«Русский человек пьет не желудком, а карманом», – говаривал Кокорев. Откупное дело хлопотное, требующее жесткости, практической сметки и умения ладить с местными властями. На подкуп губернских чиновников откупщики тратили в среднем в год до 20 тыс. рублей (жалованье губернатора в это время – от 3 до 6 тыс. в год), в маленьком городе поставляли в виде взяток до 800 ведер водки городничему, частным приставам и квартальным надзирателям (местной полиции). Иначе откупных денег не собрать.

«Питейные заведения в Великороссии отличаются безнравственным и неприличным характером, там находятся многочисленные семейства обоего пола с малолетними детьми», – гласит официальный документ. Закуски не полагалось. Пили стоя. Повальное пьянство в некоторых губерниях приобрело характер эпидемии².

Цена спиртного вздута неимоверно. Водку разбавляли, смешивали с суррогатами. Почти пятая часть заключенных в России сидели за корчемство – пивоварение, изготовление браги, медовухи, привоз водки из другой губернии. Взятки чиновникам, которые должны наблюдать за качеством спиртного и его ценой – повсеместны.

Служили по откупам отставные офицеры с испорченной репутацией. Вечно пьяные, они носились на тройках, загруженных алкоголем, по кабакам. Против воровства сидельцев – торговцев спиртным – откупные служащие применяли одно средство: битье нагайкой по лицу. Но сидельцы как воровали, так и продолжали воровать, а откупные деньги пропивались, проигрывались в карты, транжирились на псов и любовниц.

Кокорев проявил себя блестяще, преобразовал откупа в Оренбургской губернии, и вскоре стал поверенным богатейшего казанского откупщика полковника Лихачева, и привел в порядок откупа огромной и густонаселенной Казанской губернии. Он еще не стал самостоятельным откупщиком, но уже был лучшим управляющим России.

Для Кокорева спаивание народа – не особый грех. Пьянство – порок личный. Откуп приносит казне деньги, но надо стремиться к пристойным нравам. А воровать грешно.

В июле 1844 г. Кокорев подает записку министру финансов графу Вронченко, в которой предлагает способ резко поднять доход от продажи питий³.

Водочный король

В 1844-м Кокореву 27 лет. В этом возрасте Пушкин написал «Бориса Годунова», Наполеон взял Тулон, Петр начал войну со шведами.

Огромная голова, мощный торс, копна русых волос, прирожденный лидер, блестящий рассказчик, кладезь сведений, историй, анекдотов, стихов – человек, рожденный для успеха и власти. Он мог поговорить и поладить и с томной светской дамой, и с сибирским каторжником-варнаком. На все у него свой взгляд. Он был, как сейчас говорят, креативен. Будь он дворянином, мог бы стать дипломатом, военачальником, министром, писателем. Но купец в России мог только делать деньги. Притом в России миллионерами не становятся, в России миллионеров назначают. Русские миллионеры рождались в провинции, а умирали в столицах.

Действительно, в классическом западном капитализме человек рассчитывает только на себя. У русской удачи три составляющих. Успех, особенно в сфере бизнеса, зависит от связей. Коммерческий гений умрет в нищете и безвестности, если нет тех, кто тянет его наверх, доверяет, покровительствует. Один в поле не воин. Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Вторая составляющая успеха – талант, работоспособность, сметка, обаяние, ум, характер. Без них ни в России, ни в Америке деловая карьера невозможна.

Но все это пропадет втуне, если не поможет счастливый случай. Надо оказаться в нужный момент в нужном месте, привлечь внимание сильного покровителя. Деловой успех зависит от подписи нужного чиновника, стечения благоприятных обстоятельств, неожиданно возникших потребностей государства.

Кокорев посылает самому министру финансов графу Вронченко проект переустройства всей откупной системы. Министерство получало ежедневно множество прошений. Они терялись, пылились, их держали под сукном. Без взятки или рекомендации решение никакого вопроса не представлялось возможным. Кокорев заручился поддержкой земляка, казанского генерал-губернатора Шипова. Проект Кокорева Вронченко прочел и немедленно вызвал к себе автора.

Кокорев советует министру «придать торговле вином приманчивое увлекательное направление». Идеи его просты. Часть денег «остается не выбранной из капитала, обильно обращающегося в народе». Крестьянин может пить еще больше. На каждом углу должен стоять кабак, где самый бедный человек может потратить последнюю копейку. Чтобы избавиться от воровства сидельцев, Кокорев предлагает платить им больше, но за любую провинность выгонять.

