Kitobni o'qish: «Война по умолчанию»

© Орлов Л., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Пролог

Пастор Ласло Текеш говорил долго и, как ему казалось, очень убедительно. Его голос отдавался под сводами храма торжественным эхом. Но с церковной кафедры он хорошо видел по опущенным лицам прихожан, что никто из них не подойдет после проповеди и не поставит свою подпись под открытым письмом епископу Паппу. Даже здесь, в Тимишоаре, где очень сильны и многочисленны венгерская и немецкая диаспоры, его не захотели поддержать. А ведь пастор всего лишь способствовал своей общественной деятельностью объединению людей вне зависимости от их этнической принадлежности. Он прекрасно понимал, что письмо, присланное епископом, написано под давлением Секуритате¹. Но пастор не хотел сдаваться, он верил в торжество разума и светлых сил. А потому вместе с Румынской православной церковью снова взялся с обычной своей энергией за организацию молодежного фестиваля.

Люди, думал пастор, вглядываясь в лица прихожан, ведь вы же понимаете, что, когда вы вместе, можно добиться всего. Объединенный общей идеей народ непобедим, это же так просто понять. Сообща строились грандиозные пирамиды, свергались с тронов тираны, выигрывались войны. Вы же понимаете, что я критикую настоящий строй в Румынии именно потому, что вижу ложь и цинизм, вижу его антинародность. Я вижу, что за красивыми и правильными словами, произносимыми с трибун партийными лидерами, скрывается лицемерие и равнодушие. Люди! Неужели никто не поддержит меня и не подпишется под письмом?!

– Я призываю вас к единению! – поднял руку пастор. – Если кто-то останется один, он останется без всего, без дома, без своего хозяйства. Это уродливый проект ликвидации полутора десятка тысяч трансильванских сел, в которых сегодня живут не только этнические немцы, венгры, но и румыны, формально имеет целью создание гигантских сельскохозяйственных центров. Но, по сути, он просто сгонит вас со своей земли, лишит хозяйства и бросит в бездушный механизм коллективного производства, в котором каждый из вас не только не будет хозяином, вам там вообще не будет места. Этот проект, который власть стыдливо называет «систематизацией», имеет целью ликвидацию национальных меньшинств в Румынии вообще. Людей расселят по другим районам, областям, оторвут от этнической общины. Вот так и гибнет культура и национальное самосознание.

Неожиданно с задних рядов поднялся невысокий коренастый мужчина, тискавший в руках старую кепку. Он поднялся с шумом, громко откашлялся. На него сразу обратили внимание и стали оборачиваться.

– Вы меня все знаете, – заговорил мужчина глухим голосом. – Я Эрно Уйваросси. Кто-то считает меня задирой, склочником, говорит, что я люблю просто поскандалить. А я вам вот что отвечу. Мы все давно знаем пастора, мы слушаем его проповеди и верим каждому его слову, потому что за ним правда. Ее ничем не замажешь. И я говорю, что поддержу человека, который за правду! Я подпишу ваше письмо, святой отец!

Люди загалдели, горячо обсуждая услышанное. Текеш вздохнул и сложил руки, терпеливо ожидая, когда паства наговорится и примет решение. Но то ли день сегодня был пасмурный и ветреный, то ли настроение у людей было такое, только решения не давались. А может, люди просто устали от постоянной пропаганды? Коммунистическая власть агитирует, я агитирую, и все говорят правильные слова. Трудно людям. Не стоит их осуждать и ждать, что они проснутся в одночасье. Эти люди все равно верят мне больше, чем власти, ведь они понимают, что государство меня травит. И эти люди добровольно снабжают меня дровами, пищей, они помогают моей семье, хотя я знаю доподлинно, что агенты полиции некоторых даже избивали тайно за такую помощь, сваливая все на мистических бандитов.

