Kitobni o'qish: «Пламенный покров»

Shrift:

1

Ветер грубо толкал сзади, свирепо сдирал кожу наглейшим дьявольским морозом. Снег вязкой смолой цеплялся за ноги, лип на лицо влажными, трепещущими каплями. Пряная сырость неуютно душила, чёрное небо мрачно, с немой угрозой, крушилось обвалом суровых туч.

Погода не из приятных. Душа изрядно утомляется, измученная этим мерзким природным упадком… Если бы не маленький, терпеливо мерцающий в такой яростной буре, огонёк, мир бы содрогнулся и упал, бесчестно убитый бедствием.

Пламя даёт надежду.

Даглас шёл через порывы метели, бесовскими скачками таранящие ему грудь. Как бы он ни пытался запахнуться потеплее в истрёпанное замшевое пальто, холод просачивался через кожу сырыми струями, дряблым льдом схватывая горячие жилы, тряска разрывала спину в щепки.

– Очаровательно, не так ли? – сам с собой вслух угрюмо размышлял мужчина, выплёвывая беспардонно залетающие в рот снежинки. – Люблю зиму… как святую воду, твою мать.

Даглас сердито пнул снег под ногами и продолжил идти, со свистом выдыхая из носа прозрачный серый дымок и мелкие юркие искры.

Кругом на несколько километров мчался в буре сизый океан степи, град белыми всплесками замирал в трепетном ужасе и продолжал швыряться о землю.

– Шапку надеть надо было… – недовольно поджал губы скиталец, пытаясь с унизительной тщетностью соорудить на чёрных лохматых волосах что-то наподобие зонтика из ладоней. – Вот же я валенок, а… Дурак и уши холодные…

Нога неожиданно уткнулась во что-то мягкое, но совсем не похожее на снег, не рыхлое и мокрое.

Даглас осторожно опустился на корточки перед находкой, заинтригованно разглядывая покрытую коркой льда фигуру. Алой, потресканной от мороза, рукой со скрюченными заиндевевшими пальцами мужчина стряхнул слой снега с лежащего на боку, съёжившись, человека.

Девушка, на вид всего тринадцати лет, худенькая, с тонким коротким носом, обрызганным веснушками, диковато острыми чертами лица, коротко стриженными под сантиметр рыжими волосами. Одета совсем скудно – большая серая форма детской колонии не по размеру, босые ноги. В таком рванье немудрено замёрзнуть, кожа у бедняги совсем выцвела в тон повешенному мертвецу, но на длинной шее ещё виднелась настойчиво дрожащая венка.

– Живая… – уважительно поднял брови Даглас. Что-то внутри него скользко дёрнулось от изумления и трогательной радости, что такое с виду крохотное, безобразно немощное существо остервенело не подпускало смерть к себе, мол, перетопчешься.

Мужчина наскоро набросал в натруженно трещащей голове небольшой план и торопливо поднял девочку с земли, после чего усадил её боком к себе, накрыл полами пальто и слегка навис головой сверху, чтоб плечами прикрывать её от дико набрасывающегося снега.

Даглас аккуратно сдвинул щеколду, закрывающую широкую печную дверь под его рёбрами. Через забитые сажей щели пахнуло жарким маревом, и открытое пламя, мирно урча, пристроилось рядом с худым озябшим телом. Розовые брызги огня, похожие на беснующихся в хаосе мотыльков, невзначай касались града, и он исчезал красной шипящей вспышкой.

Даглас вяло отёр со лба липкую испарину. Изо рта у него резво вьющейся пеной вылетали дымные полосы пара.

В очередной раз нагреваться, как котёл паровоза, ему претило, но он проникновенно чувствовал, как тает зверски пожравший беднягу лёд, и робко пробивается сквозь него ослабшая живая душа. Импульсивный, чрезмерно встревоженный поступок неожиданно пробудил измученное умирающее дыхание девочки.

Он просто не мог оставить её погибать. Всю жизнь изнывать до беспамятства тем, что из-за губительной паранойи не спас брошенного в снегах человека, хотя мог, Даглас не собирался.

