Kitobni o'qish: «Инженерный тупик 1991»

Shrift:

Предупреждение

Любое сходство вымышленных частных лиц и организаций с реально существующими или существовавшими является случайным. Автор не несёт за это никакой ответственности.

Татьяна с усилием повернула в замке ключ и открыла дверь комнаты под номером 1991, в которой располагался её отдел. Неприятный скрип, как всегда, вызвал раздражённую мысль: какого лешего она, как идиотка, каждый день приползает на работу первой? Все нормальные люди уже год как поняли – дисциплине пришел конец, радуйся, простой советский инженер!

«Всё, хватит! Завтра же специально опоздаю на 10 минут, и пусть кто-нибудь другой разводит всю эту канитель – взять на вахте ключи, расписаться в огромном замусоленном журнале, отпереть тугой замок – несколько раз уже ногти ломала – и ждать прихода этих лентяев в пустой комнате!» – в очередной раз твёрдо решила она.

Татьяна уже шесть лет работала в отделе, который занимался разработкой систем управления в крупном научно-исследовательском институте. Работа была интересной, коллектив сложился вполне работоспособный и даже дружный.

Но последние два года здесь стало происходить что-то очень странное и тревожное: работы по вполне перспективным проектам сворачивались или просто прекращались, руководители проектов уходили из института, кто со скандалом, а кто тихо и незаметно. Увольнения рядовых сотрудников по надуманным причинам стали частым явлением.

Правда, сокращения пока что не коснулись Татьяниного отдела, возглавляемого молодым и амбициозным начальником – Алексеем Веселовым. Но, как ни пытался Алексей сохранить за отделом хоть какие-то перспективные работы, как ни старалась вся команда поддерживать его в этом, ничего не получалось. Видимо, как бы ни было это неприятно осознавать, дело неотвратимо шло к общему развалу.

Да, контора стоит на своём месте, по-прежнему возвышаясь монументальной серой гранитной глыбой на пересечении широченного проспекта и узкой старинной улочки; да, сидят на проходной сонные вахтеры в форме, ходят по длиннейшим коридорам солидные начальники – но всё это одна видимость. Все чувствуют: что-то произойдёт с нами со всеми, с институтом, со страной, с миром…

Тут Татьяна резко остановила этот поток беспорядочных мыслей: «Что-то меня заносить стало от простого к слишком сложному, прямо-таки глобальному. Чем размышлять о судьбах стран и народов, подумала бы лучше, что сегодня вечером семейство есть будет. Вот проблема так проблема!»

Ленинград всегда имел на прилавках определённый минимум требующихся для нормального существования товаров, но начало девяностых принесло в город жуткую пустоту прилавков в магазинах. Как когда-то в самые тяжёлые для страны годы, появились талоны на самые необходимые продукты и, конечно, на алкоголь.

Талоны эти ещё не так-то просто было «отоварить». Порой в городе в самых неожиданных местах вдруг возникали странные сюрреалистические очереди – от ниоткуда в никуда, непонятно за чем, и неизвестно, когда будут это «что-то» давать. «Вот решением этой проблемы и займёмся в рабочее время, работы-то всё равно давно уже нет», – уговаривала себя Татьяна.

Но всё равно ей не удавалось справиться с гнетущим чувством надвигающейся беды, которое особенно остро овладело ею почему-то именно в этот, вроде бы обычный день. «Просто надо начать что-то делать, занять руки и голову, и станет всё на свои места. Хватит размышлять», – решила Татьяна и начала действовать.

Духота в комнате, надо будет сразу открыть фрамугу. Татьяна повертела в руках ключ от двери с биркой из плотного картона, на которой было старательно выведено «1991». «Год на дворе 1991, и номер нашей комнаты тоже 1991. Как странно. Совпадение? Или это что-то означает для нашего отдела?» – промелькнула в голове у Татьяны непрошеная мысль.

