Kitobni o'qish: «Иди ко мне…»

Продолжение первой части "Боксёров бывших не бывает!"

Мы шли по аллее, наслаждаясь чудесным вечером: конец августа, ласковое солнышко, лёгкий ветерок… Начинающие желтеть ещё крепкие листочки шелестели, переговаривались «шёпотом», а в цветах, посаженных и в землю, и в горшки, и в большие вазоны, бушевала палитра ярких красок. Удачно подобранные композиции привлекали к себе внимание, давая отдых усталым глазам, вызывая эстетическое наслаждение… Впереди вышагивали Динка с Олежкой, вернее, он тянул за ручку девочку, только недавно научившуюся ходить, и выговаривал ей свои претензии.

– Ножки ставь ловно, левую, плавую, левую, плавую. – Буква эр не давалась мальчику. – Плохо, неловно. Мам, возьми её, я к Малинке!

На детской площадке, куда мы и направлялись, было полно детей. И девочка Марина, подружка Олежки, уже махала ему ручкой.

– Да, Динок, пока ты не научишься «ловно» ходить, сердце мальчишки тебе не завоевать. – Я ухватила дочку за кофточку, но она, вдруг, вырвалась и помчалась за пацаном.

Левая зацепилась за правую, и Динка полетела на дорожку, раскинув ручки. И уже совсем перед землёй её подхватили, она даже испугаться не успела. Чего не скажешь обо мне. Я в одну секунду потеряла сердце, голову и кое-что из ливера.

– Ой, Миша, как ты вовремя! – Воскликнула Соня. – Спасибо тебе.

Надо ли объяснять, что мои потери утроились, при виде Исаева стали отказывать жизненно важные органы, один за другим. За ненадобностью, ведь дышать всё равно не получалось…

– Здравствуйте, девчонки! Давно не виделись. Как поживаете?

Сколько же прошло времени с нашей последней встречи? Впрочем, это я видела его, а он, как раз – нет. Получается, больше двух лет. Последние месяцы после своего бегства из Барнаула я жила у Мостовых, так получилось. И ничего не знала об Исаеве, кроме того, что было сообщено Чингизом. Живёт себе человек, семью, наконец, создал, дочку воспитывает, детей тренирует. Мира и добра ему! Я была уверена, что отпустила, убрала «эту помеху» из своей жизни, бестолковой и неустроенной, центром которой была девочка Диана Ахметова. Мне приходилось решать свои проблемы самой, а их было много. Маленький ребёнок, работа, бытовые вопросы, заботы о Соне превратили уклад моего бытия в постоянное жертвование личными интересами. Хотя, положа руку на сердце, у меня их и не было, просто очень хотелось не выпадать из жизни, ходить в кино, театр, посещать бассейн, да почитать на ночь, и то проблема. Пока, на общем совете мы не решили жить вместе. Причём, и Соня, и я умудрялись много и плодотворно работать, Олежку пристроили в детский сад, а с Динкой сидела мама Аля. Мои родителя ничего не знали о трудностях их дочери, я их берегла. Да и как вывалить на головы родным, находящимся на другом краю географии, свои прозаичные нестыковки и издержки быта? Чем они помогут? Только будут переживать. Да и привыкла я уже к роли матери-одиночки, не первая и не последняя. Как и Сонечка, повеселевшая и хитро улыбающаяся.

– Хорошо поживаем, добра, правда, не наживаем. А ты где был? Совсем пропал с радаров.

– Мотаюсь со своими пацанами по городам и весям, почти не бываю дома. Сегодня приехали из Дагестана. – Он стрельнул глазами в мою сторону.

Я отмерла, забрала дочку, стала поправлять ей платьице, кофточку, волосики. Только не смотреть на него, только бы не встретиться с тёмными глазами, уже забытыми, стёртыми из памяти, оставленными в той жизни. Как хотелось в это верить! Но в реальности всё оказалось совсем наоборот…

– Исаев, ты торопишься? Мы в детское кафе собрались, детям обещали, пойдём с нами, поговорим, повспоминаем. Я только Олежку заберу. – И ускакала, хитрованка, оставила меня один на один с Мишкой.

– Как живёшь, Лиза? – А что он мог ещё спросить?

