Kitobni o'qish: «Сказание о распрях 2», sahifa 4

Shrift:

– Кто здесь? – Бросил Бренн в пустоту, когда галька ожила, и камешки покатились сами по себе.

Ответом ему послужило какое-то невразумительное чавканье.

Оставив Пнакотские рукописи в покое, юноша вышел из комнаты в коридор и вошёл в другую, но та оказалась чьей-то усыпальницей – там стоял чей-то гроб. Оробев от неожиданности, Бренн вышел и оттуда, не став тревожить мертвеца.

«Покойся с миром, от греха подальше», ухнул мальчик и нырнул в ещё одну нору.

Ба! Кажется, он нашёл, что искал.

На очень пыльной плите-подставке, заменяющей стол (которая, возможно, тоже когда-то являлась каким-нибудь жертвенным алтарём, как плита под Пнакотикским манускриптом), лежало то, что коробило и внушало недоверие. Громадная книга в переплёте из человеческой кожи, на которой висел замок.

Весьма велик был соблазн открыть и прочесть. Но едва Бренн потянулся своею рукою к замку, пред его очи неожиданно явился лик матери.

Хризольда с самым серьёзным выражением лица начала грозить сыну пальцем, и несколько раз медленно задвигала головою влево-вправо. Внезапно её физиономию исказила гримаса нестерпимой боли. Фантом исчез.

«Почему она так сделала? Зачем так показала?», недоумевал Бренн. «Ведь при всём желании я не смогу открыть эту книгу, ибо нет при мне ключа к ней».

Только сейчас Бренн понял, осознал, как скучает по матери; как ему её не хватает. Уж она-то точно его любила! Любит ли Василёк? Скорее, сестрёнка просто привязана к нему, не зная, куда деваться от безвыходности.

Его мысли прервались на том, что кто-то, громко пыхтя и сопя, полз где-то рядом.

Кровь застыла в жилах Бренна: Неспящий таки нашёл свой клад! Проклятье…

Бренн обмяк и медленно сполз по стенке, как слизь по стеклу, едва дыша и глядя перед собой – похоже, змей был по ту сторону стены.

– С-с-слышиш-ш-шь? – Прошипел демон древности, и сам себе ответил. – Не с-с-слыш-ш-шу. И не виж-ж-жу. Но осязаю! Иди ко мне, мой белый хлеб! Иди ко мне, малыш-ш-ш…

Лариох уль-Вулкани предупреждал: если что-то пойдёт не так, если Червь явится за книгой примерно в одно и то же время с Бренном – следует произнести одно особое заклинание, и произнести его необходимо правильно. Но если змей разыщет книгу раньше, и Бренн не увидит ни книги, ни Змея – это хуже всего. Оптимальным вариантом было бы вовсе отсутствие Сына Земли на данный момент, на данный промежуток времени.

«Гад! Быстро же он роет норы», нервничал норд. «Согласно вычислениям кудесника, мне должно было хватить времени на то, чтобы и пробраться сюда, и книгу забрать, и убраться восвояси».

Бренн глянул себе под ноги – ничего определённого; обернулся через плечо – из-под приоткрытой двери струился слабый голубоватый свет… Который внезапно померк!

«Дать бы тебе по лбу! Дверь можно было бы и закрыть», злился мальчик на себя. «Теперь он запросто вползёт сюда! Хотя… Не думаю, чтобы его остановила какая-то там дверь – эта Тварь, согласно рассказам мага, прогрызает насквозь и детрит, и гранит, и базальт, и мрамор, круша всё на своём пути.

Лоб юнца покрылся потом: толстая чешуйчатая цепь заползла в комнату с Той книгой.

– Ощщщщь! – Цепень вытащил длинный, тонкий, раздвоенный язык в предвкушении вкусного ужина. – А ты где? Зачем со мной играешь в прятки? Чем бы полакомиться, чем бы поживиться, да воды напиться…

Язык нащупал ухо вросшего в стену от страха Бренна, и лизнул его.

Тот, взвизгнув от омерзения, крикнул:

– Йириан камблебурбиан!!!

Конечные буквы каждого из двух слов Бренн намеренно произнёс как нечто среднее между «м» и «н», ибо аналогов тому специфичному сонорному согласному нет ни в одном из языков смертных. Мальчик произнёс заклинание в точности, как учил его амулетинец.

