Kitobni o'qish: «Право на любовь»
Я леплю из пластилина,
Пластилин нежней, чем глина,
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак.
Если кукла выйдет плохо,
Назову её – «Дурёха»,
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – «Дурак» 1
Как обычно, по утрам или вечерам, возвращаясь после рутинных дел, я забегаю в ближайший от дома магазин. Чаще попадаю в тот период, когда уборщица моет пол.
Вот и в это январское ветреное утро, обдуваемая и скукоженная, аккуратно прошмыгнув мимо виновато греющихся у входа собак, я натолкнулась на широко распростёртую улыбку новенькой уборщицы.
На весь зал с азиатским акцентом она поздоровалась со мной, как с самым желанным гостем, как будто мы знакомы и даже выпивали на брудершафт, а потом закидала вопросами: «как живёте?», «как животик?», давая советы, какие продукты сто́ит покупать, а какие нет.
На её смуглом лоснящимся круглом как блин лице блестели живые зелёные ищущие спасения глаза.
Она мне напоминала бродячую собаку, которая до сих пор верит, что её вот-вот найдут, и заглядывает в душу каждому встречному, надеясь, а вдруг он тот самый мой человек.
Это так необычно, непривычно. Открытость для подавляющей массы – уязвимость, её расценивают как атаку. Открытый человек пугает и настораживает. Всегда можно нарваться на прямо противоположную обратку и за бесцеремонное вторжение в чужое пространство легко будешь послан в известном направлении.
Поэтому, чувствуя эту уязвимость, я старалась отвечать взаимностью и поддерживать диалог, раз собеседник, как мне казалось, нуждался в общении.
Так продолжалось около месяца, пока она не поинтересовалась, чем же я занимаюсь, раз позволяю себе разгуливать по магазинам в такое стандартно рабочее время.
– Я пишу книги.
– Ты писатель? Я никогда в жизни не встречала живого писателя! – вскрикнула она ещё громче от изумления. – Вот это да! Вот это мне повезло!
Женщину куда-то позвали, и я поспешила затеряться в лабиринтах прилавков и улизнуть от её настойчивого внимания.
Прошло пару недель. И в такое же морозное ветреное утро мы встретились в том же месте.
– О, привет! Я так тебя ждала! Как твои дела?
– Здравствуйте! Всё хорошо, спасибо!
Следом за мной в зал зашли молодые парни – гастарбайтеры. Она обменялась с ними приветствием на родном языке и отвлеклась от меня, обсуждая что-то важное.
Возвращаясь за апельсинами, я заметила, как один из них пересыпает из пузырька в пакет зелёную жижу.
– Ой, извини! – смущаясь, женщина прижала пакетик к сердцу.
– Соскучились по Родине? Ностальгия?
– Да! А ты знаешь, что это?
– Предполагаю, что насвай!
– Ага! Я так его люблю!
Я пошла дальше, вспоминая список необходимых покупок, а уборщица, бросив швабру, побежала в подсобку.
В отделе бытовой химии, неожиданно появившись, она схватила меня за руку и со слезами на глазах попросила о помощи.
– Я хочу, чтобы ты написала про меня! – сказала она, вытирая слёзы, – пусть люди узнают о моей жизни! Я ездила к Пугачёвой, хотела, чтобы она спела песню обо мне, но её охрана меня не пустила!
– Хорошо, не переживайте! – пыталась успокоить я, сообразив, что женщину уже торкнуло, и она начала выходить из берегов.
– Обещай! Мне это очень важно! Как же нам встретиться?
– Могу оставить телефон. Будет выходной, наберите мне!
– У меня нет выходных! – с надрывом простонала уборщица и ушла со своей шваброй в другой зал.
В этот день было людно, и на кассах собрались очереди. Я стояла в одной из них в ожидании, когда уборщица опять подошла ко мне и с болью в глазах попросила о помощи.