Озябшая девочка дремотно вздрогнула, бессознательно прижала руки к груди, не раскрывая запавших в тёмные ямы изнеможения глаз. Всё ещё понуро, надломленно спит, но сердце, почуявшее долгожданное, милостивое тепло, начало биться торопко, обеспокоенно.

– Вот так, – Даглас сердобольно улыбнулся и неторопливо поднял девочку на руки, с надсадным кряхтением и железным скрипом разогнувшись. Её голова сонно уткнулась мужчине в грудь, легла на вязаный белый свитер, нагретый маревом печного жара. Мужчина запер дверцу и спустил шерстяную водолазку, чтобы багровое пылающее нутро не продуло, и огненная бессовестная тварь не начала голодно жевать оттаявшей бедняге бок.

Даглас двинулся дальше через надрывный град, заботливо прикрыв плечи девушки полой пальто. Он понятия не имел, как долго ему ещё вышагивать до первого населённого пункта, единственное, что он осознал через пять минут бестолковой войны со стихией – что превратится в один большой синяк.

– За полчаса стать боксёрской грушей… Это мы можем… – Даглас посмотрел на прикорнувшую под его пальто девушку, бережно затаив дыхание, чтоб не опалить её лицо злокозненно ползущими изо рта горькими чёрными струями дыма. Что с ней делать дальше он не представлял, неистово терялся в туго спутанных, дремучих догадках, но ничего путного в голове не вспыхивало.

Верное решение само найдётся, когда Даглас добредёт до людей. Главное не потеряться в этой истерически ревущей и безобразно скачущей метели.

Маленький соседний городок беспорядочно попадал в снег, увязнув там под угрюмой тяжестью набитых сугробами крыш. Белизна, притоптанная копытами, сапогами и шинами, размазалась в рыхлую грязь, на которую прозрачными рябыми бликами ложились жёлтые квадраты из окон.

Фонари под козырьками трещали болезненным красноватым светом, снежная пыль беспорядочно мерцающей оравой вертелась в небе, раскидывая мутные ночные облака в издёрганные клочки. Расхлябанная мрачная бездна покрылась сумеречными синими разводами, природа окончательно пришла в себя.

Даглас учтиво постучал облезлыми сапогами, обратившимися в мокрую кожаную кашу, о порожек маленькой двухэтажной гостиницы. С виду заведение казалось единственным хоть чего-то стоящим местом в этом городке, даже побелка стен снаружи новая, опрятная.

– Проходите, не стойте в проходе, холодно же, – безучастно попенял гостю молодой человек за столом администрации, не отрывая огромных рыбьих глаз, украшенных толстыми линзами очков, от развёрнутой газеты.

Внутри скромно притулились в углу потёртые тканевые кресла и столик с облупившимся лаком, на полу разложен пёстрый, но уже давно серовато выцветший ворсовый ковёр, и самый его правый край доставал до широкой деревянной лестницы на второй этаж. Сбоку несколько одинаковых дверей вели в комнаты, и только номера на них выцарапаны разные.

Пахло солоноватой жареной рыбой и противно горьким лаком. Стойка, за которой расслабленно развалился на стуле администратор, матово сверкала новенькой краской и связкой покорёженных ключей.

– Я бы хотел комнату на ночь снять, – Даглас послушно запер за собой дверь, неуловимо возмутившись тому, что о свежем воздухе в этом помещении вообще забыли, сюда только с берёзовыми вениками и приходить. – И ещё… у вас где-то есть телефон?

Громкий, требовательный голос незнакомца заставил администратора отнять голову от увлекательного чтива и изобразить на одутловатом пухлом лице неподдельное внимание.

– Оплата сразу, ваша комната – четырнадцатая, а телефонная будка – за углом.

– Благодарю, – обрадованный, хотя и безбожно разбитый усталостью, мужчина уронил на стол горсть монет и любезно разглаженную ассигнацию. Потом покрепче перехватил плечи найдёныша и, взяв ключ, пошёл к лестнице.

Даглас старался не скрипеть половицами, чтоб не разбудить достаточно измотанную девушку. Со стороны выглядело так, будто он неловко идёт по капканам, отдёргивая ноги, прежде чем их стальные клыки схлопнутся у него на щиколотках.

