Kitobni o'qish: «Евреи государства Российского. XV – начало XX вв.»

Shrift:

Посвящается моему деду,
литературоведу Григорию Львовичу Абрамовичу

Автор благодарен за ценные замечания и советы в подготовке книги Марку Авербуху, Евгению Берковичу, Маркусу Левитту, Раде Полищук, Анатолию Разгону, Семену Резнику, Ушанги Рижинашвили, Юрию Табаку, Ларисе Токарь, Игорю Туфельду.

Евреи. Из книги Густава-Теодора Паули «Этнографическое описание народов России» (Спб., 1862)

Предисловие

Книга Льва Бердникова «Евреи Государства Российского» представляет собой значительно дополненное и расширенное издание книги «Евреи в ливреях» (М.: Человек, 2009).

«Ах, не шейте вы ливреи, евреи!» – эти слова из памятной песни Александра Галича предостерегают представителей иудейского племени всех времен держаться подальше от власть предержащих. Многие персонажи новой книги Льва Бердникова сему совету не вняли и вошли в историю именно потому, что были на виду и вращались в высших государственных и придворных кругах царской России. Рассказано здесь и о тех де я те лях, кто сыграл видную роль в российской культуре, науке, просвещении, чем прославили Отечество и обессмертили свои имена. Автор выстраивает целую галерею портретов выдающихся российских евреев XV – начала XX вв. Поражает при этом завидная широта их профессиональной деятельности: перед нами не только иудеи-купцы, предприниматели, ювелиры, ученые, банкиры и врачи, но и евреи-дипломаты, фольклористы, придворные учителя, литераторы, общественные деятели и даже шуты. И каждый из них оставил свой неповторимый след в истории.

Времена, как известно, не выбирают. Герои этой книги жили и действовали в эпоху государственного и религиозного антисемитизма, а потому большинство из них были поставлены перед необходимостью креститься (как некогда испанские и португальские мараны). Были периоды, когда подвергали остракизму за одно лишь подозрение в тайной приверженности религии Моисея, когда без крещения не дозволили бы не только облачиться в ливреи, но и вообще поселиться в России. Аккультурация и ассимиляция коснулась всех, но степень и градус этой мимикрии разнились, демонстрируя все многообразие культурно-исторических типов. Перед нами предстают фигуры, подчас парадоксальные по своей полярности: например, с одной стороны, один из основателей Петербургской еврейской общины, «защитник своего народа» – поборник прав иудеев Нота Ноткин; а с другой – еврей только по происхождению, думный дьяк Посольского приказа Алмаз Иванов, истый ревнитель православия.

Однако без такого не помнящего родства с иудеями Иванова (равно как без рыцаря славянской фольклористики Павла Шейна – бескорыстного подвижника, посвятившего жизнь изучению русской и белорусской народной песни) картина была бы и неполной, и исторически недостоверной. Оставить их вне поля зрения означало бы упустить из виду еврейский этнический след в российской истории и культуре. Ведь в книге показывается, что уже под скипетром «тишайшего» царя Алексея Михайловича, помимо Алмаза Иванова, подвизались крещеные евреи: русский посол в Кахетии В. С. Жидовин, приказной дьяк В. Юдин; начальник московских стрельцов И. В. Жидовин; придворный доктор Д. Гаден (причем, мы говорим только о государевой службе). Названные лица настолько удалены от нас по времени, что проникнуть в их думы, постичь логику их поступков можно лишь умозрительно. Так, история умалчивает о том, что чувствовал, к примеру, царедворец Алмаз Иванов, когда принимал в Кремле гонителя и убийцу Богдана Хмельницкого, на чьих руках была кровь десятков тысяч его соплеменников. Кто может поручиться, что в минуту официальных посольских церемоний Алмаз не вспомнил о своем еврействе?

