Kitobni o'qish: «Двойник»

Явление

Тот день начался совершенно обычно.

Я ночевала в своих служебных апартаментах при Институте истории Тиатары. Порой я живу в них по нескольку дней, если нет острой необходимости в моем присутствии дома. Бывает, ко мне присоединяется муж, Карл-Макс, потому что здесь нас никто не вздумает потревожить в самый неподходящий момент. Хотя в нашей большой семье царит дружба, любовь и веселье, старый дом в Витанове явно тесен для такого количества взрослых и малышей, а совсем отделяться никто почему-то не жаждет.

Официально я – директор научного института, входящего в Тиатарский межгалактический университет (Тиамун). Делаю всё, что положено: руковожу текущими исследовательскими проектами, составляю отчеты, устраиваю конференции, веду авторский курс. Правда, поскольку я не историк и не планетолог, а космолингвист, то преподаю теорию и практику перевода, чем ранее много лет занималась в Колледже космолингвистики. Для коллег и студентов я – профессор Цветанова-Флорес, в документах – баронесса Юлия Лаура Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн. И только для самых близких – просто Юлия, Юльхен, Юленька, Юла, Юллиаа, и так далее.

Но практически все здешние уйлоанцы издавна называют меня «госпожа Хранительница». Без имени и фамилии. Почему – объясню чуть попозже. К этому почтительному обращению так привыкли, что оно не вызывает вопросов. И лишь немногие посвященные знают, насколько точно оно соответствует моему настоящему статусу.

Я – Хранительница Тиатары. Эти обязанности на меня возложены руководством Межгалактического альянса. Моим предшественником был профессор Уиссхаиньщщ, он имел более высокий ранг куратора, который тоже не афишировал, занимая другие, понятные для окружающих, должности: профессор истории цивилизаций, со-ректор университета, директор Иститута истории Тиатары. В момент, когда совершалась ротация, Альянс решил, что я еще не готова стать полноправным куратором, да и нет такой необходимости. Но Уиссхаиньщщ пожелал видеть преемником не кого-либо со стороны, а меня. «С вами очень удобно работать», – заявил он мне под конец своего пребывания на Тиатаре.

Поэтому в моем кабинете имеются средства дальней космической связи. Примерно такая же аппаратура установлена в ректорате Тиамуна и в центре управления космопортом. Техника чрезвычайно сложная, связь дорогостоящая, и пользоваться ею можно лишь по необходимости. Обычно ко мне поступают текущие информационные сообщения (отвечать на них чаще всего не требуется), иногда – запросы от Межгалактического альянса и Межгалактического совета по научным связям разумных миров, и тогда я посылаю им нужные справки. Разумеется, регулярно составляю отчеты о текущем состоянии дел на планете с приложением статистических данных.

Это не затруднительно. Графы одни и те же, порядок цифр колеблется в малых пределах. Количество смертей и рождений в каждой из популяций и в целом, причины смертей (а вдруг эпидемия!), доходы, расходы, развитие промышленности и торговли, научные открытия и публикации, культурные достижения, природные катаклизмы, состояние флоры и фауны… Преступность?.. Почти на нуле. Ерунда: карманные кражи, угоны транспорта, подростковое хулиганство, драки без смертоубийства.

Войны? Какие войны, вы что?.. Ставим прочерк.

Тиатара – планета спокойная, здесь никто никогда ни с кем не конфликтовал, хотя население крайне пестрое. Цивилизация в обитаемой зоне создана тремя расами: уйлоанцами, тагманцами и землянами (нашу прародину называют здесь Теллус). А в Колледже космолингвистики и в Тиамуне работают и учатся представители самых разных миров, иногда весьма странные с виду. На внешность у нас не обращают внимания. Главное – соблюдение законов, уставов и правил. Фундаментальные нормы законодательства согласованы с Межгалактическим альянсом, а местные предписания исходят из практики и здравого смысла. Вдобавок у каждого крупного учреждения имеется свой собственный кодекс, учитывающий интересы всех участников. Такому устойчиво сбалансированному обществу, как говорил мне Уиссхаиньщщ, настоящий куратор, по сути, не нужен, достаточно заботливого пригляда Хранительницы.