Таким манером он дополз до четырнадцатой комнаты, настырно провернул ключ в заедающем замке и распахнул обшарпанную серую дверь.



Номер оказался совсем небольшим, всего шагов десять в длину, с одной низкой кроватью у окна, на которой валялся до безобразия жёсткий матрас, продавленным диваном и небольшим столиком слева от выхода. Над прискорбно заржавевшей кусками раковиной справа висела картина, один из тех бессмысленных пейзажей, которые повторялись уже сотни раз, бездушные и блёклые.


Противные запахи до второго этажа едва ли пробивались, из приоткрытой форточки веяло сладкой морозной сыростью. Хорошее место для ночлега, но неуютно прохладное, словно капризно водящее стеклом по оголённым нервам.


– Лежи, грейся, – Даглас положил девушку на кровать и накинул сверху помятый плед, сложенный в вещевом шкафу. После чего подошёл к настольному фонарику, одиноко стоящему на трёхногом стуле, вылил оттуда масло в пепельницу и поджёг фитиль из нитки своей кофты. Гореть долго лампадка не сможет, но хотя бы немного отопит комнату, пламя топки у мужчины горит гораздо пышнее и ярче обычного.


Довольный своим изобретением мужчина в обессиленном дурмане оглянулся на спасённую беглянку, сжавшуюся под одеялом в нервно вздрагивающий комочек, и вышел.


Телефонная будка и правда стояла за углом здания, разбухшая от обильного снега, без стёкол и даже с выбитой дверью. Видимо, очереди позвонить тут откровенно бешенные.


Даглас выскреб из кармана мелочь и пропихнул монету внутрь в мясо изрубленной щели, после чего несколько раз дёрнул номеронабиратель и поднёс к уху трубку, липкую от разросшегося по ней инея.


– Привет, Нона, – жизнерадостно выдохнул в микрофон мужчина, истошно благодаря судьбу за то, что наконец добрался до пункта связи. С обратной стороны что-то недоверчиво хрипнуло и раздался изумлённый знакомый голос.


– Не переживай, это я, Даг, – торопливо продолжил путник, отгоняя надоедливые струи дыма изо рта, как стаю комаров. – Подожди, дай сказать! Да, в гостинице, в Нижнем… – Дагласа опять нетерпеливо перебили, но он снисходительно продолжал, кропотливо чеканя каждое слово.


– Да, всё хорошо, но это не самое главное, я по дороге девочку нашёл. Из колонии. С собой взял, – от последовавшей за этим ожидаемой истерики мужчина отнял трубку от уха и досадливо сморщился. – Не кричи, пожалуйста. Я всё понял.


Без продыху стальным грузным шаром перекатывая в голове дырявые мысли, Даглас, наконец, придумал, что ему дальше делать; на нём эта восхитительная идея отразилась так ярко, что искры пламени внутри яростно защёлкали, а на седые виски влажной гурьбой скатились капельки пота. Он задорно улыбнулся и зажмурился от блаженного чувства победы, прислонившись вязко пылающим лбом о прохладную стенку телефонной коробки.


– Хорошо, спасибо. Скоро приеду, жди, – от радостного возбуждения Даглас нежно прижал трубку к щеке. Строгая фраза, сказанная вдогонку до прощания, спустила на его раскрасневшееся лицо едва видную тень шутливого раздражения. – Да поем я, поем, ну что ты пристала ко мне?.. До связи.


Даглас положил приёмник на рычаг и целеустремлённо вышел, направляясь к двери гостиницы.


Глаза глухо резануло бледным алым светом, а липкие громоздкие веки нехотя поддались на огрубевшие мольбы очнуться…


Перед девушкой из пульсирующего мрака возникла комната, скромная, чистая, тёплая до приятных мурашек по спине.


Память презрительно не отзывалась, вязким мракобесием стекая по стенам воспалённого вялого сознания. Кто принёс её сюда?


Бедняга слегка подняла голову, настороженно подтянув к подбородку щекочущий вязаный плед.