Повесить ключ было совершенно некуда – был гвоздик справа от двери, да неделю назад исчез, одна дырка осталась. А снова вбить некому – всего-то три мужика в отделе. Ведь это надо гвоздь найти, молоток со стенда принести, стукнуть раза три или четыре. Нет, задача непосильная ни для старших инженеров, ни для начальника отдела.

Вот на его-то, начальника, стол ключ теперь и кладём, если ключик в этом настольном бардаке потеряется – ему, начальнику, и отвечать. Надо кофту снять, жарко в комнате, а на улице с утра уже холодно: середина августа, короткое ленинградское лето на исходе.

Татьяна подошла к солидному двухстворчатому шкафу, который был повёрнут дверцами к входной двери и загораживал почти всю комнату от взглядов заходящих, чужих и своих. Это расположение мебели в сочетании со скрипом входной двери обеспечивало обитателям необходимый запас времени для создания видимости работы.

Быстро сунуть вязание или книгу в ящик, поставить бутылку под стол, изобразить обсуждение чего-то очень серьёзного и научного – всё можно успеть при желании, пока вошедший огибает шкаф и оказывается в пределах видимости обитателей комнаты. Правда, в последнее время многие перестали себя утруждать даже этим, наступило полное безразличие и апатия.

Дверцы шкафа были плотно закрыты, и это было странно: обычно в пять часов вечера все оставшиеся к этому времени на работе сотрудники быстро хватали свою одежду и убегали, а шкаф оставался стоять с недоумённо полуоткрытыми створками. Татьяна потыкала дверцу, поковыряла щёлку пальцем, но шкаф явно был заперт на ключ, а где его искать?

Привстав на цыпочки, провела рукой по верхнему краю шкафа – нет, пусто, только руку запачкала вековой пылью. Нагнулась, заглянула под шкаф, ключа тоже не видно.

«Повешу позже, когда ключ найдётся, – решила Татьяна, – наверное, кто-нибудь вчера его машинально в карман сунул и утащил домой». Она взяла чайник и тряпку с «чайного» стола и пошла за водой в туалет, который находился почти напротив их комнаты, в конце коридора.

Запирать дверь не стала: что может случиться за одну-две минуты? В коридоре было темно и пустынно, редкие пришедшие на работу вовремя сотрудники отпирали двери своих комнат где-то в сумрачной дали.

Татьяне вдруг почудилось, что на чёрной лестнице, расположенной в торце коридора за туалетом, кто-то есть. «Курит, наверное, кто-нибудь», – успокоила она себя, но какой-то червячок тревоги всё же зашевелился под ложечкой. Да, действительно, нельзя приходить на работу в такую рань, когда ещё призраки не разбрелись по чердакам и подвалам на дневную спячку.

«Впрочем, – успокоила себя Татьяна, – мне, скорее всего, просто померещилось. Или на лестницу со двора уже забежала бездомная кошка, которых там полным-полно».

Кошки неутомимо плодились на закрытой территории, занимаясь любовью и межкошачьими разборками на глазах всего института. Сколько раз хозяйственный отдел просил сотрудников не подкармливать всю эту стаю! Убеждал, что им вполне хватает отходов из столовой, но безрезультатно – то одна, то другая сердобольная любительница кошек приносила из дома кастрюльку еды. Кошки со всей округи мечтали проникнуть на территорию института и вступить в привилегированный отряд.

Татьяна включила воду, но и тут не повезло: фыркнула коричневая жижа, пришлось долго ждать чистой воды. Глядя в мутноватое старое зеркало, поправила тёмные волосы, проверила, не осыпалась ли тушь с ресниц. Качество косметики такое, что всё время надо следить, нет ли под глазами чёрных разводов.

«И пора бы сходить в парикмахерскую, постричься покороче. Или, может, походить ещё недели две с отросшими прядями, а чёлку самой постричь, чтобы в глаза не лезла…» – разглядывая своё отражение, размышляла Татьяна.

И тут опять ей послышалось – вроде как их голосистая дверь в комнату, которую она, выходя, плотно закрыла, тихо скрипнула. Аккуратная Татьяна точно помнила, что её закрывала: даже ручку прихватила тряпкой, чтобы не запачкать пылью, собранной со шкафа.

