Kitobni o'qish: «Танцующая с ветром»

Часть первая. Холодный камень

1 – Чужачка

Соль. Кто бы знал, что она может доставить столько неудобств. После купания в морской воде возможности вымыться и постирать одежду не представилось. Кожа чесалась, одежда хрустела при каждом движении и натирала кожу, а волосы превратились в колтуны. Над ухом комом застыла кровь, слепив волосы и закрыв рану.

Меня нашли на побережье среди даров, что выбросил на берег ночной шторм. Сначала люди разбегались кто куда, игнорируя просьбы о помощи. Чуть позже пришёл жуткий старик со вздувшимся животом и обветренным, морщинистым лицом. Его языка я так же не поняла, но он отвёл меня в деревню, скрыл от любопытных глаз в своём доме и дал наконец стакан воды и нечто похожее на кашу.

Долго прятаться не получилось. Не прошло и часа, когда женщины в доме старика стали смотреть не с любопытством, а со злостью. Голоса их стали требовательными и визгливо-истеричными. Причин их недовольства я не понимала, но выяснять и не пришлось.

Земля задрожала, и в первый момент я испугалась землетрясения. Колонна всадников въехала в деревню, устроив местным знатный переполох.

Взгляды всадников мне не понравились. Кутаясь в просторный наряд, стараясь спрятать страх, я гордо вскинула голову, с вызовом глядя в ответ. Это казалось правильным. Хотя попадавшие лицом в грязь рыбаки несколько сбивали с толку.

Всадник, хмуро оглядевшись, убрал руку от меча и, чуть повернув голову, что-то спросил у своих хозяев. Недоверчиво сощурившись, он не отрывал от меня взгляда, демонстративно держа руку у пояса с оружием.

Интересно, часто ли ему приходится защищать своих господ от испуганных, истощённых девиц, что едва стоят на ногах от голода и усталости? Вот уж действительно страшная напасть, против которой нужен вооружённый всадник.

Говорили они на том же непонятном гортанном языке, что и жители деревни, если говор и отличался, то незначительно. Речь сопровождалась резким повышением тона, если слово и фраза окачивались гласной. А растянутая на разные лады «э» заменяла им половину слов.

По очередному требовательному «э» я перевела взгляд на всадника, что выехал из-за спины воина. Вместо брони его тело покрывала синяя туника с вышитым на груди золотым шестиугольником. Чистое, светлое лицо с прямым носом и тёмными, словно омуты, глазами притягивало взгляд. По сравнению с деревенскими жителями он казался созданием из другого мира, более возвышенным, чистым и прекрасным. Даже оттопыренные уши его не портили. Подняв укрытую широким рукавом руку, он что-то повелительно произнёс.

– Я вас не понимаю, – покачала я головой, устало прикрыв глаза.

Всадники обменялись короткими фразами, от чего вся колонна пришла в движение. Воин, тронув коня, подъехал ближе и протянул руку.

Среди знатных господ больше шансов найти толмача, – успокаивала я себя, но ехать с ними не хотелось. Мне не нравились ни взгляды, ни интонации, ни то, что окружающие при виде всадников хлопались на землю и глаза боялись поднять.

Едва я протянула руку в ответ, как окрик заставил воина резко отпрянуть и отступить. Между нами протиснулся второй господин. В таких же богатых одеждах, но фиолетового цвета. У него так же торчали уши, должно быть, приходился родственником господину в синем. В волосах красовалась золотая заколка с драгоценными камнями, что смотрелась неуместно на фоне окружающей их бедности и нужды.

Вместо того чтобы подать мне руку и помочь забраться в седло, он сделал жест рукой и воин без предупреждения, подхватил меня и закинул в седло. Чувствуя себя кулём с зерном, который перекладывают как вздумается, я подумала было обидеться, но ситуация не располагала.

Сидеть боком на движущейся лошади без седла и возможности за что-то ухватиться – то ещё удовольствие. Грива коротко выстрижена, попона колется золотой вышивкой, а вместо седла местные стелили жёсткие коврики.