Вертикальные полоски невидящих глаз Червя, больше похожего на громадную, увеличенную как минимум втрое королевскую кобру (под «капюшоном» которой болтался ключ от книги), застыли от удивления, а сам он замер и более не двигался. Однако Змей не умер: Цепень оцепенел лишь на некоторое время, и сколько он пробудет в таком положении, было неясно, неизвестно.

Мальчуган же, которого трясло, как грушу, так и остался стоять напротив Змея, со свечой в одной руке, снятой с настенного подсвечника; другая рука держалась за сердце. Бренн опустился на одно колено – в груди больно щемило. Он согнулся в три погибели, а потом и вовсе рухнул подбородком в преисполненный пыли пол. Естественно, при падении тела свеча погасла. Наступил мрак.

Очнувшись через некоторое время, Бренн чихнул – аллергическая реакция на пыль. Увидев же исполинских размеров Змея, мальчик понял, что всё, что с ним сегодня происходило – далеко не сон.

Нужно было как можно скорее бежать, прихватив с собой злополучную книгу – как назло, она оказалась достаточно тяжёлой. Унести её было под силу, но только не сильно торопливым шагом и уж тем более не бегом.

Как Бренн выбрался из Подземелья, он помнил смутно, слабо – двигался точно в полудрёме, полусне. Уходя, он ощутил позади себя какое-то движение – вода в озере зашипела так, будто её кипятили. Также, юнец обратил внимание на странные воздушные пузыри – застывшие, никуда не летящие. Позже они очень медленно поднялись в небо.

На счастье Бренна, ишак, которого он оставил наверху, много выше прибрежных камышей, никуда не делся, и спокойно щипал себе траву.

«Преданный какой», устало улыбнулся мальчик. «Если бы все люди были такими же».

Едва юный, но храбрый норд уселся на осла, мигом превратившегося в благородного коня, как его глазам предстала следующая картина: от озера снизу вверх потянулась свежевспаханная, пробуренная кем-то полоса земли.

«Очнулся», догадался Бренн. «А теперь ужаль, ежели настигнешь!».

Земля заходила ходуном – колоссальных размеров земляной червь устроил самое настоящее землетрясение, заметавшись по подземельному лабиринту в бессильной ярости и злобе.

Благополучно добравшись до дворца Лариоха уль-Вулкани, Бренн, вложив ему в персты «Некрономикон», пал ниц в изнеможении.

– Несите героя в его покои, – Приказал своим слугам довольно потирающий руки аррав и отнёс книгу в дальний конец своего дворца, куда не мог войти никто, кроме него самого, и запечатал за семью замками ради безопасности самих же грабителей, если бы они вознамерились украсть драгоценный, бесценный оригинал.

Василёк, которую уже давно не занимали ни шуты, ни рассказчики, ни игрушки, со всех ног побежала к лежащему в кровати Бренну, не подающему никаких признаков жизни.

– Где ты был, ёжик? – Тянула она брата за рукав, сидя у его изголовья. – Опять ты оставил меня одну?! Ёжик, я тебя ни на какой рахат-лукум, ни на какой кус-кус не променяю!

Но брат безнадёжно, немигающим взором смотрел в потолок.

Вернувшийся маг, потрогав лоб мальчика, забеспокоился:

– У него я наблюдаю и жар, и озноб одновременно; странное пограничное состояние между жизнью и смертью.

Три дня и три ночи боролся Лариох за жизнь Бренна, наказав Синеглазке пока не выходить из своей комнаты, ибо «брату надобно малость передохнуть после долгого похода». Банки, склянки, усердное врачевание…

– Что же я за лекарь такой, коль справиться не могу с сущим для меня пустяком? – Хватался за затылок кудесник.

Некогда этот астролог, звездочёт мог сделать так, что определённое, выбранное им созвездие уже находится в другом месте, в иной части неба, а Луна его стараниями могла выйти замуж за Сатурна – покрыть собой его диск.

