Kitobni o'qish: «Роковой поцелуй»

Shrift:

The Earl’s Irresistible Challenge

«Роковой поцелуй»

Глава 1

Кровь стучала в ушах у Оливии; ей казалось, что звук гулким эхом разносится по пустой церкви Святой Маргариты.

Она намеренно выбрала час, когда в соборе будет меньше народу, но не ожидала, что окажется единственной посетительницей. Кроме того, внутри было темно. Лишь несколько сальных свечей коптили в подсвечниках; язычки пламени дрожали – зал продувался сквозняками со всех сторон.

Конечно, если она закричит, кто-нибудь ее услышит… или нет? И пусть Ханс-таун – не самая фешенебельная часть Лондона, квартал здесь вполне почтенный. А может быть, все-таки лучше всего подобрать юбки и бежать?

Поздно.

Стук сапог по плитам совпадал с ударами ее сердца. Из темноты в дальнем конце нефа вышел мужчина; полы плаща развевались у него за спиной, как крылья. Оливия решила, что прозвище Синклер-соблазнитель ему очень подходит. Хотя она знала, что прозвище основано на его совсем не безупречной репутации, но, пока он быстро и плавно приближался к ней, она успела разглядеть его красивые волосы цвета воронова крыла и гордое, непримиримое выражение лица.

– Лорд Синклер, спасибо, что пришли, – сказала она, когда он остановился в нескольких шагах от нее и достал из кармана лист бумаги.

– Не благодарите, это не светский визит. Значит, эту странную записку прислали мне вы?

– Да. Лорд Синклер…

– Что вы хотите и какого дьявола выбрали такое неподходящее место для встречи?

– Мне оно подходит. Лорд Синклер, я…

– Я не заметил на улице другого экипажа. Как вы сюда попали?

Оливия ненадолго закрыла глаза. Разговор еще толком не начат, а она уже проигрывает по всем статьям…

– Да какое это имеет значение? Лорд Синклер, я…

– Это имеет значение, потому что я предпочитаю заранее знать, что меня ждет, когда отправляюсь в глушь на встречу с глупой девицей в пустой церкви! Если вы намерены каким-то образом заманить меня в ловушку, предупреждаю: вы сильно ошиблись с жертвой…

После того как первое замешательство прошло, Оливия не сумела удержаться от смеха.

– Вы считаете, будто я заманила вас сюда, чтобы поймать в ловушку?! Ну и тщеславны же вы!

Он прищурился, и Оливия мысленно укорила себя за длинный язык. Учитывая все обстоятельства дела, не стоило насмехаться над ним.

– Лорд Синклер… – в который раз начала она и замялась: она заранее продумала четкий план разговора, но все пункты ее списка смешались под взглядом его черных глаз. – Лорд Синклер…

– Я знаю, как меня зовут, – раздраженно заметил ее визави. – Прекрасно знаю. Хватит повторять одно и то же, черт побери, переходите к делу.

– У меня есть сведения о вашем отце.

Сквозняк снова раздул полы его плаща; ее тонкая накидка не спасала от холода, и она невольно вздрогнула. Он ответил не сразу. Оливия заметила, что на смену раздражению пришла довольно язвительная улыбка.

– У меня тоже есть о нем немало сведений, причем почти все они неблагоприятные. Так что же?

– Я получила сведения, которые… вызывают некоторые вопросы относительно обстоятельств его смерти. Возможно, с ним обошлись несправедливо.

Ответом ей послужил лишь слабый свист ветра, который проникал внутрь сквозь трещины в высоких окнах.

Кутаясь в накидку, она ждала ответа.

– Снимите вуаль.

Она подняла густую вуаль, прикрепленную к шляпке, и смело заглянула в его черные глаза. Он же смотрел на нее с насмешливым презрением.

– В самом деле юная девица, но, судя по всему, не глупая. И что вы хотите в обмен на ваши так называемые сведения?

– Это зависит от многого… – не сразу ответила Оливия.

– Не слишком умный подход к ведению переговоров. Вам следовало прийти сюда, ясно представляя, во сколько вы оцениваете свою ложь. Или чего я, по-вашему, стою.

– Именно последнее я в настоящий момент и пытаюсь понять.

