Kitobni o'qish: «Ветер – в лицо (сборник)»
© Волков Л. А., 2017
© Хейлик О. Н., 2017
© Издательский дом «Сказочная дорога», оформление, 2017
* * *
День за днём
Вместо предисловия
Эвенкия, Тура. Преддверье весны
Сияйте: мир нуждается в ваших восторгах1.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Ещё немного – и лучей спицы отплетут вечернее кружево… Я же – напропалую: по тугому насту холмов-пузырей – несусь за убегающим солнцем.
– Не исчезай! – вдогонку кричу.
Но солнце – с хохотом из-за деревьев.
«Догони!» – дразнится.
И я, конечно, не отстаю – во всю прыть…
А ветер – встречь: искорками морозными пронизывает насквозь.
Разгорячённый, пью на лету настой необозримых пространств. И уж лечу: лёгкость в теле…
И всё доступнее дали. И нет уголка, до которого не добраться… Но солнце – вспять, не догнать – прячется в поволоку у горизонта.
– Эй! – хватаю за лучики. – Не отпущу! Свети!..
Тихо. Искристым бархатом на снегу розовеют снопы мягкого света. Неумолимо закатывается солнца диск…
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Проснусь – и начнётся…
Захочется кого-то благодарить. За то, что есть утро… жизнь, расцвеченная под улыбчивым солнцем…
Наверное, каждый по-своему окрашивает мир.
Я взял и размалевал в оранжевый день этот – апельсина брызги.
Вышел в утро – и растворился: дыханье весны…
Вдохнул полною грудью ветер, сошедший с гор, – и наполнился лёгкостью. Несу – тебе и дню – себя лучшего…
А что несёт мне сегодняшний день?
Тебя!
Начинается – со встречи на перекрёстке. С улыбки – в ответ на мою. Со смыкания взглядов…
И – на волне… Горизонт – осмыслен, мой день – океан…
– Здравствуй! – пропела. И – музыка на весь день…
Знаю: дело – в улыбке. Ты её мимолётом во мне зажгла, но она долго ещё будет гореть очищающим светом радости.
Два солнца светят мне: снаружи и изнутри. Иду-лечу раскисшей дорогой – и ветер с Тунгуски в куртку распахнутую ловлю.
Улыбаюсь встречным – пою душой.
Ты не просто улыбку – солнце зажгла. И я теперь всё могу.
Захочу – сплочу вкруг своего огня круг рук, улыбок… согрею души… Ты, сама не зная, открыла для меня мир заново…
Но не удержать день. Догорит вот-вот. Кружу по посёлку.
Смыкается круг встреч – на тебе…
Знаешь, мне и слабой, на ходу брошенной улыбки хватило б…
На ночь глядя представлю – улыбаешься – уж видя сны…
Проснусь – встречу тебя!.. и наступит утро… день.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Он настал, дрогнул паутинкой… заискрился – исполненный ожиданий… сверкнул новизной… и – грянул музыкой света…
А солнце – уж на трубе котельной.
По слякоти раннемайской шлёпают вразнобой прохожие.
И вдруг – крылья невидимые распластав – ты! Долгокрылая…
– Здравствуй! – я встречь. Нараспах – парусником. Обыденному врас-хлёст несу день…
– Привет! – обронила-пропела. Взахлёб – волною радости. (Окатило.)
Не выдохнуть, не вздохнуть.
Стою, свет благодарности ворохами вываливаю.
На то, как ты встречным добро-денькаешь, умиляюсь.
«Здрасьте… Здрасьтете…» – позывные ангельских душ…
А если – догнать… и сказать всё?
Возможно ли? Решиться? Сейчас или никогда!
Бегу… Обернулась. Удивления всплеск.
– Позволь, – лепечу…
И кажется, – лечу… Прорвана плотина… И трудно поверить в счастье.
Под конец дня: «Ты?!» – из конторы – ласточкой истомлённой.