«Не бывать, не бывать тому, чтобы Змееносец был одним из Двенадцати», бормотал дед какой-то бред. Посвящённый же уразумел бы враз, что ныне господствует, довлеет именно этот знак, и знак этот покровительствует, благоволит всем злодеяниям Червя, а родиной Змееносца является небесное тело, именуемое некоторыми людьми не иначе, как Плутон.

И переставил старик в календаре своём знаки зодиака, и убрал оттуда Змееносца; за пределами зодиакального круга теперь тот знак; с тех самых пор нет его там. И в тот самый миг глубоко задышал Бренн, и кровь вновь разлилась по его жилам. Уль-Вулкани успел как раз вовремя: промедли он ещё пару мгновений, и не было бы Бренна в мире живых. Что именно успел внушить мальчику Змей перед временным своим ограничением, какой впрыснул яд – теперь это неважно; важно, что заклинание сработало, книга в надёжном месте, а Бренн стремительно идёт на поправку.

– Хорошо ли чувствуешь себя? – Осведомился амулетинец через некоторое время.

– Гораздо лучше; благодарю. Но ты кое-что обещал…

Старый аррав было усмехнулся, но ответил предельно серьёзно:

– Раз обещал – слово я сдержу. Но я никуда не отпущу вас обоих, пока не накормлю пахлавой и халвой.

И наелись дети досыта, и были довольны (в особенности Василёк).

– Что ты намерен делать дальше? Что ждёт эту книгу? – Захотел прояснить, уточнить кое-что для себя Бренн.

– От тех, кто пережил страшное, тайн и секретов у меня нет. – Начал торговец, лекарь, аптекарь, маг, кудесник и астролог. – Есть в Северных Кронствах одна высокая гора, которую мы, амулетинцы на картах помечаем для себя, как гору Хаддад. Хаддад, что высотою ровно две тысячи триста лиг, расположен на плато Лэнг, которое лежит много дальше таких земель, как Хладь и Сиберия. Хаддад не является горой-одиночкой: сокрыта она от потусторонних глаз в Ледовых холмах (которые на самом деле и не холмы вовсе, но высокие, неприступные скалы). Вы, норды зовёте Хаддад Чёртовой горою, и неспроста: только глупец, только безумец возымеет желание подняться на неё, ведь на ней заклятье богов.

– А бывали ли такие?

– Находились, мой юный друг, к великому моему сожалению. Есть среди вас, нордов тайный Орден Змеи (на гербе которого изображена пожирающая саму себя змейка). Члены этого ордена, как наверняка ты уже мог бы догадаться, поклоняются Цепню (который, согласно их поверьям, есть везде и всюду). Эти люди внимают тьме и мечтают прочесть «Некрономикон», взобравшись на вершину Хаддада – это идеальное место для того, чтобы разбудить злые силы – силы настолько высшего порядка, которые ты себе и в страшном сне представить не сможешь. Их задача – во что бы то ни стало осуществить задуманное. Однако эти наивные люди не ведают, что ничего не добьются, читая копию: они не знают, что оригинал не пропал, не исчез, не погиб. Но они пытаются снова и снова – и пусть пока все их попытки тщетны, для них карабкаться по Хаддаду равносильно дани традиции, а также неплохая возможность улучшить свою физическую подготовку, постоянно быть натренированными, ибо Хаддад – гора не для обывателей, а для людей опытных. В любом случае, считают они, однажды Червь прогрызёт основание горы, взберётся наверх и через жерло потухшего вулкана-Хаддада обратится к своим предкам сам. Таковы сказки, которые они рассказывают друг другу. На самом же деле они надеются, что Червя нет – а если и есть, они мечтают опередить его, ибо человек по природе своей всегда хочет быть первым. Они в лицемерии своём поклоняются Цепню, желая, чтобы он навеки оставался мифом – такова вот странная двойственность натуры. Но Неспящий существует в реальности, и он уже вышел на след нужной ему книги. Только он может прочесть книгу в оригинале; не забывай об этом.

– Но ведь безумный аррав Абдул аль-Хазред тоже мог читать исходник! И что толку теперь переживать за «Некрономикон», если он отныне в твоих руках?