К новой должности я привыкла довольно быстро, работа в Институте истории Тиатары мне нравилась: приятно каждый день узнавать что-то новое, решать задачи на стыке разных специальностей, выстраивать перспективные планы и рассматривать происходящее с межгалактической точки зрения. Красота!

Никаких неожиданностей, и тем более, неприятностей, я не ждала. Им неоткуда было взяться.

Я едва успела проснуться, когда мне позвонил барон Максимилиан Александр – мой свёкр, который теперь работает одним из начальников Тиатарского космопорта. Ему уже сильно за семьдесят, но ясный ум, завидное здоровье, немецкая дисциплинированность и огромный опыт исследователя дальних миров позволяют ему справляться со всеми нагрузками. В его ведении – внутренние наземные службы; расписанием прибытий и отправлений он давно уже не руководит.

В эту ночь он дежурил в зоне прилета.

– Liebe Julia… – мы с ним всегда говорим по-немецки, но я переведу на русский: – Юлия, милая, вы уже встали?

В моем детстве и ранней юности он говорил мне «ты», однако после того, как я сделалась «госпожой Хранительницей», счел уместным перейти на «вы», хотя нашей дружеской близости это не повредило.

– Не совсем, дорогой Максимилиан Александр, пока еще нежусь в постели, но готова вас выслушать. Доброе утро!

– Вряд ли такое уж доброе.

– Катастрофа? – перепугалась я.

– Нет. Но, возможно, кое-что хуже.

– Барон, вы хотите пощадить мои нервы, а вместо этого только сильнее пугаете! Говорите конкретнее.

– Я не знаю, как вам об этом сказать.

Сердце мигом куда-то рухнуло.

– Что там?! Дети, Карл?!..

– Не волнуйтесь, моя дорогая, с ними всё в порядке.

– А с кем беда?

– С нами всеми.

– Пожалуйста, прекратите изъясняться загадками!

– Прилетел… Ульвен.

– Так рано?

– Вы не поняли. Не племянник. А дядя.

– Что за глупости? Вы решили меня разыграть?..

Моя реплика прозвучала, наверное, резко и раздраженно. Со свёкром мы всегда находились в сердечном согласии, ссор у нас не случалось, и барон Максимилиан Александр вообще не склонен к дурацким мистификациям.

– Юлия, я совершенно серьезно. Ночью сюда прибыл Ульвен Киофар.

– Но ведь вы понимаете, что такого не может быть?..

– Понимаю. Однако этот субъект называет себя его именем.

– Мало ли кто как себя называет!

– В данном случае перед нами не совсем самозванец.

– А кто же?

– Видимо, клон. Двойник. Doppelgänger.

– Неужели настолько похож?

– Как две капли воды.

Хорошо, что я говорила с бароном, ещё лёжа в постели. Иначе у меня подкосились бы ноги. От невероятной новости я потеряла дар речи, позабыв сразу все языки, которыми я владею. Встревоженный моим долгим молчанием, Максимилиан Александр почти закричал:

– Юлия, Юлия! Вы меня слышите?!

– Na ja… Ну, да, – ватным голосом пробормотала я. – Давайте сделаем так. Я сейчас встану, приму душ, выпью что-то бодрящее и сама позвоню вам. Минут через двадцать.

– Хорошо, моя милая. Понимаю, насколько вы ошарашены.

– Не то слово, барон.

Ошарашена. Ganz überrascht.

Наше прошлое

Наверное, нужно кое-что пояснить для тех, кто не знает историю моих взаимоотношений с семьей Киофар – потомками уйлоанских династов, когда-то обосновавшихся на Тиатаре. Я об этом писала в предыдущих частях своих хроник, но не каждый обязан читать всё с начала.

