Kitobni o'qish: «Лес Потерянных Душ»

В память о всех тех, кого мы любили.

***

Есть ли после смерти волшебный свет?

Или все исчезает в тумане?

Но даже ОН не знает верный ответ,

В последний путь тебя провожая.

ОН вечный странник в сплошной пустоте,

Его жизнь словно гонка по кругу.

Он верен во всем одному лишь себе

И своему одинокому другу!

В глазах его пламя отчаянных душ,

Что просят его на минуту остаться.

Но он к чужим мольбам всегда равнодушен,

Провожая других с этим миром прощаться.

Он холоден к людям и нет в нем тепла,

Лишь волк белоснежный его сотоварищ.

Но однажды его согревает душа,

Что ищет себя, но не находит пристанищ.

Она быстро к нему находит подход,

Даря ему тепло позабытого лета.

Но какой их союз ожидает исход?

Когда заберут что-то важное у человека…

Автор Кулагина О.

I

Можно, что хочешь, добыть, – и коров,

и овец густорунных, можно

купить золотые треноги,

коней златогривых, —

жизнь же назад получить невозможно.

Гомер, древнегреческий поэт-сказитель

Огромные хлопья снега в морозной тишине падали за окном, оседая на пушистых ветках елей, укрывали голые деревца. Молчаливая белая мгла окутала лес, и только одинокий теплый огонек проглядывал через толщу снежной завесы. Свет лился из окна деревянного домика, затерявшегося в глубине мрачного холодного леса. Внутри в небольшом камине потрескивали поленья, заполняя комнату хвойным ароматом. Неподалеку, нежась в тепле огня, разлегся огромный белый волк, а языки пламени бликами отражались на его шерсти, превращая ее в мерцающий туман.

Над огнем запищал чайник, и мужчина с грубыми сильными руками подхватил его, одновременно осторожно подкидывая полено в огонь. К запаху хвои примешался аромат травяного чая. Обхватив широкими ладонями огромную глиняную кружку, мужчина выглянул в окно и поморщился. Снегопад – самое время для блуждающих духов холода и мрака, потерявшихся душ и других ночных существ. За окном замерцал фонарь и загорелся голубым огнем. Волк повел ушами и поднял голову, когда его хозяин стукнул о стол своей огромной кружкой, вздохнул и стал натягивать меховой плащ и шапку на густые взъерошенные волосы.

– Идем, Нéбула, – сказал он, распахнув деревянную дверь и впустив ледяной воздух с танцующими снежинками. Волк лениво потянулся, зевнул и потрусил за хозяином, освещавшим путь в ледяную мглу мерцающим фонарем.

Егерь – так называл себя мужчина, прокладывающий тропу вглубь леса. Он не помнил, как его звали раньше, да и не было в этом необходимости здесь. В Лесу Потерянных Душ никто не обращался к нему по имени, поэтому он просто стал Егерем, смотрителем и проводником.

Фонарь в руке мужчины вспыхнул ярким синим пламенем, и Егерь заспешил. Волк, прижав уши, устремился вперед, вздымая кверху огромными лапами комья снега. Они были совсем близко. За широкими ветвями елей, кутаясь в тоненький плащ, стоял человек небольшого роста. Он выглядел обеспокоенным, отчаянно озирался по сторонам, тщетно пытаясь согреть окоченевшие руки.

Егерь поднял повыше фонарь и вышел к нему навстречу, продираясь сквозь густые заснеженные ели.

– Помогите, – взмолился человек в плаще. – Я не знаю, как я оказался в этом лесу. Еще некоторое время назад я спокойно сидел в таверне с друзьями…никак не возьму в толк, как я здесь?

– Не ты первый, – мрачно ответил Егерь и его глаза сверкнули синим огнем. Эту часть работы он ненавидел больше всего. Пускаться в пространные объяснения не было его сильной чертой, да и вообще разговаривать он не особо любил. – Засунь руку в карман.

– Что? – не понял человек, уставившись на мужчину во все глаза.

– В карман, говорю, руку засунь. Что там?

Человек послушался и, опустив руку в карман, извлек помятый свиток.

– Читай, – сказал Егерь, в упор глядя на человечка. Тот замялся, но лист не опустил. Он смотрел на бумагу, силясь понять что-то, но никак не мог взять в толк что именно.