«Всё, хватит, сейчас народ соберётся— объявлю всем, что моя вахта кончилась, будем на работу по очереди с утра приходить», – с этой успокоительной мыслью она храбро открыла дверь в комнату и сразу же увидела ключ: он лежал на полу под шкафом. Странно, что она его сразу не заметила. Впрочем, лежит он довольно далеко и виден, наверное, только от двери.

Татьяна поставила чайник на тумбочку у окна и воткнула кипятильник в розетку. Потом вернулась к двери и, встав на корточки, просунула руку подальше под шкаф и достала ключ. Сдув пыль с руки («вот снова придётся в туалет идти, пол не подметали уже с месяц»), вставила ключ в замочную скважину на дверце шкафа и повернула.

И тут все её смутные страхи и беспокойства нашли-таки неожиданное и жуткое подтверждение: под напором изнутри дверцы шкафа распахнулись, и оттуда тяжелым мешком вывалилась Женька. Ударом тела ошеломленную Татьяну прижало к входной двери, и Женькина голова скользила по её ногам всё ниже, ниже, пока не легла мягко на Татьянины босоножки лицом вверх, а завитые модными спиралями рыжие длинные волосы веером рассыпались во все стороны.

Татьяна не сделала даже слабой попытки удержать падающее тело, она в оцепенении стояла несколько секунд, с ужасом глядя на обращенное к ней белое лицо, частично прикрытое прядями волос. Открытые неподвижные глаза смотрели прямо на неё. Некоторое время Татьяна ничего не соображала и не чувствовала, потом появились ощущения: боль в затылке – ударилась о дверь, тяжесть на ногах от Женькиной головы.

С усилием включила сознание: «Женька мертва, это её труп. Он был в шкафу, значит, её убили и спрятали. Надо выйти и позвать кого-нибудь. А вдруг убийца на лестнице? Надо запереться… А вдруг он в комнате?..»

Последняя мысль заставила её содрогнуться от какого-то животного страха, и это, как ни странно, вернуло ей способность мыслить и шевелиться. Она осторожно вытащила ноги из-под Женькиной головы, которая с легким стуком упала на пол, нагнулась и с трудом оттащила тело немного в сторону от двери.

При этом перемещении Женина лёгкая юбка, которая и так была задрана намного выше колен, распахнулась почти до талии. В этом году, к лету, самые продвинутые девчонки, в том числе и Женька, нашили себе юбки «с запАхом», и Татьяна увидела на внутренней стороне её бёдер небольшие царапины. Она осторожно поправила юбку, немного подобрала волосы на полу – чтобы не наступить и, выскочив в коридор, с силой захлопнула дверь.

Переведя дыхание, Татьяна беспомощно огляделась – что делать-то? Бежать? Кричать? Ей самой вроде ничто не угрожает, а Женьке уже никто не поможет. «Господи, ну где весь народ, не только наших нет, но и соседние комнаты ещё закрыты…» – метались у неё в голове панические беспорядочные мысли. Вдруг кто-то совсем рядом бодро произнёс:

– Хай!

Татьяна вздрогнула всем телом и, повернувшись, увидела Алексея, своего начальника. Пока она напряженно вглядывалась в бесконечность коридора, он подошёл со стороны чёрной лестницы.

– А ты чего такая встрёпанная из комнаты выскочила? Я на стенд заходил, думал, уже его кто-нибудь открыл, раз ключи на вахте взяли, хотел…

Татьяна выдохнула с облегчением. Слава Богу, она больше не одна. С трудом разлепив губы, она чужим голосом произнесла, прервав Алексея на полуслове:

– Там Женя мёртвая…

– Что? – переспросил Алексей и, отодвинув Татьяну, осторожно приоткрыл дверь. Они оба увидели белое лицо, открытые глаза и рассыпавшиеся рыжие спиральки волос.

– Она точно мёртвая? – тихо спросил Алексей, – ты уверена?