Принц Ульвен Киофар, известный в научных кругах как профессор Джеджидд – мой любимый и незабвенный учитель, выдающийся космолингвист и один из основоположников исторической уйлоанистики, первый ректор Тиатарского университета. Он погиб много лет тому назад на планете Лиенна, куда его пригласили с официальным визитом, надеясь, что он станет там императором, поскольку местная уйлоанская диаспора мечтала воссоздать все институты существовавшей когда-то на Уйлоа империи, а единственным законным потомком династии Уликенов был принц Ульвен. В силу разных причин он отказался от титула, предложив возвести на престол свою младшую сестру, принцессу Иссоа. С этим вроде бы все согласились, однако либо он успел восстановить против себя правящую верхушку Лиенны, либо фанатичные приверженцы древних обычаев в самом деле сочли его отречение предательством и кощунством. Уйлоанской империей никогда не правили женщины, а Иссоа, вдобавок, являлась носительницей генетической мутации: она была ярко выраженной алуэссой – океанидой, способной воздействовать своим голосом на психику окружающих.

Его закололи ритуальным кинжалом во время священной церемонии у очага во дворце Уллинофароа, и он умер на руках у своей супруги Илассиа и в присутствии многих свидетелей – сестры Иссоа, ее жениха, доктора Эллафа Саонса, моего мужа Карла Максимилиана, а также окружавших их высокопоставленных лиеннцев. Карл сумел быстро эвакуировать всю семью, включая умирающего или уже скончавшегося Ульвена, на «Гране», наш семейный корабль. Затем с помощью аисянского космолета «Улисс» все они вернулись на Тиатару. Конечно, везти с собой мертвое тело было немыслимо. Практичные аисяне, сопровождавшие «Гране» и обеспечивавшие техническую и финансовую сторону межгалактического перелета, не пошли бы на такие бессмысленные затраты. Ульвена кремировали прямо в космосе, а семье Киофар вручили потом лишь капсулу с прахом.

Я находилась в то время на Тиатаре, в доме семьи Киофар. Ульвен накануне отлета назначил меня Хранительницей своего очага (и тогда ко мне навсегда пристало это именование; с точки зрения уйлоанцев – чрезвычайно почетное). Мое присутствие не только обеспечивало порядок во всех помещениях, наполненных фамильными ценностями, но и создавало совершенно необъяснимую связь между сакральным пространством дома, мною – Хранительницей, и Ульвеном, моим учителем, главой семьи Киофар, верховным иерофантом и предполагаемым Императором. Нам-то с ним было ясно, почему он не мог выбрать на роль Хранителя или Хранительницы никого другого, кроме меня. Его родственники полагали, что он старался избежать возможных раздоров, ибо я, инопланетянка, заведомо не входила в число наследников. О таинственной нити, протянутой между нашими душами, знали только самые близкие – те, кто отправился с ним на Лиенну. Иссоа, Илассиа и Карл-Макс.

В тот момент, когда его убили, я проснулась как от удара, поскольку мгновенно почувствовала разрыв этой связи. Не могу передать словами, насколько мне было физически больно, и насколько жутко отзывалась в душе пустота, зиявшая там, где недавно пульсировало живое взаимное тяготение – сквозь огромные космические расстояния, вопреки всем законам материального мира. На уйлоанском такая связь обозначается выражением «сюон-вэй-сюон» и графически выглядит как лемниската – математический знак бесконечности.

По прошествии стольких лет нет смысла скрывать, что Ульвен любил меня, понимая, что никакой союз между нами, кроме сугубо духовного, невозможен. Он сделал всё для того, чтобы я была счастлива с Карлом, а потом постарался сделать счастливой свою супругу Илассиа.

Оправиться от утраты нам всем удалось не скоро, если вообще удалось. Память о лиеннской трагедии никогда не исчезнет, однако мы стараемся не говорить о тех событиях, особенно при наших детях.

