Kitobni o'qish: «Политика США на Ближнем Востоке в 1958–1975 гг.»

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования

«Московский педагогический государственный университет»

Рецензенты:

Д. В. Лисейцев, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

М. Ю. Золотухин, доктор исторических наук, профессор кафедры новой и новейшей истории МИГУ

Введение

Внешнеполитический курс Соединенных Штатов Америки на сегодняшний день и его изучение в исторической ретроспективе – в рамках попыток осмысления и теоретизации международных отношений вообще – приобретают сейчас большое значение в связи с целым рядом процессов и явлений, происходящих в мире и не вписывающихся в имеющиеся социологические, экономические и политологические теории. За последние годы как у нас, так и за рубежом появилось великое множество теорий международных отношений, пытающихся объяснить процессы мирового масштаба, волнующие все здравомыслящее человечество, – национальные конфликты, войны, изощренный неоколониализм («дьявольский насос» по Н. Н. Моисееву), небывалых размеров терроризм – это лишь общий перечень явлений, потрясающих мир в наши дни. Безусловно, одной из основных причин такой «теоретической встряски» явились крах и развал социализма и СССР и вступление России в неравновесное состояние. Разумеется, что события такого мирового масштаба не могли не повлиять на сами всемирные процессы: за последние годы произошли существенные изменения в распределении сил на мировой арене. США стали лидирующей державой мира (безусловно с порой успешными и усиливающимися попытками других стран оспорить это первенство). На протяжении 70 лет налицо было нарастающее соперничество социализма и капитализма, которое в послевоенные годы переросло в ярко выраженный биполярный антагонизм. Фактически все аспекты международных отношений рассматривались именно через призму этого соперничества. В том числе и такой важный регион, как Ближний Восток.

Еще в конце прошлого века соперничество СССР – США стояло во главе угла и во многом определяло ориентацию стран этого региона. Более того, именно это соперничество рассматривалось в качестве движущей силы поведения двух держав. Однако, с развалом СССР ситуация изменилась. Во-первых, о чем уже говорилось ранее, США стали действительно самой мощной державой мира после отхода главного конкурента на задний план. А во-вторых, несмотря на то что Россия далеко не в той степени, как раньше, претендует на влияние в рассматриваемом регионе (да и тот интерес к региону возродился относительно недавно), «жизненные интересы» и «границы национальной безопасности» Соединенных Штатов не уменьшаются, а сохраняются и раздвигаются с той же завидной геометрической прогрессией.

Доктрина «американского мирового лидерства» возникла не на пустом месте. Вера в божественное предначертание Америки, в то, что страна избрана Богом, отразилась в речах не только американских государственных и политических деятелей – Т. Джефферсона¹, А. Линкольна², Д. Кеннеди³, Р. Рейгана⁴, Дж. Буша-младшего⁵, Б. Обамы⁶ и многих других, но и в психологии каждого отдельного индивидуума и в общественном сознании в целом. Уверенность в том, что Америка управляется Божественным провидением, заставляет американцев думать, что стремление к мировому лидерству – это процесс естественный, вытекающий из теории «американской исключительности». Ведущий специалист по американской истории В. В. Согрин не без иронии заключает, что американский империализм основан на ценностях демократии⁷.

Материальные основания для стратегии мирового лидерства имеют, разумеется, не божественное начало, а лежат в стремлении обладать неограниченными рынками сбыта, источниками сырья, демографическими ресурсами, сферами приложения капитала.

США – это страна-«везунчик». Отдаленность от Старого Света, наличие естественных границ с соседними государствами, кроме Мексики⁸, прекрасная климатическая среда, фактически сразу приобретенная возможность «качать блага» южноамериканского континента, и даже отсутствие средневековья в плане ненужности преодолевать феодализм со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Очень верно отметил М. Л. Вишневский, что становление доктрины «американского мирового лидерства» проходило «практически беспрепятственно со стороны других субъектов международного права»⁹. Географический фактор в данном случае сыграл двоякую роль. С одной стороны, удаленность США от Старого Света являлась естественной трудностью ведения с ними военных действий. С другой стороны, эта удаленность до поры до времени воспринималась Старым Светом как периферийность. Американская война за независимость была для Англии войной за колонию, и даже после этой войны Старый Свет воспринимал США как периферию, до поры до времени, конечно. Но это время как раз позволило американцам укрепиться на своем континенте, потом на своем полушарии, ну а уж затем и заявить о своем глобальном лидерстве.