Книга изобилует впечатляющими примерами, когда евреи-выкресты пеклись об интересах соплеменников и использовали свое привилегированное положение исключительно им во благо. Вот кремлевский врач Даниил Гаден добивается разрешения на торговлю в Москве еврейских купцов и сам привечает иудеев в своем доме. Резидент в Вене Авраам Веселовский убеждает Петра Великого в высоком профессионализме специалистов-евреев; а его брат, учитель великого князя Петра Федоровича Исаак Веселовский, настоятельно просит монархиню-юдофобку Елизавету Петровну разрешить евреям беспрепятственно жить в России. А разве не дорогого стоит признание генерал-лейтенанта Генштаба Михаила Грулева, сделанное им на рубеже XIX и XX столетий: «Самое важное, что старательно и неусыпно держал всегда под светом моей совести, – это было то, что по мере сил я боролся, пассивно или активно, против несправедливых обвинений и гонений на евреев. Следуя вот в этих случаях «голосу крови» и велениям сердца, я в то же время видел в такой борьбе сокровенное и разумное служение России, моей Родине, по долгу совести и принятой присяги».

А сколько поколений россиян прислушивалось к пронзительному «голосу крови» Семена Надсона (евреем был его дед), а именно, к стихотворению «Я рос тебе чужим, отверженный народ». Произведение это в глазах современников было окрашено в яркие эмоциональные тона. Ибо трагическая кончина самого Надсона, затравленного юдофобом Бурениным и черносотенной прессой, придавало его словам о «стае жадных псов», терзавшей еврейство, злободневность и остроту. А если принять во внимание исключительную популярность этого поэта в конце XIX века, можно говорить о выдающейся роли этого произведения в борьбе с антисемитизмом в российском обществе.

Важно то, что Л. Бердникову удается оставаться верным исторической правде и реалиям времени, о какой бы эпохе ни шла речь в книге. Это тем более ценно, что в некоторых сочинениях израильских авторов делается необоснованная попытка представить всех выдающихся пращуров и убежденными сторонниками иудаизма. Так, один известный тамошний писатель живописует прямо-таки фантастическую сцену. Будто бы евреи при дворе Петра Великого (в том числе и откупщик Борух Лейбов, прибывший из Смоленска прямо в царевы покои) собираются вместе на пасхальный седер и побуждают российского императора надеть ермолку (что тот без колебаний и делает). «Сомнительна не только эта сцена, – полемизирует с ним автор, – но и существование в Петербурге начала XVIII века какой-то особой еврейской партии, покровительствующей своим соплеменникам и крепко спаянной корпоративными или религиозными интересами».

Между тем сложно и противоречиво было отношение к иудеям и самого Петра Великого – «импульсивного прагматика», искреннего во всех проявлениях: и когда он честил иудеев, и когда защищал их. И великий реформатор России возвел на высшие государственные посты империи немало евреев, а те во главу угла ставили интересы их нового Отечества и именно с ними пытались примирить свое национальное чувство. Все свои связи они употребляли во благо России, которой беззаветно служили. Достаточно сказать, что блистательный дипломат Шафиров в условиях, когда русские войска были окружены со всех сторон втрое превосходящей их армией Оттоманской Порты, спас Россию от рабства и унизительных условий мира.

Не прохожими людьми, не перекати-поле были герои книги – многие из них чувствовали себя хозяевами страны, глубоко укорененными в российскую жизнь. Примечательно, что именно Шафиров впервые ввел в русский литературный обиход слово «патриот», которое он определил как «Отечества сын». И для евреев это были не пустые слова! Многие из них и в более позднее время были ревностными патриотами страны, соединяя в себе заботу о судьбе единоплеменников и горячую любовь к России и русскому народу. Ученый-натуралист, академик Карл Габлиц, был одержим служением российской науке, он возрождал, превращал в цветущий край новоприобретенную Тавриду. Первый русскоязычный писатель-еврей Лев Невахович, автор книги «Вопль дщери иудейской» (1803), пишет сочинения, в которых прославляет Россию. «Ученый еврей» Министерства народного просвещения Леон Мандельштам, посвятивший жизнь просвещению своих единоверцев, выступает истым апологетом русской культуры, становится первым русскоязычным поэтом-евреем. Общественный деятель и меценат барон Евзель Гинцбург завещает потомкам обязательно хранить российское подданство и иудейскую веру. А его сын, барон Гораций Гинцбург, снискавший особую известность и любовь единоверцев своей благотворительностью и защитой прав гонимого народа, и в лихолетье погромов и угнетения свято верил в будущее еврейской общины в России. Национальный еврейский поэт, сын пахаря Семен Фруг своей любовью к земле и горячим еврейским патриотизмом заслужил уважение и благоговение замечательного русского писателя Николая Лескова.