Он рассмеялся, но его низкий, бархатистый смех никак не успокоил ее расшатанные нервы.

– Вам нужен список моих активов? Позвольте заметить, милочка, что вы – самая неумелая шантажистка из всех, которые встречались на моем жизненном пути, а их, поверьте, было немало.

– Я имела в виду не вашу финансовую состоятельность, – холодно ответила она, отметив, что с ним непросто иметь дело.

– Мне в голову приходит лишь еще один аспект, в котором я представляю ценность. Но здесь холодновато для этого, какой бы соблазнительной ни была наживка. Однако, если вам угодно, снаружи меня ждет карета.

– Нет, мне не угодно! – воскликнула Оливия, не в силах удержаться от раздражения.

Неужели он не может хоть минуту помолчать и дать ей подумать? Его называли бездушным эгоистом, но она все же рассчитывала, что он проявит чуть больше интереса к ее словам. Неужели ему в самом деле все равно? Если так, продолжать нет смысла. Но ей очень нужна помощь. Мерсер, ее поверенный, – настоящее сокровище, но ему необходимо давать точные указания, а она уже не знала, что делать дальше.

– Вы уверены? Вы обладаете определенным обаянием, и я не возражал бы против того, чтобы понять, как далеко вы способны зайти…

– Ах, пожалуйста, помолчите немного и дайте мне подумать! Я и понятия не имела, что вы окажетесь таким провокатором!

По крайней мере, ее слова стерли с его лица насмешку. Она ждала, что он разозлится, и снова пожалела, что вовремя не прикусила язык, но он просто взял ее за локоток и развернул к выходу.

– Пойдемте со мной.

– Нет! Пустите меня!

Ее замешательство сменилось страхом. Она вырвала руку. Он поднял обе свои вверх и сделал шаг назад.

– Успокойтесь. Я не собираюсь ничего делать, просто здесь холодно, как у ведьмы в… Здесь очень промозгло, и мне не улыбается стоять на сквозняке в пустой церкви и обсуждать свои семейные дела. Кроме того, пока вы тут думаете и решаете, как лучше вытянуть у меня деньги, кто-нибудь любопытный может подслушать важные подробности… А поговорить мы можем и в моем экипаже. Если не хотите – что ж, спокойной ночи.

Лорд Синклер говорил хладнокровно, но, судя по тому, как решительно он направился к выходу, лорд считал, что говорить больше не о чем. Оливия смотрела ему в спину с ненавистью, какой сама от себя не ожидала. Искушение запрокинуть голову и завыть было так велико, что она почти слышала собственный голос, который эхом отражается от стен.

Она решительно вздохнула, опустила вуаль и зашагала за лордом Синклером.

Выйдя из церкви, она сначала ничего не увидела в темноте и с ужасом подумала, что он уже уехал. Потом разглядела экипаж в переулке, ведущем к церкви. Подходя ближе, она не видела лица под широкополой шляпой, но догадывалась, что новый знакомый пристально наблюдает за ней.

Не произнося ни слова, он распахнул перед ней дверцу экипажа.

Должно быть, она сошла с ума, раз собирается сесть в крытый экипаж с одним из Синклеров-соблазнителей. Сошла с ума, доведена до отчаяния или просто дура. И хотя она, возможно, последняя дура, что-то в его голосе, даже в его насмешках немного ее успокоило. И все же…

– Лорд Синклер, может быть, мы могли бы…

Он вздохнул, первым забрался внутрь и захлопнул за собой дверцу.

Неожиданно для себя она схватилась за дверцу и дернула. Сначала дверца не поддалась: видимо, он держал ее изнутри. Когда дверца распахнулась, она заглушила угрызения совести и, подобрав юбки, последовала за ним. Сев, она поспешила отодвинуться в угол. Он швырнул ей плед.

– Не шипите, как кошка, которую бросают в воду! Вот, укройтесь, а то замерзнете. В такую погоду от вашей накидки толку не больше, чем от носового платка. Итак, у вас десять минут на то, чтобы рассказать, что вы от меня хотите, и уйти.

Она сцепила руки и наконец приступила к заранее заготовленной речи.