Илассиа нашла утешение в спокойном дружеском браке с доктором Келленом Саонсом, отцом Эллафа. Сейчас у них двое детей: сын Лаон и дочь Оллайя. Сыну – шестнадцать, он скоро закончит школу, а девочке – шесть. Имена они получили в честь родственников: Лаон Саонс стал полным тезкой отца Илассиа, основателя уйлоанистики, а Оллайя названа именем первой жены Келлена, чрезвычайно доброй, милой и скромной, которая бескорыстно нам всем помогала и внезапно скончалась вскоре после получения достоверных известий об убийстве Ульвена.

У Иссоа и Эллафа Саонса – трое детей: наследник титула – Ульвен Киофар Саонс, дочь Файолла и младший сын, Эллаф Ульвен (по-семейному кратко – Элвен). Ульвену сейчас семнадцать, Файолле почти четырнадцать, а Элвену всего четыре.

Наша общая радость, гордость и отрада – юный Ульвен, музыкальный гений, которого мои два барона прозвали «уйлоанским Моцартом». Они оба его обучали игре на скрипке и на синтезаторе, внушали ему основы музыкальной грамоты, знакомили со всеми известными им выдающимися произведениями земных композиторов, а барон Максимилиан Александр стал наставником принца не только в искусстве, но и во многих прочих науках. Почти десять лет мой свёкр прожил в доме семьи Киофар, руководя воспитанием Ульвена. Не все предметы он преподавал ему лично, но составлял программы и контролировал их выполнение, подобно тому, как, будучи космоплавателем, прокладывал в прежние годы пути к далеким мирам. В школу мальчика так и не отдали – он не укладывался ни в какие в привычные рамки. Когда Ульвен чего-то хотел, он добивался этого с невероятным упорством, даже если путь к результату лежал через тяжкий труд и рутинные упражнения.

Теперь юный принц завершил домашнее обучение по особой программе, куда входили, помимо музыки во всех ее видах, математика, астрономия, астрофизика, история, космолингвистика и словесность. Два последних предмета преподавали ему отчасти я, а отчасти Маилла – племянница его матери, моя подруга и хороший специалист, имеющая большой опыт работы со школьниками. Ульвен, как и покойный дядя, отлично разбирается в технике: водит флаер и электрокар, виртуозно владеет компьютером, знает, как устроены космические корабли разных типов, может сам починить домашнего робота.

Он еще не решил, кем он хочет стать. В своих композициях Ульвен использует и математические расчеты, и данные астрофизики, и электронику, и тексты на разных языках в любых сочетаниях.

Родители, императрица Иссоа и Эллаф, поддались на уговоры Ульвена и разрешили ему совершить путешествие по окрестным разумным мирам – ради пополнения знаний и ради демонстрации его изумительного таланта. В старину на Земле у знатных семейств существовал похвальный обычай – отправлять сыновей в познавательное путешествие, – гранд-тур, – для практического завершения школьного или домашнего образования. Сейчас такие поездки доступны не только детям магнатов, а маршруты охватывают и другие планеты. С Земли на Луну, например, возят даже экскурсии школьников, а студенты-стажеры летают едва ли не по всей Солнечной системе. Узнав об этом обычае от барона Максимилиана Александра, Ульвен захотел во что бы то ни стало отправиться в космос, и добился-таки своего.

Конечно, юноша полетел не один и не на каком-то чужом корабле. Гранд-тур уйлоанского принца осуществляется на легендарном «Гране» – космолете семьи Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн. Пилотируют «Гране» в этой поездке Карл-Макс и наша дочь Валерия – Валли – которая прошла обучение в школе при космопорте и наработала опыт полетов на ближние расстояния – к орбитальной платформе над Тиатарой. Этот рейс станет ее экзаменом на должность второго пилота.