Татьяна пожала плечами. Говорить она избегала, собственный хриплый чужой голос её испугал. Алексей осторожно вошел в комнату, перешагнув Женькину голову, и прикоснулся к её шее, потом – к запястьям. «Пульс ищет», – догадалась Татьяна.

Алексей что-то поправил в одежде Жени, тронул её волосы, выпрямился и беспомощно посмотрел на Татьяну – что делать будем?

Она уже почти что пришла в себя, шок проходил, ещё бы голос обрести – и можно действовать. К тому же, теперь она уже не одна. Откашлявшись, сумела-таки выговорить:

– Иди к начальнику отделения, скажи ему, что у нас в комнате… я не знаю что… наверное, труп Жени. А если начальства ещё нет, секретарша наверняка уже на месте, она рано приходит, позвони от неё в милицию и в скорую. Я здесь побуду, сейчас наши придут, предупрежу, чтобы больше ничего не трогали.

– А в скорую-то зачем? Ведь видно же… – неуверенно сказал Алексей.

– Слушай, ты когда-нибудь раньше мёртвых людей видел? – возразила Татьяна. – Вот и я нет, такие, как мы, знатоки могут и ошибаться. А вдруг она жива, а мы, дураки, время теряем, может, какую-нибудь там сердечную стимуляцию надо сделать.

При этих её словах растерянная физиономия Алексея как-то неуловимо изменилась, и он, не глядя больше на Женьку, быстро шагнул за дверь и побежал по коридору куда велели, безоговорочно подчинившись человеку, взявшему на себя командование.

Навстречу ему от центральной лестницы уже шли, вяло переговариваясь, другие сотрудники отдела. Увидев бегущего с каким-то странным выражением лица начальника, они оживились и попытались образовать поперёк коридора цепь по типу «Кавказской пленницы». Но он рявкнул что-то вроде «отстаньте, придурки» и, распихав всех в стороны, понёсся дальше.

Обиженный и недоумевающий народ (Алёшка обычно сам чаще всех устраивал какие-нибудь дурацкие развлечения) подходил к своей комнате. По мере приближения голоса затихали и физиономии вытягивались, потому что в приоткрытую дверь видно было запрокинутое Женькино лицо и пышные рыжие волосы, рассыпавшиеся по полу.

Татьяна коротко рассказала, как всё было, умолчав о своих утренних страхах, ключе от шкафа и о том, что у Женьки на бёдрах царапины:

– Я пришла первая, отперла дверь, положила ключ на стол Алексея. Потом сходила в туалет, набрала воды в чайник и открыла шкаф, чтобы повесить кофту. А там была Женя, она выпала из шкафа мне на ноги. Мёртвая. Потом пришёл Алексей, увидел это всё и побежал к начальству, – сказала она.

При этом Татьяна вспомнила, что в комнате остался включённый кипятильник, наверное, уже бурлит вовсю. Ну, и кто пойдёт выключать? Стали посылать Сергея, как единственного имеющегося на данный момент мужчину, но тут вдруг неожиданно вызвалась идти Неля.

Неля до прихода в отдел Жени была самой молодой сотрудницей, она пришла в институт по распределению года полтора назад. Довольно высокая, но какая-то нескладная девушка совершенно не умела общаться со сверстниками. На внешность свою никакого внимания не обращала, одеваться современно у неё не получалось. Довольно густые волосы неопределённого цвета вечно торчали на макушке, круглые очки дополняли образ.

Характером Неля обладала отнюдь не «нордическим», а совершенно холерическим. Чуть что – слёзы, истерика, отсидка в дальнем углу со всхлипываниями и книжкой в руках для успокоения. Но в работу, которая на момент её прихода в отдел ещё велась в институте, Нелька включилась с увлечением. Даже определённых успехов в разработке программ достигла, правда, это становилось совершенно ненужным в новых реалиях.

