Kitobni o'qish: «Задача со всеми неизвестными»

Shrift:

* * *

Посвящается А.,
посвящается Д.,
о которых я помню каждый день

Глава 1. #Гаврюша #кровь #новый_сосед

Когда в абсолютной тишине завибрировал мой мобильный, все вздрогнули. И это явно было к лучшему: мы уже с минуту пялились на потолок и дышали еле слышно, будто где-то под кроватью нас поджидали монстры из «Тихого места».

Бабушка с трудом перевела взгляд на меня (я ее в чем-то понимаю, оторваться от такого зрелища – сила воли нужна) и спросила:

– Нужно вызвать полицию?

И тут мне стало по-настоящему плохо. Я держалась, честное слово, но дело в том, что моей решительной и сильной бабушке совершенно несвойственны такие вопросительные интонации и такая неуверенность даже в самых сложных ситуациях. Я бы даже сказала, особенно в сложных ситуациях.

Мне сразу же захотелось выбежать из этой квартиры и больше никогда в нее не возвращаться, а всем вокруг рассказывать, что она проклятая. А что, Гаврюша бы так и сделала.

Сама Гаврюша, между прочим, то крестилась и повторяла первую строчку «Отче наш», то вдруг принималась теребить пояс на своем кокетливо-розовом махровом халате. Кстати, тот факт, что она без накрученных кудрей, без густо накрашенных ресниц и в домашней одежде, свидетельствовал о ее невероятном волнении.

– Впрочем… – бабушка на мгновение задумалась и куда бодрее произнесла: – Это ведь может быть и просто протечка, верно?

Я не знала, успокаивает меня бабушка или правда так думает. Я пожала плечами:

– Ну и что? А если там, – я указала пальцем наверх, – никто не появится еще неделю? Потолок рухнет.

– Тогда, возможно, стоит позвонить в управляющую компанию? – предположила бабушка. – Хотя я не думаю, что у них есть полномочия вскрыть чужую…

Раздался сухой треск. Мы с бабушкой повернулись и увидели, что Гаврюша держит в руках сломанную пополам расческу.

– Вы с ума сошли?! – возмущенно взвизгнула она. – В моем доме творится черт-те что, а вы так разговариваете, словно решаете, что готовить на обед! Словно не произошло ничего сверхъестественного! Какая полиция? Какая управляющая компания?

– Куда же ты предлагаешь обратиться? – бабушка иронично приподняла бровь. – В «Битву экстрасенсов»? Боюсь, это слишком долгий и бессмысленный путь.

Гаврюша заплакала. Вообще-то она была той еще королевой драмы, но в этот раз точно плакала не ради привлечения внимания. В Гаврюшиных пронзительных, почти до прозрачности голубых глазах не читалось ничего, кроме ужаса. Наверное, капитан «Титаника» так смотрел на айсберг.

– Наташенька, не сердись, – ласково проговорила бабушка, обняв Гаврюшу. – И не волнуйся. Я обещаю, что скоро все выяснится. Леся, принеси воды.

Я кивнула и направилась в кухню, но не успела сделать и пары шагов, как услышала шепот Гаврюши:

– Просто очень страшно.

Меня передернуло, но я зачем-то снова посмотрела вверх.

И ведь не поспоришь – очень страшно: в углу комнаты, на дымчато-белом потолке разрасталось неровное пятно угрожающе красного цвета, до дрожи похожее на кровь.

* * *

А начиналось все довольно весело.

Буквально час назад мы с бабушкой сидели на балконе, щурились от резких бликов закатного солнца и потягивали яблочный сок. На первый взгляд могло показаться, что мы наслаждаемся прекрасным августовским вечером и сладко ленимся, но это было не так. Бабушка битый час разыскивала материалы для нового заказа, но все подходящие варианты обещали доставить минимум через две недели.

– За две недели мои очаровательные заказчицы сами научатся бусинки на ниточку нанизывать, – устало язвила бабушка.

Бабушка уже десять лет делает украшения. Вроде бы ничего эдакого – бижутерия, но дело не в ценности материалов. Бабушка может сделать буквально все: кожаные сережки, ободок в стиле бразильского карнавала, брошку по затейливому эскизу заказчика. Вот сейчас к ней обратилась группа танцовщиц: у них там судьбоносный конкурс, а без украшений образ будет неполным, а украшения должны не мешать движению… В общем, задача нетривиальная, и бабушке было интересно.