Так что же, выходит, предостережение: «Ах, не шейте вы ливреи, евреи!» беспочвенно и лишено оснований? К сожалению, нет! Судьба многих героев книги оказалась глубоко трагичной. Во времена Ивана III погибает на эшафоте врач Мистро Леон, ставший жертвой коварного заговора; другой доктор, Даниил Гаден, облыжно обвиненный в чернокнижии, был растерзан мятежными стрельцами в 1682 году; братья Абрам и Федор Веселовские вынуждены были бежать из страны и стали первыми дипломатами-невозвращенцами; умирает в нищете подрядчик Абрам Перетц, разорившийся на поставках провианта для русской армии в войне 1812 года, и т. д. Гонениям подвергались даже те евреи, чьи заслуги перед державой были поистине огромными. Над вице-канцлером Петром Шафировым был уже занесен топор палача, но вдруг «смилостивились» и объявили лишь о ссылке, лишении всех чинов и орденов (а до того в Сенате ему не без удовольствия напомнили, что он «жидовской породы»).

На некоторых героев книги возводили напраслину даже после их смерти. Досужие историки-почвенники, умалчивая о реальном вкладе евреев в российскую культуру и становление империи, пытаются отыскать следы вредоносных происков «жидомасонов» в годину самых мрачных событий российской истории. Вот здесь-то роль «евреев в ливреях» ими сознательно и настойчиво гипертрофируется. По логике сих «ученых мужей», времена царствования императрицы Анны Иоанновны правильнее было бы назвать не «Бироновщина», а «Липмановщина» по имени приближенного к временщику Э. И. Бирону еврея-банкира Леви Липмана, который якобы и правил Россией. В книге показывается абсурдность и смехотворность утверждения о всемогуществе некрещеного еврея Липмана (бывшего лишь одним из кредиторов Бирона) в эпоху религиозной нетерпимости и антисемитской истерии.

Агрессивный поиск «исторического компромата» на еврейский этнос особенно рьяно и упорно ведется в сфере литературы, точнее – в области русской поэзии. Ангажированные литературоведы и критики пытаются внушить мысль, что в смерти великих русских поэтов повинны именно евреи, которые якобы повязаны вековечным тайным заговором против России. И не беда, если их нет рядом, под рукой, – при желании жидом можно объявить любого прохвоста или мерзавца, особливо же, когда дело пахнет смертоубийством. Вот злосчастный Николай Мартынов, застреливший на дуэли великого Лермонтова, – даром, что православный, дворянин, офицер, а отчество-то у него «Соломонович»! Зачем утруждаться вопросом, по каким причинам православные христиане и Мартыновы, в частности, могли дать новорожденному библейское имя Соломон? Какое дело русскому националисту до Недели святых праотцев в Православной церкви (а она отмечается в конце декабря), когда младенцам давали древнеиудейские имена?! А вот мученический образ русского поэта, убиенного супостатами-инородцами, очень даже притягателен. Ну, как тут удержаться от искушения объявить Соломоновича – Мартынова – натуральным жидом! И не только объявить, но и фильм об этом заделать – очень «художественный» и весьма «просветительский». Да еще приплести к заговору против Лермонтова канцлера Карла Нессельроде (мать-то у сего сановника, как в биографическом словаре сказано, – этническая еврейка лютеранского вероисповедания)…