Вместе с Ульвеном отправились и другие участники его ансамбля, гордо названного «Созвездие» (по-уйлоански – «Соллайон»). Сам Ульвен – абсолютная суперзвезда: он играет на всех инструментах (иногда на нескольких сразу), поет, сочиняет музыку, делает аранжировки и импровизирует на любые темы. Примадонна – молодая жена моего брата Виктора, обладательница прекрасного голоса, выступающая под именем Афины Флорес. Ударник – тагманец Джарри, сын моего давнего приятеля Маттэ, выпускника Колледжа космолингвистики. Поскольку на «Гране» обычно летало шестеро, последнее место досталось астроному Ульфару Ниссэю – кузену принца Ульвена, сыну наших друзей Ассена и Маиллы Ниссэй. Помимо своей астрономии, Ульфар разбирается в музыке, особенно электронной, и выступает в составе «Созвездия», сидя за микшерным пультом.

Экспедиция «Гране» – не только познавательная и развлекательная, хотя в каждом новом месте принц Ульвен дает концерты, приспосабливая программы под вкусы публики. Для него не бывает «плохой» и «хорошей» музыки; всякая музыка, говорит он, по-своему хороша, когда звучит в подходящих условиях и в надлежащей манере. Из любой ерунды он умеет сделать шедевр. На Тиатаре он уже завоевал популярность, но всякому артисту хочется славы – если не вселенской, то в окрестных мирах.

Помимо этого, у «Гране» есть и научная программа (за нее отвечает Ульфар), и даже коммерческая. По поручению Межгалактического совета по научным связям разумных миров космолет забирает и доставляет грузы, требующие особых условий перевозки и аккуратного обращения. Не всякий транспортный космолет располагает такими возможностями.

«Гране» – очень надежный корабль, а маршрут проложен по хорошо знакомым Карлу Максу трассам: Ликанос – Гингосса – Виссевана – Сирона – Тиатара. Между всеми этими мирами существуют давние связи, и никаких сюрпризов не ожидается. Кураторов Межгалактического альянса заблаговременно известили о поездке принца Ульвена. Несмотря на отказ семьи Киофар от любых притязаний на власть, императорский титул Иссоа всеми признан, и наследник считается важной особой. Памятуя о трагической судьбе Ульвена-старшего, мальчика тщательно охраняют на каждой планете. В отличие от покойного дяди, который долгое время вообще запрещал называть себя принцем и тяготился своими регалиями, настаивая на обращении «профессор Джеджидд», и никак иначе, Ульвен-племянник нисколько не возражает против титула и даже гордится им – не кичится, о нет! – скорее, находит ребяческое удовольствие в обладании раритетом, который нельзя прибрести ни за какие деньги в целой Вселенной.

И теперь при словах «принц Ульвен Киофар» обитатели Тиатары сразу думают не о том, кто погиб на Лиенне, а о юноше, призванном сделать наш мир еще лучше, чем он есть сейчас. С гениями, конечно, общаться непросто, однако нынешнему Ульвену не свойственны ни заносчивость, ни капризность, ни вздорность. В детстве он был гиперактивным ребенком, совершенно не умевшим владеть своими порывами, но благодаря родителям и наставнику, барону Максимилиану Александру, Ульвен научился направлять потоки неистощимой энергии в творческое и интеллектуальное русло. А в обществе он ведет себя как хорошо воспитанный молодой человек – веселый, вежливый, дружелюбный, готовый поддержать любую беседу на нескольких языках. Он тоже зовет меня «госпожой Хранительницей», причем по-немецки – Frau Bewahrerin.