– Аль-Хазред был великим для своего времени учёным, – Сделал серьёзное лицо кудесник. – Да, он пал, но первостепенной задачей для него всё же было не осуществлять ритуал за ритуалом, но заниматься переводами древних книг на современные ему языки – что он, собственно и делал, чем и занимался, ибо перевёл он отнюдь не только лишь ту демоническую рукопись. Что же до хранения этой книги в моей цитадели – об этом не может быть и речи, ибо чертоги мои не столь крепки, как ты думаешь! Ни каменные стены, ни магия не уберегут от мести Червя, ибо он не отступится, так просто не сдастся. Он уже видел эту книгу – точнее, чувствовал её близость к себе (но благодаря тебе лишь упустил). Он, во-первых, цепляется за эту единственную возможность пощупать то, что нацарапано когтями его летающих предков; во-вторых, его как магнитом тянет к Злу, ибо он и есть это самое Зло – ведь Зло не перестаёт быть Злом, даже если распадается на более мелкие частицы. Помни, что он плоть от плоти Первого среди драконов; питон, что вырос из Стального когтя своего прапредка.

– Как же ты собираешься распорядиться сей книгой, если тут её оставлять нельзя?

– Я ведь не зря упомянул гору Хаддад – я сам взберусь туда и прочту её.

Зрачки юноши недоверчиво сузились.

– Будь покоен, мой мальчик. – Поспешил объяснить ему дед. – Под лучами северных звёзд я прочту эту книгу вслух, но задом наперёд. Тогда всё написанное в ней не будет иметь смысла.

– Кто же ты? – Поразился Бренн, отпрянув. – И человек ли ты?

– Не бойся меня, друг мой. – Успокоил того старик, слегка приобняв его. – Я – один из серых ангелов, что призваны блюсти порядок в Фантазии. – Добавил амулетинец, глядя в окно. – Как я уже говорил, нас осталось только двое – я и Вековлас Седобрад, ибо с третьим магом связь прервана несколько десятилетий назад (а по нашим меркам это совсем недавно). Под видом аррава, странствующего торговца я…

– Что же будет, когда вас не станет? – У мальчугана навернулись на глаза слёзы.

– Не переживай, отрок, – Изрёк Лариох уль-Вулкани, положив свой подбородок на главу Бренна. – Бог не оставит эти земли на поругание; он славный малый, он вот такой. Он обязательно что-нибудь придумает…

При словах «вот такой» дед сделал характерный жест рукой, при котором большой палец левой ладони отставлен вверх.

III

. Скиталец

Бренн, Василёк и два гнома, которые сподобились по наущению мага-амулетинца помочь беглецам, плутали по тёмным местам, петляя подгорными тропами от Содийского массива на северо-запад, в сторону Тираннского горообразования. И через некоторое время вывели бравые гномы детей на поверхность – не без помощи светлячков, указывающих путь.

– Кажется, вам сюда, – Предположили гномы, вынырнув где-то на Королевской седловине. – Дальше уже идут замки владений Бург, за которыми Могучая дубрава.

Горячо поблагодарив гномов и распрощавшись с ними, брат и сестра направились в сторону ближайшего селения. Оттуда они намеревались попасть в Карол, являющимся центром Швинии.

Гномы же, не теряя своего времени зря и пойдя иным, кратчайшим путём, взяли да и утянули кое-что в деревне – похоже, они не на шутку проголодались, а спускаться обратно под гору на пустой желудок им что-то совсем не улыбалось.

– Ах вы, мелкие воришки! – Рассердился один из нордов, обнаружив пропажу. – Уж я вам покажу!

Он погрозил двум проказникам кулаком, но тех уже и след простыл! Точно ветром сдунуло – только ветви и покачивались.

– Говорил я тебе: аккуратней, – Накинулся было в сердцах один гном на другого. – Будем теперь прятаться с награбленным от преследователей…

– Уж очень есть захотелось, – Виновато отвечал тот.

– Хорошо, хоть наши новые знакомые с нами не в сговоре, – Продолжал гном первый. – Иначе несдобровать им там; норды народ справедливый, но суровый…

Тем временем Лариох уль-Вулкани, минуя Хребет брошенных, вышел на Простор, к долине реки Риврайн. Там он несколько замешкался, раздумывая, останавливаться ли в придорожной гостинице городища Эйди-Эн-Нахр, что в земле Хебир – или же не испытывать судьбу и, не теряя времени даром, скакать дальше в северном направлении. Времени у него было не так много: следовало торопиться, ведь Цепень роет подземные норы быстрее, чем скачет его конь.