Каждый шаг отзывался тупой болью в голове, хотелось попросить ехать медленнее. С трудом балансируя на спине животного, я невольно отпрянула, когда сильная рука обхватила меня за талию.

Виды вокруг словно под стать настроению – угрюмые и безрадостные. Серые камни, месиво из грязи и глины вместо дорог, редкие тонкие деревья и колючие кустарники. Серая, унылая пустошь.

Разбитая дорога вывела нас к приземистому строению, спрятанному за каменной стеной.

Едва мы въехали во двор, как над головой затрубили, заставив вздрогнуть от неожиданности. Сидящий за спиной мужчина сказал что-то тихим успокаивающим тоном. Обернувшись, я на мгновение встретилась с ним взглядом. Чёрные, словно бездна, глаза. Сосредоточенные. Оценивающие. По спине пробежал холод, и я поспешила отвернуться, цепляясь за колючую попону, чтобы не упасть.

Широкий двор опоясывали невзрачные, некогда выкрашенные в яркие цвета, но ныне побледневшие и осыпающиеся постройки. Из главного здания навстречу вышли люди. Всадники начали спешиваться, и я поспешила соскользнуть с лошади. Вышло неловко: мужчину, что подошёл помочь, я увидела уже после того, как оказалась на земле.

Воины выстроились вдоль дорожки, ведущей к террасе, и синхронно преклонили колени. Господа прошли к дому заговорив со встречающими, а я мысленно заметалась, не зная, куда себя деть. Слуги потянули лошадей в стойло, и я было хотела уйти с ними, когда всё тот же воин осторожно коснулся моего локтя. С поклоном он указал в сторону господ. Те, обернувшись, явно ждали от меня чего-то.

Во рту пересохло. Я предпочла бы уйти с лошадьми, с ними языковой барьер нестрашен. Но пришлось на ватных ногах тащиться к лестнице и, не придумав ничего умнее, присесть в реверансе. Уже в процессе я оценила всю нелепость своего решения. Наряд не был предназначен для подобных действий и некрасиво разошёлся внизу, открывая грязные босые ступни. Покраснев и смутившись, я замерла, сгорая от стыда.

Послышались смешки, и, перебросившись парой фраз, мужчины удалились, закончив мои мучения. Рядом тут же оказалась стайка бойких девиц в однообразных нарядах, причёсках и с одинаковыми выражениями лиц. Должно быть, служанки. Голоса их тихие, нежные, касания невесомые, а шаги неслышные. Противиться им совершенно не хотелось, и я позволила увести себя. Они могли бы и рассвирепевшего медведя уговорить броситься в волчью яму.

Обойдя террасу, мы вошли в дом со стороны сада и через анфиладу комнат попали в гостевые покои. Во всяком случае, мне хотелось верить, что это они и есть.

Не успела я осмотреться, как служанки развязали пояс и стянули неподатливый от соли наряд. В небольшую бадью натаскали воды и, игнорируя моё смущение, принялись обтирать тело тряпицами.

С волосами дело обстояло сложнее. Длинные, густые, – таким богатством стоило гордиться, не будь они спутанными просоленным комом. Терпеливые девушки всё это безобразие распутали, как могли, прополоскали волосы. Не выдержав, я засунула голову в бадью, чтобы хотя бы на время избавиться от зуда.

Вода смыла не только соль, но и засохшую кровь, что служанки потревожили, вычесывая волосы. Рана открылась, вызвав небольшое кровотечение и панику. Приложив свёрнутую тряпицу к голове, я попыталась успокоить служанок, но ободряющей улыбки не вышло. Соль жгла рану, а моих просьб принести чистой воды они явно не понимали.

Зато привели доктора, он осмотрел мою голову и зашил рану. Сделал он это без предупреждения. Занятая попытками найти общий язык со служанками, я не заметила иглы и нити. Дёрнувшись от неожиданной боли, саданула старика локтем в солнечное сплетение, вызвав ещё один переполох.