Все удивились: странное желание для сверхчувствительной, почти истеричной девушки, но с облегчением отправили её на подвиг. Нелька смело перешагнула через тело и зачем-то прикрыла за собой дверь, оставив довольно широкую щель. Через неё Татьяна видела, как она прошла в конец комнаты к тумбочке с кипятильником, повозилась там немного, потом пошла ещё куда-то (из-за шкафа было не видно – куда) и, вернувшись к телу Женьки, постояла, глядя ей в лицо.

– Давай выходи, а то ведь сейчас милиция приедет, ругать будут – зачем следы затаптывали, – сказала Татьяна. Что-то ей не понравилось выражение Нелькиной физиономии, ни следа сожаления не видно.

Неля, сделав широкий шаги переступив через тело, вышла из комнаты и, помолчав немного, спросила:

– А отчего она умерла-то? Ничего не видно.

Татьяна давно уже задавала себе этот вопрос, но ответа на него не находила.

– Медики разберутся, мы не должны лезть не в своё дело, – ответила она.

В дальнем конце коридора послышался шум и топот: Алексей с начальством шли на место происшествия. Главный начальник заглянул в комнату, посмотрел издали, распорядился всем отойти от двери и оставаться пока на месте, в коридоре. По другим отделам не ходить, ничего никому не говорить, панику не поднимать.

Немного погодя приехала и милиция, а потом и «скорая». Врачи сказали, что Женя умерла давно, уже часов двенадцать назад, от удара в висок. «Мы не увидели рану под волосами», – поняла Татьяна.

Всех выгнали из этой части коридора, Женю увезли, и милиция начала осматривать комнату и опрашивать свидетелей, то есть сотрудников отдела и охрану с кадровиками.

Эти самые свидетели – сотрудники – сидели, сбившись в кучку, на стенде, который находился во дворе института, на некотором удалении от основного здания. Стендом назывался одноэтажный домик, неизвестно, когда и зачем построенный, без фундамента, с огромными окнами от пола до потолка. Через эти окна снаружи просматривался почти каждый уголок постоянно освещённого помещения.

На стенде тесными рядами стояли вычислительные комплексы, и устаревшие, и не очень старые, а также совсем новые, которые месяца четыре назад поставили из Украины. Эти, последние, предполагалось устанавливать на судах самого разного назначения. Весь научно-исследовательский институт занимался разработкой систем управления на основе этих вроде как самых современных компьютеров.

Но с появлением персоналок (первых в стране персональных компьютеров, привозимых из-за границы), стало ясно – надо всё переделывать под них. Хотя сразу вставал вопрос – а кто будет поставлять для наших систем эти компьютеры?

В стране ни о чём подобном пока речи не шло. Разработчикам оставалось только одно – пытаться осваивать эту заграничную технику и ждать дальнейшего развития событий.

Эти компактные и безотказные машинки-персоналки по сравнению со старыми многошкафовыми мастодонтами казались, да и действительно были, чудом техники. Поэтому всякий интерес к работе со старыми вычислительными комплексами у коллектива угас окончательно.

Конечно, для создания видимости работы каждый день утром всё, что можно было включить, включалось и запускалось. Но жизнь била ключом только около этих самых персоналок, которых на всех желающих приобщиться к прогрессу явно не хватало.

Шла война и между начальниками – кому поручать передовые направления, и между рядовыми сотрудниками – кто быстрее освоится в общении с этими симпатичными штуковинами. Эти персоналки к тому же были непривычно надёжны в работе: утром включили – до вечера пашет без сбоев, как над ней ни издеваются неофиты в джинсах обоего пола.

В результате те инженеры отдела, которые занимались поддержанием вычислительной техники в рабочем состоянии, а именно Серёга и Василий, вдруг почувствовали себя, так сказать, на обочине прогресса и никому не нужными! Ну и чёрт бы с ним, мало ли чем полезным в рабочее время можно заняться за ту же зарплату, принципа «солдат спит – служба идёт» пока вроде никто не отменял, но…

Мужики они были, может, и ленивые, но совсем не глупые, и прекрасно видели, что дело пахнет большими сокращениями в ближайшее время, а куда идти за воротами? В челноки или в бандиты – вот и весь выбор для инженера. В институте пока что-то платят, хотя аванс уже тихо отменился как-то без объяснений со стороны руководства, а во многих конторах уже давно люди сидят без денег.