– Ты! – откликнусь. И ни капельки уж не расплещу…
И пульс времени отсчитывая, предстану.
– Хочешь, уведу тебя… в сияние дня?
– В сегодня?
– Да, в Настоящее… Видишь, сверкает!.. (Веду.)
– Вижу! – обрадуешься. – Это всё мне?..
И – как если бы пелена – с глаз:
– Полетели?
Я так и не научился летать…
Пока. Хотя, надеюсь, ещё… сотворю такое!..
И, знаешь, это правда – про день сегодняшний… Он – в солнечных брызгах… Достаточно улыбнуться…
Влюби в себя день!.. Как я полюбил тебя.
За счастьем
Путевые заметки с экскурсами в лирику и историю
Запомните себя счастливыми, задорными!
Запомните сияние удивлённых глаз,
улыбки друзей, огни родного города,
музыку, рвущуюся навстречу
из распахнутых окон,
цветы в руках у любимой!
Запомните
все случайности, встречи,
удачи, разлуки,
без которых не бывает юности!
Лидолия Никитина. «Юности счастливые мгновения»
Феодосийская сага
В Ка́фе
Могу ль я забыть октябрьские дни в Городе-на-краю, где по утрам чуть свет здоровался с морем… где, минуя Генуэзскую башню, изо дня в день касался истории… и где, рельсы вокзальные перебегая, пропускал через себя ток, идущий из мест, откуда прибыл!?
Было зябко. Море «кусалось» холодом… И я догадывался, почему революция сто лет назад выпала на октябрь: изо всех щелей дуло, хотелось взбунтоваться от такой жизни…
Погода не баловала: ветер мёл, бросая под ноги стручки акации… кропил – когда, встретившись с Аллой Ненадой, наведался я с ней «к Редлихам», в дом, где век назад жила Цветаева Марина… а теперь – Нина Гряда, певица, душа-человек, накормившая нас досыта яблочными пирогами…
Чуть погодя растеплилось. Проясненный, встретил меня Коктебель. Впустил в акваторию Карадага, позволил нырнуть в воды залива у Золотых Ворот, где я, кажется, ощутил сверкающий серебром дух Цветаевой…
А за день до отъезда пробежался от Карантина до мыса Киик, дыша ароматом водорослей, то и дело купаясь…. Даже не заметив, как добежал до Двухъякорного, где под чинарою ждала меня маршрутка, вернувшая беглеца в Кафу…
Наконец – Златоглавая… благоуханье листвы октябрьской, колдовство клёнов…
Октябрь 2013
Три недели и девять дней
Феодосия, Новый Свет
Два солнца стынут, – о Господи, пощади!
Одно – на небе, другое – в моей груди.
Марина Цветаева
1
Спустя год подошла пора верстать новую книгу – я вновь в Феодосии… И хотя накануне, в конце декабря, угораздило меня захворать, под Рождество – бесприютный – качу из Москвы в Крым…
А чуть свет уж бегу к морю.
Бр-р! – с солнцем на пару оно прячется в пар от мороза… Что так необычно для Юга, где привычно – загорать, плавать, мечтать о тени!
И вот – где декабрьская моя хворь? – купаюсь. Среди лебедей!
Царственно-белые, с какой-то стати (говорят, с Нового года) они облюбовали себе феодосийскую набережную…
Здорово это – начать день с моря… и, наполнившись им, носить с собой!