– Я не умею, – наконец признался человек в плаще, стыдливо опуская глаза.

Егерь забрал протянутый ему свиток и заглянул в него. Почесав густую черную бороду и протянув многозначительно «мда», мужчина сказал идти за ним и, развернувшись, направился вглубь леса. Человек послушно засеменил следом, стараясь не отставать от идущего впереди великана, оставлявшего огромные следы на снегу.

Они шли молча некоторое время: уверенно шагавший впереди великан и зябко кутавшийся в тоненький плащ маленький взъерошенный человек. Егерь слышал, как его спутник стал тихо поскуливать, а краем глаза увидел, что тот озирается по сторонам. Он понимал, как странно для человека в плаще выглядели черные тени с горящими глазами, наблюдавшими за ними из-за деревьев. Не все так покорно и без вопросов следовали за великаном, оказавшись в лесу. Где-то вдалеке слышался вой и волчье рычанье. Человек в плаще сильнее вжал голову в плечи и замер.

– Как тебя зовут? – спросил Егерь, оборачиваясь к нему.

– Август, – промямлил тот. – Но все звали меня Коротышкой.

– Вот что, Август, ты не должен бояться. Просто следуй за мной и старайся не смотреть по сторонам.

– А если я откажусь дальше идти за тобой? – неуверенно промямлил Коротышка. – Я не знаю, кто ты, где я. Куда ты меня ведёшь ?

Егерь безразлично пожал плечами.

– Можешь остаться здесь, мне все равно, – он развернулся и направился вглубь леса, освещая путь светом мерцающего фонаря. Коротышка некоторое время оставался на месте, но понял, что это небезопасно и поспешил вслед за ним, стараясь не отставать.

– Скажи мне, Август, была ли у тебя семья? – через некоторое время спросил Егерь, не оборачиваясь. Он упорно спешил вперед, времени было не так много.

– Когда-то давно, – пожал тощими плечами Коротышка. – Жена ушла много лет назад, точнее сбежала с другим, потому что я был беден.

– И о чем ты жалеешь больше всего?

Август наморщил лоб, пытаясь собраться с мыслями, а слепящие глаза снежинки мешали сосредоточиться. Он всегда старался не думать о том, что ему было недоступно, но было дано другим. Он жил так, что у него не было времени сожалеть о чем-то, каждый день был похож на выживание. Жизнь была слишком несправедлива и не раз сурово обходилась с ним, но он давно с этим смирился. Если у него были еда и кров – уже хорошо. Но все-таки была одна вещь, о которой он жалел всю жизнь, и сейчас Коротышка об этом вспомнил.

– Когда-то у меня была скрипка, – стараясь угнаться за Егерем, тяжело дыша, сказал он. – Она досталась мне от отца. Он был великим музыкантом. Он учил меня музыке, а когда отец умер, то скрипка досталась мне. Это была единственная по-настоящему ценная вещь в моей жизни.

– Иногда вещи, доставшиеся нам от ушедших родных – единственное, что греет нашу опустошенную душу, – понимающе сказал Егерь.

– Да, – вздохнул Август, а затем, помедлив, продолжил. – Но я все потерял. Я мог бы стать таким же великим музыкантом, как отец. Но я бросил музыку, когда сбежала жена. А ничем другим я зарабатывать не мог. Именно тогда я встретил своих друзей. Они, можно сказать, вытащили меня из нищеты. По крайней мере, я больше не голодал. Они не дали мне пропасть, но пришлось продать свою скрипку, чтобы выплатить долг за одного из них, когда тот попал в неприятности. Но у моих друзей всегда находилась для меня работенка, конечно, порою она была грязной. Но выбора особо не было. Они заменили мне семью, когда все остальные отвернулись.

Егерь хмыкнул, а Август сам не понимал, почему он так разоткровенничался с этим угрюмым великаном. Почему он безропотно следует за ним через этот страшный темный и заснеженный лес в неизвестность, но остановиться мужчина уже не мог. Неведомая сила тянула из него слова, складывавшиеся в признания.