Я тоже не сидела без дела – упрямо обновляла страницу со статистикой. Новый пост я выложила утром, а дочиток набралось… Ну, скажем так: от трехзначного числа меня отделяло почти что трехзначное число.

Канал «Криминалити» я вела уже четвертый месяц, и сначала казалось, что моя идея тянет на гениальное открытие. Еще бы: вместо того, чтобы делать обзоры на детективы или пересказывать самые громкие преступления планеты, я предлагала читателям самим начать расследование. Брала сюжеты из книг или описывала реальные известные дела, разбивала на кучу мелких постов, разбрасывала улики, подсовывала подозреваемых… Пару раз меня разоблачали сразу – «Десять негритят» узнали с первого поста, но это не очень огорчало. Хуже всего было то, что я могла пятьсот раз задать в конце традиционный вопрос: «Ваши версии?», и получить ноль ответов. Ну, или два – спам и спам.

Я как раз решила зайти на собственную страницу в режиме инкогнито (плюс одна читка – тоже неплохо в моей ситуации), когда раздалась трель из прихожей.

– Леся, звонят, – сказала бабушка.

С ворчанием разбуженного бульдога я поплелась с балкона в комнату. Вот что значит – «звонят»? Я же не глухая!

Вообще-то я обожаю бабушку. И она меня тоже. А в тоске, унынии и ворчании виноват исключительно никому не интересный канал.

Добравшись до входной двери и заглянув в глазок, я тут же отперла замки.

– Ба, это Наталья Гавриловна! – крикнула я и впустила гостью в прихожую.

Наталья Гавриловна Гаврилова, давняя бабушкина подруга с подпольной кличкой «Гаврюша» (бабушке, кстати, жутко не нравилось, когда я так называла при ней Наталью Гавриловну), шагнула через порог и замерла.

– Здравствуйте, вы к баб… Ой, ба, она падает!

Гаврюша действительно как-то странно накренилась, я ухватила ее за плечи и чуть не рухнула вместе с ней. В Гаврюше было килограммов сорок пять веса, но попробуйте удержать человека, который буквально стекает по стенке. К счастью, обошлось без жертв: Гаврюша выбрала очень удачное место для обморока – возле низкого обувного шкафчика, куда я ее не без труда, но усадила.

Бабушка вылетела в прихожую, мгновенно оценила обстановку и приказала:

– Леся, корвалол, стакан, воду. Воды – на дне. Наташенька, посмотри на меня.

Меньше, чем через минуту, бледная Гаврюша пила резко пахнущий корвалол и причитала:

– Господи-господи, за что мне такие страдания! Дом проклят, соседа убили, еще и пить эту дрянь!

Мы с бабушкой переглянулись и облегченно вздохнули, несмотря на слова о проклятии и убийстве соседа. Гаврюша была… Вот бабушка называла ее «впечатлительной натурой». Сама Гаврюша говорила, что она «вечно молода и вся в творчестве». А старший брат моей лучшей подруги Насти как-то сказал, что «у Натальи Гавриловны подтекает чердак».

В принципе, все были по-своему правы. Гаврюша много лет работала в отделе кадров областного драматического театра, считала себя человеком искусства и это, видимо, накладывало отпечаток на ее восприятие реальности. Однажды она убеждала бабушку, что видела мое похищение: затолкали меня в машину, я рыдала, и лицо мое было разбито в кровь. До бабушкиного инфаркта дело не дошло – она же знала, что Настина мама везет меня к стоматологу. И я не рыдала, и крови не было, и в машину я залезла сама, но воображение Гаврюши дорисовало нужные детали.

Так что «убили соседа» и «проклятый дом» – ничто. Тем более, Гаврюша даже в полуобмороке отметила, что поят ее дрянью. Все в порядке, точно.

– Наташа, что случилось? – спросила бабушка.

