Kitobdan sitatalar «Сентябрьский декабрист»

С того самого дня общество стало для Чернова чем-то вроде горькой пилюли. Той самой прием, которой откладываешь на потом, и после которой наступает медленное мучительное выздоровление. Он никогда раньше, размышляя о французской революции как о чем-то ужасном, не думал о людях свершивших ее, как о преступниках. И теперь, после разговора с Рылеевым ему пришлось принять тот факт, что далеко не для всех они были неисправимыми романтиками и героями. Константин все же продолжал верить в необходимость реформ, его так же пьянили мысли о конституции и свободах, но только теперь эти слова начали обретать для него форму, а их значение в корне изменилось. Свободы становились невозможны без ответственности, а конституция – результатом огромного душевного и умственного труда всего народа, которую мало было просто принять, до нее необходимо было дорасти. Это горькое открытие заставило его помириться с Рылеевым. Он продолжил посещать собрания с еще большим усердием, однако стал меньше говорить и более слушать.