– Совсем недавно один из моих друзей предложил мне пойти на дело. Работа была непыльная, всего-то проникнуть в дом местного торговца и забрать выручку, которую, как оказалось, дурак прятал под половицей. Но попав в дом, я нашел больше, чем мы думали. Там были украшения. Драгоценности. Я нашел их и, конечно, сказал друзьям. Мы семья, а значит делим все поровну. И вот мы сидим в таверне, празднуем. Празднуем…

Август застыл как вкопанный на месте посреди заснеженного леса. На его лице отражалась масса эмоций – недоумение, осознание, страх. Худые плечи под тонким засыпанным снегом плащом затряслись. Сколько раз уже Егерь видел подобное.

– Где я? – дрожащим голосом наконец спросил Коротышка, оглядываясь на высокие деревья, на шуршащие по снегу тени за ними. – Я что…

– Ты умер, – спокойно ответил Егерь, глядя прямо на Августа своими синими глазами.

–Умер? – непонимающе заморгал тот.

– Твои друзья решили, что делить с тобой добычу не будут, – устало вздохнул Егерь. – Им надоело делиться с тобой. К тому же, кто-то тебя видел, когда ты выбирался из окна дома торговца. А это значит, что тебя легко могли найти, значит выйти и на них. Свобода им была дороже, поэтому они избавились от тебя после вашей пирушки в таверне, стукнув по голове в темном переулке.

Губы Августа задрожали, худое тело затряслось, трясущимися руками он обхватил себя, будто стараясь спрятаться от жестоких слов. Егерь похлопал рыдающего человека по плечу, он уже привык к подобному, слезы были не единственной реакцией людей на известие о собственной смерти. Хотя он понимал, что человек перед ним плачет от осознания, что его предали люди, которых он считал семьей. Всегда больнее ранят те, кто был для тебя близким.

– Я ведь бросил ради них играть, я ведь продал скрипку отца. Я ведь…ради них.

– Не все, кто кажется нам друзьями, таковыми являются, – тихо сказал Егерь. – Ты считал себя недостойным любви, хотел быть нужным, а это привело тебя к бессмысленной жертвенности. Ты даже позволил называть себя Коротышкой, хотя носишь имя императоров. Посмотри на себя. Ты жалок. Хотя бы сейчас, после смерти, имей к себе уважение и перестань рыдать.

– Но что же? Куда же я теперь? – Август поднял взгляд на Егеря.

– Идем. Я выведу тебя из леса. У тебя еще есть шанс все исправить.

Август кивнул и, вытерев слезы, вновь отправился вслед за Егерем. Через некоторое время они оказались возле расступающихся перед ними деревьев, где стена тьмы резко обрывалась и сквозь нее пробивался яркий свет.

– Что это? – спросил Август, от удивления раскрыв рот. Свет был таким манящим и теплым, что мужчина протянул к нему руку.

– Другая сторона, – ответил Егерь и указал на свет рукой, державшей фонарь. – Иди.

– Один? – испугался Август.

– Один, – кивнул головой его провожатый. – Ты пришел в этот мир один и уйти должен тоже один, я лишь освещаю дорогу. Не бойся. Там будет всяко лучше, чем здесь.

Август какое-то время помедлил, а потом кивнул и вышел из леса в свет. Фонарь Егеря вспыхнул и перестал мерцать, а бумажный свиток в руке рассыпался прахом. Из-за деревьев послышался рев боли и разочарования. Раздался хруст снега и рядом с Егерем оказался белый волк. Мужчина немного пожевал губами и, бросив последний взгляд на свет, отправился восвояси. У него было еще много работы. Мертвые сами себя на ту сторону не переведут.

II

Осторожная тень, скрывающаяся за деревьями, наблюдала, как очередная душа уходит на ту сторону. Все нутро тени рвалось и стремилось к свету той стороны, но попасть туда тень не могла. Она застряла в этом лесу, не ведая, сколько еще времени ей придется отбывать здесь, чтобы заслужить право войти в свет. Тень не знала, какую цену ей нужно заплатить, чтобы проклятый проводник доставил ее туда. Она томилась и страдала, ее истязало отчаяние и печаль. А еще гнев и ненависть. О да, она ненавидела это место и остальных застрявших здесь, но больше всего тень ненавидела проводника и его вонючего пса, не позволившего ей уйти отсюда. Проводник не внимал ни мольбам, ни уговорам, он был непреклонен и безразличен. Но стоило попробовать прорваться к свету, как откуда ни возьмись появлялся белый волк, ярости которого не было предела, и проход на сторону исчезал в недрах леса. Никто и никогда из леса не мог перебраться на ту сторону, пока проводник ему не позволит и не приведет к свету.