– Ах, Таточка! – всплеснула руками Гаврюша. – Так в двух словах и не объяснить…

Гаврюшин монолог занял минут двадцать и, если убрать из него красочные метафоры, бесконечные отступления и восклицания, то дело обстояло так. Недавно у Гаврюши появился новый сосед. Личность на редкость неприятная: вот элегантная интересная дама (Гаврюша, естественно) просит его передвинуть диван, а он отвечает, что у него позвоночная грыжа и ему нельзя поднимать тяжести. Возмутительное хамство!

Но Гаврюша была человеком не злопамятным и глубоко порядочным, поэтому забеспокоилась, когда перестала видеть соседа по утрам – обычно они сталкивались на лестнице примерно в половине девятого. Уже несколько дней они не встречались, поэтому Гаврюша заподозрила неладное.

– Человек мог заболеть или уехать отдыхать, – пожала плечами бабушка.

– Таточка, я ведь тоже так думала! – закивала Гаврюша. – Но… Кровь, там все в крови… Кровавый дом! – И она коротко рассмеялась.

– Где кровь? – уточнила бабушка.

– В моей квартире.

– При чем тут твоя квартира, если убили якобы соседа?

– А вот! – почти торжествующе вскрикнула Гаврюша. – Как же я теперь буду жить? В собственном доме мне не будет покоя! Ты понимаешь?

– Не понимаю. – Бабушка решительно потянулась за своим потрясающим джинсовым пиджаком, который, кстати, сама сшила. – Пойдем, Наташа.

– Не пойду, не вернусь, ни за что, – завывала Гаврюша.

– Наташа, – бабушка присела на корточки и заглянула ей в глаза. – Либо мы идем вместе и разбираемся, что произошло, либо ты идешь одна и можешь продолжать истерить в свое удовольствие.

Гаврюша обиженно захлопала влажными ресницами, медленно поднялась и со вздохом взялась за дверную ручку.

Я засунула ноги в кроссовки и сказала:

– Я с вами.

Бабушка цокнула языком, но возражать не стала.

Глава 2. #Лев #Есенин #взрыв

Вообще-то мы с бабушкой были уверены, что исчезнувший сосед никуда не исчез, а кровь Гаврюша сама придумала. Мало ли, кто-то пролил в подъезде томатный сок или разбил арбуз, а богатое воображение «человека искусства» превратило это в кровавую драму.

Но красное пятно мы увидели собственными глазами, и не в подъезде, а на потолке в гостиной Гаврюши. И в квартире соседа стояла мертвая тишина, хотя мы с бабушкой по очереди трезвонили раз двадцать.

– Как дальше существовать? Как засыпать по ночам, когда только что видела этого безобидного, в сущности, юношу, а теперь где-то там, наверху, лежит его хладный труп… – бубнила Гаврюша, пока бабушка вызывала участкового.

Бабушка отмахивалась и пыталась объяснить стражам правопорядка, что их присутствие совершенно необходимо. Стражи, видимо, придерживались другого мнения, так что бабушке пришлось хорошенько рявкнуть:

– Или вы приезжаете на вызов, или я приезжаю в прокуратуру с заявлением на… Как ваша фамилия, напомните?

Ситуация была напряженной, но я не удержалась от смеха. Забавно, что бабушка говорила одинаково жестко и с ленивыми полицейскими, и со страдающей Гаврюшей. Как-то раз бабушка сказала: «Леся, жизнь не любит мямлей – не ной, а решай вопрос». В такие моменты я ее даже побаивалась: не бабушка, а маршал Жуков.

Но надо признать, что ее непоколебимая твердость работает почти без осечек. И Гаврюшу удалось вытащить на место происшествия, и участковый явился минут через семь.

Открывать дверь снова побежала я, потому что бабушка уговаривала Гаврюшу привести себя в порядок – хотя бы сменить халат на домашний цветастый балахон. На Гаврюшу подействовали только слова: «В конце концов, тебе придется общаться с мужчиной». Тут она, конечно, подорвалась.

Я повозилась с незнакомыми заедающими замками – Гаврюша не обращала внимания на такие мелочи, как бытовые неудобства – и распахнула дверь.

– Участковый уполномоченный лейтенант полиции Есенин!

Фразу выпалили скороговоркой, она как будто прилетела мне в лицо упругим мячиком. От неожиданности я тоже решила представиться:

– Ученица девятого класса средней общеобразовательной школы Полякова!