– Как видите, немудрёно. Как все. – Что я ещё могла ему ответить?

Повисло гнетущее молчание. Говорить было не о чем. Мы, как два разных полюса: вроде на одной планете, но разъединены экватором, у каждого своё звёздное небо, свои рассветы и закаты.

– Ну что, пошли? Мне надо с тобой посоветоваться, Миша. – Соня сочиняла на ходу.

– Вы идите, а мы с Диночкой домой. Нам надо в аптеку и Герду выгуливать.

Ещё уезжая на Алтай, мама Сони уговорила оставить чаушку им, Олежка сильно привязался к ней, да и она к нему.

– Так я подвезу, вон моя машина. – Опять синяя, но другой марки, Исаев не изменяет своим вкусам.

– Благодарствуем, мы на своей. А Сонечку, будьте любезны, доставьте.

Моя красная япошка, последний подарок Чингиза, стояла рядом с его, как знал. Автопарочка…

Эта машина, моя мечта, прибыла из алтайских сторон вместе с повинной головой Ахметова. Нет, он не звал меня назад, прекрасно понимая, что этого не будет никогда.

– Лиза, чем мне заслужить прощение? Я уже сделал сто добрых дел и ещё буду. Со мной никогда такого не было, сам себе простить не могу. Но мы не можем не общаться, без Дианки уже нет моей жизни, понимаешь? И без тебя. Да-да, это мои проблемы. – Он предотвратил поток язвенного водопада, готового вырваться из моей пасти. – Тебе придётся найти в себе силы простить меня, хотя бы ради общения на почве дочери.

– Я подумаю. – Процедила я. – Должно пройти некоторое время.

Но средство передвижения, благосклонно, приняла. Но ведь не роскошь! Шельма, Лиза!

Закрутившись по хозяйству, сильно припозднилась с прогулкой и вышла с Гердой, когда все уже спали. Бедная собака пулей полетела в кусты. Обычно, размеренная и вальяжная чау-чау ищет себе место для своей задней точки часами, гулять с ней приходится долго. А тут – метеор, пришлось догонять. На лавочке в глубине двора, сложившись в три погибель, сидел мужчина, большой, явно не с нашего околотка. Мой медвежонок всех дворовых знала хорошо, ни на кого не гавкала. И вдруг, в ночной тишине, громкий лай разрезал воздух.

– Герда, ко мне! Разбудишь всех, нельзя! Иди ко мне.

Она перестала тявкать и стала тереться об ноги мужика и принимать от него поглаживания. Это уже совсем нонсенс, совершенно не в её характере. Подойдя поближе, я узнала Исаева. И, совсем некстати, в ушах зазвенел тембр его голоса, когда он произносил: «Иди ко мне, Лиза…» И весь мир отправлялся в свободное плавание…

– Доброй ночи, подружки! Рад видеть вас вместе. У меня здесь друг живёт, к нему заходил, раз уж тут оказался. И застрял, такая ночь хорошая, тишина у вас, хоть и центр города.

– Старый центр, почти захолустье. И живут тут пенсионеры да тётки с детьми. Чего домой не идёте? – Я старалась говорить как можно ровнее и спокойнее, шок от реакции на этого человека ещё давал о себе знать.

Не ожидала я от себя такого! Да ещё Сонькин рассказ. Оказывается, жена Исаева – бывшая чемпионка по художественной гимнастике, татарочка с испанским именем Кларисса. Исаев ей многим обязан, она была с ним там, в застенках двух карликов. Видимо оттуда и ребёнок, обязательная программа благодарности за труды. А произвольная – это то, что перевернуло, перелицевало, разрушило мой мир. Но Соня не разделяла моего мнения на этот счёт. Она считала, что обстоятельства не всегда складываются так, как нам хочется. Ей ли не знать, дорогой подружке моей. И пыталась доказать, что нельзя строить жизнь, опираясь только на свои эмоции и чувства. У любых отношений есть две половинки, у каждой – своя правда, да и взгляд со стороны не помешает. И только, пропустив сложившиеся обстоятельства через сердце и разум, можно делать выводы. Причём, если это касается не себя любимого, мы разводим мосты на раз. Ну а уж, если затронуто наше эго, тут мы становимся намного прагматичнее, методично расставляя всё по полочкам. Но вот этого, как раз, и не получалось, полки под названием «Исаев» в моих запасниках не было. Потеряв Мишкиного ребёнка, последнее, что связывало с ним, я закрыла дверь на семь запоров. Правда каждый следующий за первым замок закрывался вместе с моей кровью и плотью. Бог послал мне Динку, маленькую мою монголочку, копию своего отца, тоже оставшегося в той жизни. Сколько их у меня, этих жизней? Ну, не кошка же, Лиза Романова. А кто? Внешне, очень даже симпатичная мадам, изнутри представляла собой комок намотавшихся в беспорядке разноцветных жизненных нитей. И только одна красная – дочка. А остальные – неважно, лучше не заморачиваться, ничего хорошего из этого не получается. Вот и сейчас…