Дальше на север Простор переходил в Мёртвые низины – слегка заболоченную низменность, от которой, тем не менее, скакун выдохся сильнее, нежели в горах Стран Полумесяца.

Норды-стерландцы, встречая по пути всадника с восточной внешностью, подозрительно косились на него, ведь у Стерландии с империей Аль-Тайр затянувшаяся холодная война. Они нисколько не забыли, как когда-то, в стародавние времена амулетинцы огнём и мечом прибрали к рукам южные владения нордов. Но ещё на границе старика пропустили, видя ветхость его одежд и ветхость его лет, а также то, что он пришёл в Стерландию безо всякого оружия.

Видя плачевное состояние своего коня, амулетинец был вынужден спешиться и идти в вольный город Бравис, дабы и подкрепиться, и набраться сил. К тому же у него имелось послание к бронтийскому кронингу; какое именно – нам только гадать.

Бордовые стяги с изображёнными на них бело-зелёными крестами сменились на абсолютно чёрные, с полностью белыми крестами – старик ступил на землю великого герцогства Бронтус, владыка которого смел именовать себя кронингом.

Странствующий аррав, спустя некоторое время уладивший все свои дела с бургомистром Брависа, направился наконец, в гостиницу, чтобы выспаться и отдохнуть, ведь много лиг осталось позади, но сколько впереди. И конь его там пребывает, дабы с новыми силами нести своего хозяина дальше, ибо путь мага ещё не завершён.

И пил наутро Лариох и пиво, и вино; изрядно захмелел. Всё же лучше бы ему испить горячий коффэ, но нордам неизвестен сей напиток. Они наслышаны о нём, но даже если бы сподобились сварить, пить из рук их маг ни в коем случае не стал бы, ведь только амулетинец сможет приготовить настоящий коффэ.

И сидел кудесник за столом в харчевне, и крутил-вертел правою рукою амулет, что висел на его шее. И амулетом этим был вытянутый, прямоугольный кулон из серебра, в котором был наполовину сокрыт блестящий синий самоцвет.

Между тем Бренн, идя по дороге, вскорости понял, что он один-одинёшенек: рядом ни кота, ни Василька. Куда же подевались? Опять эта его невнимательность… Непростительно.

У дороги высилось одиноко стоящее деревце с густою кроною; это был старый вяз. И создалось у Бренна впечатление, что вяз этот – словно живой.

– Ты меня слышишь? – Поразился мальчик, подойдя ближе.

Ветви наклонились в ответ, внимая его речам.

Бренн обошёл дерево кругом; дерево, ствол которого раздваивался. И высоко задрав голову, повнимательней вглядевшись, заприметил Бренн на одной из веток весёлого Василька, а на другой – не менее весёлого Криспина, игриво царапающего кору своей передней лапкой.

– Очень смешно, – Обиделся юнец. – Я чуть дар речи не растерял! Василёк, спускайся уже вниз; нам ещё плестись и плестись, топать и топать.

Но Василёк и не подумала.

– Слезай, – Повторил Бренн. – Ты-то сможешь это сделать самостоятельно! А вот насчёт кота я что-то не особо уверен…

Но Криспин, ловко спрыгнув на землю, обиженно мяукнул:

– Недооцениваешь ты меня, Бренн; никогда не сомневайся во мне.

Криспин, которого дети не без помощи мага приобрели на ярмарке ещё маленьким котёнком, за эти несколько недель подрос и окреп. Весь такой важный, этот кот, это удивительное, мягкое чудо имело особенность менять облик в пределах кошачьего племени – окрас и длину шёрстки. Продолжительной, холодной зимой это был пушистый-препушистый перс, а во все остальные времена года котёнок перевоплощался в самые разные породы кошек. Но пока что дети только догадывались, что кот им достался непростой – ещё и говорящий. Недаром Лариоху за него пришлось выложить целый золотой полумесяц!

– Мне бы молочка, – Зевнул Криспин, валяясь в траве. – Кф-кф.

– А я бы сейчас не отказался от горячего шоколада гномов. – Мечтательно задумался Бренн, глотая слюнки.