Лейтенант полиции Есенин – невысокий, крепкий, короткостриженый – вдруг широко и весело улыбнулся, словно был страшно рад меня видеть, и сказал:

– Ну привет, гражданка Полякова. Что случилось-то?

* * *

– Татьяна Игоревна, повторяю: у меня нет оснований вскрывать квартиру номер восемь.

Есенин обращался именно к бабушке, хотя речь шла о Гаврюшином соседе. По-моему, Есенин просто понял, что беседа с Гаврюшей смысла не имеет. Кроме того, она пару раз поджимала губы со словами: «Что может юный мальчик в таких обстоятельствах?», и это лейтенанту не понравилось. Еще меньше ему понравилось, что Гаврюша упорно называла его Сергеем Александровичем, а он был совсем наоборот – Александром Сергеевичем.

– Тогда почему же вы Есенин, а не Пушкин? – Гаврюша так изумилась, будто лейтенант Есенин сам себя так назвал еще в младенчестве и ради прикола смешал имена великих поэтов.

Сначала разговор проходил в квартире Гаврюши, потом мы перебрались на этаж выше – Есенин позвонил и в восьмую квартиру, и в соседнюю седьмую, но и там никто не открыл.

– Этих тоже хотите ломать? – Есенин кивнул на обитую темно-синей кожей дверь с металлической семеркой.

– Зачем? – уставилась на него Гаврюша. Кстати, она не только переоделась по бабушкиному совету, но и умудрилась подвести глаза.

– А они ж тоже не открывают, – громким шепотом произнес Есенин. – Может, и их убили?

– Товарищ лейтенант, воздержитесь от ехидства, – резко сказала бабушка. – Если не из уважения к возрасту, то хотя бы в силу того, что двум взволнованным женщинам не на кого рассчитывать, кроме представителя правоохранительных органов.

– Трем женщинам, – напомнила я о своем присутствии.

Бабушка спрятала улыбку:

– Тем более.

– Татьяна Игоревна, ну давайте вместе порассчитываем, – вздохнул Есенин. – Вы слышали звуки борьбы, стрельбы?

Борьба, стрельба. Чем Есенин не поэт?

– Не слышала, – ответила бабушка. – Наталья Гавриловна, полагаю, тоже.

– Во-о-от, – протянул Есенин. – Значит, убийство – только ваши предположения.

– Но он несколько дней не появляется! – возмутилась Гаврюша.

– Жилец не обязан уведомлять вас о своих перемещениях. Может, он на работе ночует. В отеле. У знакомых.

Как же по-свински устроен человек: полчаса назад я смотрела на бурый угол потолка, на трясущуюся Гаврюшу, на растерянную бабушку, и у меня пальцы леденели от ужаса. Сейчас лейтенант Есенин доступно объяснял, что ужасаться нечему, и я даже огорчилась. В отеле ночует – какая тоска. Нет, пусть этот таинственный сосед живет триста лет, конечно. Но мог бы ради приличия оказаться каким-нибудь незаконным торговцем антиквариатом.

– А как же кровь? – не сдавалась Гаврюша.

– Я извиняюсь, вы представляете, сколько крови должно вытечь из человека, чтобы протекло на нижний этаж? – Есенин окинул взглядом меня, бабушку и Гаврюшу. – Не, если нас с вами вместе зарезать, это еще куда ни шло.

– Мне дурно, – прошелестела Гаврюша и вцепилась в рукав бабушкиного пиджака.

– Единственное, что могу сделать – установить номер жильца и попробовать с ним связаться, – мирно продолжал Есенин.

– Как же, свяжетесь вы с ним! – Гаврюша быстро перешла из режима «мне дурно» в «щас я вам устрою». – Он там лежит, мертвый!

– Кто лежит мертвый? – раздался с лестницы испуганный голос.

Обернувшись, Гаврюша качнулась и ответила:

– Вы.

* * *

Гаврюшин сосед оказался точно таким, каким я его себе представляла. Тощий, бледный, нескладный, с настолько тонкими и светлыми волосами, что казалось, будто у него нет ресниц и бровей.

На Есенина он глядел боязливо, на бабушку тоже, на Гаврюшу с раздражением. Меня вообще не замечал, так что я могла его рассматривать безо всякого стеснения.