Напротив неё за столом стоял мужчина лет тридцати, высокий, широкоплечий, в сером замшевом пальто. Вытянутое, скуластое лицо казалось прозрачным, как осколки стекла, из-за нездоровой бледности. У незнакомца сразу примечались прямой и острый длинный нос, густые брови и широко распахнутые глаза пыльного, латунного оттенка. Он казался порядком потрёпанным и осунувшимся, истощённо опирался одной жилистой рукой о спинку стула, запустив вторую в зачёсанные назад волосы цвета густой сажи с лёгкой сединой на висках.


Мужчина о чём-то с неуютной загнанностью думал, но, как только заметил шевеление со стороны кровати, оторвал исступлённый взгляд от пола.


– Потеряшка! – нелепое прозвище оставило противный яростный отзвук в голове, и девушка подозрительно нахмурилась, вкрадчивый голос незнакомца её пугал до ошалелой паники. – Рад, что ты проснулась. Как себя чувствуешь?


– Вы кто? – дурная до удушливого помутнения мысль, что её поймали и сдадут обратно, в прогнившую колонию, где её радушно казнят, озверело разодрало её кожу ядовитым ознобом.


Окно… Прямо за спиной, она успеет сбежать!


Девушка встала во весь рост на кровати и резко, припадочно дрожащими руками, дёрнула на себя створку окна, распахивая его и впуская внутрь прогорклый мокрый воздух.


Сердце давило на горло осатанелым хрипящим пульсом, в ушах плескался грозно рокочущий шум. Вот-вот внутрь бешено вломится участковый, стоит только чужаку призывно свистнуть…


– Слушай, давай просто сядем и поговорим, прежде чем ты навернёшься? – не ожидавший такого опасного поворота мужчина в запале недоумения раскинул руки в стороны, с неловкой просьбой смотря на беглянку. – Это второй этаж, прошу заметить.


– Крыса поганая! – на взводе рявкнула изломанная страхом девушка, резво вылезая на карниз. С победным и злобным возбуждением обернулась и оскалилась: – Выкуси!


Она скользнула по трубе вниз, грубо отбив себе пятки и оцарапав ощерившимся инеем руки, и отвратно деревянные, размякшие ноги потащили её трусцой прочь.


Даглас возмущённо оцепенел на секунду, череп смялся, давимый безыдейной пустотой, но мужчина уже машинально мчался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, грациозно, как напуганный лось.


Далеко убежать девушка не успела, её красные истресканные ноги скользили по обледеневшей булыжной дороге. Даглас лишь раздосадованно потёр переносицу и широкими шагами нагнал её, ловко схватив за руку.


Бедняга панически дёрнулась, в глаза губительно выстрелило мраком, рваная судорога перебила ей рёбра и изрешетила позвоночник, земля летела из-под ног с чудовищной скоростью.


Девочка обернулась и, в похоронной надежде, одурело треснула мужчину по груди.


«Дрын-н!» – рассерженно гавкнула металлическим лязгом грудная клетка.


– Не ушиблась? – огорошенный таким наглым нападением, простецки поинтересовался Даглас, с бережным тщанием рассматривая красные казанки на кулачке девушки.


Рыжей показалось, что улицу тряхнуло беспощадным катаклизмом, и светомузыка яростно вскрыла ей череп, вспорола больной мозг и сжала его в полумёртвом ужасе.


Железные люди… Чудовища, гнилые твари, выползшие из бесчеловечного хаоса бездны, озверело пожирающие плоть и душу… Каждый вечер напуганные до исступления дети ложились спать, зная, что если они не сомкнут глаз, придёт из теней огненный дьявол и разорвёт им стальными зубами грудь, кровожадно проглотит сердце и сожжёт его в истошно ревущем, пылающем нутре…


Вот так она и умрёт…


Девушка нервно встряхнулась, смахивая с помрачённого взгляда кошмарное наваждение, и в надрывном чувстве безысходности глубоко набрала воздух в кипящие лихорадочным жаром лёгкие, чтоб закричать…


Даглас внезапно дёрнул её к себе спиной, строго прикрыл её рот рукой, а второй осторожно прижал её за талию к печной двери.


– Если закричишь, достанется обоим, – бдительно расчленяя взглядом сизую глубину улицы, настойчиво и примирительно предупредил Даглас, понемногу ослабляя хватку. Для этого он опустил голову ниже, к веснушчатому уху девочки, касаясь его душным, искристо полыхающим дыханием.