– Недавно умер мой крестный Генри Пейтон. Констебля вызвала некая вдова по имени Марша Пендл; она назвалась любовницей Генри и сказала, что он умер, когда… в общем… находился в постели. Однако я знаю, что та женщина – вовсе не благородная вдова, за которую она себя выдает. Она куртизанка из одного… сомнительного заведения на Кэтт-стрит. Ей хорошо заплатили, чтобы она дала такие показания констеблю на дознании. Хотя я сама не знаю почему, я точно уверена, что она не была любовницей моего крестного.

– Вот как? Ваши чувства и ваша наивность делают вам честь. Но каким образом это пусть и отвратительное, но вполне обыденное происшествие связано с моим отцом?

– Напрямую не связано. По крайней мере, пока я такой связи не вижу. Но среди вещей крестного, которые нашли в его съемном доме, оказалась связка писем двадцатилетней давности, написанных ему неким мистером Говардом Синклером. К письмам приложена записка Генри, в которой говорится: «Если это правда, с Говардом Синклером обошлись несправедливо и что-то необходимо предпринять». Под этими словами стоит имя Джаспер Септимус, подчеркнутое несколько раз. Не знаю, есть ли связь между запиской, смертью крестного и ложью Марши Пендл. Судя по всему, в переписке речь идет о делах; кроме того, я понятия не имею, кто такой Джаспер Септимус. Наверное, мой рассказ кажется вам несвязным, но мне показалось, что я должна поставить вас в известность. Возможно, вам удастся пролить свет на эту историю.

Лорд Синклер по-прежнему слушал ее с тем же насмешливым выражением, с каким прежде пытался от нее отделаться. Он как будто смотрел посредственную, но увлекательную пьесу. Потом он скрестил руки на груди и опустил голову. Возможно, из-за того, что Оливия очень устала, его белый жилет показался ей белым треугольником на шее ее любимца волкодава. Вот только, несмотря на огромные размеры и клыки, Хват ее нисколько не пугал…

Наконец он заговорил:

– Надо отдать вам должное, фантазия у вас богатая. Давайте проверим, правильно ли я понял ваш сюжет, достойный того, чтобы его представили на сцене. Точнее, целых два сюжета. В первом кто-то хорошо заплатил шлюхе, чтобы она солгала в суде и заявила, что была любовницей вашего крестного. Видимо, кому-то очень хотелось скрыть обстоятельства его смерти, по меньшей мере унизительные. Второй сюжет: ваш крестный неизвестно почему интересуется прошлым и на основе слов некоего Джаспера Септимуса приходит к поразительному выводу, что с моим отцом якобы обошлись несправедливо. Вы считаете, что данный вывод каким-то образом связан с его позорной кончиной. Я верно изложил ваши измышления?

Хотя Оливия сразу поняла, что новый знакомый – человек хладнокровный, она ожидала услышать хоть что-то в его голосе, когда он говорил о смерти отца. Она не услышала ничего: ни дрожи, ни перемены интонации.

– То, что вы слышали, не измышления, а правда.

– О, надеюсь, вы сами понимаете, что ваш рассказ немногого стоит. Перед нами явно не заговор с целью убийства, который замышлялся не один десяток лет назад. Скорее всего, либо вы, либо та особа пытаетесь вытянуть из меня деньги. Вам показалось, что я лелею сентиментальную надежду больше узнать о постыдных обстоятельствах ухода моего предка из этого мира. Позвольте вас заверить, что такой потребности у меня нет. Более того, вы, наверное, уже поняли, что я – человек несентиментальный.

– Милорд, вы не обращаете внимания на последствия.

– В самом деле? Объясните. Признаю, мне любопытно, что еще способен сочинить ваш необычный ум. Вам известно, что вы – очень странная девочка?

– Я не девочка. Мне почти двадцать четыре года! – Выпалив это признание, она тут же пожалела о своей несдержанности, поскольку в его глазах заплясали веселые огоньки.

Он нарочно ее дразнил, и она каждый раз попадалась к нему на крючок. Она рассчитывала, что будет управлять ходом их встречи, и все же позволила ему взять бразды правления с той минуты, когда он вошел в церковь. Оливия сняла плед и положила рядом с собой на сиденье.