Тогда, на Рождество, ещё одна, я видел, отдалась морю: безо всего зашла в волны – и уплыла бог весть куда…
Странно: искупавшись за нею следом, ношу в себе её образ…
Он (как позже и образы других плавающих барышень – стройной ли гимнастки, исполняющей на пляже кульбиты, другой ли – «в теле»), запечатлённый морем, долго ещё преследовал меня среди дня…
Лёд, мешанина под кедами поначалу мешали бегать; первые трое суток – снег, метель, окоченевший поутру скворец во дворе, трубный ветр с моря… Такой, что среди ночи распахивалась балконная дверь – и кто-то невидимый, казалось, врывался по мою душу, остужая комнату, увешанную иконами…
А днём – ни-ко-го! Набережная как вымерла. И – средь всеобщего запустения (даже поезда не ходят!) – одиноко стоящая, подточенная временем – на моём пути – Генуэзская башня, помнящая и Цветаеву, и Грина… огромная груда металлолома у причала (где раньше, ещё в 1990-х, шла посадка на теплоход, следующий в Коктебель)… да высокая нарядная ель на площади против вокзала.
Зато на четвёртый день, глядь: море – зеркало запотевшее.
Гладкое, мутное, на глазах исчезло оно из поля зрения, заволоклось туманом, сквозь который едва проглядывало солнце.
Лебеди встретили меня говором. Обсуждая, видимо, как ветр-повеса, что ни ночь, стучится ко мне – непрошенный – в балконную дверь, трубит и вламывается, наводя жуть, и как со стен на меня испытующе смотрят лики святых…
Я почти не сплю. Люди же, наоборт, не проснулись. Всё ещё, кажется, спит.
Дома – и те, похоже, заснули. Пустой вокзал. Никуда не уедешь. Никто не проводит тебя, как не так давно – в октябре…
И лишь на исходе каникул откуда-то взялись прохожие. Море – тоже – приняло обычный свой вид. Как некогда при Марине… Как и год назад…
Я приходил в себя, отогревался душой, работал (ничто не мешало мне взять нужный тон, выверить, сверстать две книги) и, оттаивая, – тайком для себя – вынашивал поездку «на край света» – в Новый Свет.
А тут – купленный в киоске «Союзпечать» номер газеты с моей – на всю полосу – статьёй «Непослушные – мы отстояли Крым»… да до слёз тронувший концерт, посвящённый юбилею Крымского флага, в клубе…
Оттаял. Радовало – мир здесь год от года, как и при Грине, узнаваемо добр и безыскусен: тот же (в той же фетровой шляпе) на перекрёстке Айвазовского и Галерейной бесшабашный «выдуватель пузырей», та ж неизменно радушная Хранительница музея Ненада… и отзывчивые на ласку – в блокадном-то Крыму! – феодосийские кошки…
2
Но вот, разделавшись с рукописями, качу в «свет»: в Свет Новый (иной, у края), с взметнувшимся в небо Соколом, с ноздреватым Коба-Кая, с ясною россыпью звёзд в ночи… Свет, где можно от всего отрешась, прочувствовать, как сквозит Вечность, – в то время как ты, частица её, живёшь, прислушиваясь, как и всё живое, к себе…
Новый Свет, оказывается, ждал меня. Распахнув объятия бухты, встретил по-царски. Букетом подснежников. Клином лебедей в небе. Душем сероводородным…
И вот – чем не царь?! – купаюсь себе один в Царской бухте… Умудрился даже позагорать!..
Зимний – среди января – пляж. Необычно!.. Замусорено, жаль. (Но не оттого, что «русские пришли». И до так же было.)
Убрался (как в своё время – на Карадаге) – вместо того, чтоб возмущаться. (Волонтёр? Нет, служу Красоте… Может, я специально – из Москвы… В своё удовольствие… А оставляющие после себя мусор? У них нет национальности – воры: крадут у Природы…)
Проблески солнца. Облака куда-то бегут, задевая за горы, бросая оживляющие тени на палеорифы – «присевших» под боком у меня Орла, Сокола, с высоты своего роста не замечающих убогих под собой строений.
Как и я: ничто не мешает и мне смотреть на всё с высоты Можжевеловой рощи. И – в стороне от больших дорог – дышать.