Пока что видимость жизнедеятельности в институте присутствовала: ещё не так давно часть отдела вернулась из двухнедельной командировки – устанавливали оборудование на строящемся судне. В командировке они были, видимо, последний раз в жизни, больше такой «лафы» уж точно не будет. А у бедняги Женьки вообще больше ничего не будет.

Тяжёлое молчание нарушил Сергей.

– Надо её помянуть, – со вздохом сказал он.

Слова с делом по части выпивки у него никогда не расходились, и тут же из-за составленного в угол неработающего оборудования появилась бутылка и два стакана. Откуда-то достали ещё штук пять пластмассовых стаканчиков, и все, немного помолчав, выпили по несколько глотков.

Алексею оставили в бутылке. Он первым, как начальник отдела, говорил со следователем в комнате на пятом этаже, которую срочно освободили в основном здании для работы милиции.

– Слушайте, а что это нас так мало? – спросила Татьяна, – Где Васька? И Валентины нет.

– Валя мне утром домой позвонила и сказала, что поскользнулась в ванной и сильно разбила правую руку, – ответила Нина. – Она сегодня с утра пошла в травму, боится – вдруг перелом. А про Ваську ничего не знаю.

Нина была ближайшей подругой Валентины, несмотря на некоторую разницу в возрасте. Валя была самой старшей в отделе, ей было лет тридцать шесть, а Нине двадцать семь.

Все четверо вдруг напряженно уставились друг на друга, одна и та же мысль промелькнула у всех. «Дурацкая мысль, гнать, гнать и гнать такие подальше», – подумала Татьяна. Посмотрев на лица сотрудников, поняла, что и они сразу отвергли бредовую идею, будто Валька могла разбить руку о Женину голову.

– Начинается, – нервно сказала Неля, – сейчас начнем друг друга подозревать и искать преступника среди своих, прямо «Десять негритят» какие-то…

– А где же его ещё искать? Кто в закрытую контору попасть может, кроме своих? Так что следователи среди нас и будут искать, – резонно заметил рассудительный Серёга.

– И всё-таки, где Василий? – поинтересовалась Татьяна. – Надо ему домой позвонить, только ведь здесь, на стенде, городского телефона нет. Придётся кому-то в основное здание сходить, к соседям по этажу.

– Не надо домой звонить, его там, скорее всего, нет, – отозвалась Неля. – Он вчера после работы, по-моему, в «берлогу» направился, а уж оттуда он до утра вряд ли вышел. Я сидела в комнате и слышала, как ему жена часа в четыре звонила, сказала, что она ночью дежурить будет, велела дочку из садика забрать. Ну, а он сразу своей матери позвонил, наплёл ей что-то о вечерней работе, она и согласилась Настю к себе из детского сада привести. Потом он ещё куда-то звонил, на вечер договаривался, – чётко изложила Неля.

– Похоже, мы под колпаком у Мюллера-Нельки. За всеми следишь, или к Ваське особо пристальное внимание? – ехидно спросил Сергей.

– Дурак ты, телефон-то на соседнем столе у меня за спиной стоит, а я вчера весь день в комнате наверху ошивалась. На компьютер вы же меня не пустили. Что, мне выходить из комнаты надо, когда вы все по телефону по полчаса треплетесь? Или уши затыкать? – возмутилась Неля.

Всем своим видом она уже выражала готовность к схватке с обидчиком: стащила с носа очки, бросила их на стол (потом искать будет) и начала нервно крутить «рога» из волос над ушами. Эту манипуляцию со своей кудлатой головой она всегда проделывала в момент возбуждения, не заботясь о последствиях для своей и так-то не самой привлекательной внешности.

– Ну ладно, хватит пререкаться, давайте попробуем Ваське в «берлогу» позвонить, наверное, его разбудить надо, – попыталась успокоить её Татьяна. Она очень не любила ссоры между своими и, как могла, старалась их предотвращать. Неля девушка нервная, обидчивая, сейчас раздует скандал на пустом месте.