Отрадно, что характеры известных государственных деятелей под пером Л. Бердникова раскрываются перед нами с новой, неожиданной стороны. Так, специальный очерк посвящен светлейшему князю, фельдмаршалу Григорию Потемкину-Таврическому. Он предстает здесь убежденным юдофилом, первым в российской истории государственным мужем – сторонником сионистской идеи. Этот харизматический деятель впервые после разрушения второго храма в Иерусалиме вооружает иудеев и формирует в 1786 году «Израилевский» конный полк, который предлагает расквартировать в освобожденной от турок Палестине, где и намеревается собрать всех евреев.

Но до реализации этого плана «светлейшего юдофила» Потемкина было еще бесконечно далеко. Огромное число иудеев продолжало жительствовать тогда в Российской империи. Из их среды и выделились евреи, ставшие героями этой книги. Они вошли в анналы истории, а потому вызывают к себе сегодня наш живой и неподдельный интерес.

Александр Локшин, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН РФ

Foreword

Lev Berdnikov's book «Jews of the Russian State» is a significantly expanded version of his earlier volume Jews in Livery (Moscow, 2009).

«Oh, Jews, don't you sew livery!» These words, from the well-known song by Alexander Galich, ring out as a bitter admonition to Jews of all times, warning them to keep a safe distance from those in power. Many of the heroes of Lev Berdnikov's book Jews in Livery did not heed this advice and entered history precisely because they made themselves visible and circulated in the highest state and court circles of tsarist Russia. They played a leading role in Russian culture, academics, and enlightenment, both bringing glory to the nation and immortality to their names. The author presents an entire gallery of outstanding Russian Jews of the fifteenth through twentieth centuries. The breadth of their professional activities is striking: here are not only merchants, entrepreneurs, jewelers, scholars, bankers and doctors, but also diplomats, folklorists, court tutors, men of letters, social activists and even court jesters. And each of them left a unique mark on Russian history.

Human beings do not have the luxury of choosing their time and place of birth. «Jews in livery» lived and worked in times of governmental and social anti-Semitism, so that the majority of them were faced with the necessity to convert, as had happened with the Spanish and Portuguese Marranos. There were periods when they faced ostracism for even the suspicion of secretly professing the Mosaic faith, when without conversion they would not only not have been allowed to dress in livery, but even to live in Russia. Acculturation and assimilation faced all of them, but its degree and degree of sincerity differed greatly, manifesting a great variety of cultural and historical types. Before us arise figures at times paradoxical in their extremes: on the one hand, for example, one of the founders of the St. Petersburg Jewish community, the fighter for Jewish rights Nota Notkin, who supported the assimilation of Jews to Russian language and culture; on the other, the Jew only by birth Almaz Ivanov, boyar clerk (dumnyi d'iak) of the Foreign Office, who was a fierce zealot of Russian Orthodoxy. However, without reference to his relationship to the Jews our view of figures like Ivanov would be incomplete and historically unreliable; the same goes for Pavel Shein, who selflessly dedicated his life to the study of Russian and Belorussian folksongs. To ignore such figures would mean to underestimate the significant Jewish impact on Russian history and culture. Indeed, as Berdnikov shows, already under Tsar Aleksei Mikhailovich, apart from Almaz Ivanov, there were numerous converted Jews in state service: the Russian ambassador in Kakhetiia V. S. Zhidovin; the departmental clerk V. Yudin; head of the Moscow strel'sty I. V. Zhidovin; court physician D. Gaden; and others (and here we are speaking only of those in state service). These figures are so distant from us in time that to delve into their minds and understand the logic of their actions is necessarily speculative. History is silent, for example, on what Almaz Ivanov felt when he received «Khmer the Wicked» in the Kremlin-that is, the infamous Bogdan Khmel'nitskii at whose hands tens of thousands of innocent Jews perished. Who would doubt that at that moment he had a thought for his own Jewish origins?