– Спокойной ночи, лорд Синклер. Я больше не намерена тратить ваше драгоценное время. Вас явно не интересует то, что я хочу сказать.

И снова он опередил ее. Хотя она находилась ближе к дверце кареты, ей не удалось даже дотянуться до ручки.

– Не играйте со мной, – тихо сказал он. – У вас ничего не получится. У вас осталось пять минут.

– Тогда слушайте, а не… раздражайте меня! То, что я собираюсь вам сказать, очень важно для меня, а вы постоянно… – Голос у нее дрогнул; чтобы не расплакаться, она замолчала; ее пробирала дрожь от холода и усталости, сказались и напряжение, и страх.

Не говоря ни слова, он побарабанил пальцами по стенке, и экипаж тронулся с места. Оливия возмущенно ахнула и снова потянулась к дверце, но он вытянул руку, препятствуя ей.

– Успокойтесь. Я вас не трону и довезу, куда пожелаете, как только мы поговорим. Но хотя мне все равно, что вы скажете, лошади мне небезразличны; я не позволю им долго стоять на таком морозе. Все понятно?

Она устало кивнула.

– Вот и хорошо. Итак, ваше имя?

– Оливия. Оливия Силвердейл.

– Оливия Силвердейл… Звучит так же странно, как ваш рассказ. Итак, сначала. Кто такая Марша Пендл и как вы ее нашли? – Он заговорил отрывисто и деловито. – Наверное, она служит в заведении на Кэтт-стрит?

Оливия состроила презрительную гримасу. Очевидно, ее собеседник хорошо разбирался в лондонских борделях.

– Она называет себя Женевьевой, и родом она из Норфолка.

Он коротко качнул головой, но в его жесте не было отрицания, только сосредоточенное замешательство. Он по-прежнему внимательно наблюдал за ней. После того как злость и раздражение прошли, он смягчился, хотя по-прежнему чрезвычайно раздражал ее.

– Значит, Марша Пендл – Женевьева. Как и почему вы выследили ее и с какой стати она рассказала, что была замешана в смерти вашего крестного?

– С такой, что мой поверенный нанял сыщика с Боу-стрит, некоего мистера Макгайра. Он присутствовал на дознании относительно обстоятельств смерти моего крестного. По его словам, Марша убедительно рассказывала о долгой связи; якобы они регулярно встречались в съемном доме, где он умер. После того как дознание закончилось и Марша Пендл вышла на улицу, сыщик проследил за ней и после тактичных расспросов выяснил, кто она такая на самом деле и каков род ее занятий. Кроме того, он узнал, что женщина очень суеверна и каждую неделю посещает цыганку-гадалку в квартале Бишопс-гейт; правда, она такая же цыганка, как Марша француженка. Гадалку зовут Сью Дэвис, и она из Кардиффа. Поэтому я отправилась к мисс Дэвис…

– Вы ходили в Бишопсгейт к гадалке?

– Да. После того как мы с ней немного побеседовали и пришли к взаимопониманию, я заплатила Цыганке Сью, как она себя называет, чтобы та велела Марше сходить к оккультистке.

– К кому?! – переспросил он.

Язвительность целиком ушла из его голоса. Теперь она различала лишь веселое потрясение.

– Разве вы никогда не слышали об оккультистах? Последнее время они весьма популярны. Многие хотят пообщаться с умершими близкими, которые пребывают в ином мире. Как бы там ни было, Цыганка, точнее, Сью Дэвис, сообщила, что Марша буквально одержима человеком по имени Джордж, которого, видимо, очень любила. Она даже просила Сью…

– Погодите минутку… А, ладно, ничего. Вопросы приберегу на потом.

– Благодарю вас. Итак, я попросила моего поверенного снять дом в скромном квартале, где вполне может обитать такая оккультистка. Сью Дэвис помогла мне, так сказать, создать соответствующий антураж. Как и Марша Пендл, она когда-то была актрисой и оказалась очень полезной – она раздобыла необходимые детали гардероба и реквизита. Потом она направила Маршу Пендл ко мне, а я, прикинувшись оккультисткой, расспросила ее об отношениях с Генри.