После вчерашнего Эрно никак не мог успокоиться. Вот тебе и прихожане, вот тебе и поддержка пастора. А ведь все себя считают венграми. Мы все родились в этой стране, думал Эрно, но мы все равно остаемся венграми, потому что венграми были наши отцы и матери, наши деды. И не важно, что кого-то когда-то судьба забросила в эту страну.

Сигарет не было ни в кармане, ни на столе, ни на полке в кухне. Темно и холодно в доме. Да еще жена сегодня задерживается на подработке. Такие времена, что за любую возможность подзаработать денег приходится хвататься обеими руками. Настроение было отвратительным, как и этот сентябрьский вечер.

Эрно недовольно сдернул с вешалки куртку и вышел на безлюдную в такую погоду улицу. Ветер сразу стал забираться под куртку, трепать волосы. Курить, что ли, бросить, подумал Эрно. Сейчас не пришлось бы тащиться за квартал до магазина за сигаретами. И всегда жалко последних денег, чтобы купить сигарет в запас, чтобы не бегать вот так каждый раз.

Неожиданно вильнув с проезжей части, черный громоздкий «АРО» притормозил возле тротуара. Передняя дверь распахнулась, и на асфальт легко выпрыгнул спортивного вида молодой мужчина в черной кожаной куртке.

– Эй, товарищ, – весело обратился он к Уйваросси, – как проехать на улицу Ливезилор?

– Вы не в ту сторону едете, – буркнул Эрно. – Вам надо развернуться…

– А ты ведь Эрно Уйваросси? – перебил его незнакомец. – Я тебя узнал. Мы с тобой сидели рядом позавчера на проповеди у падре Текеша. Мы с тобой единственные, кто подписали его письмо епископу.

– Не помню тебя, – угрюмо покачал головой Эрно и стал озираться по сторонам. Ему очень захотелось сейчас закурить. А лучше вернуться поскорее домой и крепко выпить.

– Да ты что, товарищ! – засмеялся мужчина, доставая из кармана пачку сигарет. – Мы же с тобой одно общее дело делаем, мы нашему пастору помогаем. Закуривай! Я вот что хотел тебе еще тогда на проповеди сказать, да ты быстро ушел…

Я в тот день ушел последним, подумал Эрно, вытаскивая из предложенной пачки сигарету и прикуривая от дорогой заграничной зажигалки, которую поднес незнакомец. Навязчивый тип, отделаться бы от него побыстрее. Но первая же затяжка заставила Эрно испугаться. Дыхание перехватило, голова закружилась так, будто он вдохнул ядовитой краски, как это было в прошлом году во время ремонта. Он выронил сигарету и выпученными от удушья глазами уставился на незнакомца.

Из машины вышел еще один человек. Деловито глянув по сторонам, он зажал рот Эрно тряпкой. Дальше все поплыло. Уйваросси только почувствовал, что его оторвали от земли и положили на что-то жесткое. Может быть, даже бросили, только боли от падения он не почувствовал. Все тело как онемело. Он попытался закричать, ударить ногами, упереться руками, но конечности его не слушались, а раздувшееся тело все больше заполнял страх. Он даже закричать не смог, из горла удалось выдавить только протяжный стон.

– Поехали, – услышал он. – Хватит с ним нянчиться. С этими активистами только так и надо. Их как свиней надо резать, а головы отправлять по почте друзьям и родственникам, чтобы другим неповадно было.

Глава 1

ФРГ, Бонн, Отель «Бристоль», Принц-Альберт-штрассе, 2.

За два месяца до событий в Румынии

– Господа, здесь в шикарном немецком отеле с видом на Кайзер-плац легко рассуждать о судьбах мира, но надо же придерживаться и выработанной нами линии развития событий в Восточной Европе.