Одним из важнейших факторов, сыгравших роль в американском «завоевании мира», является их глубокая убежденность в том, что только они способны установить «мир», «порядок». «Творцы американской политики – будь они республиканцами или демократами, консерваторами или либералами – имели совершенно четкое представление о том, как должен быть устроен мир, как им следует управлять, какие ценности при этом нужно защищать, какова основная цель всей этой деятельности и какие нормы должны быть привиты другим странам и народам по всему миру»¹⁰. По мнению 36. Бжезинского, «американское могущество… является сегодня высшей гарантией глобальной стабильности»¹¹.

Для завоевания мира, по Шлессинджеру, США хорошо оснащены «всеми имперскими атрибутами: войсками, кораблями, самолетами, базами, проконсулами, местными коллаборационистами», современная американская империя «охватывает все уголки этой несчастной планеты»¹².

В ноябре 1999 г. Комиссия советников в области американского присутствия за рубежом, сформированная по распоряжению госсекретаря М. Олбрайт, подготовила доклад, в котором ставился вопрос о повышении эффективности работы Госдепартамента в условиях осуществления доктрины «американского мирового лидерства». В докладе констатировалось, что только «глобальное присутствие» США за рубежом придаст наибольшую эффективность американской внешней политике¹³.

Соединенные Штаты при проведении в жизнь своей доктрины сталкиваются с таким неприятным для них явлением, как антипатия к США, в частности, в мусульманском мире¹⁴. Еще во времена Р. Рейгана была оформлена «Программа публичной дипломатии», нацеленная на повышение престижа США в других странах мира. Эта программа получила дополнительный толчок после событий 11 сентября 2011 г. В этой программе предусматриваются обычные для публичной дипломатии меры, на которые были выделены немалые деньги, а также пропаганда американских «демократических ценностей». Любопытно также, что были выделены специальные фонды для финансирования периодических опросов общественного мнения в целях своевременного выявление антиамериканских настроений, а также недовольства, связанного с рекомендованными США и Международным валютным фондом демократическими и экономическими преобразованиями¹⁵.

В апреле 2002 г. «Программе публичной дипломатии» был предан легитимный характер: был принят законопроект о содействии свободе.

Была реабилитирована программа «корпуса мира», дополненная в 2003 г. предложенным законом о выделении средств на осуществление программы «Вызов тысячелетия», предусматривавшей увеличение экономической помощи странам, соответствующим американским стандартам «хорошего управления»¹⁶.

Доктрина «американского мирового лидерства» осуществляется и многочисленными общественными и неправительственными организациями, большую роль среди которых играют профсоюзы. Администрация Буша-младшего создала «Фонд развития прав человека и демократии», который финансирует совместно с Американской федерацией труда – Конгрессом производственных профсоюзов (АФТ-КПП) программы развития профсоюзного движения в африканских странах¹⁷.

Внимание США к Ближневосточному региону закономерно. Сам ближневосточный регион приобретает все большее значение в современном мире. В частности, постоянные войны, угроза исламского фундаментализма, сохраняющаяся важность района как нефтеносного, неослабевающее напряжение между Израилем и арабами, международный терроризм, высокая вероятность конфликтов и возможная их интернационализация, и как следствие этого – постоянное внимание Соединенных Штатов к этому региону.