Позже в комнату вошла хозяйка дома в расшитом дорогом наряде, со сложной причёской, в которой золотых заколок с подвесками было так много, что её голову, должно быть, поддерживала специальная жердь, спрятанная под одеждой. Несмотря на многослойный наряд и тяжёлую причёску, двигалась она плавно, словно плыла над землёй. Тонкое, миловидное лицо выбелено, делая её похожей на фарфоровую куклу. Ощущение усиливали нарисованные брови и маленькие губы, отмеченные алой точкой.

Окинув меня строгим, недоверчивым взглядом, она открыла рот, повелительным тоном спрашивая что-то у старика, и образ нежной, хрупкой куклы рассыпался. Крикливая, резкая, несмотря на богатый наряд, она вмиг в моих глазах превратилась в базарную бабку.

Не знаю, о чём они договорились, но бросив в мою сторону взгляд, хозяйка дома сморщила миловидное личико в гримасе отвращения. Подкрашенные губы разомкнулись, выплюнув:

– Иминомедзё.

Отвернувшись, она махнула служанкам.

Пока девушки, кружа вокруг, словно бабочки, одевали меня в чистое и осторожно заплетали волосы, у меня было время подумать над этим «иминомедзё». В деревне рыбаки шептали это слово, пока старик вёл к своему дому. Стоило обернуться, как те вмиг отводили взгляд, бросаясь чинить сети и пинать камни.

Одежда непривычная, но отдалённо знакомая. Быть может, сама я такое не носила, но определённо видела. Белоснежная нижняя рубашка подпоясывалась тонкими шнурками, пришитыми к ткани. Следующий наряд – однотонный голубой халат тонкой ткани и ещё один пояс. Завершал комплект расписной синий халат, на подоле и рукавах которого бушевало тёмное синее море, и широкий тёмный пояс, завязывание которого заняло добрые десять минут.

Ужасно непрактично. Похоже, самое время познакомить этих людей с благами цивилизации и изобрести пуговицы.

Причёска – отдельное наказание. Густые непромытые волосы не желали вычёсываться и складываться в какие-либо фигуры. Они хотели собираться в колтуны, путаться, завиваться и целыми клоками покидали мою несчастную голову. Пришлось на пальцах объяснять, что нужен гребень с широкими зубцами, и вычёсывать волосы самостоятельно. Благо, мудрить с причёской не стали и собрали всё в большую шишечку, причудливо украсив косами и подколов заколкой с искусственными цветами. Рана оказалась скрыта волосами, но отзывалась тупой пульсирующей болью на каждое движение.

Далее был обед. Или завтрак. Я не разобралась. С момента обнаружения себя на побережье среди людей, говорящих на непонятном языке, я из благодарности съела пару ложек бурды, что предложил рыбак, и всё. Желудок скрутило тугим узлом от голода.

Служанки провели меня назад на террасу, что опоясывала строение. Стало прохладно. Накрапывал дождь.

В прямоугольном зале всё уже было готово для обеда. Перед каждым гостем свой маленький столик, а за спиной служанка.

В центре сидел глава дома. Нестарый, суровый мужчина, со шрамами на щеке. Чёрные с проседью волосы собраны в шишечку на макушке, обёрнутую синей лентой с золотым узором и подколотую серебряной спицей.

По правую руку – мужчина, судя по шестиугольнику и ушам, родственник господ, что привезли меня из деревни. В изумрудном наряде, вдоль рукавов которого змеились золотые змеи. Его фигура притягивала взгляд. Было ли дело в манере держаться, остром, проницательном взгляде или в чём-то ещё, сказать я не могла, но то и дело ловила себя на том, что пялюсь на него. Все женщины, что сидели чуть в стороне за спинами мужчин, бросали в его сторону несмелые взгляды.

Меня посадили напротив. Низкий столик, а за ним широкая подушка. Боясь, как бы наряд не распахнулся от неловкого движения, я бухнулась на колени. Мой столик хорошо просматривался с любой точки зала и увидев моё приземление, женщины попрятали улыбки за широкими рукавами, переглядываясь.

Распорядитель сказал какие-то приветственные слова, и служанки принялись открывать блюда. На тонких фарфоровых тарелках лежали ровно нарезанные кусочки чего-то незнакомого. Варёные стебельки, что-то похожее на рыбу на пару, ещё немного стебельков и листьев, бульон с тёмно-зелёным и склизким комом на дне, тёмно-зелёные тонкие водоросли, посыпанные мелким кунжутом, миска с рваным белым мясом и чай.