Дети страсть, как проголодались: с утра маковой росинки не было. И это после обильного ужина во дворце уль-Вулкани! Какой контраст…

Свечерело, а самой деревни виднеется лишь край. Где-то там, вдалеке.

– Ёжик, я хочу кушать, – Уныло выговорила Василёк.

– Потерпи немного; мы почти дошли. – Отозвался Бренн. – Маг отсыпал нам горсточку монет – надеюсь, их хватит и на еду, и на ночлег.

Сам же маг в это время молча скакал по Стерландской пустоши, населённой лишь дикими собаками, кроллами, ланями и жуёвишками, дабы через Врата смерти проникнуть в Срединные земли.

Вратами смерти норды называли большой, но узкий залив Студёного океана, преисполненный низких температур; к северу от залива находилось Море нордов, или Море мерзлоты. В этой части Фантазии всегда дули сильнейшие ветра.

Путь через Врата смерти был труден и опасен, но это был почти единственный путь в Срединные земли. Можно было бы, конечно, ещё у Риврайна развернуть коня направо и скакать через земли Нумизанда и Вурры, но… Делать такой крюк? Пересечь границы Хрустана и Номадистана? Ну, уж нет; лучше воспользоваться морским путём.

За дополнительную плату кнорр мог разместить на своей палубе и коня, потому дед не скупился на деньги.

– Чего ж тебе неймётся, альтерманн? – Недовольно буркнул морской лев, капитан кнорра, неодобрительно оглядывая с ног до головы пожилого человека с кожей цвета «коффэ с молоком» и в длинной, до пят амулетинской робе. – Сиди себе в своих песках.

– Уаллях-аллях… – Старик сделал вид, что намеревается покинуть пристань.

– Ну ладно, ладно, – Смягчился суровый норд, и прогнусавил себе под нос. – И откуда же у простого старика столько монет…

Однако нападки не прекратились и после того, как кнорр отплыл.

– Что делает на корабле этот человек? – Справедливо возмущались норды. – Мало того, что эти изверги, эти нелюди вторгаются в наши земли, выжигая посевы и забирая в плен, в рабство женщин и детей, забирая имущество и угоняя скот – они ещё и плавают на наших кораблях, как ни в чём не бывало? Это что ещё такое?

У Лариоха уль-Вулкани не было ни времени, ни сил, ни желания препираться с нордами: бесполезно было объяснять, что лично он не имеет никакого отношения к набегам; что Магхр, пожалуй, единственное государство амулетинцев, которое старается жить в мире и согласии абсолютно со всеми племенами и народностями.

Вместо этого кудесник, имея лишь три корки чёрствого хлеба и осушённый наполовину кубок, каким-то образом умудрился сытно накормить всех, кто плыл с ним в кнорре – трактир у пристани за долги опечатали мытари, и люди плыли в Срединные земли голодными. Затем маг излечил всех моряков от цинги одним прикосновением своего посоха, и одарил всех доброю улыбкой.

Сбитые с толку норды зашушукались.

– Оставим-ка его в покое; от него так и веет дружелюбием.

– Кого вы слушаете? – Не унимались другие, отчаянно бранясь. – Самый обычный шарлатан Юго-Востока, коих пруд пруди.

– Да пёс с ним; пусть идёт своей дорогой. – Махнули рукой остальные.

Вскоре мага оставили в покое. Глядишь – и берег возвышается другой.

Сойдя на берег вместе со своим верным скакуном, старец поспешил на север, двигаясь вдоль берега: собственно Срединные земли ему сейчас ни к чему; не его это вотчина. Ему надобно пересечь ещё одно кронство нордов, Сюшер, дабы через земли Свэя и Сиберии достичь горы Хаддад. А потому уль-Вулкани не последовал на восток, в сторону Страшной трясины, что Снегозёрье открывает – поскакал он через Берёзовую рощу.

По пути, коему следовал аррав, высился великий, стольный город Златоград – центр всея Хлади, жители которой очень любят хмель, и водят дружбу с ведмедями. Его белый кремль средь Зелёной пущи виднелся издалека. И велик был соблазн у уль-Вулкани направиться туда! Ибо в княжестве Хладь проживает его старый друг, маг и кудесник Вековлас Седобрад.