Услышав неожиданно мирный тон и ощутив на себе деликатное, совершенно не хищное, прикосновение, девушка перестала вырываться. Железный голем до сих пор отвратительно пугал её, восставая из трухи сознания чудовищными тенями, но, если бы он хотел её сожрать, сделал бы это, с треском выломав рёбра у неё из спины…


– Не кричу, – послушно шепнула беглянка в руку мужчине, с недоверчивым любопытством подняв голубые глаза вверх, на его лицо. Если незнакомец не собирается ни есть её, ни сдавать законникам, тогда что же?


– Вот и хорошо… – Даглас чуть не взмолился, воздев руки, неимоверно радостный, что обошлось без жертв. Он отпустил найдёныша и протянул ей руку. – Идём, снаружи холодно. А ты босая.


Девочка подозрительно оглядела ладонь в потрёпанной тканевой перчатке и, многозначительно обогнув печника, пошла обратно в гостиницу, шлёпая босыми пятками по бурому снегу. Она всё ещё в мятежном смятении не понимала, зачем её подобрали и что будут с ней делать дальше, и приятельски здороваться с монстром воротило до тошноты.


Даглас безропотно принял оборонную позицию девушки и пошёл за ней шаг в шаг внутрь. Он ввёл в больную привычку такое диковатое обращение к себе, и старался не суетиться попусту, выискивая очевидную причину.


Они вернулись в комнату, миновав увлечённого журналом постояльцев администратора. Девушка плюхнулась обратно на кровать, подобрав розовые припухшие ноги и грея их о простынь, Даглас, протяжно скрипнув корпусом, опустился на стул напротив.


– Начнём с меня, – мужчина вежливо откашлялся в кулак и дружелюбно, даже с зажатым возбуждением, какое невзначай появляется от завзятого интереса, начал: – Я печник, Даглас Панневер, можно просто Даг. Я топал из города в город и увидал тебя в поле, в снегу. Принёс сюда.


Даглас проглотил подползающий к горлу язвенно горький дым и, рассерженно прикрыв глаза, изъеденные в пульсирующую боль грязным паром, буднично добавил, честно и даже немного угловато:


– Не хотел, чтоб ты вот так замёрзла.


– Лойс… – слова незнакомца что-то разбили внутри, что-то мерзостно холодное, бетонное. Оно пошло вероломными трещинами, и робкое мягкое и беззащитное чувство, уничтоженное одиночеством и брошенностью, начало выползать наружу. Ему не всё равно?.. – Просто Лойс.


Голос слегка скользнул на слезах, но глаза Лойс по-прежнему не поднимала и смотрела в ноги равнодушно, безумная прозрачная тень изгнала озорной детский блеск из её зрачков, и они превратились в матовое отражение бесконечно умирающей действительности.


Она всё ещё не могла поверить в то, что так необычайно ласково коснулось её ушей и заставило бесшумно ликовать заброшенное сознание, где ещё сохранилась та погибающая часть её, не смирившаяся с мыслью о том, что девушка всего лишь бесполезная падаль, потасканная воронами.


Её спасли… просто так?..


– Расскажи, откуда ты, – Даг заинтригованно подпер кулаком подбородок, чуть согнувшись и поставив локоть на протёртое колено, но его глаза неотрывно освещали девушку тёплым янтарным пламенем. Покинутая девочка вызывала целый буран нескромных вопросов, и брать её с собой, не представляя, кто она и за что попала на срок, не стоило.


– По мне будто не видно, – негодующе фыркнула Лойс, злобно дёрнув на себе надоевшую тюремную рубашку. – Сбежала из колонии.


Так как Даг продолжал молча внимать, выжидательно подняв брови, что, мягко сказать, начинало гадко подбешивать, беглянка продолжила с грубоватой неохотой:


– Я выросла в приюте. Меня никто к себе не забирал, говорили, что я буйная. Много они понимают… – Лойс замолкла, будто её что-то паскудно придушило. Она выгоняла с позором и изломанной тоской все мысли о том, что она ущербная, порочная. Её поступки и бешеный характер зловеще пугали, и не только людей вокруг… Едва ли это возможно подавить, как беспечные внешние чувства. Это гнусная тварь, неудержимая ни стальными клетками, ни цепями, паршивый гнев, безысходно пропитавший слабое тело.