– Дома нет никого, жена с дочкой в пансионате, а я, с некоторых пор, не очень люблю находиться один. Как живёшь, Лиза?

Я вздрогнула. Уже же спрашивал. Но тон, которым он произнёс этот вопрос сейчас, отозвался в моей душе камертоном, тренькнуло что-то под сердцем, заныло. Какой чёрт принёс этого бойца жизненных единоборств? Не видела его, и жила, правил не нарушала. Нет, явился, свои порядки устанавливать!

– Самое время поговорить об этом. Что, вдруг? Заскучали без жены? Налево потянуло? Это не ко мне, уважаемый! Герда, домой!

– Зачем ты так? Жизнь продолжается, несмотря ни на что. Чего ты злишься? Ты же сама так решила, так чего уж теперь. Как сложилось, так и сложилось. Просто, мне не всё равно, я держу вас с Соней в поле зрения, вы мне не чужие. Не лезу в глаза, наблюдаю издалека. Вот и сегодня…

– Вы следите за нами? Очень интересно. А по какому праву?

– По человеческому. Несмотря на то, что ты отказалась от меня…

– Я? А было от чего отказываться? Так, всё, какое-то ночное умалишённое рандеву. Домой, домой!

Сна, как не бывало. О каком отказе идёт речь? Что сложилось, как сложилось? Я, явно, чего-то не знаю. А нужно ли теперь? Проворочавшись полночи, кое-как уснула. Но с этого дня моя жизнь изменилась, я ощущала себя как микроб под микроскопом. Не часто, но с настырной периодичностью Исаев появлялся в поле моей видимости, один, или с дочкой, или даже с женой и дочкой. Они выглядели очень гармоничной парой: фигуристая гимнастка, плавно двигающаяся в пространстве, и исполин с лицом, хранящем следы боевых заслуг. Он нежно поддерживал женщину за тонкую, гибкую талию, а на другой руке висела малышка с тёмными глазами папы, но с разрезом – в маму. Пятьдесят на пятьдесят, пополам от обоих родителей. Чего не скажешь о моей Ахметовой, подобравшей за своим отцом все крошечки, кроме цвета глаз. Но какая красотка, необычная, с миндалевидными зелёными глазками, ярким ротиком и чудным весёлым нравом. Радость моя, смысл жизни Елизаветы Романовой, балды и неумехи, ничего не понимающей в жизни.

Как-то вечерком Соня вызвала меня на разговор. Мы расположились в любимой беседке во дворе, детвора рядом в песке с пасочками и ведёрками. Они могли так заниматься часами, показывая друг другу свои достижения. Начав издалека, про посевную и прогноз погоды, моя подружка неожиданно выдала целую тираду, видимо, накипело.

– Лиза! Я очень люблю тебя! Ты знаешь, что стала близкой и родной мне, и я считаю тебя своей сестрой. Помню, помню, при каких обстоятельствах, и не забыла твоё дурацкое: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Ты стала очень категорична, развешиваешь ярлыки направо и налево, отсекаешь все попытки помочь тебе и морально, и материально, и физически. В чём дело? Появление Исаева радикально поменяло тебя, ты злишься? На кого? На него?

Сговорились они, что ли? Ну чего мне злиться, ведь всё давно разобрано на атомы, пройдено до последнего миллиметра, прочитано до последней буковки.