Сосед Гаврюши зачем-то сунул Есенину паспорт – тот пролистал странички и протянул:

– Вы не волнуйтесь, гражданин Нестеров Лев Андреевич, восьмидесятого года рождения. Просто соседи у вас хорошие, заволновались. Где Лев Андреевич, куда исчез?

Имя Лев подходило Гаврюшиному соседу примерно так же, как мне платье в рюшечках, которое я надевала еще на утренник в детском саду.

– Никуда я не исчезал, – замахал руками Лев Андреевич. – Я на даче был. На шашлыках.

– Да что ж вы делаете, – простонал Есенин, – я тоже, может, шашлыка хочу. И дача подходящая есть, всего десять километров от города. А вы далеко были?

– Ну-у-у, не очень, но, в принципе, прилично, – Лев Андреевич закашлялся. – Я не разбираюсь, молодой человек, меня друг возил туда и обратно.

– Минут двадцать ехали? – не отставал Есенин.

Лев Андреевич заморгал:

– Да. Нет. Я не помню, молодой человек, я спал всю дорогу.

– И хорошо, – улыбнулся Есенин и протянул Льву Андреевичу паспорт. – Извините за беспокойство.

Лев Андреевич шагнул к своей квартире, но миниатюрная Гаврюша решительно перегородила ему путь.

– Позвольте, товарищ лейтенант Есенин! Вы его просто так отпустите? А как же кровь?

– Так вот же ваш сосед, – Есенин для убедительности указал пальцем на испуганного белобрысого Льва. – Живой и невредимый, откуда кровь?

– Оттуда, – Гаврюша постучала кулачком по двери. – Я жестоко ошибалась: мой сосед – вовсе не жертва! Он преступник!

– Наташа, остановись, – тихо сказала бабушка.

– Ни за что, Таточка, – воинственно откликнулась Гаврюша. – Как же вы не понимаете? Он сбежал с места преступления! Это же очевидно: ровно после того, как этот человек якобы уехал на шашлыки, на моем потолке… Вы же сами видели!

Есенин озадаченно смотрел на Гаврюшу, бабушка ободряюще улыбалась Льву Андреевичу. Я старалась не отсвечивать – еще бы, такой экшен.

– Наташа, после – не значит вследствие того, – устало отозвалась бабушка, а я защелкала клавишами – такая мысль была достойна оказаться в заметках. – Хватит, пойдем.

– Вы хотите, чтобы я жила рядом с убийцей? – прошептала Гаврюша.

И тут унылый Лев одним прыжком преодолел расстояние до своей двери, резко отпер замок и, с нескрываемым раздражением глядя на Гаврюшу, сказал:

– Как же вы мне надоели – то убитый, то убийца, определились бы. Прошу.

Да, в номинации «самый неожиданный персонаж сериала “Гаврюшины фантазии”» Лев Андреевич однозначно лидировал.

– Заходите, все заходите, – Лев Андреевич скривил губы. – А то нехорошо как-то без свидетелей, да?

От миленького приглашения не отказалась даже бабушка, хотя ей все-таки было неловко. Она шепнула мне: «Не могу отпустить Наташу одну» и шагнула через порог.

Есенин с хозяином шли первыми, за ними, не отставая ни на миллиметр, следовала Гаврюша – она так вытягивала шею, что казалось, ее голова обгоняет туловище на полметра. Мы с бабушкой замыкали шествие. Лев Андреевич рывком открывал двери и комментировал:

– Ванная, туалет – без происшествий. Кухня – трупов не обнаружено. Спальня – пожалуйста, смотрите. Большая ком… Черт возьми, как это?!

Охнула Гаврюша, заржал Есенин. Я заглянула ему через плечо и увидела, что пол в комнате, которая находилась строго над Гаврюшиной гостиной, весь в засохших неприятно пахнущих лужицах и усыпан битым стеклом. Диван, стены, занавески – в потеках и брызгах.

– Забродило от жары и рвануло, – с необъяснимой радостью сообщил Есенин. Еще бы, не ему ведь мыть, чистить и оттирать. – Банок пять было?

– Шесть, – поправил Лев Андреевич.