Специальный представитель госдепартамента США Арнольд Байзер расхаживал по комнате, смежной с конференц-залом отеля. У Байзера был вид аиста на болоте. Сходство добавлял высокий рост американца и его манера ставить ноги. Комната была защищена от прослушивания, здесь можно обсуждать судьбы Европы вполне спокойно. Хотя защищена она была от прослушивания чьих угодно спецслужб, но, очевидно, не от американского АНБ. И представители западногерманской разведки, и сотрудники ЦРУ, видимо, прекрасно знали об этом. И если американцев это устраивало, то немцам было просто некуда деваться.

– Фактический распад СССР начался, – продолжал Байзер. – Азербайджан вышел из состава страны, Прибалтика фактически выходит, в связи с объявлением экономической самостоятельности. Горбачев играет нам на руку. Он согласился, точнее, не стал вмешиваться в процесс физического и политического разрушения Берлинской стены.

– Горбачев во многом играет нам на руку, – усмехнулся представитель ЦРУ полковник Фанк. – Он вполне успешно режет свои ракеты средней и малой дальности по договору об ограничении и не проверяет, что мы у себя делаем с ракетами этого класса. Советскому лидеру льстит, что Рейган называл его своим личным другом. С президентом Бушем он более осторожен, но от принятых обязательств по-прежнему не отступает. Я полагаю, что Восточную Европу Горбачев нам сдаст. У него просто не будет иного выхода. Венгрия и Польша уже отошли от социалистических принципов, в Чехословакии коммунистическая партия теряет влияние и свою правящую роль.

Фанк достал носовой платок из кармана пиджака и старательно промокнул обритую наголо лобастую голову. Его помощник, майор Энтони Дэкстер, не в пример своему шефу имел густую шевелюру и даже красивые прямые английские усы. Дэкстер откашлялся и заговорил, получив молчаливый кивок-разрешение от шефа.

– Мы полагаем, что следует детально рассмотреть ситуацию в Румынии. Наши аналитики считают, что именно Румыния является наиболее подходящим претендентом для взрыва всего региона. Несмотря на то что все основные положения «меморандума 20/1»² выполняются, аналитики ЦРУ полагают, что для дальнейшего течения процесса необходим катализатор. Нужна революционная ситуация хотя бы в одной стране, массовые выступления с жертвами и жесткая политика в отношении свергнутого лидера.

Представители западногерманской разведки переглянулись. То, что львиная доля аналитики выполнялась в недрах именно БНД и рекомендации давались как раз из Пуллаха, из штаб-квартиры аналитического подразделения, сейчас никто не упомянул. Мало кто знал или хотя бы задумывался о том, что по истечении более сорока лет после окончания Второй мировой войны и капитуляции нацистской Германии эта страна оставалась все еще оккупированной США. Четыре бригады американского спецназа, расквартированные на территории Западной Германии, обладали несравненно более высокой боеспособностью, чем весь бундесвер. Да и вся «геленовская» разведка была создана специалистами США и долгое время работала под их непосредственным контролем, который значительно упал к концу 80-х, но, как считали многие, не исчез совсем.

– Почему Румыния? – не столько удивился, сколько предложил обосновать предложение Байзер.

– Видите ли, Чаушеску является наиболее сильным лидером среди руководителей стран-участников Варшавского Договора и членов СЭВ. Сильным и независимым. Он сумел сохранить независимость от Москвы. Он даже сумел избежать необходимости делать выбор в пользу советского или китайского курса в мировом коммунистическом движении. И он сумел сохранить хорошие отношения как с Советским Союзом, так и с КНР. Вы знаете, как Чаушеску называет их партийная пресса? «Гений Карпат». И по-своему он гениален. Все годы своего правления он умело балансировал на грани дозволенного и недозволенного. Румыния в 1968 году отказалась присоединиться к вводу войск Варшавского Договора в Чехословакию для подавления народных волнений. А в 1979 году Чаушеску не поддержал ввод советских войск в Афганистан. А еще лидер румынских коммунистов не присоединился к «социалистическому» бойкоту летней Олимпиады в Лос-Анджелесе.