Ульвена-младшего все мы любим ничуть не меньше, чем когда-то любили Ульвена-старшего. И эта любовь уже не проникнута болью и горечью. Впрочем, и о погибшем мы теперь вспоминаем без тяжелого чувства вины и раскаяния. Мне, допустим, каяться перед учителем не в чем – я честно исполняла свой долг, и даже успела сердечно обнять его на прощание (единственный раз за всё время наших непростых отношений). Но Иссоа не в силах забыть, что брат погиб из-за нее – говорил же он нам о готовности полететь на Лиенну только ради сестры, и отнюдь не затем, чтобы сделать ее императрицей, а затем, чтобы обеспечить ей право выйти замуж за Эллафа Саонса, скромного доктора, сына хирурга и медсестры, которого тиатарские уйлоанцы считали неровней принцессе-наследнице.

Поскольку смерть и горе остались в далеком прошлом, мы предпочитали наслаждаться радостным настоящим и верить в счастливое будущее.

Неужели теперь всё рухнет?

Ночной пассажир

Все эти мысли и воспоминания вихрем пронеслись в моей голове, пока я спешно приводила себя в порядок.

Я приняла душ, оделась, выпила чашечку крепкого кофе, пошла в свой директорский кабинет, заняла привычное кресло – и решительно набрала код барона Максимилиана Александра.

– Расскажите мне по порядку, что случилось, – попросила я внешне спокойным голосом.

– В приземлившемся этой ночью космолете с Окуды оказался пассажир, назвавшийся именем Ульвен Киофар. Я не стал вас будить, в ближайшие дни он останется в карантине, в отдельном боксе. Но у сотрудников таможенно-визового контроля не нашлось оснований не позволить ему войти в космопорт.

– А у вас? Ведь вы – их начальник?

– Они действовали по инструкции, я не мог отступить от правил.

– Он прибыл не в биокапсуле?

– В капсуле. Но, поскольку случай из ряда вон выходящий, его привели в сознание на орбитальной станции, где космолет дожидался разрешения на посадку. Служащие заподозрили ошибку или подлог и пожелали поговорить с пассажиром лично. Его пробудили, выждали нужное время и устроили ему предварительный… хм… допрос. Убедившись, что он – это он, переправили на Тиатару для прохождения прочих формальностей.

– То есть он предъявил документы? Интересно, какие же?

Мы отлично знали, что подлинное удостоверение личности принца Ульвена Киофара Джеджидда – титановый медальон с записанной внутри него информацией – аннигилировали после его подтвержденной смерти. Так делается всегда и везде во избежание злоупотреблений. Конфиденциальные сведения, правда, остались в суперсекретном хранилище Межгалактического альянса, но никто не мог получить к ним свободный доступ по сговору с каким-нибудь алчным или нерадивым сотрудником: архивами ведает неподкупный искусственный интеллект, обмануть который не стоит даже пытаться. Покушение на взлом хранилища карается очень строго, а получить к нему легальный доступ можно лишь в особо оговоренных случаях после длительной и дотошной проверки.

– Он заявил, что удостоверение личности оказалось утраченным вследствие несчастного случая, и представил обычный биометрический паспорт. Поскольку учетные данные безупречно совпали с теми, которые записаны в памяти компьютера нашего космопорта. …

– Но… как?!..

Тут нужно еще одно пояснение. Системы учета в космопорте подразумевают хранение сведений обо всех посещавших Тиатару гостях, пока они живы. Данные об умерших стираются. Таковы законы и правила. Эти данные – не просто имя, происхождение, раса, вид, род занятий, звание и цель путешествия. В карантинной зоне делают максимально подробный биоанализ и психограмму. Я сама проходила через все процедуры, не всегда приятные, но необходимые при перелете в транскамере.

– Юлия, мне самому непонятно, почему результаты оказались не удаленными. Однако факты неоспоримы. Для компьютера космопорта Ульвен Киофар Джеджидд странным образом – жив. Вероятно, по чьей-то оплошности. Вы же помните, что наш друг с юных лет неоднократно летал в межпланетные командировки. Я сам познакомился с ним на Гингоссе, потом были Орифия и Арпадан, защита докторской диссертации на Висеване, позже – ваш геройский полет на Сирону… Даже если после злополучного путешествия на Лиенну результаты его последних анализов, необходимые для идентификации личности, были стерты, как предписывалось инструкцией, то более ранние уцелели. Полагаю, сотрудники, занимавшиеся формальностями, тоже были настолько потрясены гибелью принца Ульвена, что просто забыли уничтожить данные за все прошлые годы. Впрочем, биометрическая информация сохранилась и в разных других местах: в медицинском центре Тиастеллы, в лаборатории доктора Фатимы Сантини-Рунге на Арпадане, в космопорте Лиенны.