Когда я вернулась в родной город, меня встретила Софья Мостовая. Мы с ней перезванивались, я знала, что Матвей вытащил её, выиграв суд вчистую. Ходили слухи, что к этому делу приложила руку Клавдия Канарейкина, наша сокамерница, мадам Икс. К тому моменту вся банда была уже на нарах, методы их преступных действий разгаданы, вся сеть разрушена, невиновные отпущены. Я ничего лишнего не спрашивала, Соня тоже не лезла в душу, на чём и взросли ростки наших отношений, переросших в дружбу, а потом и в родственную связь двух сестёр. Ежедневные заботы сильно напрягали, мы почти не отдыхали, каждой хватало трудов праведных. Видимо, пришло время поговорить по душам, тем более что и мне было, что сказать.

– Злюсь? Наверное, я не задавалась этим вопросом, но со стороны виднее. Сильно заметно?

– Да, иначе бы я не завела разговор. Мы с тобой не любим ворошить прошлое, но оно с нами, как со мной Павлик, а с тобой – Мишка, с одной лишь разницей… Ну, ты понимаешь, о чём я. Безысходность положения рулит моей жизнью, но любовь никуда не делась, я люблю Павла, даже ещё больше, чем раньше. Не знаю, как это объяснить, но я ощущаю его, он живёт во мне, подсказывает, предостерегает, я всё время с ним советуюсь, автоматически, уже и не замечая, воспринимая, как должное. Это – невидимая сторона моей жизни, но огромная, на пол сердца. А открытая её часть распределилась между сыном, мамой и тобой, Лизочек! А твоя? Я ещё тогда поняла, когда тебя занесло на Алтай, что не любишь ты своего хана, не было в твоих глазах счастья, не лучились они чистым светом, пока не появилась Дианка. Расскажи, Лиза, что так далеко растащило вас с Исаевым? Ведь после разгрома банды карликов он не сразу вернулся, Мишка тоже проходил по делу, и у него есть условный срок. Ему даже с детьми работать не разрешали сначала, но родители молодых спортсменов настояли, другого тренера им было не нужно.

– Я ничего не ведаю о его жизни после выхода из больницы там, в Дагестане. Да и докопаться до истинных причин исчезновения моего боксёра мне, толком, не удалось. Точно знаю одно: он попал в этот плен из-за меня, из-за моей сумасбродности. Но почему остался? Почему бился так нещадно столько времени? Зарабатывал? И опять же, не гнушался баб, ему их предоставляли прямо в «келью». – И я рассказала о своём последнем «свидании» с Исаевым, о сорванной беременности, о наркотиках, найденных в моей крови, вызвавшей зависимость с одного единственного приёма. – Они, эти нелюди, нашли меня уже в полуобморочном состоянии, что не помешало накачать этой гадостью и так ничего не соображающую женщину. Пришлось пройти курс реабилитации, не самое лучшее воспоминание. Чингиз всё время был рядом. Вот и всё, что непонятного?

Сестричка молчала, нелегко ей дались мои откровения.

– Я ничего не понимаю. Павел подошёл к ним слишком близко, да ещё, дурачок, взялся угрожать, Аника-воин. Тут всё предельно ясно, он мешал. – У Сонечки перехватило дыхание, она всегда так реагировала на свою беду.

– Непонятна только роль Анжелы, ведь они не были любовниками, это тоже стало ясно в процессе расследования. – Я взяла нить повествования на себя, чтобы дать ей возможность успокоиться. – Тут могут быть только два варианта. Они хотели вызвать ревность у тебя, чтобы ты сама отказалась от Мостового, а эта профура должна была совратить его и уговорить на их условия. Или, посылая тебе компрометирующие фотки, заставить его сделать это шантажом. Сдаётся мне, что массажистка втрескалась в твоего Павлика, вышла из-под контроля, за что и поплатилась.

А про себя я подумала, что грохнули её в другом месте, привезли в отель, воссоздали картину убийства, подставив Пашку, как исполнителя. Он, видимо, сильно протестовал, что-то у карликов пошло не так, за что уже поплатился сам Мостовой. Господи, почему он решил, что один сможет сдюжить с бандой упырей? Почему не обратился, да к тому же Исаеву за подмогой? А и правда, почему?