Правда существовал один слух, переносимый темными заложниками леса, что если испить энергию души, которой позволено перебраться на ту сторону, или кровь живого, попавшего в лес, то ни волк ни проводник не смогут тебе помешать уйти в свет. Но живым дорога сюда была заказана, они не могли попасть в это темное место, а мертвые всегда были под надежной защитой прокля́того фонаря. Тень содрогнулась, вспоминая невыносимую боль, которую причинял его синий свет. Лучше было умереть еще несколько десятков раз самыми изощренными способами, чем терпеть невыносимые муки, причиняемые мерцающим пламенем.

Вспышка света, и еще одна душа ушла на ту сторону. Тень издала полный злости вой, и из глубины леса послышались протяжные стоны, вздохи, крики, вторящие этому вою.

Егерю не было дела до беснующихся теней, он слышал эти вопли постоянно, поэтому привык. Его фонарь снова замерцал, указывая путь к вновь прибывшей душе, и добраться до нее нужно было быстрее, чем это сделали бы тени. Впереди показались поваленные деревья, припорошенные снегом. Не так давно Егерь срубил их для растопки камина, который служил обогревом в его маленькой хижине. Но сколько бы он не рубил деревья, на месте одного всегда появлялись три новых. Рядом с одним из поваленных стволов стояла фигура, облаченная в темное. Высокий мужчина был спокоен, но оглядывался по сторонам.

– Наконец-то, хоть кто-то в этом мрачном месте, – сказал он, когда Егерь осветил окрестности мерцающим фонарем, выйдя ему навстречу. Густые волосы вились и спадали опрятными волнами на плечи и в свете пламени отливали серебром. Черные ткани одеяния струились складками вниз, сливаясь с окружающей темнотой, и только светлая полоска у горла выделялась во тьме. – Добрый человек, помогите слуге божьему выбраться из этого леса. Похоже, что я заблудился.

– Вовсе я не добрый человек, – буркнул Егерь, поднимая фонарь ближе к лицу мужчины. Его кожу покрывала сетка морщин, но старым он не казался. Глубоко посаженные глаза спокойно следили за действиями Егеря из-под густых аккуратно подстриженных бровей. – Но из леса я тебя все-таки выведу. Для начала достань бумагу из своего кармана и прочти.

Мужчина вскинул брови, но послушался. Откуда-то из недр своих одеяний он извлек свиток, развернул и взглянул на него. На его лице отразилось недоумение.

– Это шутка? – спросил мужчина, глядя на Егеря.

– Что там?

– Ничего. Там ничего не написано. Лист абсолютно чист. – мужчина протянул бумагу. – Взгляните сами.

Руки у него были гладкие и выглядели так, будто он ни дня в своей жизни не работал. Не то что руки проводника, огрубевшие от постоянного махания топором. Егерь взял свиток, ему и без того было понятно, что означал пустой лист. Он развернул бумагу и внимательно вгляделся в него.

– Что все это значит? – мужчина сложил руки на груди и выжидательно смотрел на Егеря. – Объясните же мне, кто вы, где я и что это за пустой клочок бумаги?

– А сам ты, что думаешь? – мрачно ответил проводник, сворачивая свиток.

– Я… Я не уверен, – замялся мужчина в темных одеждах. Он снова огляделся по сторонам, глянул наверх, стараясь увидеть небо, откуда уже начинал падать колючий снег, а затем заглянул в синие горящие глаза Егеря. – Кажется, что я… умер.

– Вовсе не кажется, – ответил проводник, перехватывая фонарь другой рукой. Его свет как-то поугас и уже не мерцал ярким синим пламенем. Мужчина в черном некоторое время стоял в полном молчании, а затем коснулся белой полоски своего воротника и спокойно воззрился на собеседника. В его глазах стоял немой вопрос. Егерь развернулся и направился вглубь леса. – Идем.

Мужчина отправился вслед за своим провожатым, стараясь не отставать. Оставаться одному в лесу ему совсем не хотелось. Куда этот здоровяк его ведет, мужчина не знал, но отчего-то был уверен, что для него отведено особое место, и его там уже заждались. На их пути обледенелые деревья ощетинились белыми ветвями и били по лицу, снег колючими иглами впивался в глаза, норовя ослепить.