– А не могла ли нынешняя экспертиза оказаться неверной?

– Увы, нет. Анализы были сделаны заново и экстренно обработаны. Уже здесь. Сейчас. В карантине. Расхождений не обнаружено.

– Не может быть! Я не верю, барон, в воскрешение мертвых.

– Я тоже, Юлия, хотя в детстве меня наставляли в христианской религии.

– Значит, клон?

– Возможна совсем безумная версия: аисяне с «Улисса» не уничтожили тело Ульвена, а зачем-то его сохранили, и потом отыскали некий способ его оживить. Лично я не склонен так плохо думать об аисянах, они никогда не нарушают законов. Ни всеобщих, ни местных. Иначе Межгалактический альянс давным-давно бы распался.

– Но откуда бы взяться клону? Мы же знаем, что во всех соседних мирах клонирование разумных существ запрещено.

– Его могли клонировать там, где такого запрета нет. Или в тайной лаборатории, созданной вопреки всем запретам.

– Кто и зачем это мог бы сделать?

– Не знаю, Юлия. Нам предстоит это выяснить. Видимо, нужно поставить в известность руководство Межгалактического альянса.

– Конечно. Это входит в мои прямые обязанности. Я немедленно свяжусь с кем-то из координаторов.

– Пока… симулякр… пребывает на карантине, у нас есть время. Он нуждается в физической реабилитации, сейчас он даже не в состоянии нормально двигать конечностями.

– А потом? Вы выпустите его на свободу?

– Если не найдется оснований задерживать его в закрытой зоне или депортировать с Тиатары.

– Вы… говорили с ним?

– Да.

– Он узнал вас?

– Нет. Вернее, не сразу.

– Настоящий Ульвен узнал бы! Даже через стекло или глядя в экран!

– Когда я представился, он вспомнил мое имя и вежливо попросил прощения за то, что не сообразил, кто я такой – дескать, я изменился.

– Не так уж сильно, – возразила я.

– Подозрительнее всего, дорогая Юлия, что мнимый Ульвен ныне выглядит примерно так же, как прежний. Как будто бы не прошло восемнадцати лет.

– Вы общались с ним на немецком?

– Да. Преднамеренно.

– И?..

– Языком он владеет. Может быть, не так хорошо, как когда-то.

– Голос?

– Тот же. Или, по крайней мере, похожий. Но после длительного перелета речевой аппарат, вы сами знаете, приходит в норму не сразу. Вам бы лучше самой побеседовать с ним.

– Нет!!.. Увольте, только не это!!..

– Но, Юлия…

– Да, простите, барон, я веду себя глупо, как нервная барышня… Конечно, мне необходимо самой разобраться с этой безумной историей прежде, чем впутывать в нее родственников. Он… не спрашивал обо мне?

– И о вас, и о членах семьи Киофар.

– Вы объяснили ему, какова сейчас ситуация?

– Я говорил весьма обтекаемо. Все живы, здоровы и благополучны. Кроме старшей сестры, госпожи Ильоа Сеннай. Она, объяснил я, скончалась лет девять тому назад.

– Он хочет увидеть всех нас?

– И даже настаивает на этом.

– Ну, естественно, для чего бы еще лететь на Тиатару…

– Целью его приезда, зафиксированной в опросной анкете для прибывающих, названо «восстановление своих семейных и имущественных прав после надлежащей идентификации личности».

– O mein Gott! – только и могла я сказать. – Боже мой…