– Да, – согласился Байзер, – но я знаю, что эта своенравность Чаушеску обходилась всегда очень дорого. Осложнение отношений со странами-участницами Совета Экономической Взаимопомощи болезненно сказывалось на экономике самой Румынии. Не забывайте, что более 60 процентов ее внешней торговли приходилось на долю СЭВ. А из-за истощения нефтяных ресурсов Румыния влезла в большие долги. За последние двенадцать лет она получила 22 миллиарда долларов западных кредитов и займов. Между прочим, 10 миллиардов – от США.

– Вот с этого и надо было начинать, – усмехнувшись, шепнул один из немецких представителей своему коллеге. – Свои инвестиции спасать надо. Тем более что срок погашения не за горами. 1990–1996 годы, кажется.

– Так что, – продолжил Дэкстер, – учитывая своеобразие этой страны, отличающее ее от других стран социалистического лагеря, мировое сообщество сразу отметит, что именно здесь лежит причина тех событий, которые мы инициируем. Это во-первых. Второе, несколько лет назад Чаушеску приказал прекратить заимствование и любой ценой выплатить имеющийся внешний долг. Потребление внутри страны подверглось жесточайшим ограничениям. В настоящий момент Румыния буквально погрузилась в нищету. Соответственно, правящий режим стал еще более репрессивным. Это прекрасная почва для массовых народных выступлений. Обратите внимание, что на первых порах они не будут носить политического характера. И третье, в Румынии нет советских войск. Тут мы избежим прямого столкновения между советской армией и румынским народом, как это было в Чехословакии и Венгрии. Так что, господа, участь этой страны – шумно и болезненно выпасть из обоймы коммунистического востока и потянуть за собой другие страны Варшавского Договора.

– Ну, что же, – задумчиво проговорил Байзер. – Наши позиции здесь совпадают. Ваша задача направить в Румынию наиболее подготовленных сотрудников. Никакого видимого руководства событиями, все должно выглядеть как стихийное выступление народных масс и антиправительственной оппозиции. Есть какие-то пожелания и предложения у наших немецких коллег?

Генерал Клаус Хуперт проработал в разведке тридцать лет. Большую часть как раз в управлении, ориентированном на Восточную Европу. Он хорошо знал специфику этого региона, знал особенности «социализма» каждой страны, входящей в Варшавский Договор. Он смотрел на американцев без всякого выражения, только равнодушно поблескивали очки в тонкой металлической оправе, да ухоженные пальцы генерала, сплетенные между собой, лежали на коленях без движения вот уже почти полчаса.

– Мы бы рекомендовали организовать определенное мнение в среде национальных меньшинств. В Румынии очень сильны немецкие и венгерские диаспоры. Мы полагаем, что следует поднять шум и организовать массовые отъезды по двум причинам: ухудшение экономической ситуации в стране и притеснение национальных меньшинств.

– Не заподозрят ли наши политические оппоненты, что это как раз и есть признак приближения государственного переворота? – спросил Байзер.

– Скорее, они поверят в то, что ситуация в стране близка к естественному краху государственной идеологии, – вставил второй представитель немецкой разведки полковник Петер Кубе. – Мы не дадим возможности заподозрить переворот. Никаких вооруженных групп гражданского населения, никакого оружия и схронов в лесах. Мы просто развалим страну как карточный домик. Все займет не месяцы или недели, а считаные дни. Правда, если не вмешается советская разведка. Но им сейчас не до этого, они свою страну пытаются спасти.

…Полковник Фанк уселся в машину на переднее пассажирское сиденье и торопливо захлопнул дверь из-за противного моросящего дождя. Дэкстер уже сидел за рулем, выжидающе глядя на шефа.

– Какие будут указания, полковник?

– Я думаю, Тони, что тебе следует отправиться в Румынию самому, – со вздохом сказал Фанк. – Госдеп, как всегда, торопит и смотрит на проблему поверхностно. Им все кажется простым, они всех держат за идиотов. Румыния – страна не простая, Чаушеску успел за долгие годы сформировать команду. Другое дело, как быстро его соратники покинут своего вождя.