– Что же, – с трудом нагоняя Егеря начал мужчина в черных одеждах. – Выходит это чистилище?

– И так тоже это место называли. У него множество названий.

Мужчина помолчал, пытаясь осознать то, что ему сказали. Все, во что он верил при жизни, оказывается правда?

– Что за пустой лист бумаги?

– Слепой – не тот, кто не видит… – загадочно ответил провожатый.

– И что это должно значить? – возмутился мужчина, нахмурив брови. – Если это чистилище, то мне здесь не место. Я человек божий. Бог всегда со мной. Он не допустит, чтобы я здесь оставался. Я набожный христианин. Ты должен меня вывести из этого леса. Ведь это Он тебя сюда послал, как я понимаю.

– Твой бог здесь не властен. Здесь властвуют человеческие эмоции. Но в чем-то ты прав, здесь, в лесу, тебе точно не место.

Мужчина облегченно вздохнул и кивнул. Все шло, как надо. Продираясь сквозь густые ели, он и Егерь наконец вышли на более-менее открытое пространство. Тьма отступила, и в воздухе повисла серость, все вокруг ею пропиталось. Витая дорожка не тронутая снегом петляла вверх, и они направились прямиком по ней.

– Знаешь, я был уверен, что за все мои деяния я обязательно должен был попасть в Рай. Не думал, что промежуточной остановкой будет чистилище. Но пути Господа нашего неисповедимы. Даже такие верные слуги Его, как я, должны пройти испытание, пройти через этот темный лес.

– И чем же ты заслужил, его, этот самый рай?

– Я служитель бога, этого уже достаточно, – самодовольно ответил мужчина в черном и поправил воротничок. – Я усердно молился, постился, выслушивал исповеди прихожан и хранил их в тайне. Я делал все, как велит Святая Церковь. Я славил Бога, а значит место мне в царствии Его. Я помню, что незадолго до того, как отойти в мир иной, Святая Церковь отпустила мне все грехи, а это многое значит. Я творил добро, помогал нищим, предоставлял им место для жилья. Кормил их и обогревал, но самое важное, я их приводил к Богу. Они проникались любовью к Нему и к Церкви.

– К богу значит? – Егерь резко остановился.

– Что случилось? Почему мы остановились? – удивился мужчина в черном, оглядываясь вокруг.

Они стояли на вершине горы, а под ногами разверзлась бездна, оскалившись острыми выступами горной породы. Серая пелена сползала вниз по извилистым мрачным скалам, ощерившимся камнями, торчавшими будто клыки страшного монстра. Дна не было видно, и казалось, что нет конца и края тьме, поглощающей все попадающее в нее.

– Не мне судить тебя, я лишь выполняю свою работу. Я другой веры. По крайней мере был когда-то, – начал Егерь и пнул камешек в пропасть. – Но у меня было достаточно времени узнать, что есть такое религия в вашем мире – твоем и тебе подобных. Ты говоришь, что приводил людей к богу. А те несчастные мальчики, которым ты сдергивал штанишки и ублажал свою плоть, тоже проникались любовью к твоему богу? Не ты ли говорил, что являешься воплощением бога на земле, а все, что ты делал, им во благо?

Мужчина стоял как вкопанный, вытаращив глаза, а тело его начала бить мелкая дрожь.

– Как ты узнал? – выдохнул он.

Егерь усмехнулся и помахал перед носом у того свернутым свитком.

– Ты прикрываешься богом, но душа твоя черна. А слепое коленопреклонение и молитвы никогда никого не спасали. Возможно, когда ты заплатишь должную цену, тебя и пустят на другую сторону. Но будет ли это желанный тобою Рай?

– Нет-нет, – вскрикнул мужчина в черном и ринулся обратно в сторону леса, но путь ему преградил гигантский белый волк.

Его пасть была настолько огромна, что мужчине показалась, что зверь его сейчас проглотит. Он попятился назад, закрывая руками голову и тихо постанывая.

– Прошу, умоляю, – взмолился человек, падая на колени перед Егерем, заламывая руки и заливаясь слезами. – Я обещаю, я клянусь, я все исправлю. Я исправлюсь…я…я…

– Глупец познает только то, что свершилось, – спокойно сказал Егерь и пнул тяжелым сапогом человека в грудь.