Гаврюша непонимающе помотала головой:

– Чего шесть? Каких банок? Что рвануло? Здесь что, террористическое убежище?

Лев Андреевич бросил на нее равнодушный взгляд:

– Да. Группа особо опасных террористов осуществила покушение на шесть банок вишневого компота.

Глава 3. #настоящий_бро #Настя #мечты

Леша звонил мне пять раз. Это что-то на невозможном: понятно, мы здоровались в школе, пока он не ушел в колледж искусств, общались, когда я приходила к Насте в гости, создали на троих канал «Мемное агентство» – для обмена мемами, понятно. Но чтобы звонить! Пять раз!

Я отправляла ему шаблонное сообщение: «Занят, не могу говорить», но разве могло оно остановить упертого Настиного братца? Он в свое время достал даже математичку, которая отличалась на редкость скверным характером и два года клялась, что больше четверки он никогда не получит. А он получил пять в году, и это при том что математика его увлекала примерно так же, как Гаврюшу нейросети.

Из ее дома я уходила одна: бабушка осталась с Гаврюшей, которая снова билась в истерике. Теперь из-за того, что посмела «плохо думать о бедном мальчике Левушке».

Я набрала Лешу, как только вышла из подъезда, и он ответил после первого гудка:

– Неужели я слышу саму Лесю Полякову? Просто удивительно.

– Не душни, а? Вы офигеете, что расскажу. Тут Гаврюша чуть не разоблачила мафиозную группировку в лице соседа и…

– Это неважно, я звонил… – На мгновение повисла пауза. – Кого разоблачила?

– Мафиозную группировку, но не совсем, – с наслаждением проговорила я. Теперь, когда Гаврюшиной безопасности ничто не угрожало, а ее сосед оказался среднестатистическим безобидным человеком, я имела полное право держать интригу и слушать изумленные вздохи. Хорошо бы еще видеть приоткрытые от любопытства рты, но это уже роскошь.

– Ага, – Леша отвечал вообще не по моему сценарию. – Это отлично. То, что нужно. Заходи к нам.

Вообще-то я планировала прямо сегодня набросать черновик поста – жутко хотела рассказать историю Гаврюши в блоге. Кто знает, может, юмористический детектив сделает меня звездой? А тащиться в гости я так же жутко не хотела.

– Леш, давай завтра, а? – заныла я. – Уже вечер…

– Половина девятого.

– …Бабушка не знает, куда я пошла…

– Ты что, в семидесятые телепортировалась? Напишешь бабушке.

– …И что я делать у вас буду? Настя же просила в ближайшую пару дней ее не дергать.

Леша откашлялся:

– Да уже можно. Приходи.

Я даже не успела возмутиться и сказать что-нибудь вроде: «А давай ты не будешь за нее решать!», потому что Леша повесил трубку.

* * *

– Ты жива! – завопил Леша, как только я вышла из лифта. – Даже не верится!

– Ты долбанулся? – на всякий случай поинтересовалась я, но сильно не забеспокоилась. Леша обожал две вещи: троллить и троллировать. Так что, вполне возможно, он пытался произвести впечатление на жителей своего дома – так я думала.

– А тебя в перестрелке не ранили? А как ты в окно к ним влезла, расскажи? – Леша уже втащил меня в квартиру и, пока я разувалась, не переставал возмущаться: – Я и говорю: двадцать первый век шагает по планете, боты картины рисуют, квадрокоптеры пиццу доставляют. И что?

Он уставился на меня, как будто я знала ответ. Я и вопрос-то не поняла, честно говоря.

– И вот! – заметив, что я хочу что-то сказать, Леша скорчил зверскую рожу, почему-то кивнул в сторону Настиной комнаты и проорал: – Маленькую бедную девочку в тихом провинциальном городке чуть на ремни не порезали!

Магнитные бури, точно. Или ретроградный Меркурий. Или где-то поблизости есть секретная лаборатория, из которой произошла утечка веществ, влияющих на работу мозга. Иначе как объяснить, что Леша и Гаврюша в один день решили сойти с ума? Не думала, что когда-нибудь так скажу, но Гаврюша на Лешином фоне выглядела адекватнее – у нее хотя бы был веский повод для безумства.