– Кроме соратников, в тяжелые для страны годы вдруг обнаруживается еще и многомиллионный народ, который хочет кушать и с уверенностью смотреть в завтрашний день, – засмеялся Дэкстер. – И зачастую это более серьезная сила, чем приближенные вождя, которые наверняка уже посматривают на запад с чемоданами награбленного в руках.

– Вот ты этим и займешься, Тони, – сказал Фанк. – Поехали. Завтра ты должен выехать в Румынию. Помни, на начальном этапе никаких политических лозунгов. Только недовольство народа своим положением. Только хлеба, Тони, только хлеба.

– Остается еще советское посольство, полковник. Пока дипломаты только подозревают события, но не видят, что они разразятся буквально завтра, они не вывезут свои архивы. А потом полиция и армия перейдут в другое подчинение, и буквально несколько удобных для нас дней полной анархии, беспорядков и безвластия окажутся упущенными.

– Это я поручу «Бруно».

– Вы уверены? – Дэкстер иронично усмехнулся.

– «Бруно» опытный разведчик, а в той ситуации, которая возникнет в Румынии, нужно будет оригинальное нестандартное оперативное мышление. «Бруно» часто работает на интуиции, хорошо чувствует общую обстановку.

– «Бруно» еще не работал самостоятельно в таких сложных операциях.

– Когда-то надо начинать, Тони. И не надо ревности, ты же разведчик. Общее руководство все равно остается за мной, а вы выполняете каждый свою задачу.

За два дня до событий в Румынии. Италия, Неаполь

Станислав Сергеев в структуре советского МИДа работал уже не первый год, но все равно не считал себя человеком, который повидал белый свет. Может быть, причиной тому была специфика его работы, которая отнимала львиную долю времени, не оставляя возможности посмотреть города и страны, в которых приходилось бывать. Иногда не оставляла и сил. И сегодня он считал, что ему крупно повезло, потому что встречу ему назначили не в здании консульства, а в Национальной галерее Каподимонте.

Как Штирлиц, с усмешкой думал Сергеев, отправляясь на такси к месту встречи, хотя понимал, что у помощника консула просто не хватает времени на все переезды. А инструкции специальному представителю МИД Сергееву он должен передать обязательно сегодня. Почему именно сегодня и в это время? Вот это он и узнает, когда они встретятся. Обстоятельства складываются порой так замысловато, что впору хоть предлагать сюжет модному автору детективных романов.

Два месяца Сергеев проработал в Северной Африке в самом напряженном ритме. Все материалы по испанским фирмам, которые американцы использовали как прикрытие для своих агентурных и антитеррористических операций в Ливии и соседних странах, ему приказано было срочно вывезти сюда, в Италию. Причем не «светиться» в посольстве в Риме, а прибыть в Неаполь. Когда все документы были опечатаны и помещены в надежный сейф, Сергееву велели ехать на встречу с помощником консула, который и передаст ему дополнительные инструкции. Там в северной части города проводился какой-то фольклорный фестиваль, на котором обязан был по своим должностным обязанностям быть наш дипломат. Очевидно, инструкции он должен был передать Сергееву срочно или срочно сообщить ему какую-то важную информацию. Обычное дело! Сергеев глянул на часы и потянулся к телефону, чтобы вызвать такси.

Помощник консула Иван Иванович Климентьев был худ и костляв. Невероятно загорелый, с острым носом, он очень напоминал пирата, добавь ему только платок на голову, кольцо в ухо и пару пистолетов за пояс. Однако улыбка у этого человека была очень обаятельной и располагающей. Стоило ему пошутить и улыбнуться, как образ пирата ту же рассеивался.

– Значит, вы, Станислав Васильевич, все материалы по Африке опечатали и положили в сейф? – спросил Климентьев. – Хорошо. Теперь они не ваша забота, теперь ими займемся мы.