Девушка в очередной раз пришибла эту жалкую потерянность и продолжила, всё ещё недоверчиво косясь на мужчину, хотя она уже безмятежно отпустила напрасную панику жертвы и куска мяса:


– Я подралась с одной чушкой в столовой и ткнула ему вилкой в глаз. Но я чёт глубоко запихала, он так головой в картошке и умер, – Лойс понуро ухмыльнулась, понимая, что ничего смешного в этой страшной трагедии нет, хотя тогда, в ошалелом состоянии аффекта, она не соображала, что натворила, и даже победно смеялась над трупом… В голове нарастал бред стыда, но лукаво щекочущее чувство внутри, что тот парень это заслужил своими оскорбительными насмешками и побоями, всё же смягчило грусть. – Ну, и сослали в колонию, в одиночку.


– Тю-ю-ю, шифер мне в топку… – озабоченно протянул Даглас, удручённо поражённый дурной судьбой совсем юной потеряшки. Он поджал губы, вновь тщательно обмозговывая свой хлипкий порывистый план, но из дебрей угрюмой задумчивости его вывел тихий неловкий вопрос со стороны Лойс:


– Даг, ты же демон?


– Есть такое, – буднично кивнул Даглас, заложив ногу на ногу и с глухим треском выпрямившись. О его реальном происхождении знала только его близкая подруга, Нона, и раскрывать эту тайну новому человеку оказалось настолько несуразно, что внутри него словно что-то споткнулось и упало каменным обвалом в ноги.


– А почему тогда… – Лойс хрипнула, заискивающе обрубив вопрос. На её веснушчатом лице отразилось беглое недоумение, а в голове все варианты возможного ответа просто нахально истончали и осыпались пеплом, щекочущим виски. Внутри прокатилась склизким прохладным валом судорога неудержимого интереса… Голодные чудища обычно пожирают всё живое, как говорилось в страшилках и исторических сводках, но разве это не так?


– Я слишком сердобольный, ничего не могу с собой поделать, – со стыдливой усмешкой сокрушённо развёл руками Даг, едва ли ценивший свою порой смертельно невыносимую эмоциональность, и поспешно добавил: – Но людей я не ем из принципа, не переживай.


Лойс позволила себе спокойно отдышаться, испытав пока помятую, но благодушную радость. Встревоженное недоверие всё ещё пытливо царапало ей грудь, вызывая отчуждение, как хлёсткую вспышку паралитического страха в голове. Но то, что демон по совести не собирается проглотить её сердце, даже восторгало.


– Нам с тобой идти особо некуда, поэтому предлагаю проехаться до моей подруги в соседний город, – не обнадёживая себя, обратился к девушке Даглас. Он понимал, что страстное желание помочь потерянной безродной отщепенке… может для него плохо закончиться и план развалится, как голые сваи в бурю, но… Если он не возьмёт её с собой или она откажется, то куда потом сможет податься? Только на казнь за попытку защититься, за гибельную случайность. – Думаю, она будет не против тебя приютить.


– Злую рыжуху? – самоиронично вскинула выцветшие брови девушка, пока в её глазах обречённой тенью расцветал скепсис. Она давно зверски убила и расчленила в себе и так хилую веру в то, что будет нужна кому-то такая грязная и опасная. И слова Дага казались ей нелепой вульгарной шуткой.


Жизнь едва дала Дагласу второй шанс, и Лойс нуждалась в нём же неоспоримо. Смерть не всегда венец трагедии, приходится импровизировать.


– Злую рыжуху, – убеждённо подтвердил печник, кивнув с отзывчивым снисхождением. Он ещё не представлял, насколько девочка может быть пропащей, но заднюю давать не стал, жёстко обругав себя в мыслях излишне огорчёнными словами.


Их знакомство ведь только началось.