Углеводородные ресурсы мира не только конечны, но и весьма ограничены. Разведанных запасов нефти в мире в размере 1208,2 млрд баррелей хватает на 41 год. Запасы природного газа составляют 181,36 трлн м³, которых хватает на 65 лет. При этом наблюдается рост потребления: в 2005 г. потребление нефти выросло на 1,3 % (для сравнения в 2004 г. – на 3,6 %), или на 1 млн баррелей в день; потребление газа – на 2,3 %, или на 55 млрд м³¹⁸. На альтернативные источники нефти и газа пока не приходится рассчитывать, поэтому, по всей видимости, первая половина XXI в. будет ориентирована на традиционные источники энергоснабжения. Однако если энергетический голод прогнозируется через полсотни лет, то политическая ситуация, связанная с энергоснабжением, зависит от Ближнего Востока. Ближний Восток является помимо всего прочего и важнейшим коммуникационным пространством, особенно касательно нефтеэкспорта. В октября 2003 г. в американском фонде «Наследие» состоялась конференция, приуроченная к 30-летию введения нефтяного эмбарго арабскими странами в 1973 г. Принявшие в ней участие ведущие эксперты по Ближнему Востоку сошлись во мнении, что зависимость США от нефтяных поставок из этого региона возрастает. В частности, отмечалось, что если в 1972 г. США импортировали 28 % нефти, то в 2003 г. – уже 55 %, а к 2020 г. эта зависимость может вырасти до 70 %. Причем к 2025 г. ближневосточная нефть составит 50 % от общего количества импорта. Факт, что 74,8 % мировых нефтяных запасов находятся в мусульманских странах, несет большую угрозу для США¹⁹. Одновременно собственное производство нефти в США падает с 8,3 млн баррелей ежедневно в 1995 г. до 6,8 млн баррелей в 2005 г., а ежедневное потребление растет с 17,7 до 20, 6 млн баррелей за тот же период²⁰.

И дело не только в неуемном потреблении американцами нефти и других природных ресурсов, но и вообще любых ресурсов!

На Ближнем Востоке вместе с Прикаспием сосредоточено около 64 % разведанных мировых запасов нефти. Нефтяной фактор в последние годы явился решающим в политике США в регионе Ближнего и Среднего Востока. Завуалированный войной с терроризмом и борьбой с распространением ОМУ, он толкнул США на вторжение в Ирак и вызвал напряжение отношений с Ираном. Американцы официально не очень пытаются отрицать связь своего вторжения в Ирак с нефтяным вопросом, однако нигде нет данных, сколько же нефти они выкачали за это время из Ирака.

Политика США на Ближнем Востоке в последние годы вызвала остро негативную реакцию в регионе. 90 % иорданцев, 87 % марокканцев, 83 % египтян, 82 % жителей Саудовской Аравии и 68 % ливанцев заявили, что отрицательно относятся к Америке²¹.

Такое отрицательное отношение, которое еще более обострилось в настоящее время, объяснимо. Вмешательство в дела Ливии привело к раздроблению страны на три части и к абсолютно непрогнозируемой ситуации в стране даже на отдаленное будущее. Характерно, что американский президент осудил показ мученической смерти М. Каддафи в интернет-сетях, но ни словом не осудил сам факт насилия. Не вызывает сомнений, что американцы спровоцировали так называемую «арабскую весну», последствия которой «разгребает» Европа. Действия США вызвали возрождение, появление и активизацию многочисленных фундаменталистских организаций, которые представляют угрозу не США, благодаря их географическому положению, а Старому Свету и России. На всем этом «страшненьком» фоне арабо-израильский конфликт, который является главным камнем преткновения на Ближнем Востоке, отошел на периферийный план. И это тоже не случайно. После 1975 г. окончательно США стали единственными вершителями судеб этого конфликта. А поскольку он до сих пор не разрешен, то им выгодно оставлять его в тени других, более существенных для Европы, но, разумеется, не для Ближнего Востока.

Не вызывает сомнений, что сегодняшняя политика США в регионе БСВ явилась следствием той политики, которую США вели на протяжении долгих лет. Наименее изученным является период с 1958 г. по 1967 г., то есть между Суэцким кризисом, провозглашением доктрины Эйзенхауэра и, как следствие, вторжением американских войск в Ливан и третьей арабо-израильской войной. Этот период характеризуется участием США в развитии иракской революции, попытками проникновения в страны Магриба, усилением влияния в Персидском заливе. В этот же период США начали использовать «исламский фактор» в целях укрепления своего влияния на Ближнем Востоке. Третья арабо-израильская («шестидневная») война 1967 г. явилась переломной для стран региона. Автор попыталась раскрыть роль США в обострении отношений на Ближнем Востоке накануне этой войны, а также «невидимое» участие США в самой войне. Период между третьей и четвертой арабо-израильскими войнами, богатый событиями внутри региона, интересен дискуссиями в американских политических кругах о дальнейшей политике США в регионе. В это же время американцы стали отходить от идеи всеобъемлющего урегулирования, сделав упор на двусторонние переговоры. Четвертая арабо-израильская война 1973 г. окончательно определила позицию США в деле урегулирования конфликта.