This book is filled with striking stories about converted Jews who used their privileged position to intervene with the Russian crowned authorities in favor of their fellow countrymen. Thus the Kremlin physician Daniil Gaden obtained permission for Jewish merchants to trade in Moscow, procured commissions for them from court, and received them in his home. The Russian resident in Vienna Avraam Veselovskii convinced Peter the Great, far from well-inclined to Jews, of the high professional qualifications of Jewish specialists; and his brother Isaac Veselovskii, who was the teacher of Grand Duke Peter Fedorovich, did not shy away from trying to convince the imperial judeophobe Elizabeth Petrovna to allow Jews to settle in Russia unimpeded. Similarly precious is the admission of the General-lieutenant of army command Mikhail Grulev, made on the cusp of the nineteenth-twentieth centuries: «The most important thing, that I always held before myself in the light of conscience, was to fight as best I could, passively or actively, against unjust accusations and attacks on Jews. Following both the 'voice of my blood' and the command of my heart, in these cases I also saw my sacred and rational service to Russia, my land of birth, in consonance with duty to conscience and to my vow.»

And how many generations of Russians have listened to the piercing «voice of blood» expressed by Semen Nadson (whose grandfather was Jewish), in particular, to his poem «I grew up, alien to you, outcast people.» This poem had heightened emotional power for Nadson's contemporaries, since the tragic death of the poet himself, defamed by the Jew-hater Burenin and the anti-Semitic Black Hundreds' press, lent his words about «a pack of ravenous hounds» sharpness and topicality. The exceptional popularity of this poet in the late nineteenth century suggests the important role of this work in the battle with anti-Semitism in Russian society of the time.

It is also important that Berdnikov succeeds in remaining faithful to historical truth and contemporary realia, independent of which period is being analyzed. This is all the more important since in several works by Israeli authors attempts are unjustifiably made to present all of our outstanding ancestors as committed advocates of Judaism. Thus one well-known writer describes the following fantastic scene: Allegedly Jews at the court of Peter I, including the tax-farmer Boruch Leibov, who arrived at the Tsar's quarters directly from Smolensk, were gathering together for a Passover seder, and convinced the Russian emperor to don a yarmolka, which he did without hesitation. «Not only is this episode doubtful,» responds Berdnikov, «but so is the very existence of an alleged Jewish party at the beginning of the XVIIIth century, supposedly supported by other co-religionists and firmly united by corporate and religious interests…

In fact, Peter the Great's attitude toward Jews was complex and contradictory. He was a «impulsive pragmatic,» sincere in all of his actions – both when he criticized Jews and when he defended them. The great reformer elevated no few Jews to the highest state positions in the Empire, and they put the interests of their new homeland first, attempting to reconcile them with their national feelings. They often used their blood ties to advance Russian interests, which they served selflessly It is enough to cite the case of the brilliant diplomat Petr Shafirov who saved Russia from slavery and humiliating conditions of defeat when Russian troops were completely surrounded by a far superior Ottoman army twice their size.

Incidentally, it was Safirov who first introduced the word «patriot» into the Russian literary language, which he defined as «son of the Fatherland.» These were not empty words for «Jews in livery.» Many of them served as zealous Russia patriots, combining concern for their people with sincere love for Russia and the Russians. The scholar, naturalist and academician Karl Gablits dedicated himself to Russian science and helped revive the newly acquired territories of Tauride (the Crimea), transforming it into a blossoming land. The first Russian-language Jewish writer, Lev Nevakhovich, author of A Daughter of Judea's Wail (1803), wrote works extolling Russia. The «learned Jew» of the Ministry of Enlightenment, Leon Mandel'shtam, who dedicated his life to the many-sided education of the Jews in Russia, was also a fierce advocate of Russian culture, and became the first Jewish poet to write in Russian. The remarkable Jewish social activist and patron Baron Evzel Ginzburg obliged his descendants to preserve both their Russian citizenship and Jewish faith, and his son Baron Horace Ginzburg earned recognition and love through his philanthropy and defense of the rights of his people, and despite witnessing pogroms and persecutions in his old age, still believed in the future of the Russian Jewish community. And the national Jewish poet, Semen Frug, who was the son of a farmer, earned the respect and admiration of the remarkable Russian writer Nikolai Leskov with his love for the land and his fervent Jewish patriotism.