Служанки, сидя на коленях, заваривали чай на отдельном столике с двойным дном. Поливая кипятком глиняные чайнички, они действовали синхронно, словно хорошо отлаженный механизм, а не люди. Гости тихо переговаривались, но чаще переглядывались, чуть кивая.

В мою сторону поглядывали чаще, чем хотелось бы, отчего, несмотря на голод, кусок в горло не лез. Не хотелось бы опростоволоситься, начав трапезу не с того блюда или поедая его неправильным способом. Потому, поглядывая на окружающих и убедившись, что прозрачная вода в блюдце для питья, а не мытья рук, я осторожно взяла широкую ложку. Тёмно-зелёные пластинки оказались водорослями, вкус непривычный, но интересный. Белые кусочки, похожие на сыр, оказались не сыром, а чем-то маслянистым и пустым на вкус.

Помимо чужачки, что боялась сделать что-то не так, местную публику развлекали музыканты, игравшие на причудливых инструментах, нечто протяжно-тоскливое. На середину зала выпорхнули девушки в лёгких струящихся платьях. Невесомые и изящные, они порхали над полом, заставляя ленты нарядов развеваться, рисуя в воздухе узор.

Едва уловимое движение привлекло внимание. Это была небольшая пичуга, что слетела с потолочных перекладин на стол мужчины в изумрудном.

Обед продолжался. За танцовщицами пришли полуголые ребята с барабанами, за ними – кривляки с размалёванными лицами.

Служанки меняли блюда, разливали чай, и когда подали десерт, я искренне обрадовалась скорому окончанию трапезы. Ноги затекли, и я сомневалась, что смогу самостоятельно подняться. Спина устала, я не позволяла себе сутулиться, беря пример с женской половины гостей. Большую половину блюд я не попробовала, опасаясь закапать богатый наряд.

Наконец распорядитель, выйдя вперёд, вновь что-то сказал, все поклонились в сторону главы дома и поднялись. Меня тут же окружили служанки, вмиг осознавшие моё затруднительное положение, помогли подняться, скрыв от чужих глаз, и не успела я опомниться, как привели в незнакомую комнату.

Стены терялись за стеллажами, в центре на возвышении стоял невысокий стол с тяжёлой чернильницей из малахита. Боковая дверь сдвинулась в сторону, и в комнату вошли глава дома и мужчина в изумрудных одеждах с шестиугольником на груди. Хозяин дома едва заметно кивнул и устроился за низким столиком, второй встал перед столом немного в стороне. Он тоже поклонился, но не так низко, как гости в зале. Чувствуя себя неловко, я повторила его поклон.

Первый о чём-то спросил.

– Я не понимаю, – устало вздохнула я, отрицательно покачав головой, надеясь, что этот жест значит у них то же, что у меня.

– Он спросил ваше имя.

Спокойный, мягкий голос заставил меня вздрогнуть и целое мгновение бороться с собой, чтобы не запищать от радости.

Кто-то говорит на моём языке! Радость, отразившаяся на моём лице, вызвала ответную улыбку.

– Вы находитесь на острове, – он сделал паузу, подбирая слова, – на вашем языке это будет звучать как Холодная скала. В замке наместника северных островов Тетсуо Хиросэ, – он с поклоном указал на мужчину за столом. – Меня зовут Широ Такаяма, – он вновь поклонился, касаясь рукой груди, и я машинально поклонилась в ответ. – А как зовут вас?

Выпрямляясь, я встретилась с ним взглядом, осознав, что всё ещё глупо улыбаюсь. Хмурая мина наместника не смогла притушить моего счастья. Хотелось пищать и прыгать, а лучше броситься вперёд и обнять этого лопоухого переводчика по имени Широ Такаяма.

– Я, – начала было и умолкла, осознав, что мне нечего сказать.

Кровь отхлынула от лица. Хватая ртом воздух, я закрыла рот руками, испуганно уставившись на мужчин.