«Городской» телефон в комнате номер 1991 никогда не простаивал без дела, болтали все, поскольку на стенде стоял только «местный» для внутриинститутской связи между подразделениями. Поэтому упрёк Сергея был несправедлив, действительно, куда деваться от чужих разговоров? Хочешь не хочешь, а услышишь.

– Серёжа, ты телефон Васькиной «берлоги» наизусть помнишь? Давай сходи наверх к соседям, позвони, – попросила Татьяна.

Васька, женившись лет шесть назад, переехал в квартиру жены, но у него осталась комната в коммуналке совсем рядом с институтом. Называлась она «берлогой» и служила ему убежищем при частых ссорах с женой Верой, а также местом дружеских попоек, а иногда – свиданий, не только его, но и друзей. Парень он был не жадный.

Жена ненавидела эту комнату лютой ненавистью, но сделать ничего не могла: её свекровь, Васькина мать, которая там тоже была прописана, хотя и жила в другом месте со своей престарелой матерью, не давала ни обменять, ни сдать жилплощадь. Позиция мамаши была непонятна здравомыслящим людям, в том числе и Татьяне: ведь Васька явно спивался, во многом благодаря этой проклятой комнате.

Но неприязнь к невестке, видимо, была самым сильным чувством в скудной на эмоции жизни этой тётки, и она даже способствовала Васькиным гулянкам. Частенько она с гордостью рассказывала кумушкам-соседкам, как её сынок свою жену Верку «в ежовых рукавицах держит, спуску не даёт».

Та старалась не брать ночных дежурств, что было совсем непросто (работала медсестрой), а если уж приходилось работать ночью, то Ваську извещала об этом в последний момент. Так, видимо, было и вчера, но он, получается, всё равно успел что-то организовать со своими дружками или подружками.

Сергей сходил в соседний отдел, позвонил в «берлогу», но трубку взял пожилой сосед и сказал, что Василий Николаевич (!) куда-то ещё сутра ушёл. Правда, немного позже, чем обычно, часов в десять. Ему, соседу, ничего не сказал, пошёл из дому в обычное время.

Все задумались – куда это Василий мог с утра направиться, кроме как на работу? Все пьянки-гулянки в берлоге происходили обычно вечером и иногда ночью, но всё-таки выход участников на работу в любом состоянии соблюдался до последнего времени строго. Очень странно, особенно в связи с утренними событиями.

Но тут пришёл Алексей, отпущенный следователем, и объяснил, что Ваську он с утра попросил съездить в «Азимут», аналогичный нашему по тематике работ институт. «Азимут» находился на другом конце города, так что, учитывая сложности с транспортом, Василий быстро не обернётся.

По словам Алексея выходило, что он, Алексей, собирался вчера сам съездить с утра в «Азимут», но в конце дня забыл взять приготовленные для передачи бумаги. Вспомнил об этом, только когда уже вышел вчера из института после работы. Он уже хотел снова подняться в отдел, но тут увидел Ваську в очереди у входа в винно-водочный магазин на ближайшем углу.

Обрадовался, что Василий ещё недалеко ушёл, и попросил его вернуться на работу – благо это рядом – за бумагами, отвезти их утром в «Азимут» и выйти с обеда. Васька очень доволен был, что завтра рано вставать не придётся, и согласился. Так что скоро и он придёт, не волнуйтесь.

Вопросы возникли у всех сразу.

– Как же вынести документы, если они не оформлены через первый отдел? – спросила Татьяна. Её частенько обзывали «занудой» за стремление всё делать по правилам, что в нынешних обстоятельствах чаще всего было излишним.

Сам по себе факт отправки каких-то материалов в «Азимут» её не удивил, связи между институтами были тесными на всех уровнях.

– Да это просто описание языка программирования, – ответил Алексей. – Помнишь, нам присылали его на магнитной ленте, и мы распечатывали текст на большом принтере. У них в «Азимуте» этого описания ни в каком виде нет, они размножат и вернут, такие материалы можно выносить без оформления.