– Так вот, – продолжила попившая водички Сонечка. – В случае с Исаевым, они гонялись лично за ним, как за золотым источником, готовым приносить немалые барыши. Ведь так? Почему тогда они не забрали его сразу, дали возможность им с Гулей вести расследование и только, когда проявилась ты, заграбастали боксёра? Чего ждали? А Сергей Иванович за что пострадал? Не люблю я, когда что-то непонятно. Мне известно, что он выгнал взашей своего брата, отменил подпольные скачки и сейчас строит ипподром на деньги благотворителей. Ой, Лиза, прости, ты же и сама в курсе. Извини, вот я глупая!

Дело в том, что мой мальчик, Искандер, исчез вместе с Русланом. Меня не было в городе, да и чтобы я смогла сделать? Зуев-младший вывез его ночью, ему кто-то помог, концов не нашли до сих пор. Как и местонахождение Руслана, оказавшегося просто аферистом, хоть и бывшем спецназовцем, даже помогавшим на первых порах чете Исаевых в их поисках. Чингиз скрывал от меня эту подлость, устраивая конные прогулки по горным красотам. Но так, как к Исе, я не смогла привязаться ни к какому другому животному. Да и посещать конный клуб теперь не было никакого желания, если только Сергей Иванович не отважится завести мини-лошадок…

– Ничего, Соня, ничего. Я очень надеюсь, что у Руслана ещё остались человеческие черты, всё-таки он – ветеринар, и неплохой. Может, надеется получить потомство от красавчика Искандера? Говорят же, старый конь борозду не портит…

– … И глубоко не пашет. Хотя для этого глубина и размер не имеют значения. Лишь бы весёленький был.

Мы грустно посмеялись, и она, всё-таки, отважилась спросить о том, ради чего и затевалась «беседа в беседке».

– Скажи, только честно. – Она помолчала, отвернувшись от меня. – Ты любила своего чемпиона, неужели всё прошло, как с белых яблонь дым? Ведь ты искала его, столько вытерпела, никому не верила, твёрдо зная, что Мишка тоже любит тебя. Да, в конце концов, он жизнь свою отдал за твою безопасность, и тебе неизвестно, что там произошло за кулисами жестоких поединков. Получается, что кучка негодяев разбила вашу жизнь вдребезги? И вашу любовь? Разве это правильно?

– Соня, о чём ты? У него не было свободы, а бабы были, и …

– Подожди, а ты не думала о том, что он потерял надежду на спасение и понимал, что его не отпустят, ни просто так, ни сложно. Ты же сама говорила, что Мишка бился, как зверь, как в последний раз. А представь, сколько сил и энергии терял твой боксёр, сколько нервов, сколько пережил сильных эмоциональных всплесков! Может, эти бабы были его единственным расслабляющим моментом. А что? Может же быть?

– Но вернулся Исаев с женой и дочкой.

– Ну и ты к тому моменту была уже с Чингизом. Получается, вы даже не встретились, не поговорили после такого жуткого приключения. Неправильно, нечестно это по отношению друг к другу.

– Предлагаешь, вызвать Исаева на допрос? Опять поднимать всю эту муть?

– Какую муть? Что поднимать? Ну, ты, мать, уже совсем. Это жизнь твоя, дорогая моя сестричка. Пусть с ошибками, недоразумениями и недопониманием, но твоя. Поступай, как знаешь, но единожды соврав самой себе, ты так и будешь прятать голову в песок, выставляя напоказ свою попу, пусть даже и такую аппетитную. – Соня заулыбалась, обняла меня, чмокнула и переползла в песочницу, составить конкуренцию детям в деле художественной лепки пасок.

А я застыла. Конечно, Соня права, Лиза Романова не разобралась в деле Исаевых до конца. Но тогда, опустошённая и прибитая, я ничего не хотела, мне никто был не нужен, и белый свет не мил. Промучившись неделю, думы и сомнения одолели меня, отправилась к Гульнаре Исаевой.

Мы встречались несколько раз, но нелицеприятно. Она, конечно, знала о моей связи с монголом, и это обстоятельство не прибавляло теплоты нашим отношениям. Только, когда я убедила её, что не являюсь законной женой Чингиза, и что фамилию Ахметова носит только дочка, мы хоть как-то смогли поговорить.