– Боже правый! У вас просто потрясающее воображение. Итак, теперь мы имеем сговор между замаскированной оккультисткой из Йоркшира, французской мадам из Норфолка и поддельной цыганкой из Уэльса. Очаровательно! Продолжайте.

– Как вы догадались, что я из Йоркшира?

– Всегда хорошо различал особенности выговора. Продолжайте!

– Что ж, отлично. Во время сеанса Марша Пендл рассказала, что никогда в жизни не только не была любовницей моего крестного, но даже и не видела его.

Лорд Синклер снова поднял руку.

– Рассказала… Неужели шлюха и опытная шантажистка сообщила вам ценные сведения просто так? Вы спросили, и она ответила?

– Не совсем. Я уже говорила, что она очень суеверна. Я сказала, что тип, с которым она хочет связаться, не может прийти к ней из потустороннего мира, пока она не покается в грехах и не очистит душу. Разумеется, я не показывалась ей в своем настоящем виде, я закрыла лицо плотной вуалью и надела довольно вульгарное платье, которым меня снабдила Сью.

– Понятно, – медленно ответил он. – Очевидно, я верно оценил вашу буйную фантазию. Насколько я понимаю, вы вовсе не требовали, чтобы Марша Пендл покаялась во всех грехах. Вас интересовала лишь ее ложь относительно вашего крестного.

– Да… есть разные степени падения.

– Совершенно верно. Итак, вернемся к вашим открытиям. Насколько я понял, вы поинтересовались, кто заплатил ей, чтобы она солгала на дознании.

– Конечно. Именно там я наскочила на мель. Она, правда, сказала, что фамилия человека, который ей заплатил, – Элдрич. Однако общение с Джорджем так расстроило ее, что под конец она истерически разрыдалась. Я испугалась и прервала сеанс. Пришлось сказать, что Джорджа срочно позвали назад, но мы можем попробовать еще раз связаться с ним через несколько дней, когда она успокоится.

– И она согласилась?

– Очевидно, Джордж при жизни терпеть не мог плачущих женщин, так что мои слова лишь укрепили ее веру в мои силы. Теперь вы понимаете, что мне очень нужно выяснить, кто такой этот мистер Элдрич? Мистер Мерсер ничего не сумел узнать, и я оказалась в тупике.

– Вы меня удивляете. Но прежде чем мы перейдем к мистеру Элдричу, удовлетворите мое любопытство. Как вы вообще поняли, что Марша Пендл не была любовницей вашего крестного?

– Просто поняла, и все. И оказалась права.

– А, интуиция!

Язвительная интонация вернулась, и Оливия вздрогнула. Она рассказала ему достаточно. Пора понять, поможет он ей или сейчас просто забавляется, обращаясь с ней как с ярмарочной уродкой.

– Так вы мне поможете или нет?

– С чем помочь?

– Помогите узнать, кто такой Элдрич и почему он заплатил, чтобы она опозорила имя моего крестного! Кроме того, надо выяснить, не связан ли он с подозрениями Генри относительно смерти вашего отца.

– Зачем?

– Как – «зачем»?! – Она всплеснула руками. – Затем, что я, например, не собираюсь сидеть сложа руки, когда кто-то губит чужую жизнь! Моя крестная, миссис Пейтон, потрясена. Ей больно не только из-за потери самого чудесного человека, какого я знала, но и из-за того, что он, оказывается, ей изменял! Я хочу узнать, кто за всем стоит, и заставить злоумышленников заплатить за то горе, какое они причинили Пейтонам. Но я не могу достичь своей цели в одиночку. Вот зачем!

Слушая ее пламенную речь, Лукас с трудом удержался от тяжелого вздоха. Жаль, что он уступил своему любопытству. Надо было сразу бросить записку в огонь. Будь у него хоть капля здравомыслия, он не стал бы даже слушать странную девицу. Она или сумасшедшая, или очень ловкая лгунья, а у него нет времени участвовать в такой ерунде. Он и так опаздывает на встречу с дядей в Военном министерстве. Но, как всегда говорил ему брат Чез, скорее всего, любопытство его погубит. Конечно, Чез просто иронизировал, ведь он и сам такой же.