So-does this mean that the warning «Oh, Jews, don't you sew livery!» was groundless? Unfortunately, not. Berdnikov recounts the fates of many «Jews in livery» that were tragic. In the time of Ivan III the doctor Mistro Leon perished on the scaffold, victim of a cruel conspiracy. And another doctor, Daniil Gaden, falsely accused of black magic, was tortured to death in 1682 by rebellious strel'tsy. The brothers Abram and Fedor Veslovskii were forced to flee the country, and thus became Russia's first non-returning diplomats. Chief of Police Anton Divier was exiled to Siberia. The contractor Abram Peretz, who went bankrupt supplying the Russian army with provisions in 1812, died in poverty. And so on! Even those whose services to the country were truly enormous could be subject to persecutions; thus Petr Shafirov was ultimately stripped of his ranks and medals, as the Senate gleefully recalled that he was of the «zhid breed.»

Several of the heroes of this book were not left in peace even after death. Xenophobic historians with nothing better to do keep silent about the contributions made by Jews to the Russian empire while trying to seek out traces of harmful intrigues hatched by «zhid-masons» and contributing to the most dismal events in Russian history. At times the role of «Jews in livery» is thus purposefully and outrageously exaggerated. By the logic of these learned writers, the dark period under Empress Anna Ioannovna should be called not «bironovshchina» (the time of Biron) but «lipmanovshchina,» after E. I. Biron's close associate, the Jewish banker Levy Lipman, who they say, allegedly ruled Russia. (Berdnikov addresses the falsity and absurd nature of this and other assertions about Lipman's power, demonstrating that he was just another of Biron's many creditors.)

The aggressive search for historically compromising material about Jews is especially zealous and stubborn in the sphere of Russian literature, – more precisely, in the area of Russian poetry. Tendentious literary scholars try to push the idea that it was precisely the Jews who were responsible for the death of great Russian poets, as part of an age-old secret conspiracy against Russia. And it's no problem for them if no evidence exists; it's simple enough to label as a zhid any cheat or scoundrel, especially if murder is involved. Thus the unfortunate Nikolai Martynov who shot the great Lermontov in a duel – so what if he was Orthodox, an aristocrat, officer – but what about that suspicious patronymic «Solomonovich»?! The Russian nationalist has no interest in the fact that during the week of holy forefathers in the Orthodox church in late December newborns were given ancient-Jewish names. So here we have the image of a Russian poet and martyr, killed by evil foreigners – it's even rather appealing. So how can one help but give into the temptation of declaring Solomonovich-Martynov a natural born Jew – and not only to declare it, but make a film about it, one that is very «artistic» and even «enlightening.» And throw into the conspiracy against Lermontov the chancellor Karl Nesselrode, whose mother (we learn from a biographical dictionary) was ethnically Jewish but of the Lutheran faith…

Berdnikov also reveals several well-known Russian political figures in a new and unexpected light. For example, a separate essay is dedicated to the Prince and Field Marshall Grigorii Potemkin, who appears here as a convinced judophile and the first governmental figure in Russian history to support the Zionist idea. For the first time since the destruction of the Second Temple this charismatic figure armed Jews to form the «Israelevskii» Calvary Regiment in 1786. This he proposed to be quartered in previously Turkish-occupied Palestine, where he thought to summon all Jews once more.

But it was to be a vastly longer time until the realization of this plan than he imagined. A huge number of Jews were to continue to live and be absorbed into in the Russian empire, and among them were the heroes of this book. They entered the annals of history and merit our lively and sincere interest today.