Глава 1
Политика США на Ближнем Востоке в 1958–1967 гг. Иракская революция. Политика США в странах Магриба и усиление их влияния в Персидском заливе. Ближний Восток накануне шестидневной войны 1967 г.

Период с 1958 г. по 1967 г. является наименее изученным с точки зрения комплексного подхода в исследовании политики США в регионе Ближнего Востока. Этот период явился временем относительного спокойствия в отношении арабо-израильского конфликта. Однако неурегулированность отношений между Израилем и арабскими странами наложила отпечаток на весь политический климат в регионе БСВ. С середины 1960-х гг. кризисные явления в арабо-израильском противостоянии становятся все более очевидными.

Наиболее любопытным для историка фактом этого периода является невмешательство США в иракскую революцию, хотя нужно отметить, что внимание США к Ираку и до революции было весьма умеренным.

Как считает американский историк Б. Рубин, до революции 1958 г. на ирако-американские отношения влияли два фактора: палестинский вопрос и проблема создания новой системы региональной безопасности. Американо-иракские противоречия по первому вопросу не ликвидировали полностью зарождавшееся сотрудничество между двумя странами, но заложили основу для напряженности, трений и разногласий, которые стали доминирующей чертой американо-иракских отношений в течение нескольких десятилетий в будущем²².

Только с конца 1957 г. американское военное командование стало проявлять интерес к возможностям строительства в Ираке площадок для запуска ракет. Со своей стороны Ирак благосклонно отнесся к перемене «покровителя». Сирийская газета «Ан-Наср» отмечала: «В правительственные учреждения назначаются вместо английских сторонников американские. В генштабе проанглийски настроенные офицеры заменяются сторонниками ирако-американского сближения»²³.

Видимо, недостаточное внимание США к Ираку объяснялось целым рядом факторов: более значимой ролью Сирии, шатким положением дел в Иордании и Ливане, стабильным положением внутри самого Ирака, где твердые проанглийские позиции Нури Саида не вызывали сомнений, необходимостью бороться с панарабским национализмом и пр.

Вашингтон довольно быстро признал режим Касема, вполне возможно опасаясь, что непризнание могло подтолкнуть Ирак на объединение с Насером.

Революция 14 июля 1958 г. в Ираке кардинально поменяла ситуацию на Ближнем Востоке. Иракский режим долго служил символом западной ориентации и моделью «умеренности» в бурном регионе Ближнего Востока. Таким образом, его падение вызвало страх всех «умеренных» правительств, в особенности Иордании, Саудовской Аравии и Ливана. Ирак повернулся в сторону Советского Союза. В конце 1958 г. между двумя странами было подписано первое соглашение о торговле и военной помощи.

Сразу после революции в Ираке в действиях США стала прослеживаться новая тактика, которая может быть охарактеризована как заигрывание. Свидетельством этого являются признание Ирака как США, так и странами Багдадского пакта, а также поездка Мэрфи в Багдад.

Таким образом, после Суэцкого кризиса противоречия между прозападными, традиционными, силами и прогрессивными, нейтральными, силами переросли в острый конфликт. Растущий вызов прогрессивных сил мог быть уравновешен только с западной поддержкой, авангардом которой были Соединенные Штаты.

В конечном счете США боролись за укрепление своих позиций в стратегически важном регионе, пытаясь обеспечить себе массовую базу и не допустить увеличения числа радикальных, «революционных» режимов как следствие усиления позиций СССР в регионе. Политика США на Ближнем Востоке, и в частности в Ираке, находилась в тесной координации с советско-американским противостоянием, и поддержка того или иного государства в регионе определялась степенью его антикоммунистической направленности.

Можно предположить, что невмешательство США во внутренние дела Ирака в 1958 г. было прямым следствием того же противостояния и предвидением реакции СССР на подобную акцию.