На миг он подумал, не отвезти ли новую знакомую к дяде. Освальд сразу разберется в ее измышлениях и, возможно, изобличит обманщицу. Хотя Освальд и сам заражен любопытством, его невозможно поколебать сентиментальностью. Обычно то же самое можно было сказать и про Лукаса. Однако, когда Лукас слышал о смерти отца, ему по-прежнему становилось не по себе. Он редко испытывал угрызения совести, но, как только она произнесла роковые слова, он смутился. Совсем немного, но достаточно. Он не может устраниться, хотя бы не попытавшись понять, что происходит. Значит, он должен узнать природу странного создания, которое сидит напротив.

Хотя и не сегодня. Голос и манеры выдавали в собеседнице девицу из хорошей семьи. Каждая лишняя минута, проведенная ночью наедине с такой девушкой, грозила последствиями, которые его совсем не радовали.

– Где вы живете?

– А что?

– Как мне ни хочется, я не могу бросить вас в темноте посреди Лондона. Полагаю, у вас есть крыша над головой. Хотя ваш рассказ и фантастичен, но выглядите вы обескураживающе земным существом.

Впервые она отвела глаза в сторону. Лукас понял: сейчас она солжет, что было само по себе интересным.

– На Спиннер-стрит.

– На Спиннер-стрит? То есть за углом от той церкви, куда вы меня позвали?

– Да.

– Все чудеснее и чудеснее. Неужели этот жалкий квартал облюбовали оккультисты? В каком доме вы устраиваете свой маскарад?

– В доме номер 15. Но… Ваши слова означают, что вы мне не поможете? – спросила она, когда он постучал по стенке экипажа, тот остановился на пустой улице, и вниз, следуя его приказу, спрыгнул форейтор.

– Мисс Силвердейл, мои слова означают, что вам пора спать. Я подумаю над тем, что вы мне рассказали. А больше я пока ничего не могу вам обещать.

Выражение ее лица снова изменилось; она сильно побледнела. Когда в экипаж проник свет газового фонаря, он увидел, что она смотрит на него без всякого выражения. Лукас не спеша рассматривал ее. Ее неподвижное лицо напомнило ему картину на библейский сюжет, которую он когда-то видел в Венеции. Смысл полотна сомнений не оставлял: «Берегитесь! Я охраняю своих близких».

– Какой вежливый способ намекнуть, что вы не собираетесь разгадывать эту головоломку! – заявила она, накидывая капюшон поверх шляпки. – Никоим образом не собираюсь забирать ваше драгоценное время, которое можно посвятить более интересным занятиям – например, азартным играм или посещению борделей…

Ее надменный выговор прервался слабым вскриком: он схватил ее за запястье, когда она открывала дверцу. Хотя следовало сохранять хладнокровие и выпустить ее. Если ему нужны дальнейшие доказательства того, что с ней лучше не связываться, их предоставили ее слова.

Лукас решил, что сегодня его терпение испытывали достаточно долго.

– Не нужно ничего говорить за меня… тем более не читайте мне нотаций! Попробуйте еще раз сделать то или другое, мисс Силвердейл, и больше вы меня не увидите. Я сказал, что подумаю, и я подумаю. Пока это все. А теперь вперед, пока я не решил потребовать компенсацию за то, что вы испортили мне приятный вечер. Очень хочется подтвердить ваши худшие подозрения о моем характере. А может, вы того и добиваетесь? Неужели ваши запутанные мысли бегут в таком направлении?

Он легко провел пальцами по ее губам – одновременно проверяя свои подозрения и предупреждая ее об опасности. Губы у нее оказались мягкими и теплыми; когда они шевельнулись, он не смог отвести от них взгляда, и его положение заметно осложнилось. Но прежде чем он успел додумать свою мысль до конца, она отскочила от него так резко, что ударилась о дверцу, и он впервые заметил в ее глазах неподдельный страх – и еще что-то, помимо страха, удивившее его. Отвращение – не совсем обычная реакция на его попытку сближения. Правда, ему еще не приходилось сближаться с юными девственницами из хорошей семьи, а они еще никогда не приглашали его в темную пустую церковь и не рассказывали сказок о том, что мир сделан из сыра и покоится на спине черепахи.

Он распахнул дверцу.