Вронченко дает Кокореву шанс – ему отдают на откуп Орловскую губернию, прежде не приносившую казне дохода. Кокорев беззастенчиво увеличивает цену водки, открывает новые и новые кабаки. Худший сорт водки – сивуху – он продает по цене лучшей – пенника.

Качество кокоревской водки вошло в поговорку. «Кокоревской слезой» в народе называли самое отвратительное пойло. Кокорев покупал ведро водки на заводе за 40 копеек, а продавал его распивочно за 20 рублей. Тысячи орловских крестьян томились в тюрьме по обвинению в корчемничестве. Мужики пропивались догола, обпивались до смерти.

Все орловское чиновничество получало от Кокорева регулярные взятки и бесплатно пило за его счет. В Петербурге смотрели на кокоревские безобразия сквозь пальцы: из Орловской губернии впервые за много лет в казну пошел доход.

Откупные служащие благословляли начальника: не дает в обиду, вежлив, рукоприкладство исчезло, все получают регулярное жалованье и знают, старание и честность вознаградят дополнительно. Из 10 тысяч человек, в разное время служивших у Кокорева по откупам, ни один никогда на него не жаловался.

Кокореву предоставили в управление еще 23 убыточных откупа – от Оренбурга до Рязани и от Перми до Брянска. Систему его приняли – она стала законом.

Кокорев проявлял необычайное искусство при откупных торгах. Имея обширные связи, он знал, в какой губернии будут строить шоссе или железную дорогу, т. е. соберется много мужиков, получающих жалованье, и кабаки будут переполнены. Договорившись с другими откупщиками, он устранял конкурентов и получал откуп в этих самых выгодных регионах.

Состояние его росло с феноменальной скоростью. К середине 1850-х годов оно исчислялось 30 миллионами рублей, весь бюджет России – 200 миллионов, командир гвардейского полка имел 2000 рублей в год. Кокорева называют «откупщицким царем». Он скупает каменные дома в Москве и Петербурге, дворянские имения. Больший успех для молодого купца невозможен.

Но ему мало быть самым богатым в России. Он хочет преобразовывать, он выламывается из своего класса. Его мнение стремятся узнать и шеф жандармов граф Орлов, и главноуправляющий Кавказом граф Воронцов, и победитель горцев фельдмаршал Барятинский. Но большинство советов остаются втуне. Решает не он. Ему не быть ни министром, ни фельдмаршалом. Выше себя не прыгнуть.

Герой перестройки

И тут декорации меняются. Николай I умирает посередине несчастной для России Крымской войны. На престол вступает старый знакомец и сверстник Кокорева – Александр II. Начинаются долгожданные реформы. Провозглашена гласность. Пресса ополчается на откупщиков.

Слово «откупщик» – ругательство, народ отказывается пить разбавленную сивуху, громит кабаки. К делу перестройки общественного строя с высоты трона зовут всех – дворян, купцов, крестьян. Перед Василием Александровичем открываются необычайные перспективы: никакой торговли водкой – он вступает на общественное поприще.

В феврале 1856 г. Кокорев совершает поступок неслыханный в России. Он решает организовать торжественную встречу в Москве героев обороны Севастополя. Впервые частное лицо за свой счет организует политическое событие. Василий Александрович привозит из Петербурга 80 морских офицеров, 400 матросов пришли пешком из Николаева.

Современник вспоминал: «Он встретил морские экипажи за заставой, одетый в русскую шубу и бобровую шапку, поднес морякам хлеб-соль на серебряном блюде, повалился в ноги, благодарил за славные подвиги». Десять дней поил и каждому офицеру дал 400 рублей серебром.

Тосты, произнесенные Кокоревым, издали отдельными брошюрами: «Севастополя не стало, нам нужен другой Севастополь, который никто не одолеет, – Севастополь любви и истины, где все старались бы действовать на всех поприщах жизни с таким же чувством самопожертвования в борьбе с ложью и невежеством, как действовали защитники Севастополя».

Кокорев красноречив, умет всучить, уломать, убедить, понравиться. На очередь встают освобождение крестьян от крепостной зависимости, отмена откупной системы. Василий Александрович печатает множество статей; в частности, проект выкупа крестьян на волю с помощью купеческого капитала. А за откупы постоянно в печати и устно кается.

Он открывает в Москве первую общедоступную картинную галерею, создает «Хранилище русского рукоделия» – постоянную выставку изделий крестьянских народных промыслов. Он становится покровителем специального патриотического русского стиля в искусстве. На столе у Кокорева стоит золотая чернильница в виде мужицкого лаптя⁴.

Он облагодетельствовал или попытался облагодетельствовать каждую отечественную знаменитость. И слава о нем пошла по всей России.