Однако, подступая к городищу всё ближе и ближе, старик начал лицезреть нечто странное: всё вокруг словно вымерло. Ни крестьян, работающих в поле от зари до зари, ни стражников у врат дворца; стражников, на тёмно-жёлтых щитах которых можно было бы рассмотреть оранжевое Солнце. И над кремлём высится не хладский стяг! Вместо рыжего полотнища с алым крестом, окаймлённым белилами, развевается на ветру грязная белая тряпица, с лиловою каймой; и в центре этого подобия флага – чёрный, как сажа, квадрат…

Страшное зрелище предстало глазам амулетинца, ибо всюду виднелись столбы дыма от недавних пожарищ. Что-то нехорошее приключилось в Хлади…

Видя горы трупов, маг удовлетворительно угукнул: молодцы, без боя храбрецы норды не сдались. Видать, нашлись ещё те, кто показал недругам силушку хладскую! Но все, как один, полегли; все до единого. Город был пуст, точно его скосила чума. Где жёны и потомство? Где дряхлые старики? Есть ли хоть кто-нибудь, кто мог бы рассказать обо всём, что здесь произошло?

– Есть, – сказал некто, прочтя мысли. – Это я.

Лариох уль-Вулкани выхватил кинжал из ножен, но, обернувшись, вложил его обратно: перед ним стоял такой же дряхлый старик, как и он сам.

– Вековлас Седобрад! – Обрадовался амулетинец.

– Верно, – Ухнул в ус тот. – Давно не виделись с тобою.

Но слетела с лица аррава всякая радость.

– Как же ты допустил подобное?

– Если бы всё было в моей власти… – С горечью вздохнул его старый знакомый. – Так же, как и ты, я не успел. Их было слишком много, мой друг; князь же оказался глух и нем к мольбам моим.

– Древомир?..

– Древомир, трусливо поджав хвост, сбежал на север, в Ветроград. Генеральное сражение дал его брат – как видишь, это мало чем помогло, всё равно не спасло.

– Что же теперь будет?

– На всё Его воля… Какими же судьбами занесло тебя столь далеко?

И поведал Лариох уль-Вулкани всё, что до сего дня приключилось с ним; и про Цепня с книгой чёрною, и про Бренна с Синеглазкой не преминул он упомянуть.

– Тяжела твоя ноша, друг. – Молвил Вековлас Седобрад.

– Желаешь ли взвалить её себе на плечи? Слишком тяжек этот груз… Опыта же у тебя побольше. Вверяю я её тебе; взберись на гору сам. Всё ж вотчина сия – твоя…

– Ох, не скромничай, мой друг. Коль взялся ты – доведи же до конца. Вотчина моя венчается Хладью, ты знаешь; далее простираются земли мага третьего.

– От которого ни слуху, ни духу. – Мрачно заметил Лариох. – Что деется там, на Севере? Всё та же тишина?

– Тучи собираются и там. – Изрёк Седобрад. – Объявился в кронстве Тронн один хитрец, что магом смеет величать себя. Пудрит кронингу мозги; вервольфов, как овец, разводит. Потому Бренну стоит быть предельно осторожным, ибо длинны руки у этого новоявленного чародея; глазаст, ушаст сей «маг». Что же до пропащего звена в нашей троице – увы, всё так же глухо, как в дремучем лесу. То ли сгинул, то ли переметнулся.

– Это плохо, крайне скверно. – С досадою сказал уль-Вулкани. – Что же будешь делать ты, пока молиться буду я на горе священной?

Тогда поведал другу Векловлас, как случайно, на невольничьем рынке заприметил мальца, на шее которого – цепочка, а на цепочке – медальон в виде Солнца.

– Как рабом им торговали, равно как и твоим Бренном – а ведь это Древомиров наследник! Я более чем уверен в этом. Нарёк я его «Годомир Лютояр», и растить буду в строгости и послушании великом. Авось не пропадут мои труды зря, не пойдут прахом, и в один прекрасный день над градом стольным вновь солнышко взойдёт. Переименуют тогда Морозабад обратно в Златоград, и воссияет вечный мир.

– Морозабад? – Переспросил, не поняв, Лариох.

