Kitobni o'qish: «Детство Тины»
Глава 1.
Второй день не прекращались обстрелы…
– Бух! Бух! Бух! – очень громко и очень близко застучало с запада. «Что-то сегодня совсем рядом бьют», – прислушалась Валентина. Уже несколько дней было совсем тихо и нате вам, опять зарядили». Не зажигая света и помня о снайперах, пожилая женщина с трудом протиснулась к подоконнику, заставленному горшками с кактусами, и всмотрелась в темноту. Никаких отблесков от разрывов в хмуром январском небе не наблюдалось, но это ровным счетом ничего не значило. Начаться могло в любую секунду. Она проверила, включено ли радио в спальне, на всякий случай, чтобы не пропустить сообщение от служб МЧС о том, что нужно срочно спускаться в подвал.
Вдруг она почувствовала, что зябнет, хотя с утра ходила в толстом махровом халате. Потрогала батарею, и пальцы наткнулись на обжигающий холодом металл. «Так, отопление отключили. Интересно, из-за аварии или по более серьезной причине. Свет и вода пока есть. Пойду-ка еще раз проверю «тревожную» сумку». С этими мыслями, промелькнувшими в секунду, Валентина задернула поплотнее шторы и пошла на лоджию, в противоположную сторону квартиры, откуда окна смотрели прямо на восток. Достала из-под старого стула, доживавшего свой век в качестве этажерки, большую дорожную сумку на колесиках и переместилась в спальню. С этой стороны квартиры свет можно было включать без опасений, что она и сделала. Расстегнула молнию и стала, не спеша, перебирать тщательно упакованные вещи первой необходимости: аптечку, деньги, консервы, крупы, документы, белье. «Так, а это что у нас?», – Валентина осторожно размотала скрученное в комок полотенце и извлекла на свет … древнюю куклу, с лысой, облупившейся от старости опилочной головой и тряпичным туловищем неопределенного цвета, без одежды.
– Смотри-ка, – удивилась про себя Валентина, – и ее подружку я, оказывается сюда сунула. На счастье, больше полувека зачем-то ее храню. Хотя от судьбы все равно не уйдешь, какими талисманами не запасайся. И опять весь этот ужас повторяется.
– Бабуля, бабуля, ты где? В спальню вбежал девятилетний правнук Ваня. – Бабуля, я боюсь, почему так сильно стреляют, я рисунок рисовал о зиме. А потом стрелять начали, я испугался и к тебе прибежал! Я, наверное, буду плакать. – Ванин бурный поток эмоций заполнил небольшую комнату и вернул Валентину в реальность. А мальчишка тем временем прошмыгнул на холодную лоджию и, прыгая, как Маугли, по тумбочкам и шкафчикам, теснившимся впритык друг к другу, подобрался к окну и уткнулся лицом в темное стекло.
– Бабулечка, не ругайся, я только посмотрю, что там и сразу слезу, – горячо и быстро забормотал мальчик. Валентина, тем временем, уже полностью пришла в себя и строгим «бабушкиным» голосом приказала:
– Быстро слезь с окна и иди в свою комнату. На всякий случай переоденься, может опять придется спускаться в подвал.
– А что, а зачем? А в наш дом что, может попасть снаряд? И что тогда будет? Нас всех убьют? – Очередная порция Ваниных вопросов- утверждений обрушилась на Валентину. Она видела, что мальчик на грани истерики. Нужно быстро успокоить и отвлечь мальчика.
– Ваня-Ванюшка, ну что ты такое говоришь! Не бойся, ничего с нашим домом не случится! Один раз в это место бомба уже попала и все-все разворотила. А второй раз бомба, как известно, в одно место не попадает. Так что все будет хорошо.
– Как второй, как второй? – Ваня уже полностью переключился на новую информацию и огромными горящими глазами смотрел на бабушку. – А когда первый был, бабуля? А тогда тоже обстреливали? А ты тоже вещи в сумку складывала? А я где был? Наверное, я был маленький и ничего не помнил?
– Нет, детка, – пробормотала Валентина, – это было, когда я была маленькой и все-все помню. Помолчала и еще тише добавила:
– В начале жизни помню я войну…
… Жила-была девочка, звали ее Тина. Косички вразлет, курносый нос в веснушках, на круглом лице огромные распахнутые глазища. Вообще-то полное ее имя было Валентина, но была Валя девочкой непоседливой, быстрой во всем, в том числе, и в имени. Поэтому, когда ее спрашивали: «Девочка, как тебя зовут?», она сквозь зубы быстро, чтобы поскорее отстали, отвечала: «Тина» и мчалась прочь. К тому же ее старшую сестру звали Таня, и все знакомые и друзья так о них и говорили: «Тина и Таня». «Пошли к Тине и Тане, вчера встретила Тину и Таню, и т.д.». Таня, наоборот, была девицей обстоятельной, решительной и властной. Она любила верховодить, и чтобы ее слушались и не спорили. А Тина и не спорила, потому что Таня была на целых два года старше и знала таблицу умножения на восемь.