Историк Константин Кавелин: «Вот человек, рожденный оратором! У него есть мысли, от которых не отказались бы и древние». Профессор Михаил Погодин: «…русский купец Василий Кокорев, которого имя сделалось у нас народным, и пронеслось теперь по всей стране». Поэт Николай Струговщиков: «Кокорев – величайший гений русской земли». Писатель Сергей Аксаков: «Это русское чудо»⁵.

В глухих деревнях о Василии Александровиче толковали крестьяне: «Василий Александрович Кокорев выкупил всех помещичьих крестьян Московской губернии и отдал деньги государю, потому что он, не имея денег, не мог это сделать; потом купцы делали по этому случаю обеды, на которых пили за здоровье государя и крестьян; а когда дворяне предложили, чтобы выпили за их здоровье, то купцы отказались, говоря: если бы вы отпустили крестьян даром, тогда мы бы вас поблагодарили, а теперь не за что».

Но верили Кокореву далеко не все. Многие считали: он хитрит, ищет новых доходов, занимается саморекламой. Севастопольские офицеры, облагодетельствованные Кокоревым, чувствовали неловкость и говорили, что их возят и показывают по Москве, как зверей. Грубый Щедрин называл Кокорева «князь Полугаров» и «Васька Поротое Ухо – сиделец кабака, заслуживший репутацию балагура» и утверждал, что все его разнообразные идеи – «проекты об эксплуатации собачьего помета». Некрасов вывел Кокорева в поэме «Современники» под именем Саввы Антихристова, Добролюбов написал о нем статью «Опыт отучения людей от пищи»⁶.

Итак, как публичный политик он, скорее, потерпел поражение. В России не любят, когда слишком много болтают. А властных полномочий ему никто не собирался давать. Необходимо было искать новое приложение своих сил.

Купец в эпоху концессий

При Александре II в кратчайшие сроки делались огромные состояния. Прежде дворяне считали зазорным заниматься бизнесом, выходцы из первенствующего сословия служили государю на бранном поле или, на худой случай, в канцелярии. Теперь правоведы, путейцы, лицеисты – выпускники привилегированных дворянских учебных заведений ринулись в учредительство, прежде всего железнодорожное. У них множество связей в министерствах и при дворе. Они знали, как написать устав акционерного общества, как подать жалобу в суд, они были близки к молодым реформаторам из окружения императора. На рынке стали активно действовать иностранцы.

В результате дельцы николаевского времени, в том числе и Кокорев, оказались в дураках. Большинство бывших откупщиков разорилось, часть отошла от дел.

Но Василий Александрович не сдается. Он строит железные дороги, торгует битой птицей, разводит племенной скот, возводит оптовые склады, сдает дачные участки, занимается страховым делом, покупает и продает пароходства. Он создает Общество Волго-Донской железной дороги, Закаспийское торговое товарищество, Северное страховое общество, Российское общество пароходства и торговли, Общество пароходства «Кавказ и Меркурий», солеваренный завод в Соликамской, эксплуатирует золотые копи в Сибири, основывает Северное телеграфное агентство, Горно-Уральскую железную дорогу, Московский Купеческий банк. Но больше всего его занимала бакинская нефть.

В начале века крестьянин покупал соль и водку, к концу века стали покупать еще и керосин, который стал новым предметом массового спроса. Свечу и лучину заменяет керосиновая лампа.

Первую скважину пробурили американцы в Пенсильвании в 1859 г. В России Кокорев догадался, почувствовал раньше всех: на рынок пришел новый товар. В том же году Василий Александрович заложил керосиновый завод под Баку. Он нанял техническим консультантом самого Дмитрия Менделеева, построил трубопровод, организовал перевозку керосина нефтеналивными судами.

В сущности, именно Менделеев и Кокорев придумали русскую нефтехимию. Дело требовало новых и новых вложений. Но русская таможенная политика строилась чудовищно глупо: американский керосин стоил дешевле бакинского. А когда появилась первая прибыль, появился сильный конкурент – компания Нобеля. Посеянное Кокоревым пожал алчный швед.

Новые затеи требовали огромных денег, которых в России чувствовался недостаток; они имелись или у иностранцев, или в казне. Василию Александровичу нет доступа ни в ложи Михайловского театра, ни в отдельные кабинеты ресторана «Донон». Там теперь решаются судьбы железнодорожных концессий и оборонных заказов. Старозаветное московское купечество тоже косится на Василия Александровича – слишком разбрасывается, суетится, стремится быть на виду.

И к концу 1860-х годов Кокорев – фактически банкрот. Ему 40. Его ожидают позор и долговая тюрьма.