– А что со мной? – спросил Сергеев. – Как-то меня не вовремя выдернули из Ливии, оборвали всю работу.

Климентьев не сразу ответил, продолжая идти рядом по аллее густого парка и доброжелательно поглядывая на встречных гостей фестиваля. Сегодня после грозового дождя здесь, на вершине холма Каподимонте, воздух был чист и почти прозрачен, что не характерно для такого крупного современного города. Сергеев не торопил. Он знал, что такое дисциплина, знал, что в их работе ничего случайного не бывает, ничего не делается просто так. И если сейчас старший товарищ, которому поручено передать Сергееву нечто важное, молчит, значит, ему надо подумать и взвесить свои слова.

Станислав шел, разглядывая величественное здание бывшей королевской резиденции, в котором теперь располагался Музей и Национальная галерея. Сергеев уже успел немного пройтись по залам. Коллекция впечатляла: живописные полотна Беллини, Боттичелли, Караваджо, Тициана, прекрасная коллекция фарфора.

– Вы уже не мальчик, Станислав Васильевич, – заговорил наконец Климентьев, – хотя сотрудник и молодой. Я слышал о вас. Хвалят вас, кое в чем даже в пример ставят более опытным сотрудникам. Но в этом может быть и ваша беда. Как повезет.

– Не понимаю вас, Иван Иванович, – насторожился Сергеев. – Загадками изволите говорить.

– Да какие уж к лешему загадки, – вдруг нахмурился Климентьев. – Мы тут, я имею в виду за границей, из кожи лезем, отстаивая интересы государства, а Москва у нас сидит с растопыренными пальцами, через которые, как песок, утекает то, что создавалось не годами и десятилетиями, а веками. Великие князья зе́мли собирали, к государям за помощью приходили цари иноземные и просили взять к себе в состав империи и обещали служить верой и правдой царю русскому.

– Вы говорите сейчас о предпосылках к развалу СССР и отсоединению некоторых республик? Так это в Конституции еще было заложено. Неприятно, но, может, экономически это и оправданно?

– Вы сейчас себя или меня успокаиваете? – грустно улыбнулся Климентьев.

– Не знаю, – вздохнул Сергеев. – Конечно, я вижу тенденцию, просто о последствиях думать не хочется, страшновато. И, как всегда, еще со времен школьной скамьи верится в мудрого старшего товарища, в умного дяденьку, который не позволит, который разберется, и все станет как раньше. Хотя, вы правы, детство кончилось, эпохи меняются. Что, все так плохо? Или будет еще хуже?

– Я бы сказал даже, что происходящее не столько плохо, сколько глупо. А насчет того, как будет, я вам скажу, Станислав Васильевич. Никогда не относитесь плохо ни к будущему, ни к прошлому. Оно было и оно будет вне зависимости от нашего желания. Не хочу подозревать и самое плохое, но об этом лучше не говорить даже здесь. Учитесь, мой молодой друг, относиться ко всему философски. Будущее не будет ни хорошим, ни плохим. Оно просто будет другим, потому что все в этом мире меняется. – Климентьев помолчал немного, поглядывая по сторонам, потом снова заговорил: – Вот что, Станислав Васильевич. Вам предписано срочно вылететь в Москву.

– Причина такого срочного вызова известна?

– Ну откуда же я могу знать, – улыбнулся Климентьев. – Хотя все равно знаю: нужны ваши консультации по Латинской Америке. Кубинский вопрос не ваш, но там все взаимосвязано, включая кубинских добровольцев в Никарагуа. Сюда принять ваши дела по Африке прибудет другой товарищ, мы ему все передадим. Думаю, что он будет в курсе основных событий и ваших документов по Ливии. Но самое главное, не покидайте Москвы. Возможно, к вам будут обращаться, и не раз. Это моя к вам, Станислав Васильевич, личная просьба. Московскому нашему аппарату все равно. Им бы лишь приказ отдать: принять ваши дела и активизировать работу. А как с вами связь поддерживать, они решать не будут, это наша головная боль. Так что я вас прошу.

– Хорошо, Иван Иванович, – кивнул Сергеев. – Я обещаю не отлучаться из столицы, если меня, конечно, опять куда-нибудь не отправят в таком же авральном порядке.

– Ну. – Климентьев картинно развел руками. – Мы люди служивые, такая наша планида, как говорили древние. Как там у Островского, помните? «Уж буду все терпеть… бедствовать буду… такая моя планида».

– Помню. Это из «Бедность не порок».

– Гляди-ка, – засмеялся Климентьев, – начитанная молодежь у нас пошла.

– Просто я со школы еще, когда Островского проходили по литературе, слово «планида» запомнил. А заодно и из какого произведения тоже.

Аэропорт Каподичино располагался в центре Неаполя, что, с одной стороны, было очень удобно для пассажиров. Но вряд ли жители Неаполя были в большом восторге от постоянно ревущих авиационных моторов над головой.

Сергеев приехал почти к окончанию регистрации рейса на Москву. Сдав чемодан в багаж, он при себе оставил только один большой кожаный портфель, который он использовал как дорожный кейс. Все самое необходимое, что может пригодиться в пути, даже если с чемоданом что-то случится. Туалетные принадлежности, салфетки, блокнот с авторучкой, пара журналов.

Этот портфель Станислав купил два года назад в Испании и очень дорожил им. Объемный, но не громоздкий, много отделений внутри и кармашков снаружи, застегивающихся на молнию или клапаном с защелкой.

Время еще было, и Сергеев решил зайти в открытое кафе и выпить чашку кофе. Поднявшись на второй этаж, он занял столик у окна и, заказав кофе, стал смотреть на улицу.

Трудно привыкнуть к тому, что декабрь в любой стране может отличаться от привычного тебе московского декабря. В Москве уже ждут Новый год, ищут елки и мандарины. Наверное, уже и снег лег, побелели улицы и парки. А здесь, в Неаполе… Днем сегодня было +14, ночью, кажется, температура упала до 9 градусов тепла. Да что воздух, тут в море еще купаться можно, море еще не остыло, его температура у берега на пляжах выше 17 градусов. Италия! А в Ливии еще хуже было.

Размышления прервала девушка, которая у самого столика, за которым сидел советский дипломат, уронила свою сумочку, рассыпав всякую мелочь из косметички. Она так забавно всплеснула руками и с таким торопливым отчаянием бросилась собирать с пола свои вещи, что Сергеев не выдержал. Он поднялся из кресла и присел рядом, помогая девушке.

– Спасибо, сеньор! Я не знаю, как это получилось, – на плохом итальянском заговорила девушка.

– Не беспокойтесь, – ответил Станислав с улыбкой и только теперь разглядел, что девушке было явно за 30.

Эта дамочка умела следить за собой и создавать внешностью и поведением видимость чуть ли не девственной молодости. И как же к ней обратиться, мысленно усмехнулся Сергеев, сеньора или сеньорита? Когда он собрал, наконец, раскатившиеся по полу губную помаду, тушь и другую мелочь, женщина уже стояла и смотрела на него с жалобно-виноватым видом.

– Пожалуйста. – Станислав положил на стол собранное с пола и решил, что галантным стоит оставаться до конца. Дамочка ему понравилась. – Может быть, присядете и выпьете чашку кофе?

Женщина стояла возле кресла, на котором лежал его портфель. Сергеев переложил его и сделал приглашающий жест. Но дама, торопливо сложив свои вещи в сумочку, одарила его ослепительной улыбкой, в которой уже не было и следа смущения, и упорхнула в сторону лестницы, ведущей на первый этаж.

М-да, дорожное приключение не состоялось, с невольной улыбкой подумал дипломат. А было бы приятно и даже скрасило бы мое путешествие, например, то, что она тоже летит в Москву. И наши кресла оказались рядом. И я бы любовался весь полет ее профилем, чуть касался своим локтем ее локтя. И ощущал аромат ее волос. Хороша чертовка, но, увы, я на работе. Ладно, помечтали и забыли.

Естественная итальянская эстетика и простота сменились чисто немецкой пунктуальностью и вежливой холодностью немецких стюардесс, когда он поднялся на борт самолета «Люфтганзы». Короткий инструктаж пассажиров, пристегнутые ремни, напитки после набора высоты, худые ноги стюардесс под короткими форменными юбками. Сергеев закрыл глаза и решил чисто эмоционально отдохнуть. Сейчас можно отрешиться от всего и просто побыть глубоко внутри себя. Как редко это удается при его работе, тем более что в отпуске он не был уже два года. И дома он бывал урывками, всего по несколько раз за время пребывания в Москве.

Интересно, думал Станислав, а я могу вот так отвыкнуть от родины? Нет, не просто решив, что тебе ближе культура другой страны. Она ближе никогда не станет, а вот уровень комфорта зарубежных развитых стран, обилие товаров в магазинах, чистота и порядок на улицах. Сможет ли это подвигнуть меня на то, чтобы я стремился чаще бывать там и реже возвращаться в Москву?

Мысль была неожиданной и интересной. Станислав стал размышлять и сравнивать, что для него важнее. И сразу вспомнились подмосковные леса, станции пригородных поездов, старые московские дачи, московское метро, в которое иностранцы спускаются только для того, чтобы завороженно полюбоваться архитектурой. А Воробьевы горы, а Водный стадион… Мысли плыли и плыли, унося его в детство, когда еще были живы родители, когда он бегал в одних трусах на даче с пацанами на речку. Пропади она пропадом эта заграница, вяло думал Станислав. Чистенькая, равнодушная, сытая, избалованная, быстро забывшая уроки Второй мировой войны. А ведь снова поднимают голову и нацистские организации, в основном вербующие молодежь, разлагают общество неформальные движения. Гомосексуалисты, наркоманы, проституция. Уму непостижимо, но во многих странах есть официальные публичные дома, а в Голландии целый квартал.

– …просьба не беспокоиться. Наш лайнер совершит посадку в аэропорту Белграда.

Сергеев открыл глаза. Этого мне только не хватало! Немецкий самолет, немецкое качество и вынужденная посадка в середине рейса – это как-то уж совсем не вяжется. Черт, завтра 16 декабря, завтра ему нужно быть у себя в министерстве. Судя по реакции пассажиров, для них эта вынужденная посадка была такой же неожиданностью.

– Что произошло? – спросил Сергеев у соседа по креслу.

– Неизвестно, – недовольно пожал плечами пожилой немец. – Ничего не объяснили, сказали лишь, что посадка вынужденная и будет сделана в Белграде.

Пассажиров вывели из самолета и сразу подали большой автобус-гармошку, который отвез всех к зданию аэровокзала. Выяснив у диспетчеров, что самолет дальше не полетит и что пассажиров будут распределять по другим рейсам в соответствии с маршрутом следования, Сергеев сразу понял, что ему в Москву не улететь. Прямого рейса из Белграда не было. А это означало, что ему предстоит потерять время на получение багажа, потом на процедуру регистрации и перебронирование билета, потом полет до промежуточного пункта, потом снова высадка и снова посадка со всеми вытекающими потерями драгоценного времени.

К его огромной радости, через справочную службу удалось выяснить, что из Белграда без пересадок можно добраться поездом до Киева. А уже в Киеве пересесть на прямой экспресс до Москвы. По времени может быть чуть дольше, чем самолетами через промежуточные города, но зато гарантированно. В любом аэропорту можно просто не успеть на очередной рейс и просидеть в зале ожидания сутки до следующего.

Заказав билет на поезд, Станислав умудрился быстро получить в багажном терминале свой чемодан и ринулся на улицу к стоянке такси.