Жили Тина и Таня в небольшом степном городе с шахтами и заводами. Мама Тины и Тани работала в школе учительницей начальных классов, папа – главным бухгалтером в городском коммунальном хозяйстве. В общем, жили – не тужили. Осенью Тина готовилась пойти в первый класс. Ей уже исполнилось шесть лет. Вообще-то в школу Тина не рвалась, ей жалко было расставаться с вольной жизнью и ходить все время в одном и том же коричневом платье. Но зато Тина очень любила читать. А мама пообещала, что в школе у Тины будет много книг для чтения. И Тина согласилась в сентябре идти в школу. Папа подарил Тине по случаю этого грандиозного события калейдоскоп. Тина то и дело заглядывала одним глазком в эту волшебную трубочку. А в ней, чуть встряхнёшь, вспыхивают разноцветные картинки: серебристые, красные, зеленые… Так и жизнь представлялась маленькой Тине в буйных красках, вроде этих калейдоскопических картинок. И не думала, не гадала она, что скоро в два цвета окрасится все вокруг …
А еще Тина любила лето. Нет, весну и начало осени она тоже любила, но меньше. А вот зиму ненавидела. Из-за многочисленной одежды, которую нужно было носить несколько месяцев подряд. Из-за холода и ветра, который так и норовил залезть во все мыслимые и немыслимые отверстия одежды, отчего приходилось напяливать ненавистный шарф. А летом – красота! Бегаешь целыми днями в легких маркизетовых платьицах, горячий степной ветер обдувает со всех сторон, а вечером после долгих походов с мальчишками в дальние балки и карьеры отдыхаешь на крылечке в ласковой прохладе! Красота!
Календарный год так и рисовался в Тинином воображении таким себе неправильным прямоугольником. Боковые грани – это весна и осень, верхняя – зима, а нижняя – любимое лето. Так вот, если боковые грани были примерно одинаковыми, нейтральными по любви, то нижняя – лето, была длинной-длинной, прямо-таки бесконечной. А вот полоска зимы у Тины была короткой, которую надо быстрее пережить, чтобы, легко перемахнув через весну, очутиться в бесконечном лете. Так Тина в детстве представляла себе круговорот природы.
А пока шло жаркое лето 1941 года, и семья собиралась в гости к папиному брату Михаилу, который жил неподалеку в небольшом греческом селе с громким названием Константинополь.
Вообще-то Тинины родители жили раньше на Кубани. Когда в тридцатые годы прошлого столетия в селах начались одновременно коллективизация и раскулачивание1, мамин дедушка – зажиточный казак, приказал им срочно уехать подальше и затеряться в толпе. И правильно сделал, потому что всю их семью вскоре угнали на Соловки. После войны, они, правда, вернулись.
А Тинины родители прямиком направились в степь Донецкую, куда в те времена стекались толпы людей со всей страны, потому что здесь началась, наоборот, индустриализация, когда вместо мелких мастерских и фирм начали строить большие заводы, фабрики и, конечно, шахты. Вокруг них построили дома, школы и больницы, поэтому требовалось много работников. Папа закончил курсы бухгалтеров. Мама и так все знала, потому что еще до революции училась в женской гимназии в Краснодаре, тогда он назывался Екатеринодар. А здесь она стала учительницей начальных классов. Потом в шахтерские края подтянулись и папины братья. Расселились в окрестностях. Но маленькая Тина была уверена, что самое лучшее место для жизни – это их Город. Потому что бабушки на лавочках в сквере рассказывали, что в Городе ничего плохого произойти не может, потому что его защищает сам Святой Георгий на коне и с мечом. Кто такой Георгий, маленькая Тина не знала, потому что воспитывалась в семье атеистов, но представляла его таким себе дядькой с длинной белой бородой, сидящим на небе и зорко всматривающимся оттуда в их Город. Все ли там в порядке? Не надо ли кого-нибудь защитить?
Глава 2.
… Выезд в село на отдых наметили на воскресенье, 22 июня. Утром семья собралась завтракать в большой комнате, где всегда было включено радио. По случаю выходного дня мама испекла пирожки с абрикосами. Тина уплетала их, запивая большой кружкой холодного молока. Жизнь казалась прекрасной и удивительной. Вдруг мама замерла, вслушиваясь в голос диктора, а потом заплакала и сказала: «Война началась, Киев уже бомбили …». Тина не поняла, что означают эти мамины слова и мамины слезы, но настроение отчего-то испортилась сразу.
Правда, планы насчет поездки не поменялись, ведь война была далеко, а «Красная Армия всех сильней…!». На трамвае доехали до железнодорожной станции Землянки, оттуда поездом до безымянного полустанка, потом на попутной бричке до самого Константинополя. Там их встретил дядя Миша – высокий, чернобровый, усищи, как у Буденного на портретах во время первомайской демонстрации. И понеслись прекрасные летние дни полной свободы и счастья. Тина целыми днями носилась по лугам и полям, собирала землянику, купалась в речке. А дома ждали мама и вкусная еда. Тетя Люба, жена дяди Миши, работала на молокозаводе, рядом с домом, и по вечерам в окно было видно, как она возвращалась с работы с кувшином вкуснейших сливок в руках. Тина залпом выпивала полную запотевшую кружку и валилась без сил на кровать. Раздевалась во сне. Таня потом все подсмеивалась, вспоминая, как Тину ставили к стенке, чтобы снять одежду, а она тут же сползала на пол.