Раздышался. Поутру – по ручейку вниз. Встречь свежему дыханию по теснине… Пока распадок не распахнётся в ширь моря… Куда, не раздумывая, вбегу…
А, обжёгшись, поплыву в открытое… едва не забыв, что надо ещё назад…
За ночь прибой внедрил водоросли. На пляже – след босых ног…
Погода, что ни день, меняется. Из солнечной – в ненастье. И море из утра в утро – разное. Нагнало медуз.
Ныряю в склизкое месиво, назавтра неведомо куда сгинувшее… Недоумевая – откуда что? Я, может, – невольный свидетель таинств? Объявился – в неурочное время?.. Вот и этой ночью, не доходя Капчика-мыса, разминулся с батюшкой в рясе…
Странное место! С далеко выступающим в море мысом… У тех, кто осваивал побережье тысячелетья назад, мыс наверняка считался священным…
Пытаюсь и я постичь… Созерцая. Вникая… Этой ночью испытывал на себе силу продувного ветра. И – насквозь был пронизан им.
Он забрался в меня, да так и остался – рассказчиком, поведавшим мне о тайной чаше бухты, называемой Царской… про гору-отшельника Караул-Оба… про отполированные ступени тропы Голицына, про сквозной – пронзающий гору – мыс Капчик – подземный зал (под сводами которого, может, и священнодействовал встреченный мной батюшка)…
Капчик. Достаточно – хоть кому – взглянуть на сие чудо природы, чтобы представить: перед тобой – дракон, забравшийся по брюхо в море, с панцирем сверху. (Дракон ли, ящер реликтовый, – чудо!.. Я сегодня в том убедился, взглянув на мыс под моросящим дождём глухой ночью.)
Рай среди января. И – никого!.. Хотя люди здесь, я сделал вывод, подвержены… Могут – чуть что – и с катушек сойти… чему я был недавно свидетель…
А тут ещё – усыпляющий сероводородный душ… наваливающийся – день напропалую – сон беспробудный…
И вот во сне, как в кино, оживает Прошлое: по ступеням, ведущим в обитель тавров, что за горой Караул-Оба, вижу, двигаются в ритуальном танце – одна за другой – тени… И, что характерно, в отблесках луны движения их безупречны…
Утренний бег по ручью, впрочем, вытряхивает из меня сны… А после заплыва – и вовсе – заполоняет море.
На обратном пути – глядь – около валуна – глазок крокуса… Вон и ещё…
А в пятом часу вечера (когда солнце – у края):
– Куда идти?
– В горы, куда ж ещё! (Стало быть – по Царской тропе. Вдоль озарённых закатом крепостей-скал, позолоченных сосен… по-над таким морем, что руки сами взмывают!..)
Успел! Застал! И даже на солнце вышел там, где на спуске к «Адамову Ложу» переплетённые корни-стланика рады послужить тебе как ступени…
После «Ложа» – «Рай» (конечно же, царящий над «Адом»), пропахший соснами… И – дальше: купленные накануне кеды-скороходы несут стремглав вниз, к пляжу (что против посёлка Весёлый)…
Назад – причащённый, весело паря над обрывом: вскидывая то и дело руки, – и тем самым приближая (согревая) кромку горизонта…
Выкроил время. Пролетел туда, где всё – на грани света и тени: сама Красота дождалась, и я застал её!.. После чего неважно, на сколько ты здесь (в жизни… или на пространстве Караул-Оба): ощутил касание крыла Времени, пролетевшего над морем-вечностью…
Хотелось идти и идти (если бы всё время так!.. и – в каждой бухте купаясь!) – постигая…
Но это – что, только со мной? А другие?.. Не может быть, чтобы – живя на краю – не испытывать!.. Благодать же!
А между тем Крым заблокирован (изолирован недругами)…
Блокада! (Чего? Рая?) Не потому ли и людей мало (местные одни, и те – по домам)? Блаженные – большей частью. Но и – не-до-вольные (не-вольные?): подверженные… с «оккупированными» мозгами…
Недостаёт воли? По ту сторону! Увы! Вот если б – больше таких, как Фёдор Конюхов! Вот уж кто – точно не «в клетке» – живёт… способен – в запредельных ситуациях – одерживать над собой верх и «ценить каждое мгновение»…
Повезло же нам с таким соотечественником-современником, на пределе возможностей осваивающим планету… раз от разу преодолевающим Невозможное!..