Иракская революция 1958 г., несмотря на свой прогрессивный характер, оказалась самым тяжелым разочарованием для панарабских националистов, которые надеялись на полное сближение между Ираком и ОАР, вплоть до объединения. Один из лидеров арабского национализма Абд ас-Салям Ариф, который через два дня после революции стоял на балконе в Дамаске рядом с Насером и получал публичные поздравления, через три месяца оказался в багдадской тюрьме под приговором смерти. К концу года отношения между Ираком и ОАР были даже хуже, чем они были во время королевского режима. Насер называл Касема предателем арабского национализма. Кризис каиро-багдадских отношений достиг своей высшей точки в марте 1959 г., когда восстание в иракском городе Мосул, возглавляемое арабскими офицерами-националистами под руководством полковника аш-Шавафа и поддерживаемое ОАР, было жестоко подавлено. Осенью произошло неудачное покушение на жизнь Касема, приписываемое агентам ОАР, что послужило предельному обострению отношений между Каиром и Багдадом.

Эта ситуация играла на руку Великобритании. Как пишет Д. Марлоу, «быстрое выдвижение Касема в качестве скорее соперника, чем союзника Насера было встречено с едва прикрытым ликованием в Уайтхолле»²⁴. Поддержка режима Касема стала «кардинальным принципом британской ближневосточной политики»²⁵.

Проблемой для правительства ОАР было то, что Касем был арабским националистом. Он не отдавал должного президенту Насеру, как это делали другие революционные лидеры. Сажая подозреваемых в насеризме в тюрьмы, он стал врагом для Египта. Однако бороться с таким врагом было крайне трудно. Если бы он был таким же реакционером, как король Хусейн или Нури Саид, то он бы не представлял такой угрозы престижу Насера, а линия борьбы была бы проста и известна. Но он, конечно же, не был реакционером: он был горячим радикалом, героем Багдада, врагом предполагаемых империалистических врагов Насера и другом предполагаемого друга Насера, Советского Союза.

Касем именно поэтому стал представлять собой и угрозу целостности египетско-сирийскому союзу. Сирийцы присоединились к египтянам частично из-за необходимости собственной защиты от далекоидущих планов иракской монархии, теперь, когда она была низложена, отпала необходимость в защите от нее. Они также вступили в союз для того, чтобы способствовать свержению консервативных режимов и последующему объединению их в арабский союз. Они действительно стали свидетелями падения режима, но к их объединению это отношения не имело. По логике географии, истории, экономики и по социальной структуре Ирак был именно той страной, с которой Сирия могла бы искать союз в первую очередь, если бы не режим Хашимитов.

Ситуация поставила Насера перед дилеммой. Он не мог оставить действия Касема безответными, когда иракские тюрьмы были полны насеристами. Но чтобы выступать против Касема, он должен был выяснить свои отношения с партиями. Он должен был улучшить свои отношения с Иорданией и Саудовской Аравией для того, чтобы сотрудничать с ними по изолированию Ирака в Лиге арабских государств. В апреле 1959 г. на встрече Совета Лиги арабских государств ОАР неудачно пыталась добиться официального осуждения правительства Касема. Однако, в августе 1959 г. были восстановлены дипломатические отношения между Иорданией и ОАР, а двумя неделями позже король Сауд прибыл в Египет с официальным визитом.

Апрельскую обстановку в Ираке Ален Даллес назвал «наиболее опасной ситуацией в мире на сегодняшний день», мотивировав это тем, что коммунисты были близки к тому, чтобы «полностью захватить власть»²⁶. Такой поворот в отношении США к Ираку был неслучаен. Если вначале Касем представлял собой возможного союзника (в докладах ЦРУ отмечалась антинасеровская направленность Касема), то позже, когда иракский лидер стал закупать оружие у СССР и даже включил в свое правительство нескольких коммунистов, отношение США к Ираку, естественно, изменилось.

В то же время Насер несколько улучшил свои отношения с Соединенными Штатами. Частично это было сделано из уважения к Амману и Рияду, но скорее всего это было прямым следствием подъема коммунистической активности в Ираке и ухудшением отношений Насера с СССР²⁷.