Он должен казне огромную сумму. Ему отказывают в обещанных кредитах. Он продает за бесценок свою картинную галерею («Всадница» Брюллова, картины Айвазовского, Тропинина и пр.), расстается с паями и акциями большинства компаний.

Новый шанс

Грустный приходит Кокорев к своей старушке матери, проживавшей в Москве на покое. Матушка видит: сын в тоске-кручине, начинает расспрашивать: «Что да как?» Сын рассказывает: дело плохо. Матушка и говорит: «А разбей, Васенька, мою копилку. Помнишь, ты мне все прежде к праздникам и к именинам деньги присылал. Так я их не тратила, а в копилку складывала». Как ни сопротивлялся коммерции советник, разбила матушка копилку, и оказалось там 75 тысяч рублей. Кокорев добавил из своих, внес пай и его избрали в 1870 г. председателем правления нового Волжско-Камского банка. И тут, наконец, ему улыбнулась удача. Он снова оказался на плаву.

Волжско-Камский банк – совершенно новый для России тип кредитного учреждения. Он не вкладывался в ГКО (государственные краткосрочные облигации, памятные нам по 1990-м – Л. Л.), не спекулировал иностранной валютой, не занимался размещением портфельных инвестиций. Он строился на прочной купеческой основе. Главной торговой артерией России издавна служила Волга и ее притоки, по ним шли грузы в столицу и на экспорт. Главным русским товаром становился хлеб. Нужда в кредите огромная. Помещики брали деньги под урожай, купцы – под будущие сделки, судовладельцы – под фрахт…

А банков не было, деньги давали под честное слово. Волжско-Камский банк перевел всю систему частного кредита на цивилизованную основу. Его конторы открылись на главных пристанях, он быстро стал крупнейшим коммерческим банком страны и оставался им до революции⁷.

Между тем, неудачная для Кокорева эпоха реформ заканчивается. В воскресенье 1 марта 1881 г. народоволец Гриневицкий смертельно ранил себя и императора Александра II. Мало кто оплакивал Царя-Освободителя. Итоги реформ неутешительны. И крестьяне, и помещики разорены. Деньги, полученные за освобождение крестьян, потрачены дворянами в парижских кафешантанах, за рулеткой Монте-Карло, хранятся в иностранных банках.

В результате реформ выиграли немногие и не лучшие. Коррупция пронизала двор и высшее чиновничество.

Новый император Александр III обещает навести в стране порядок. Среди тех, кто больше всего приветствует смену власти – Василий Кокорев.

Ему казалось, что все его прошлые неприятности в делах связаны именно с неудачными реформами. Молодых реформаторов 1860-х он называл «они» – «те народопочитатели, которые устраивают Россию по иностранным сочинениям и по своим личным соображениям, не простирающимся далее этажей Невского проспекта», те, кем «руководило желание изобразить из себя единственных и необходимых людей, знающих какую-то финансовую науку, которую якобы никто кроме них не знает. В деле финансовом мы пали духом и, наконец, до того приубожились, что во всех действиях наших выражается лишь одно рабоподражательное снятие копий с европейских финансовых систем и порядков»⁸.

Мысли Кокорева – защита отечественного товаропроизводителя от иностранной конкуренции, активное вмешательство государства в железнодорожное строительство, дешевый кредит для помещиков – реализуют новые министры финансов Остроградский и Витте.

Но самому Кокореву уже не удалось воспользоваться итогами изоляционистского реванша. 23 апреля 1889 г. он умер, и его единоверцы, поморы, выделявшиеся на фоне столичной толпы необычными старорусскими одеяниями, вынесли из роскошного особняка на полотенцах дубовый гроб, долбленый, без единого гвоздя, и на руках донесли до Малой Охты. Фамильное захоронение Кокоревых до сих пор сохранилось в восточном углу Малоохтинского кладбища.

Некрологи были немногочисленны и немногословны. Сын предпринимательство бросил, стал дворянином, служил в гвардии. Дочь вышла замуж за крупного чиновника. И только вдова вплоть до смерти сохраняла память о муже – давала огромные деньги петербургской поморской общине⁹. Сегодня имя Василия Кокорева помнят только историки.

Между тем, Василий Кокорев – настоящий русский гений. Время то улыбалось ему, то обходилось жестоко. Но он не изменил себе, не разорился, не сдался. Ему принадлежало множество новаторских деловых начинаний. Он создал десятки тысяч рабочих мест. Был предприимчив и деловит, как любой «титан» Драйзера. Родись в Америке, кончил бы великим капитаном индустрии. В России его смерть почти никто не заметил. Остались нефтепромыслы Баку, церкви, приюты, дома, железные дороги, крупнейший в стране частный банк.