– А моего сына он так и не признал. Я сама виновата. Влюбилась без памяти, хотелось быть единственной для него. Но это невозможно. Чингиз – мужик мира, он не может без свеженького, ему надо много, в натуре и живьём. Я когда поняла это, решила проучить его и изменила. Ему тут же доложили, сказка закончилась. Иногда допускали к телу по великому блату, и всё на этом. А мне никто не нужен, кроме него, он украл меня, моё сердце, мою душу. Как вернуть, Лиза? Что посоветуешь, ты же смогла прожить с ним почти два года, неужели он от тебя не гулял?

Я рассказала свою «историю монгольской любви». У офицерши поднялось настроение, Гуля уже видела меня такой же потерпевшей, как и она сама. Женщине так мало надо для счастья, главное, что она не одна такая! Почему-то меня это взбесило, и я выдала ей правду. Что она очень нравилась Чингизу, что в его женском батальоне случалось редко, и что он считает её врушкой, поэтому и не признаёт мальчика. Обмен мнениями прошёл в недружественной атмосфере, и мы старались не пересекаться. Пока наши малыши не оказались рядом на представлении в театре кукол. Дети Чингиза, мальчик Миша и девочка Диана, оказались удивительно похожи. С чего бы это? Как будто они не брат и сестра. И мы с Гулей, одновременно, решили, что ребятишкам нужно общаться. С тех пор встречаемся иногда, я забирала Мишеньку пару раз с ночёвкой, он прекрасно вписался в нашу детскую компашку. Но ни о Мишке старшем, ни о его новой жизни не обмолвились ни словом…

Старший лейтенант Гульнара Исаева служила в информационном отделе полиции. После известных событий она чуть не вылетела со службы. дочери бандита и убийцы не место в правоохранительных органах. Но, как выяснилось, в графе отец ни у неё, ни у её брата никакой записи не было. Почему мать Гули, будучи официально замужем, не сменила фамилию и её же, свою, дала своим детям? Неужели ещё тогда о чём-то догадывалась? Или за этим кроется тайна, которой бесстыдно пугал отвратный карлик бедную женщину? Конечно, я ни о чём таком не спрашивала, зная, что родных Гули так и не нашли. Но эта сильная и настырная боксёрша не теряет надежды, упорно продолжает свой собственный розыск уже больше двух лет. Стало сложнее, ведь к оперативной работе её не допускают, но сослуживцы помогают, чем могут, и оставшиеся связи тоже.

В кафе около полицейского участка было полно стражей порядка, обеденный перерыв собрал цвет и красу блюстителей закона. Гуля помахала рукой от маленького столика у окна. Ей очень шла форма. Фигуристая, она немного поправилась, полуазиатской наружности женщина привлекала к себе внимание мужиков своей экзотичностью, необыкновенной красотой. Ну, очень эксклюзивная особа! Но рядом с ней так и не появилось никакого спутника жизни, она хранила верность монгольскому князю, и сама уже над этим подтрунивала. Просто, не нашлось такого мужика, который бы затмил Чингиз-хана. Но Гуля работала над этим.

– Привет! Ну и как в таком бедламе разговаривать? – У меня тоже был перерыв, который я, обычно, не использовала по назначению, в офисе всегда было полно посетителей, и есть приходилось на ходу. – А после работы у тебя будет время?

– Так, давай поешь спокойно, а ближе к вечеру созвонимся. Тут сегодня аншлаг, у нас общегородское совещание.

Но не успела я доесть первое, как почувствовала какое-то беспокойство. Аппетит пропал, захотелось воды. У меня есть такая особенность, я чувствую приближение чего-то плохого, правда не всегда подтверждаемое.

– Ты чего? – Гуля заметила моё волнение. – Тебе нехорошо?

И тут всё стало предельно ясно. Из угла на меня уставилась тюремная гадина, тётя Сло. Её злющие глазёнки стали ещё меньше, а сама она – ещё больше.

– Господи, а эта что тут делает?

– Кто? – Офицерша завертела головой.

– Не оборачивайся, я говорю о надсмотрщице, тюремной слонопотамше.

– Я ж тебе сказала, у нас совещание всех структур, и исполнения наказаний тоже.

– Вот зараза, она меня сожрёт одним взглядом и не подавится.