Такая перемена союзников, насколько скромной по масштабам она ни была, привела в смятение панарабских националистов как внутри, так и за пределами Сирии, и особенно баасистов, которые осознавали, что Насер пошел на компромисс со своими революционными принципами, сотрудничая с реакционерами.

Как СССР, так и США понимали бесперспективность создания какого-либо объединенного арабского государства. Но если в советской пропаганде под поддержкой лозунгов арабского единства подразумевалось объединение арабов в русле национально-освободительной борьбы, то американцы поддерживали локальные объединения на ан-тинасеровской или антисирийской основе, то есть «сводили дело к созданию условий для борьбы с националистическими режимами при опоре на консервативные арабские режимы, ориентирующиеся на тесные связи с Соединенными Штатами»²⁸.

Революция в Ираке заставила Вашингтон удвоить масштабы программы американской помощи Тунису. В 1957 г. она составляла 16 млн долл., в 1958 г. поднялась до 25 млн долл. В 1959 и 1960 г. она составляла 40 млн долл. В декабре 1959 г. Бургиба беседовал с Эйзенхауэром, который во время краткого визита в Тунис и Марокко затронул вопрос о Бизерте, но главной просьбой Бургибы было увеличение финансовой помощи и поставки американской пшеницы²⁹.

В декабре 1958 г. американцы, получив предварительное согласие Франции, поставили Тунису вооружение, достаточное для оснащения 4 пехотных батальонов. Позже Соединенные Штаты утвердились в роли военного покровителя Туниса, однако это делалось с оглядкой на Францию. Летом 1959 г. было заключено американо-тунисское соглашение о сотрудничестве по военной линии, в августе из США пришел корабль с военными грузами для Туниса, но при этом Франция требовала подробнейшего отчета обо всех поставках, вплоть до номеров отдельных единиц оружия, опасаясь передачи их алжирцам³⁰. По мнению М. Ф. Видясовой, США хотели помочь Бургибе не только ради того, чтобы помешать возможному продвижению советского влияния или создать «блок Северной Африки», но и потому, что «в Госдепартаменте опасались хаоса, который может воцариться в Тунисе, если здесь произойдет государственный переворот в пользу Бен Юсефа и его сторонников»³¹.

Ситуация в Ливане была в какой-то степени стабилизирована, однако сохранение системы политического конфессионализма несло угрозу дальнейшего размежевания ливанцев по религиозной принадлежности³².

Отношение к Шехабу не могло быть однозначно позитивным, хотя бы исходя из того факта, что его «утвердили» в США. Большинство христианских общин и правое крыло были настроены против него. Президент также не встретил поддержки патриарха.

Таким образом, восстановленное в Ливане политическое равновесие после 1958 г. оставалось таким же шатким. Имевшиеся причины, которые привели к гражданской войне, продолжали существовать и после нее. К тому же прибавились и другие факторы, в частности, огромная роль, которую играл Ливан в конфронтации между палестинцами и Израилем. Активность палестинцев на юге приводила к ответным действиям Израиля, что угрожало независимости Ливана. Кроме того, присутствие палестинцев дало поддержку тем группам, в основном это были друзы и мусульмане, которые хотели изменить политическую систему, в которой власть в целом и общем находилась в руках христиан³³.

Во внутриарабской политике Ливан занял нейтральную позицию, улучшив отношения с Египтом и арабским миром в целом. В европейской политике режим Шехаба поворачивал в сторону Франции. Принимая французский курс, который был хотя бы внешне приближен к нейтрализму, политика Шехаба, с одной стороны, не противоречила панарабизму, с другой, вела к сближению Ливана с одной из ведущих западных держав. Ливанские власти боялись сближения с США, поскольку это могло нарушить modus vivendi с панарабистами. Еще 10 декабря 1958 г. правительство Ливана официально отказалось от доктрины Эйзенхауэра. В частности, для уравновешивания растущего французского влияния в Ливане Соединенные Штаты прямыми или косвенными средствами начали поддерживать антишехабскую коалицию, которая начала медленно формироваться в стране.