Вот и мне б – хоть время от времени – преодолевать!..
Вчера чуть свет, когда брезжило, стащил себя с койки (хотя так хотелось спать, а не бежать – к бурливому морю, в темень)…
Удалось! Но море не приняло: вздыбилось впотьмах, опрокинуло – сонного…
И всё ж – наполнило силой… В самом деле, на каком-то этапе летящего стихия делает одержимым, до себя поднимает…
Так и вчера было, когда, не чуя ног, разгорячённый, летел я с гор – и едва успел до темноты к Капчику, поджидающему нетерпеливо…
Вовремя! Пока здесь. Пока высоко… Зря, что ли, к исходу дня Красота сказала «спасибо»?..
– Как думаешь, бухта ждёт?
– Сейчас?
– Не, вообще.
– Не придумывай! С какой стати?!..
Можно подумать! Не придумываю – живу (чувствами)… Просто иногда мы видим других такими, какими они себя сами не знают… Что вовсе не означает – «выдумал». (Цветаева ведь тоже никого не «придумывала» – ей открывалось…)
Я же, может, кого-то вижу летающим…
А захотелось летать – лети! И нечего принижать полёт…
Вон – бухта, привыкшая к тебе по утрам. Не очарована ли она вместе с тобой? А, её приближённый?..
– Мнишь… Таких, как ты, у неё – букашки, птицы, собаки…
– Но бухта ждёт очарованного! Я даже слышу… зов ручья, по которому из утра в утро бегу.
Ждёт! Не может Место не разделять моих чувств: оживляю присутствием, воодушевленьем, восторгом (перед Красотой – не будничной – райской)… И если той же бухтой не воспринимается образ, наверняка – душа!
Место! Ощущаю с ним обратную связь. Как эхо. Как запах цветка…
До сих пор храню в себе впечатление: волна (живая), взяв, поднимает – и, качнув, наполняет собой – силой…
Увидев, проникнуться, ощутить явственно и откликнуться, проявить радость… Не этого ли Природа ждёт от тебя? Как и Та, для которой достаточно, чтобы её кто увидел (в лучшем проявлении)…
Разглядишь – не задумываясь, отдастся. Всерьёз. Высоко. Ни о чём не жалея… Дождавшись тебя – горизонтом, проблесками солнца мутного, – всколыхнётся поющим прибоем.…
Даже когда уеду, знаю: несмотря на непостоянство моё, будет ждать, вспоминать…
И – когда уйду…
Не надо только грустить. Можно радоваться лишь, что в природе всё неизменно… и – этой гармонии красот (мест), в которой порой и камешек жаль стронуть, – ненарушенному очарованию…
Чуть сонное место. Красоты навевают сны, храня воспоминания (примерно как я носил запечатлённый морем образ гимнастки), ещё как намагничивают чувства!
Вон в мути обволакивающих горы облаков, в порыве ветра – образы-воспоминания – лучшего (насколько впечатлительная эта Красота в состоянии запечатлеть)… Мне же только и остаётся – настроиться и впитывать, обретая крылья…
А красивые – заведомо с крыльями? Некрасивые – без?..
Сомневаюсь. Мне в этой связи странно, что про жену Фета – кто-то: «бескрылая, некрасивая»… Как будто бескрылость – некое мерило некрасивости. Как – глухоты, слепоты, безнюхости… или – будничности, приземлённости, мелочности… или – безрадостности, уныния, не-широты…
Но Красота, с другой стороны, – разве не то, что с крыльями?..
Только вот не всё, что красиво, летает.