– Если ты о Василисе, то не дрейфь, она уже там не работает, её перевели в другое ведомство. Тётя Вася заведует хозяйственной частью службы обеспечения и сидит в центральной управе на глазах у всех. Народ в курсе её ориентации.

– Таких ещё повышают. Дурдом. Это ж кто не побрезговал? Хотя, ради острых ощущений ещё не так раскорячишься.

Пообедала… В кои-то веки подвернулась возможность, и вот тебе, не обляпайся.

Весь день меня не покидало чувство нечистоплотности, что ли. Хотелось в баню, причём, в парилку часа на три. Я не большая любительница «варки» своего тела, но приверженец здорового образа жизни. Из-за напряженного графика мы с Соней редко позволяли себе походы в бассейн или тренажёрный зал. Но пробежки по утрам с Гердой, чего я просто не переваривала, и приготовленные мамой Алей кашки для нас и детей, полезные супы и запеканки определяли наш моцион и рацион. И когда я предложила Гуле с Соней вместе с нашими отпрысками посетить сауну, они быстро согласились. В нашем городе открылся «Пари – бар» от слова «париться», его все хвалили, и мы отправились туда.

Замечательное место для отдыха с детьми. Может, оно так и не задумывалось, но маленький дополнительный бассейнчик и куча игрушек для него привели наших малышей в восторг. Мы посещали саму сауну по двое, оставаясь с ними по очереди. У меня и в мыслях не было, что Гуля расскажет Сонечке о тёте Сло! Увлёкшись играми в дельфинов, я заковырялась с «лебёнками» и не сразу поняла, что Соня проскочила мимо, на выход. Куда? Следом Гуля.

– Догони её, Лиза! Я что-то не то брякнула, про тётю Васю.

Вот правильно говорят, втроём дружить сложно. Гуля не была посвящена в наши с Соней тайны, а я не рассказывала Соне о тайнах Гули. Я, вообще, не люблю трепаться.

Выскочив в предбанник, поняла, что моя сестричка, почти одетая, уже на пороге.

– Соня, куда ты? Голова мокрая, сама распаренная, да что такое?

– Пожалуйста, Лиза, присмотри за Олежкой. Мне надо побыть одной. Пожалуйста! – И вылетела.

А как всё хорошо начиналось…

Мы с дурындой Исаевой, которая, конечно, всё поняла, что было ещё неприятнее, собрали детей в кучу, вышли на улицу и встали, как вкопанные. Перед нами возвышалась женщина-шкаф, пани Го собственной персоной.

– Добрый вечер! А вы уже всё? А я хотела напроситься к вам. – Создавалось впечатление, что наша «хорошая знакомая» просто чуточку опоздала…

Она что, следила за нами? И где Соня? Телефон молчал, Мостовая никогда его не отключала. Тревога заволокла мозги, да что происходит?

– Детям пора отдыхать. В другой раз. – Отвертелась Гуля и потянула меня на парковку.

В машине никого не было. Ключи от неё взяла Сонечка, она недавно получила права и практиковалась при каждом удобном случае. Но, зная, что с нами дети, оставить без машины, это было уже совсем не по-соньковски. И где её искать?

– Лиза, прости меня, я же не знала. Хотя могла бы догадаться по твоей аллергии на эту Годзиллу. Расслабилась, несостоявшаяся оперша.

– Чего уж теперь. Лучше думай, где её искать. Ещё не было такого, чтобы она оставила своего Олежку больше, чем на пять минут. Помимо работы, конечно. Как-то неспокойно у меня на душе. Да что ты ей сказала?

– Да посмеялась над твоей неадекватной реакцией. Ну, правда, хотела развеселить, описывая твои выпученные глаза и потерю аппетита, как один из способов похудения. Она спросила, на кого? Ну, я и ответила…

– Домой нельзя, Алевтина Сергеевна переполошится. Да и не пойдёт Сонька без Олежки туда. Что делать? Ну, стражница, твой ход?

– Сначала детей нужно пристроить. С ними много не набегаешься. А ты вспоминай, куда она может ещё пойти, к кому?

– Только на кладбище к Павлу. – Отрезала я. – Больше не к кому.