2

Настенные круглые часы с выпуклым пыльным циферблатом напряжённо щёлкнули, показывая восемь часов утра. Небо неряшливо размывалось прозрачной белизной, заливающей болезненным рыжим светом растрёпанные синие облака, влажно налипшие на опьянённую неподвижным туманом высь.


Снизу беспорядочно грохотало оживление, ещё рассерженно сонное, неумытое, но от чего-то беспричинно родное, притягательное. Люди проворно вставали пораньше, чтобы успеть на завтрак в столовую.


Услышав внизу голодную возню, Лойс подняла на Дага бойкий заинтересованный взгляд. Запросто угадав неловко утаённый вопрос, печник, задорно улыбнувшись, искушающе предложил в полголоса, чуть наклонившись к девушке, и его глаза блеснули поразительно ярким, словно два старых красных прожектора, огнём:


– Пойдём похаваем?


Лойс обескураженно фыркнула, не привычная к таким несолидным фразам со стороны взрослых, обычно нарочито серьёзных, людей. Звучало так неприлично, что даже патологически нравилось.


Девушка и не помнила, когда в последний раз ела хоть что-то, не напоминающее мох или траву, хотя её изнурённое кровожадным морозом и беспокойной дрожью тело давно приняло суровую участь вынужденного голода.


С другой стороны… От бессилия назойливо гудит голова, будто вместо черепной коробки на шею насадили пчелиный улей, ноги, как расхлябанные тряпки, и позвоночник сводит в воспалённую дугу…


Это гораздо выше поневоле вбитых в голову, словно шурупы молотком, самодурства и надменности.


– Идём, – охотно согласилась девушка, слишком уставшая уродливо выделываться перед незнакомым человеком. Впервые за эту утомительную бесконечность к ней относятся по-доброму, и на это нельзя не ответить, даже скупо переломив страх и гордость.


Даглас встал, торжественно достал из шкафа примятый серый халат и протянул девушке. Печник сам себе не мог объяснить, что испытывает… счастливое возбуждение от того, что смог хотя бы ничтожную малость расположить к себе одичавшую девочку, или судорожную растерянность от расползающихся зловонной плесенью мыслей, как поступать дальше в общении с новым для него лицом.


Но сам план виделся коротким до безобразия. Без проблем доехать до Ноны, дабы она приютила у себя несправедливо осуждённого на казнь сиротливого ребёнка.


Даг терпеть не мог думать наперёд, и внутреннее чувство благодатного принятия посоветовало ему импровизировать.


Лойс взяла гигантский, пропахший сухой деревянной темнотой, халат и надела его сверху на робу, полы вытягивались до самых её пят.


Они дружно спустились из номера вниз, в дверь под лестницей, которая вела в столовую.


Зал напоминал больничную операционную своими белыми стенами и уныло продирающимся через прозрачный тюль светом из окон. Длинные лампы сверху к утру не горели, зеленоватый линолеум скользил под ногами, опущенный в таинственную полутьму. Воздух застоялся, как липкое подтаявшее масло, и в нём застряли, трепыхаясь, невесомые запахи кипящего молока, овсянки и приторно сладкого листового чая.


За квадратными белыми столами кое-где редкими кучками расположились постояльцы, одновременно ели и важно, неторопливо журчали сиплыми утренними голосами.


Лойс и Даглас наскоро заняли свободные места в углу, дальше от суеты, на деревянной столешнице уже стояли чуть подстывшие тарелки с кашей и стаканы с чаем, стеклянные края слегка запотели и покрылись мелкими капельками.


Девушка глубоко вдохнула мокрый запах пресноватой овсянки в радостном трепете. Так оскорбительно странно, что это не мерещится, не достойна она этого тепла, спокойствия, этой очаровательной каши…


Лойс притронулась к ложке, дотошно убедившись, что это всё настоящее, и принялась за еду так осторожно, словно набирала из тарелки не кашу, а расплавленное железо.


Несмотря на то, что беглянка катастрофически терялась в догадках, к чему затевалось всё её спасение, она чистосердечно благодарила Дага где-то в завёрнутых в дремучий в туман жизнерадостных мыслях. Так или иначе, он не дал ей погибнуть там, в снегу, и ей стоит отплатить ему хотя бы признанием.