Обжился. Шаг за калитку – и вот – Парадиз: реликтовая (третичного периода) роща сосново-можжевеловая. А там – вперёд, в прошлое, как к себе домой, – внутри мыса Капчик, в нутро ископаемого рифа с 77-метровым сквозным сводчатым гротом, куда на этот раз удалось пролезть на ночь глядя, будя спящие тени, давно уж ждущие своего претворителя… (Ещё, быть может, с тех пор, как в 1912-м Николай II собственной персоной проник в грот и прошёл сквозь него к своей яхте «Штандарт».)
В смутных сновидениях – разбуженные воспоминаниями – тени явились ко мне ныне ночью… и – словно присутствовали наяву – странные, будто специально созданные Тайной в сумраке урочища Караул-Оба, лощинах «Ада» и «Рая», в увитом плющом «Адамовом Ложе» – убежище тавров… там, в святилищах своих отдающих должное Месту, скрытому от посторонних глаз…
Красота такая, что кажется – сон!..
Но что за сонное место! Отрешённые, во сне горы, рощи…
Радует – не «обжит» пока край этот, оставшийся ещё на отшибе, в стороне от дорог (кроме одной – петляющей по-над морем, со светлячками фар – не верениц – редких машин под вечер), за чередой гор, отделяющих от всего света Свет Новый…
– А ты думаешь, Бухта-Пляж-Ручей будет ждать?
– Да, открылось же мне, как Место, очищенное от мусора, шепнуло: «Спасибо за возвращённую Красоту!» и как благодарно солнце сверкнуло…
Сны. Образы. Тайна… Место, таящее в недрах своих больше, чем можно себе представить… Надо только видеть… увидеть всё вокруг себя в лучшем проявлении (как, по большому счёту, должно быть всегда) – и место откликнется тебе, просияет…
Всё же взаимосвязано!.. Не выдумываю: чувствую…
* * *
Там! И ещё долго буду в ином – новом – свете.
По утрам изо дня в день бегу здороваться с морем… А на ночь глядя – вверх, к таврам… Бегу, а глубоко внизу бушуют, бьются о Караул-Оба волны… Над ними, облепив сучья-ветви сухого, как коралл, дерева, гроздьями невиданных плодов лепятся друг к другу бакланы…
Вижу: двое – он и она. Карабкаются в Запределье…
И вот оба – караул! – ступают в не совсем покинутую таинственными жителями сих мест – таврами – лощину (за труднодоступной скалой), где по ночам, знаю, разыгрываются мистерии…
Но те двое скрылись из виду. И уж не увижу…
Однако в сумерках вновь лезу в Сквозной Зал (пронзающий мыс Капчик), где – прислушайся! – звучит тихая музыка…
Мелодия невзначай рождается из плеска волн в удалённом от меня «нефе», озарённом едва-едва мерцающим светом… где запечатлеваю Сны Моря – обнадёженный тем, что кто-либо снаружи, в реальном мире, всё ж дождётся меня…
Я слушал. И то был прорыв из череды будней: просачиваясь раз от разу под решётчатую калитку внутрь грота, каждый раз оказывался я в Невозможном… И до сих пор это во мне.
Выбираюсь. У оконечности мыса отчётливо слышу писк дельфинов. Похожий на пение Сирен… Или – зов… Что, если адресованный мне?
Будто это я сам (воплощение моё) – там, в дельфиньей стае. (Иначе откуда – возникающее при виде афалин и белух, с которыми, случается, плаваю в зоопарке, – волнение?)
* * *
Непривычно: посередь зимы (в конце января) – в летнем Крыму.
Лето на этот раз для меня началось в феврале – первого числа, когда набрёл на усыпанную нежными крокусами поляну в «Раю»…
А второго уж «распростёр крылья» – в Москву.
Повезло: сидел в самолёте с той, которую в аэропорту загадал! (Радость, самодостаточная сама по себе, – быть – да хоть сколько! – в небе с Красотою, у которой гибкие руки, бок о бок!..)
