Kitobni o'qish: «Арес и Антарес»
Моё назначение оказалось как нельзя кстати: наконец-то учёный мир и мировая общественность признали меня единственным, кто достоин отправиться на Марс в рамках новой исследовательской программы. Да, я слишком долго к этому шёл, но лучше поздно, чем никогда – 2020-ый год принёс мне долгожданную удачу.
Потихоньку, не спеша я начал собираться в путь неблизкий, путь далёкий, но тут моё второе «я», сидевшее в моём мозгу, внезапно решило испортить мне настроение:
– Наивный глупец! Они попросту хотят избавиться от тебя. Помни, гений, что твой удачливый билет – билет в один конец; уверен ли ты, что сможешь вернуться обратно?
Но я и без того знал, что имею высокие шансы не вернуться на Землю, тогда как вероятность не остаться на Марсе навеки ничтожно мала.
Ранним утром я проснулся, и после моциона скромно позавтракал в гордом одиночестве – встаю я с первыми лучами Солнца, ближайшей к нам звезды. Я собрал в сумку всё самое необходимое, выключил персональный компьютер и вынул все штепсели из розеток. Заправил кровать, наглухо закрыл все ставни и задвинул занавески. После я ещё раз прошествовал на кухню и в ванную, дабы удостовериться, что все краны надёжно закрыты – человек я щепетильный, и поступаю так всякий раз (даже когда просто иду в ближайший магазин).
«С Богом», мысленно напутствовал я сам себя, спускаясь на ещё безлюдную улицу; улицу, воздух которой ещё не загажен выхлопными газами автомашин.
Поймав такси, я велел отвезти меня за город – для того, чтобы сесть в другое такси, которое примчало меня прямиком к космодрому.
Уже пешком я проследовал к ангару №…, где меня уже дожидались великие и светлые умы, любезно пригласившие меня посетить Красную планету.
Их лицемерные рукопожатия, их натянутые улыбки, их презрительный и одновременно завистливый взгляд, их снисходительная речь – как же я их ненавижу! Впрочем, как и они меня; неприязнь наша взаимна. Эти ксенологи, эти астронавты, эти псевдоучёные и бюрократы были единым целым – корпорацией; коллективом, в который я, одиночка, так и не смог влиться.
Эти люди без угрызений совести сотрудничали с правительством, выполняя все его прихоти; эти люди вводили массы в заблуждение, наводнив СМИ россказнями, побасёнками про пришельцев и опыты над ними… Бред чистой воды, ибо единственный разум, что витает во Вселенной – это наш разум, людской разум. Другого доказать не удалось; научно и объективно наличие иных форм, иных измерений не подтверждено. Мы одни.
– Я рад, что ты согласился на наше предложение, Клинуотер. – Сказала мне не последняя фигура в корпорации, протягивая мне свою продажную ладонь.
– Рад?! – Переспросил я, глядя прямо в глаза.
Тот человек в смущении отвёл свой взгляд, ибо понял, на что я намекаю: я им как заноза в одном месте, как кость в горле, ибо всегда себе на уме, своя голова на плечах; стадному чувству не подвержен. Возможно, я последний из могикан – единственный неподкупный, не продажный учёный; уцелевший ас и профи своего дела, проводящий независимые экспертизы – тот, кого не смогла поглотить неумолимая, бессердечная машина глобализации.
Несмотря на то, что я чётко понимал, что мой полёт – ссылка, изгнание, я ликовал в глубине своей души: без меня они окончательно захлебнутся в своей некомпетенции, в своих самоповторах. У них уже кризис идей, а выделяемые правительством средства идут либо в широкий карман, либо на сомнительного рода программы.
Я же, ступая ногой на борт шаттла, только улыбался: да, я погибну; всё может быть. Но я погибну во имя науки, настоящей науки; погибну, как герой, за правое дело, ибо для меня честь послужить во благо. Я с радостью принимаю брошенный мне вызов, чтобы трудиться на планете столь далёкой и столь чужой, но столь близкой и столь полюбившейся, как бы абсурдно это не звучало.