Как было сказано, отношения между СССР и Египтом претерпели негативные изменения. В декабре 1958 г. в Египте началась расправа с коммунистами. Советский Союз не выражал своего мнения, если репрессии проходили секретно: это было неписаным положением советско-арабских отношений. Однако в данном случае имело место громогласное объявление Насером войны с коммунистами. XXI съезд КПСС осудил эту акцию. Тем не менее Хрущев заявил, что идеологические разногласия не могут помешать дружелюбным отношениям между странами³⁴. Обращаясь к документам внешней политики СССР, представляет интерес документ, в котором содержится беседа референта посольства СССР в США Б. Н. Давыдова с пресс-атташе посольства ОАР в США М. Хабибом и советником посольства X. Багдади. Хабиб настойчиво добивался ответа на вопрос о том, какую позицию займет СССР, если ОАР обратится к нему с просьбой о предоставлении ему атомного оружия, и на каких условиях это оружие могло быть предоставлено. При этом Хабиб отметил, что ОАР была готова принять любые условия СССР, кроме требования о прекращении преследования коммунистов и других прогрессивных элементов в Сирии и Египте. А если такое условие будет выдвинуто, то ОАР обратится с просьбой об атомном оружии к США³⁵. Очевидно, что Египет пытался сыграть на разногласиях между двумя странами.

После революции в Ираке Советский Союз начал активно помогать двум враждебным государствам. Кредит, выданный в феврале 1959 г. Ираку ($ 137500000) был вторым по величине кредитом, выданным СССР до того времени (первый – Египту). Эта ситуация сыграла на руку Соединенным Штатам, которые только усилили свою политическую линию противопоставления Египта и Ирака, разжигая тем самым вражду между странами и внутри них. Соединенные Штаты также не противились ссуде на сумму $56 миллионов, выданной ОАР в декабре 1959 г. Международным банком реконструкции и развития для расширения и углубления Суэцкого канала. Это был, вероятно, ответный удар на предоставление СССР кредита Ираку. Очевидно и то, что США пытались использовать напряжение, возникшее между Египтом и СССР.

События в Ираке в 1958 г. и в целом на Ближнем Востоке сблизили США и Израиль. Сразу же после иракской революции Бен-Гурион направил Эйзенхауэру секретное письмо, в котором констатировал наличие угрозы Израилю и Западу на Ближнем Востоке и предложил США решительно действовать против ОАР. В письме содержался анализ политики западных стран, которая была охарактеризована как колеблющаяся и нерешительная. Бен-Гурион просил правительство США «ясно заявить о своей политике в отношении Израиля как по существу, так и в форме определенной декларации, способной отпугнуть любую арабскую агрессию»³⁶. И если ответ Эйзенхауэра был выдержан в официальном стиле, то в письме Даллеса, которое и явилось фактическим ответом, указывалось, что точка зрения Израиля совпадает с точкой зрения Госдепартамента. Даллес предложил немедленно начать вести переговоры с Израилем на дипломатическом уровне как по общим политическим проблемам, так и по техническим вопросам поставок американского вооружения Израилю.

В конце июля – начале августа 1958 г. в Вашингтоне произошли переговоры, на которых американцы в лице Даллеса заверили израильтян, что «они не будут оставлены на произвол судьбы» и что США придут им на помощь³⁷. 31 июля в Тель-Авиве состоялась встреча специального представителя Мэрфи с Бен-Гурионом. Мэрфи сообщил, что США разработали широкий план создания оборонительного пояса на Ближнем Востоке, в состав которого должны были войти Турция, Ливан, Иордания, Саудовская Аравия, Судан, Ливия, Сомали и Эфиопия. По замыслу США, каждая из этих стран должна была быть связана с США двусторонним соглашением, направленным на «сдерживание подрывной деятельности СССР и Насера». Бен-Гурион высказал пожелание, чтобы такое соглашения распространялось также на Израиль и было бы заключено не только с США, но и с Францией.

В результате многочисленных переговоров США, Франция и Англия заключили сделки о продаже Израилю в рассрочку современного вооружения: реактивных самолетов, тяжелых и легких танков, артиллерийских безоткатных орудий и амуниции к ним. Кроме того, Израилю был дан совет реорганизовать свою армию по образцу войск НАТО. Для этого Бен-Гурион направил заместителя главнокомандующего израильской армией в штаб-квартиру НАТО для изучения структуры армии последней и перенесения ее опыта в Израиль.