Впереди же маячило рождение книг (двух) и настойчиво выстукивала мысль, что всего важнее – помнить, куда тебе… В душе по-хозяйски свивало себе гнездо Блаженство – черпающая вдохновение от света чьих-либо глаз птица, воодушевлённая Музыкой и парящая над (между землёй и небом)… Как в «Экклезиасте»: блаженство души – единственное, ради чего стоит жить…
И вот – от блаженства можжевелового, от царского моря – в снега, к себе в зоопарк, в столицу неестественного обитания… к бассейну, где плещется – без тебя – преданная тебе белуха…
Когда-то у человека – чтоб выжить, видимо, – была сверхпотребность не просто с кем-то ассоциировать себя, а перевоплощаться... (В кого угодно… Хотя б и в себя молодого!..) Так, представляется, и когда-то возникло животное из ряда вон – белуха (идеал совершенства в природе)… к которой у меня с некоторых пор – родственное чувство…
Не просто верю: не слаб – знаю (от силы), что могу зрительно перевоплощаться… Зря, что ли, всплывая в бассейне, ощущаю вдох – дыхалом!..
Любовь же, полагаю, способна на многое…
Лети – и фантазируй! А за время полёта у тебя есть время – вспомнить, кем был… перевоплотившись же, – вжиться со всей страстью…
Накрапывало с утра. Туманилась, печалилась гора Сокол. В грустной задумчивости встретила меня Роща…
Но… Я сбежал от сна (как же там спалось: Сонное царство!) – и юркнул в ущелье Ручья.
С камня на камень. Как по лабиринту, на скорости. Опрометью. Навстречу ошпарине-поцелую моря… Взойду – и я – часть этого полновесного мира…
Главное же – до всего рукой!.. Всё рядом: отшельник Караул-Оба со своими таврами, Капчик, Царская бухта…
Природа грустила, туманилась… Я вживался… Фонарики (воодушевления, блаженства), случалось, зажигались в глазах, которые встречались на моём пути… И – мнилось (как всегда, когда хорошо), что – ещё невесть сколько жизней… что – всё могу…
* * *
Но что со мной? Так и продолжаю, как заведённый, бегать там вниз-вверх. Из утра в утро по ручью. Туда – враспах морю. Назад – с морем в охват… А с Рождества начиная – минуя башню Константина, через рельсы… к не менее нетерпеливо ждущему меня морскому простору, из которого только что вышла гимнастка… и где – изящные в волнах прибоя – лебеди (чем не рай?)…
Из моря не выходя (таская его с собой, в себе – к себе, на верхний этаж дома, что напротив Вечного огня, в арендуемую мной квартиру набожных двух девственниц, где неизбывно царит женский дух… на что у меня – выборочное – для всего лучшего – осязание… и оттого – мука…), витаю…
В жизни, полагаю, всегда должно быть место Чуду, Безумству, Претворению Невозможного… Красота ведь воодушевляет!.. Тебе же и остаётся – что балансировать на лету…
О, рождённые Красотой образы, когда чувства обострены!
Помню, на Шри-Ланке, когда при подъёме на гору Сигирия, увидел я на скале изображения женщин, много веков назад запечатлённых древними живописцами, Красота вдруг сама по себе ожила и кинулась…
И – вспомнилось булатовское: «Какие женщины на нас бросали взоры!..» (Пример благодарности с обратной связью: дыхнуло…)
Но Красота – это ж всё, всюду… мгновения дня сегодняшнего, возможно, недооценённые нами…
Думая о Красоте, всё чаще задумываюсь и о Вере. С одной стороны, как верить (доверять), когда всюду – столько лукавств (и – обманутых, слабых?.. И уж лучше знать: знание – сила!..) С другой стороны, сколько же Красоты, Чуда!..
Поневоле верю.
Январь – февраль 2015
Bepul matn qismi tugad.