– И что, Васька согласился оторваться от намеченного важного дела и вернуться в контору? – подозрительно спросил Сергей.

– Да времени-то было ещё только около половины шестого, так рано они никогда не начинают. Васька даже за бутылками ещё не успел зайти, – ответил Алексей.

– Может, он и не приходил в институт, согласился, чтобы ты от него отвязался, а сам за пивом побежал, или за водкой, что у них там на вечер запланировано было, – брезгливо произнесла Неля, обнаруживая хорошее знание Васькиной психологии. Очки она уже нашла и водрузила на место, что в сочетании с накрученными рогам над ушами делало её похожей на здоровенного филина.

– Нет, он точно приходил, я… – быстро ответил Алексей и как-то запнулся, – я сегодня утром в журнале на вахте видел его запись, он брал ключ и сдавал его потом, через двадцать минут.

– А описание-то он нашёл? Оно же у меня в столе лежало, я последняя его читала, – сказала Нина, – это он вряд ли знал.

Весёлая хохотушка Нина обычно не особо заморачивалась чтением технической документации. Она предпочитала узнавать о её содержании от более терпеливых и дотошных сотрудников, которые уже прочитали эту абракадабру. Так что это её заявление несколько удивило коллектив, и все с подозрением уставились теперь уже на Нинку. Хотя это глупость, конечно, связывать неожиданный приступ её рабочего рвения с убийством.

– Слушайте, отстаньте вы все нафиг, меня уже допрашивали! – обозлился Алексей, – я Ваське вчера сказал, как оно выглядит, велел все столы перерыть, наверное, он это описание нашёл. Вот сейчас пойдешь к следователю, тебя спросят: «У вас ничего не пропало?» – ты и посмотри у себя в столе.

– А что у тебя ещё спрашивали? – заинтересовалась Нина.

– Про вчерашний день подробно, про отношения в коллективе, может, кто-то Женю не любил…

Алексей говорил медленно и неохотно, выглядел он очень уставшим и вымотанным. Светлые негустые волосы взмокли и торчат в разные стороны, очки запотели. Физиономия бледная и осунувшаяся. Впрочем, здоровым цветом лица он никогда не отличался.

– А кто Женьку любил, не спросили? – неожиданно для себя самой выпалила Татьяна. Она-то кое-что на эту тему знала.

– Спросили. Я сказал, что к ней все хорошо относились, – спокойно ответил Алексей. – Неля, иди наверх, меня попросили тебя следующую прислать к следователю.

– Почему это меня самую первую? – заверещала нервная Нелька.

– Мы с тобой ведь вчера последние уходили, ты ключ сдавала, в журнале запись, – устало начал объяснять Алексей. – После тебя Васька возвращался, брал ключ и снова выходил, ключ сдавал и записывался в журнале на вахте, как положено. Но Василия ещё на работе нет, я следователю объяснил причину. Так что иди, иди. Кстати, где Валентина? Позвоните ей, пусть хоть больная придёт ненадолго.

Неля неохотно поплелась к двери, Нина бросилась за ней с расчёской в руках, заставила расчесать «рога». Неля редко смотрелась в зеркало и иногда выглядела весьма экзотично. Свои-то привыкли, а следователь будет удивлён.

Алексей молча взял протянутый Серёгой стакан, залпом выпил и сел в дальнем углу, подперев голову руками.

Стали звонить Вале, но она наотрез отказалась показываться на работе «в таком виде» и плакала в трубку. Ясно было, что дело не только в разбитой руке, что из-за руки рыдать-то? Нина едва добилась от неё правды.

Оказывается, к Валентине вчера вечером вдруг заявился её прежний сожитель Валерка, которого она с большим трудом выставила месяца два назад. Причём этот нахал вёл себя так, как если бы он был законным мужем, который вернулся из командировки. Он ввалился в комнату с радостным лицом (артистическими данными обладал от природы, этим и жил), с чемоданом в руке и с возгласом: