Kitobni o'qish: «Влюбляться лучше всего под музыку»

Посвящается моим читателям.

Всем, кто верил в историю «Заставь меня влюбиться» и сделал ее бестселлером. Если бы не вы, эта книга никогда не получила бы продолжения.

Внимание! Не все герои произведения являются вымышленными, поэтому любые производимые ими действия призываю считать больным воображением автора

(Sorry, John).

Аня

Как вы думаете, какие люди обычно сходятся? Не в плане романтики, я про друзей. Замечали ли вы когда-нибудь, что в дружеском девчачьем дуэте или трио всегда найдется оторва? Кто это: вы или ваша подруга?

Всегда один лидер, другой – ведомый, и каждого устраивает его роль, иначе союз не получился бы крепким. Вместе вы готовы свернуть горы, взорвать ночной клуб или зажечь голышом в фонтане. И неважно, чем вы занимаетесь – вы делаете это лучше всех, и вам всегда есть, что вспомнить.

Узнали себя?

Так вот.

Раньше я была обычной тихой девочкой. Мама строго следила за моей успеваемостью, заставляла по утрам съедать пюре с котлетой (мой чемпионский завтрак) и заплетала тугие косы в школу. Мне не разрешалось гулять среди недели, только по выходным, да и то – до десяти вечера. А потом я поступила в Институт и… немного расслабилась. Ну, самую малость.

Короче, птичка вылетела на свободу!

И вот она – я, такая, какой вы меня теперь видите. Мне двадцать лет, мною перепробованы все известные миру диеты и окраски волос, я гордо ношу звание официантки и понятия не имею, сколько у меня там хвостов по учебе – шесть или тридцать шесть. Как меня еще не выперли? Или выперли? А черт его знает, все равно не знаю, кем хочу стать.

Но продолжаю улыбаться – похоже, это моя фишка.

Со мной сегодня Маша – моя лучшая подруга.

Вообще, я хорошо схожусь с людьми, и у меня полно друзей: и в Институте, несмотря на то, что редко там бываю, и в кафе, где работаю, и во дворе дома, где живу. Но посвящаю в свои тайные тайны и делюсь сокровенным только с Машей Суриковой, ей одной я могу доверять полностью.

Мы познакомились всего два года назад в кафе «Кофейный кот», куда пришли почти одновременно: я в «принеси-подай», она в холодный цех – это то же самое «принеси-подай», только на кухне. Девчонка сразу мне понравилась: видно, что умная, веселая, но почему-то закомплексованная. Интуиция тогда шепнула мне, что я могу ей пригодиться, мы разговорилась, и вуаля – с тех пор не разлей вода.

Сразу выяснилось, что у Машки по жизни проблем хватает: росла без отца (в этом мы с ней сестры по несчастью), в универе ни с кем не общается и полностью потеряла веру в себя. Я сразу почуяла – тут без меня не обойтись: подруга станет моим объектом для причинения добра. Но одним добром не обошлось. Я бросила все силы на то, чтобы ее растормошить, вернуть ей вкус к жизни, но как говорится: если в вашей паре две хорошие девочки, выход один – одна из них должна взять на себя роль плохой. Ею стала я.

Выкурить сигаретку-другую возле черного хода, пока посетители ждут, когда их обслужат, пить алкоголь, орать песни и играть в компьютерные игры после закрытия кафе, а на следующий день всю смену смачно зевать. Спустить всю зарплату на новые шмотки, а потом месяц голодать, творить безумства и ни о чем не жалеть. Этому всему подруга научилась от меня.

Нет, я не хвастаю. Понимаю, какое впечатление у вас обо мне создалось, но отчасти это правда.

Однажды я поймала себя на мысли, что перебираю парней одного за другим в попытке почувствовать хоть к кому-то из них что-то серьезное, но никак не получается. Вполне возможно, среди них просто не было того самого, или мне в принципе не дано было полюбить по-настоящему. В общем… Я что-то искала и до сих пор не находила. Может, не там искала, или не то?

– Так пойдем же и уделаем их всех! – Подмигиваю я подруге, когда такси отъезжает, и, виляя бедрами, направляюсь к дверям в дом.

Перед нами настоящий замок: богатый особняк, отделанный натуральным камнем. С двух сторон от него ровный газон, декоративные карликовые деревья и ухоженные клумбы. Мы подходим ближе, и массивная дверь открывается перед нами.

– Уау, – выдыхаю я, поправляя короткий топ, и одергиваю облегающую бедра белую юбку.

Нас моментально накрывает волной громкой музыки, и это мне нравится. «Да, детка, похоже, сегодня будет весело!» – поправляю волосы и выискиваю глазами жертву.

– Привет! – Едва только мы входим внутрь, подлетает к нам незнакомый парень.

– Приве-е-ет, – говорю, намеренно растягивая гласные.

Скидываю плащ и швыряю ему в руки. Он должен с ходу понять, что явилась королева этой вечеринки.

– Аа… – блеет парень, оглядывая Машку с головы до ног. Пока он это делает, пользуюсь моментом и оцениваю его самого: узкие плечи, широкие бедра, свежие хлопья перхоти на самой макушке. «Нет, любитель гамбургеров, ты – герой не моего романа».

– Кажется, – бормочет он, заикаясь, – я тебя знаю? Ты…

Капкан захлопнулся, эффект достигнут. Маша, серая мышка, которую никто не замечал в универе, приоделась в дорогое платье, распустила волосы и – готово! Все парни сворачивают шеи, ругая самих себя за то, что не замечали прежде ее красоты.

«Вам не светит, недоноски». Девочка пришла сюда забрать свое, а именно – Диму. Хозяина этого роскошного дома, парня, который первым смог разглядеть в этом не ограненном алмазе настоящий бриллиант.

– Маша, – краснеет она, протягивая парнишке свой кардиган.

Мне хочется сказать: «Смелее! Ты достойна этого всего! Чувствуй себя, как дома», но сдерживаюсь и, скользя глазами по просторной гостиной, выдаю:

– Пустовато как-то…

– Все там, дальше, – парень указывает рукой в коридор и жестом подзывает своего друга. – Хотите выпить?

С дивана поднимается непричесанная помесь кинг-конга и пришельца Альфа. «Нужно делать ноги». Но к нашему счастью из-за поворота вдруг появляется хозяин дома:

– Эй, нет, – говорит Дима, заставляя здоровяка усесться обратно. Он идет к нам твердой походкой уверенного в себе человека. Высокий, красивый. – Женька, это мои гости. Спасибо, что встретил! – Дима обнимает нас обеих и вдруг замирает, глядя на Машу. – You’re gorgeous, чудесно выглядишь!

«Неужели, кто-то однажды будет так смотреть и на меня?» Я таю, глядя на них. Эта парочка буквально тонет в глазах друг друга, а электричество между ними трещит так громко, что мне закладывает уши.

Хочется немедленно сказать подруге, чтобы она забыла все, что я ей сказала утром про этого парня. Про осторожность, про недоверие, про глупое «обожжешься». Черт, в этом костре не нужно бояться обжечься, в нем нужно гореть адским огнем, забывая себя!

– И ты тоже, Аня, – смущенно произносит Дима, не отрывая от Машки глаз.

Его татуированные руки касаются ее плеч, и подруга буквально плывет.

– Спасибо, – хихикаю я, глядя на них.

Когда любишь, быть мудрым невозможно – запреты только раззадоривают. А от этих двоих просто разит любовью. Аж за километр.

– Идем! – Дима идет в направлении звука и увлекает нас за собой.

В коридоре темно. Иду за ними с Машкой уверенной походкой и наблюдаю со спины, как подруга прикладывает все усилия, чтобы не свалиться с каблуков. Нужно было еще немного с ней потренироваться. Хотя, ничего страшного: сейчас все выпьют, расслабятся, и можно будет зашвырнуть ее неудобные лодочки хоть на люстру.

Ух… Перед нами огромное помещение, оформленное в стиле модерн. Диванчики, барная стойка, круглый пуфик-стол, обтянутый кожей, темные обои и плотные шторы. Все это расцвечено огнями светомузыки и наполнено людьми.

«Ребята, а мне это нравится! Ого, а это что? Танцпол и сцена с музыкальными инструментами? Боже, да кто-то желает испортить нам вечер диких танцев выбиванием пыли из старых барабанов и гитар? Да уж…»

– Закуски в баре, выпивка там же и в холодильнике. – Дима перехватывает у какого-то паренька два бокала с шампанским, подмигивает и передает нам. – Маш, – шепчет подруге на ухо, – оставайтесь здесь, хорошо? Я скоро вернусь, дождись меня.

– Расслабься, – толкаю в бок подругу, а ей словно кол забили меж лопаток: стоит Диме отлучиться, как она снова теряет уверенность в себе.

Я делаю глоток шампанского и ловлю на себе ее испуганный взгляд. Ясно: девчонка паникует. Беру ее за руку и подвожу к окну, где через стекло можно наблюдать, как небольшие компании тусуются во дворе возле бассейна под светом фонарей.

– Ты кого-нибудь знаешь? – Я скольжу взглядом по крепким мужским фигурам.

– Я… – Машка щурится, пытаясь разглядеть их лица. – Если не всех, то многих. Здесь, кажется, весь наш поток.

Мимо проходит незнакомый высокий парень с хвостиком. В его руке саксофон. Он приподнимает бровь, бросая игривый взгляд в вырез моего топика.

– Интересно, – говорит подруга, заметив у него музыкальный инструмент.

– Да, нормальная задница. – Соглашаюсь, провожая его взглядом.

– Боже! – Морщится Машка, оборачиваясь. – Аня, я не об этом!

– Да ладно, – хихикаю я, – все свои.

– Ага. Ты вообще-то встречаешься с моим братом! – Напоминает она. – Или нет?

Ну-у-у… Сильно сказано, встречаюсь. Пашка прикольный. А еще отмороженный на всю башку – как я.

Мне трудно воспринимать все это всерьез. Дело было неделю назад после клуба, и мы были не совсем трезвы. Дима, чтобы свести нас, придумал тот идиотский спор: я загадываю желание, а Пашка исполняет его и в награду получает мой поцелуй. В тот момент все происходящее казалось абсурдным, но ужасно веселым. Разумеется, я не стала его жалеть: потребовала, чтобы Павлик сделал себе пирсинг соска и носа! Мы хохотали как безумные, а он взял и… согласился.

И вот представьте, парень прокалывает свой сосок и вешает в нос колечко, чтобы я его поцеловала – мне, безусловно, было приятно, но неужели это, правда, можно назвать любовью? Или считать основанием для начала хоть сколько-нибудь серьезных отношений? Не удивительно, что я сомневалась.

– Я еще думаю, – произношу отстраненно, маленькими глотками отпивая шампанское.

Классная задница с саксофоном скрывается в толпе.

– Неделя уже прошла, хватит думать. – Иногда Сурикова бывает настойчива. – Не мучай парня.

– Беспокоишься за родственничка? – Усмехаюсь я.

Павлик – Машкин брат-близнец, точнее двойняшка.

– Очень, – сдвигает брови она.

Чувствую себя загнанной в ловушку.

– Учту этот фактор, как маловажный и не способный повлиять на принятие окончательного решения.

Подруга закашливается:

– Коварная ты женщина!

– Роковая. – Ставлю свой бокал на подоконник. – Пойду, разнюхаю, что там подают. – И направляюсь к бару.

Иду и замечаю на себе взгляды. Не могу не обращать внимания на мужчин. Похоже, у меня какая-то нездоровая потребность флиртовать, заигрывать и ощущать заинтересованность в себе. Вроде наклюнулись отношения с хорошим парнем, но… А что но? Я и сама не знаю. Нас влечет друг к другу, и это ясно, как белый день, но мы не целовались, не держались за руки, даже не общались нормально.

Уже прошла неделя с того самого спора. Все это время Пашка носил в носу то дурацкое колечко. Он ждет, что я его поцелую, и это будет означать, что мы вместе. Но… как-то это по-дурацки, что ли. Разве люди встречаются друг с другом из-за спора?

Все окружающие только и делают то, что ищут «что-то настоящее», серьезное и навсегда. И я тоже хочу. А он – брат моей подруги. Красивый вариант «поматросить и бросить» с ним не прокатит, Машка меня не простит. И от этих мыслей мне становится еще тяжелее.

Через пятнадцать минут мы с подругой пританцовываем у стены, не решаясь занять пустующую середину танцпола. Тарталетки с икрой залетают в меня, точно вражеские пули, приводя в исполнение приговор моей диете. Я полирую их шампанским, чувствуя приятное покалывание в груди, и раздумываю, чем бы таким приправить эту тухлую вечеринку. Нырнуть в бассейн? Или подраться? Шутка. Для этого я еще недостаточно выпила.

– Он бросил нас, – Машка отворачивается к окну.

Похоже, готова разреветься. У них с Димой и так непростой период: вчера она узнала от него о его зависимостях и прошлой жизни в Америке. Переварила все это и решила поверить, что он завязал со всем этим навсегда.

– Не, – толкая ее, указываю на импровизированную сцену.

Светомузыка прекращает мельтешение, звуки из динамиков становятся тише. Подошедший лысый паренек не спеша проверяет аппаратуру и знаком просит поддержать музыкантов.

В этот момент мне становится интереснее.

Ловко подскочив к ударной установке, Дима падает на стул и берет палочки. Парень с хвостиком (да-да, тот самый) встает с другой стороны и поднимает саксофон, еще один незнакомый нам парнишка обхватывает руками электрогитару.

Под дружное улюлюканье и аплодисменты через несколько секунд на сцену поднимается еще один участник. Среднего роста, в клетчатой рубахе и джинсах, с блестящей гитарой, висящей на груди. Я лениво зеваю, а мягкий свет скользит вверх, касаясь его коротко стриженных волос и… маленького колечка в носу.

Чего-о?!

Солист устанавливает микрофон на нужный уровень и слегка прикрывает глаза, словно собираясь с мыслями. В моем сознании происходит взрыв. Это он. Паша! Только без своих забавных кудряшек, свисавших мягкими каштановыми спиральками на лицо. Какого черта он вцепился в микрофон? «Да ла-а-а-адно!!!»

– Постригся… – Задыхаясь, мычу я.

Ставлю бокал на подоконник, хватаю растерянную Машку и тащу сквозь толпу ближе к сцене. Глаза все еще отказываются верить в увиденное.

Подруга послушно плетется за мной, пока я расталкиваю людей локтями, как танк, продвигаясь вперед. В зале стоит тишина. Все притихли и ждут, не слышно даже удивленных шепотков.

Песня начинается внезапно – с неспешного и мягкого барабанного ритма. Это заставляет меня остановиться и застыть на месте. Остается только музыка.

К этому моменту мы уже стоим в трех шагах от сцены и перестаем дышать. Тогда к едва слышному ритму ударных присоединяются клавишные. И буквально с первых нот мелодии Пашка, крепко обхвативший рукой микрофон, открывает глаза и поет, неспешно и мелодично:

 
Где-то там, в синеве. Вдруг затих птичий гам.
Снова, словно с ножом в спине, город ляжет к твоим ногам.
Тем, кто видел хоть раз, не сорваться с крючка.
Отпусти ты на волю нас, что ж ты делаешь, Анечка…¹
 

Во время двухсекундного проигрыша ударных я пытаюсь хватать ртом воздух. Выходит плохо: легкие горят огнем. Не верю, что это происходит со мной. Что это происходит сейчас.

Темнота танцпола сменяется для меня светом яркого солнца, вечер уступает место ласковому утру. Я стою на месте, но мое тело летит куда-то ввысь, и не в моих силах его остановить. Я просто смотрю. И слушаю. Больше не слышу слов. Гляжу в его глаза. Радужки у него темнее, чем зрачки. Взгляд глубокий, и он затягивает меня, прокручивает в вихре непонятных чувств и не отпускает.

Пашка набирает воздуха и продолжает уже громче:

 
Белокурая бестия!
Пропадаю без вести я…
Помогите же, кто-нибудь!
С нежным взглядом сапфировым.
Ни один не уйдет живым.
Такую попробуй, забудь.
Такую попробуй, забудь.
 

Он все это спланировал, приготовил специально для меня.

Рядом танцуют пары. Девчонки визжат и не отрывают глаз от исполнителя, тянут к нему руки. Для всех сейчас словно зажглась новая звезда. А для меня… Я до сих пор не понимаю, что чувствую. Мне страшно. И хочется убежать – подальше от себя и своих чувств. И одновременно хочется рвануть к сцене и настучать по рукам всем этим охотницам за чужим добром. Они здесь все для меня сейчас соперницы потому что парень, стоящий на сцене – мой. Только мой. И первый раз в жизни я понимаю что-то настолько отчетливо, что мне становится трудно дышать.

– Эй, – тормошит меня за руку Машка.

Но я уже ничего не чувствую: меня можно целиком засунуть в морозилку, и мое тело растопит весь лед. В груди пылает бесконечный пожар, способный выжечь целые километры лесов и полей. Я смотрю на него. Этот парень – не такой, как все. Он – особенный. Да. Почему? Что он значит для меня? Мне только предстоит выяснить.

Играет саксофон.

Паша, все еще держа микрофон, поднимает глаза и находит меня в толпе. Он смотрит дерзко, с вызовом. Чувствует, что поставил меня в тупик. Знает, что шутки кончились, и теперь я в его ловушке. Это больше не игра, не дурацкий спор: Паша вывернул передо мной душу, признался в любви у всех на виду и ждет ответных действий.

Я стою, впиваясь в него глазами. И понимаю, что дезориентирована.

Кто-нибудь делал что-нибудь подобное для вас? Уверена, бы тоже были в шоке.

Когда Суриков сделал пирсинг ради поцелуя, я подумала, что этот псих готов на все ради того, чтобы выиграть спор. Но теперь… его поступок меняет все. Не знаю, что из всего этого выйдет. Не знаю, что чувствую. Не знаю, поступаю ли правильно, но одновременно с последним аккордом и аплодисментами я срываюсь с места и бегу к нему.

Паша

Наверное, я опозорюсь, но обратного пути нет.

Ругаю себя, как последнего идиота. В руках чужая гитара, в голове слова глупой романтической песни и аккорды, которые могут вылететь из головы в любой момент. Но я на сцене, и за спиной уже вступают ударные.

Раз, два, три, четыре. Закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями, пытаюсь унять дрожь в коленях, но от этого трясусь еще больше. Совсем как осиновый лист.

 
– Где-то там, в тишине…
 

Я не узнаю свой голос, но продолжаю: сбежать будет еще большим позором, чем остаться на сцене. Слова вылетают из меня одно за другим, и, кажется, я не успеваю придавать им нужные интонации. Просто выдыхаю в микрофон, отпускаю их на волю.

И крепко хватаю руками стойку – это мое спасение. Вот оно! Открываю глаза и смотрю вдаль. Выбираю самую черную точку в конце зала на стене. Смотрю сквозь пространство. Потому что знаю: если увижу Аню, остановлюсь и не смогу продолжать. Так было уже десятки раз.

Например, когда приходил в ее кафе и мычал там что-то нечленораздельное.

– Привет, как дела? – Спрашивает она.

Это мы случайно встретились в спортивном центре полгода назад, Аня ходила туда на йогу. Она стоит всего в полуметре от меня и пристально смотрит. Уголки рта чуть опущены, но губы словно вот-вот готовы сложиться в усмешку. Глаза ее улыбаются, и я понимаю, что девушка готова рассмеяться над моей беспомощностью. Я продолжаю давить на краник кулера, но вода никак не бежит.

– Нормально, – выдыхаю, пытаясь унять бьющееся с шумом сердце, и снова давлю на рычаг.

– Уверен? – Издевается она, наклоняясь ближе, и кладет мне руку на плечо.

Чувствую, как воздух раскаляется до предела.

– Ага, – отпускаю краник, недоумевая, почему не льется вода, и снова поворачиваю изо всех сил.

– Так и подумала, – улыбается Аня, протягивая мне бутылку с водой. – И удаляется прочь легкой походкой.

Вижу ноги, вижу упругую попку, вижу спину, затянутую в эластичную майку. И не вижу ничего перед собой. Судорожно откручиваю крышку с бутылки и пью воду. Почему эта девушка… будто какая-то особенная? И только рядом с ней я превращаюсь в какого-то идиота. Это, вообще, лечится?

Поворачиваюсь к кулеру и вижу, что сверху на нем даже не установлена емкость с водой. А я давил, давил… Вот это позорище… Вот дебил!

– Привет! – Произносит Аня.

А это я уже у нее в кафе. Четыре месяца назад. Зашел по пути из колледжа, перехватить стакан кофе. Ну, вы поняли – типа совершенно случайно, а не для того, чтобы пялиться на ее зад.

– Привет, – чешу затылок, как болван. Оборачиваюсь к бармену. – Эспрессо с собой, пожалуйста. – Снова поворачиваюсь. Аня все еще прожигает меня взглядом. – Как дела?

– Отлично. – Она молчит, продолжает буравить меня взглядом.

Лихорадочно соображаю, что бы еще сказать. А вдруг это мой шанс?

– Вы с моей сестрой планировали что-нибудь на вечер? Я собирался в кино, может, составите мне к…

Уверен, она почти кивнула головой, когда к ней вдруг подлетел какой-то бугай, притянул к себе и поцеловал прямо в шею.

– А..о… – Она выглядит растерянной и дергает плечом, чтобы он от нее отлип. – Знакомься, Паш. Это мой парень. Марат. А это Паша – брат моей подруги.

Верзила тянет мне руку. Я жму ее и спешу отвернуться, мне хочется провалиться под землю.

– Мне нужно отлучиться, прости. – Извиняется Аня и тащит своего парня в коридор к гардеробной.

Слежу за ними искоса и чувствую себя конченым неудачником.

 
– Белокурая бестия!
Пропадаю без вести я!
 

Вкладываю все свои чувства в эти строки, пытаюсь подыгрывать себе на гитаре. Пусть знает. Пусть слышит. Наконец, у меня хватило духу. Мужик я или нет?!

И я пою. Снова и снова. Строчку за строчкой, буквально отпуская душу на волю. За все те разы, когда боялся поднять на нее глаза. За все те встречи, которые не состоялись из-за моей трусости и неуверенности в себе. За все те слова, которые не сказал, хотя мог бы и должен был сказать еще два года назад, когда увидел ее впервые – лучистую, светлую, солнечную. Мою Аню Солнцеву. Мое Солнце.

Пою и чувствую, как становлюсь сильнее. Как переступаю свои страхи, как будто рождаюсь заново. А когда песня заканчивается, поднимаю глаза и вижу ее. Стоит в трех шагах от сцены: смятенная, растерянная. Мне даже не нужно было искать ее взглядом. Чувствую, где она. Всегда чувствую. И жду.

Смотрю на Аню, пытаясь одними глазами сказать: «Да, все, что ты сейчас услышала – полная правда. И я дурак, что не сказал тебе этого раньше. Но она не двигается, и мне вдруг становится страшно».

Дико страшно, что спугнул ее. Сейчас она развернется и сбежит. Только эта мысль посещает мою голову, как вдруг Солнце, расталкивая людей, бросается вперед.

Я облегченно выдыхаю, отпускаю микрофон и спрыгиваю со сцены. Присутствующие аплодируют, и маленький зал, наполненный народом, кипит от возрастающих температур. Но я не слышу никого: я нахожу в толпе то, что давно искал – ее губы.

Аня буквально запрыгивает на меня. Я едва успеваю подхватить ее под бедра. Прижимаю к себе и касаюсь влажных губ. Балансирую, стараясь не упасть после ее прыжка. Упираюсь обеими ногами в паркетный пол. Она обнимает меня, и я ощущаю нечто вроде потрясения. Неужели это сейчас происходит со мной?

Развожу ее губы языком и проникаю глубже. Сильно, больно. Держу ее крепко, постепенно опуская вниз, пока ноги Ани не касаются пола. Этот поцелуй похож на ядерный взрыв: мы создаем огонь, уничтожающий все вокруг, и даже нас самих. Но от него не хочется скрыться. Мы целуемся неистово, грубо, уже до боли в покусанных губах. Толпа свистит и подзадоривает нас, но кому какое до них дело?

Точно не нам.