– Ты не отстанешь, да? – послышался голос Насти.

Она стояла, прислонившись к двери своей комнаты, и мрачно смотрела на нас с Лешей.

– О, ты проснулась! – с преувеличенным восторгом воскликнул Леша. – Очень вовремя.

– Чтобы проснуться, надо сначала уснуть, а ты так орешь… – Настя махнула рукой. – Полякова, он тебя тоже достал?

Леша заявил, что такого неуважения к себе не потерпит, и единственное, что ему остается – идти ставить чайник. Мы с Настей остались вдвоем.

– Извини, – сказала я, – мы тебе готовиться мешаем? Просто Леша…

– Да можно уже не готовиться, – Настя криво улыбнулась. – Пролетела я, Полякова.

Я всегда теряюсь, когда нужно кого-то поддержать. То есть нет, я готова помочь, если от меня требуются реальные действия: ну, там, подскажи ответ на проверочной, помоги с уборкой перед приездом родителей, дай совет. А что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?

Настя мечтала о колледже информационных технологий и кибербезопасности полтора года – вот как он появился в нашем Раевске, так и стала мечтать. Но мечтала, как всегда, практично: решала задачки, которые раз в неделю публиковали на сайте колледжа, общалась в телеге со студентами – и с местными, и из Питера, а в июне успешно сдала экзамены. Оставались только два собеседования – техническое и общее.

«Пройдешь на изи», – говорил Леша, и все вокруг были с ним согласны. Настя по нашим меркам была почти знаменитостью: о, это та девочка, которая опоздала на контрольную на двадцать минут и написала ее лучше всех на параллели? А-а-а, это та Настя, которая сделала приложение-планировщик со школьным расписанием?

Что могло пойти не так? Но, видимо, что-то пошло. Слово «пролетела» сомнений не оставляло.

– Я просто ничего не смогла сказать, – Настя шмыгнула носом, но не заплакала. Я вообще не помню, когда она плакала, если исключить случай со сломанной рукой в третьем классе. – Ступор. Они говорят: давайте к теме модулей. А я сижу и думаю: модуль, модуль, модуль – на моду похоже. И все.

– А тесты? Ты же идеально прошла?

– Студентов принимают по совокупности баллов за вступительные испытания. Считай, Полякова: за экзамен двадцать из двадцати, за собеседование – ноль.

– А еще попытку? Может, у них есть какой-нибудь второй поток? – Я же говорила: не могу без действия. Хотя дураку ясно: если бы Настя могла, она бы использовала все возможности. – Слушай, это просто нечестно: то есть ты – мимо, а какой-то средненормальный чел, не выдающийся…

– Полякова, я тебя умоляю. Хватит, пожалуйста, мне Лешки хватает. Сначала пытался меня супом с ложечки кормить – что ты ржешь, я серьезно! Потом рассказал, как его дружбан сессию завалил, и ничего, стал нормальным человеком, торгует автозапчастями. А теперь из тебя жертву маньяка сделал, лишь бы меня растормошить. Он думает, я тупая?

– Он не думает, что ты настолько умная, – улыбнулась я. – Но насчет жертвы не врал, только маньяком была Гаврюша.

– Да ладно? – Настя округлила серо-зеленые глаза. – А я ее давно подозревала.

Хихикая, мы пошли на кухню – свистел чайник, и ему весело подсвистывал Леша, и я думала, что иногда можно что-то сделать, даже если ничего сделать нельзя. Например, заставить кого-то смеяться.

* * *

– Да как можно не запомнить, куда ты ездил? – Леша хлопнул себя по коленям. – Не, со мной тоже случается синдром Затупченко, но не до такой же степени.

Мой рассказ про приключения имени Гаврюши произвел на Настю с Лешей впечатление: они раз десять кричали: «Ну!», когда я делала театральные паузы. Воскрешение соседа было встречено хоровым: «Офигеть». А над леденящей душу картиной с разбитыми банками из-под компота мы ржали так, что Настя потом массировала щеки – свело.

– И потом, Саня бы его просто так расспрашивать не стал, – продолжил Леша.

Было странно слышать, что лейтенант Есенин для Леши – просто Саня, с которым они неоднократно играли в страйкбол. Хотя ничего удивительного: иногда мне казалось, что Леша хорошо знаком примерно с одной пятой частью населения Земли.