Даглас смотрел на маленького найдёныша с таким бойким участием, будто без него под ней провалится пол, и она упадёт в чистилище. Конечно, ситуация не заслуживала такого титанического волнения, но справиться с паническими нападками из головы у печника получалось через пень-колоду.


– А ты есть не будешь? – озадаченно спросила Лойс, с безучастной досадой провожая глазами слетающий с соседней тарелки пар. Впрочем, она подозревала, каким будет ответ.


– Я такое не ем. Да и смысла нет, сгорает быстро, – рассудительно развёл руками Даглас. Голод заставлял его сердце недовольно тарахтеть, болезненно плюясь мокрым дымом, но дров он поблизости не нашёл, что вызывало в голове разочарованную, свирепую мигрень. – Да и… Поверь мне, забрасывать овсянку в топку на глазах у честного народа немножко некультурно.


Лойс застыла, поднеся ложку к губам, словно её окунули в головой в битый лёд. А ведь правда, и чего она так сглупила. Девушка слизнула кашу с чумички и дубовато произнесла:


– Я об этом не подумала.


– Хотя чай вкусно пахнет. Хлебну стаканчик, – Даглас со смаком втянул носом ароматный вихрастый дым, лениво плывущий от стакана к потолку. Побаловать себя стоило, да и совесть пагубно изжевала душу – не может же он совсем не послушаться заботливого наставления Ноны.


– А разве огонь не потухнет? – обескураженно возразила девушка, переведя пытливый взгляд вниз, где под столом пряталась печка во второй половине тела мужчины.


– От чая?.. С какого перепуга. Есть, понимаешь ли, вода чайная, а есть святая, – наставительным тоном пояснил печник, эмоционально взмахивая рукой, словно дирижёр. Хотя при этом лицо у него выражало крайнюю серьёзность, от которой даже свет испуганно шарахнулся, бросив мрачные тени в глазах Дагласа. – Это вещи разные.


Что угодно мужчина мог скрыть за искренним добродушием, но только не темы смерти. Любое слово о разрушении жизни повергало его в спутанный шок, крошило в пепел тело ненавистными приступами воспоминаний.


Он не хотел делиться этим нечеловеческим ужасом с девочкой, пусть даже ненароком, но ей стоит знать хотя бы малую часть этого изведённого годами сокровенного. А остальное не играет роли. Оно останется внутри него, задушенное в цепях, приваренное к стене скобами, немое. Так гораздо лучше.


– А женщина, к которой ты меня повезёшь… Она кто? – любопытно наклонила голову Лойс, всё ещё не решаясь начистоту смотреть мужчине в глаза. Её выцветший взгляд блуждал по остаткам каши, которые она увлечённо соскребала ложкой.


– Полевой врач, – ответил Даглас, поставив локоть на стол и оперевшись щекой о кулак. Он чутко улыбнулся, благосклонно располагая девушку к своим словам, хотя в подруге положительно не сомневался. – Мы с ней знакомы с детства. Уверен, она тебе понравится.


– Её не смущает, что ты демон? – косо воззрилась на печника Лойс, осудительно словив лицемерный подвох. Дружить с нечистью с её малограмотной точки зрения могли только безнадёжные психи и юродивые-идолопоклонники, которых даже иерарх опасался.


– Я бы сказал, она единственная, кого это не пугает, – отрадно ухмыльнулся Даглас. Он бы ни на что в этом грёбаном мире не променял того единственного человека, который не впадает в истеричное смятение при виде его бурно горящего нутра.


Лойс подняла голову и впервые с ярым отрицанием заглянула Дагласу напрямую в глаза, всего на жалкое стыдливое мгновение, чтобы снова угрюмо отвести обожжённые зрачки в сторону. Её невыносимо воротило от лицемерия, но в её чувствах металась лишь половина правды. Глухой страх и непритворный интерес вцепились друг в друга намертво спаяными кусками стали, и что из этого с потрохами поглотит другое решала только запоздалая оробелая благодарность.


– Я тоже не боюсь, – бойко возразила беглянка, смятенно изучая прожилки в столе. Сторона выбрана, идти на попятную поздно. Но посмотреть, что будет дальше, имея только пришибленную надежду, всё равно неистово подмывает.