– В наивности своей номадины сочли, что добрались до самого холодного места в Фантазии! Оттого и город сей вот так зовётся. Похоже, сим кочевникам и невдомёк, что существуют земли, вроде Нордландии, Сиберии, Тронна и Свэя. – Пояснил, посмеиваясь, Вековлас Седобрад.

– Глупцы, – Вставил, поддакивая, амулетинец.

– Так что не обессудь: мне и своих забот хватает. Разыщу я уцелевших, и буду врачевать их. И с Годомиром мне возиться в ближайшие годы… Это одна из тех причин, по которым не могу я вместо тебя взойти на Чёртову гору. Ступай же с миром, Лариох уль-Вулкани! Да сопутствует тебе всякая удача!

И разминулись двое старцев, и пошёл каждый дорогою своею.

Говорят, что люди в Швинии – самые добрые, самые отзывчивые. И правда: едва Бренн, Василёк и их самый пушистый в мире кот благополучно добрались до деревни, как местные норды, завидев, в каком плачевном состоянии пришельцы, поспешили окружить их всяческою заботою и ласкою. И приютили, и впустили на ночлег, но прежде – досыта накормили. Радовался Криспин, уминая сливки; радовались и дети, поедая мюсли. Переодетые, согретые, они почувствовали себя у лесничего в безопасности – это их земли, земли нордов; наконец-то они дома!

Будь, как дома, путник

Я ни в чём не откажу

Множество историй

Коль желаешь – расскажу

И уложил Бренн маленькую девочку в кроватку, и рассказывал ей одну за другой сказки про волшебные кронства, покуда сестрёнка не закрыла глазки, уснув безмятежным сном.

– Спи, моя радость; спи, моя красавица, – Гладил мальчик Василька по голове. – Спи и ты, мой доброкот. – Обратился он к Криспину, гладя также и его. – Вытяни поудобней свои лапки.

Мальчик, сложив свои ладони в кулачок, посмотрел в небо.

«Я не знаю, есть Ты, или нет; если же Ты есть – спасибо Тебе за то, что мои ноги – на моей земле. Спасибо и за то, что я накормлен сегодня; за то, что мне есть, где переночевать сегодня. Но прежде всего я благодарю Тебя за то, что Ты не оставил меня одного; что бы я делал без Криспина? Когда я беру это мохнатое, лохматое, усатое существо на руки – вся моя усталость улетучивается, испаряется; весь негатив как рукой снимает. Мне становится так хорошо, так тепло, и так спокойно! Белые лапки, и белый же галстук; глажу по шёрстке и против шёрстки его голову, и щекочу за ухом. А Василёк… Мой милый Василёк, синеглазая моя сестрёнка! Я не представляю без неё своего существования! Я должен, я просто обязан позаботиться о ней! Обещаю: она поступит в Высшую школу магии и волшебства, как мечтала мать. Она будет счастливой…».

С этими словами юноша провалился в глубокий, но здоровый сон.

На следующее утро Бренн начал расспрашивать местных жителей о событиях четырнадцатилетней давности. В основной своей массе люди пожимали плечами – или не хотели вспоминать те смутные дни, или действительно ничего не помнили, не знали.

Наконец, одна жительница сказала:

– Кое-что припоминаю. Слава о красоте Хризольды шла впереди неё; сама она и вовсе не из этих мест. Ты на верном пути, вьюнок, коль путь держишь на Карол – ходят слухи, что именно там она жила последние шесть лет.

Теперь заговорили все: начнёт один – подхватят другие. «Простой крестьянкой, хоть и вида купеческого», как наперебой твердили люди. «Хорошей женщиной была твоя тётушка».

Ибо не сказал Бренн, кем приходится Хризольде. Сельчане приняли его за дальнего родственника «той красивой, но грустной и печальной женщины».

Все в деревне сходились в своих суждениях в одном: Хризольда и её муж – пришлые в Швинии; бежали они сюда из другого кронства. По какой причине – неизвестно; «какая-то мутная история», с их же слов.

Бренн выяснил и то странное обстоятельство, что Хризольду никто не искал – ни её отец, ни её мать, ни кто-либо ещё. А ведь князь Кристиан очень любил свою дочь!