– Это профессиональная деформация, – хмыкнула Настя. – Врачи автоматически всех лечат, а твой Саня автоматически всех расспрашивает.

– Ни фига, – помотала головой я. – Сосед и правда о-о-очень не хотел рассказывать, куда катался.

– И что?

– В смысле? – в один голос возмутились мы с Лешей, стукнулись кулаками, и я спросила, уставившись на Настю: – Почему, по-твоему, нужно скрывать, на какой даче ты жрал шашлыки?

– Миллион причин.

– Хоть одну назови.

– Ну… – Настя размазывала клубничное варенье по стенкам прозрачной розетки. – Может, у него свидание было.

– Бро, а в чем проблема признаться, что у тебя свидание? – прищурился Леша. Он часто называл сестру «бро». Настя говорила, что это идиотизм, но ее взгляд теплел всякий раз, когда Леша так к ней обращался.

– Откуда я знаю? Может, его дама сердца замужем, вот он и не смеет выдавать паролиявки.

– Это вряд ли. Гаврюшин сосед – он такой… – я замолчала, подыскивая нужное слово.

– Тип беспозвоночные, отряд лошаровые? – подсказал Леша.

– Очень похоже, – закивала я. – С другой стороны, вы бы видели, как он вызверился, когда Гаврюша его обвинять стала.

Настя звякнула ложечкой по розетке:

– Вам скучно жить, да? Реалити-шоу появилось, первый сезон, первая серия? Даже если этот сосед наврал, не ел он шашлыков и не был на даче – какая разница? Его не убили? Он никого не убил? В его квартире все норм, только уборку сделать? Тогда что мы обсуждаем?

В кухне повисла тишина, стало отчетливо слышно, как за окном кто-то разговаривает на повышенных тонах.

– Как много вопросов, как мало ответов, – задумчиво проговорил Леша, и я не удержалась от смеха, а Настя с минуту смотрела то на него, то на меня, а потом сказала:

– Придурки. – И тоже улыбнулась.

…Мы расстались чуть ли не в двенадцать ночи – Леша с Настей, конечно, меня провожали, но бабушка все равно встретила нас на полпути и попросила, чтобы ребята обязательно написали, когда вернутся домой. Леша потребовал того же от нас с бабушкой.

Ночной летний город был свежим, в иссиня-черное небо хотелось нырнуть. И еще хотелось, чтобы дорога до дома была долгой-долгой – до рассвета.

– Леся, меня завтра почти весь день не будет – нужно объехать несколько магазинов, – сказала бабушка.

– Принял, понял, осознал, – откликнулась я. – Питаться нормально, фигней не страдать, дом не разрушать.

– Идеальный ребенок, выставочный образец! – расхохоталась бабушка и совершенно серьезно добавила: – Но я в тебе и не сомневаюсь. У меня просьба: бери домашний телефон, Наталья Гавриловна может звонить.

– Ну да, у нее же еще целых девять соседских квартир, – фыркнула я, – и все такие подозрительные.

– Если понадобится – зайди к ней, хорошо?

– Зачем?

– Затем, что нельзя оставлять такого тревожного человека в одиночестве после таких переживаний. – Бабушка сделала акцент на словах «такого» и «таких».

– Ба, это же замкнутый круг: Гавр… Наталья Гавриловна сама себя заводит на ровном месте, а потом еще сильнее заводится оттого, что завелась.

– Согласна, но это ничего не меняет. Она впечатлительная натура, артистическая, всю жизнь связана с театром…

– Ба, она с отделом кадров всю жизнь связана, – закатила глаза я. – Но про театр красиво рассказывает, кто бы спорил.

Бабушка замедлила шаг, достала из кармана пиджака ключи – мы были в паре метров от нашего подъезда – и негромко спросила:

– Леся, у тебя есть мечты?

Я с недоумением посмотрела на бабушку и тряхнула головой:

– Есть, конечно.

Бабушка приложила магнитный ключ к домофонному замку – раздался протяжный писк – и, не повышая голоса, сказала:

– А теперь представь, что тебе почти шестьдесят, и твои мечты не сбылись.

Bepul matn qismi tugad.