Пока суд да дело, моя крошечка заснула на руках, Олежка, «прислонютый», начинал подвывать, только Мишенька, как стойкий оловянный солдатик, лупился на мать и не капризничал.

– Тут рядом Мишка со своей мадам квартиру снимают. Давай к ним. Чего ты, не бойся, не сожрут! – Увидев протест в моих глазах, успокоила Гуля. – Из двух зол выбираем меньшее. Никто не виноват, что мы, все три, влачим существование матерей-одиночек, не на кого опереться. Пошли, другого выхода нет.

Дверь открыла женщина приятной наружности, немного азиатка, одетая, как для похода на какой-нибудь раут. Кларисса. Так близко я её не видела. Везёт же мне на восточных персонажей последнее время. Мы поздоровались, пропёрлись в комнату, брякнулись на диван.

– А Миша дома?

– Уже на подъезде. Откуда у вас столько детей? А вы – Лиза?

Я растерялась. Откуда она мена знает? Но сейчас было не до этого, ответы на другие вопросы интересовали больше. Я кивнула. Гуля вкратце обрисовала ситуацию. Диночку пристроили быстро, она спала, а вот Олежка никак не хотел отлипнуть от меня, плача уже навзрыд. Я сама уже была готова разреветься, когда в комнату вошёл Исаев.

– Что за рёв? Мужчины не плачут, они огорчаются. А вы чего тут? – Он увидел меня, и немного опешил.

Его жена смотрела на нас в упор, ей не понравилась реакция мужа на непрошенную гостью. Я постаралась сделать ещё более озабоченное лицо и отвернулась. Путано объяснив, в чём дело и кое-как уложив пацанов, мы рванули на выход.

– Вы куда? – Мишка, явно, намеривался отправиться на поиски с нами. – Одни, в ночь? Обалдели? Только со мной!

– А я одна с чужими детьми? – Резонно заметила его жена. – Ну, уж нет, оставайся! Ничего с ними не случится, большие девочки уже. Кто-нибудь из вас водит машину? – Мой кивок не заставил себя ждать. – Вот и отдай ей ключи.

– Спасибо, не надо, мы на такси поездим. Я чужие машины не вожу.

– Так, я останусь. – Гуля приняла решение. – От меня толку ноль, я мало что ведаю и водительскую грамоту так и не осилила. Давай, Мишка, забирай Лизку и вперёд, время идёт.

И вытолкала нас чуть ли не взашей.

Во мне вершилась революция. Готовая вперёд на баррикады, я, с другой стороны, трусила и не знала, как себя вести. Прожигающий взгляд Клариссы оставил на мне «чёрную метку», Лизонька Романова ощущала себя пойманной врасплох террористкой, не успевшей подложить тротил в нужное место. Это бесило и выводило из равновесия. Я никак не могла взять себя в руки, сосредоточиться не получалось, на приказы мозга моя душонка не реагировала. Да, видимо, ночные метания и рассуждения не прошли даром, находиться рядом с Исаевым стало тревожно, даже, опасно. А тем более, куда-то ехать вдвоём. Главное, не смотреть в его глаза…

– Сколько прошло времени? – Поинтересовался Мишка.

– Около часа. Я даже не знаю, в какую сторону бежать.

– Покрутимся вокруг и около. Может, она в каком-нибудь дворе сидит или прогуливается…

– Прогуливается!? Что ты несёшь? Не знаю, что должно было произойти, чтобы Соня настолько оставила Олежку. Звони маме Але, спроси меня, потом её. Звони.

Нет, нет её дома, что и следовало ожидать. Мы объездили все дворы в радиусе километра, спрашивали у прохожих и таксистов, обошли кафе и ресторанчики на этом околотке, хотя эта идея сразу была провальная.

– Остаётся только кладбище. Её никогда не останавливало время суток, она запросто могла отправиться к своему Павлику и ночью. Правда, в последнее время ничего такого замечено не было. Ну, я не знаю…

– Смотаемся, для очистки совести. – Мишка рванул и через пять минут мы были на месте.

И только тут я запаниковала. Ни одного фонаря, понятно почему, ни ляли, ни машины, ни даже пары собачек, вертящихся здесь днём в большом количестве. Зловещая тишина, жуть. На меня напала икота, что-то новенькое, не припоминаю такого в моей жизни.