– Что последнее вы помните до того, как очнулись на берегу? – участливо спросил Такаяма.

В месте, где должны храниться воспоминания, клубился серый туман.

– Я, – чувствуя, как пересохло горло, с трудом выдавила я, – не помню. Не знаю. Помню воду. Было холодно и страшно, – обхватив себя руками, я уставилась на пол. – Я пыталась выплыть, но меня словно тянуло ко дну.

– Вы не помните, на каком корабле плыли? И куда держали путь?

Подняв глаза, я отрицательно покачала головой, чувствуя, как тело бьёт дрожь.

Повернувшись к наместнику, Такаяма о чём-то с ним переговорил и, помолчав, произнёс:

– Мы находимся очень далеко от границы. Торговых путей здесь не проходит, военные корабли не сумели бы подойти так близко к Холодной скале незамеченными, – говорил он мягко, но мне от его слов становилось всё холоднее. – Мы слишком близко к Северной гряде, из-за скал и течений корабли здесь не ходят.

Мне неоткуда было взяться на этом острове.

– Я не знаю, что сказать, – слабым, неожиданно охрипшим голосом произнесла я.

– Доктор, что осматривал вас, – он бросил взгляд на записи на столе, – указал, что вы разбили голову.

Рука сама собой взметнулась к голове. Я кивнула.

– Рана серьёзная, она могла вызвать потерю памяти.

Потеря памяти… как мелодраматично и заезжено, – мысленно фыркнула я и тут же приуныла. – Главное, не впадать в панику, – одёрнула я себя. – В тюрьму пока не тащат, разговаривают вежливо и даже нашёлся человек, понимающий мой язык. Всё не так уж и плохо. Справимся.

***

Сегодня я видел призрака. Она прошла мимо, не заметив меня. Осенённая лунным светом, она медленно шла по тропе, растерянным взглядом оглядывая сад, а я стоял в густой тени, не в силах пошевелиться. На несколько мгновений я разучился дышать. Сердце билось в груди как сумасшедшее.

Словно не было разлуки, она стояла такая же, как и пятнадцать лет назад. Я едва не бросился к ней, помутившись рассудком от счастья.

К счастью, девушка прошла мимо, не подозревая, какая буря разразилась в паре метров от неё.

Мне уже доложили о Морской ведьме, найденной рыбаками после бури. И о том, что корабли мимо проплывать не могли. Только безумец сунется в море в это время года, когда бури возникают за секунду, не щадя ни укреплённых военных кораблей, ни рыбацких судёнышек. Я послал своих людей к контрабандистам. Нужно разобраться, откуда она взялась.

А пока буду держаться подальше.

2 – Имина Медзё

Меня поселили в женской половине дома, выделив небольшую комнату и нескольких служанок в помощь. Обычных и привычных вещей вроде кровати и стола тут не оказалось. Кровать, а точнее матрас и одеяло, хранилась в стенной нише. Никакой иной мебели кроме, крестообразной вешалки для нарядов, не предполагалось. А из украшений – пергамент на стене, где чья-то талантливая рука тушью вывела цветок лотоса.

Утром служанки приносили подкрашенную травами воду и провожали в покои хозяйки дома на завтрак. Молодую госпожу звали Юри, и она была четвертой женой наместника Тетсуо Хиросэ. Куда делись предыдущие три, рассказывать никто не спешил, а спрашивать об этом у принцев я постеснялась.

Во время завтрака к Юри приходили с отчётом главная служанка, рассказывающая о всех делах, происходящих в доме, и главный евнух гарема, в котором содержались ещё три женщины-наложницы. Самих наложниц за все время пребывания в доме я ни разу не видела. Хотя пару раз вечерами замечала, как евнухи переносят куда-то в дальний угол сада закрытый паланкин.

Присутствие ещё одной женщины в доме пришлось не по вкусу Юри. Даже не говоря со мной на одном языке, только лишь взглядами, случайно обронёнными фразами, от которых начинали гадостно хихикать служанки, и мелочами, вроде бы случайно пролитого чая и уроненной тарелки, давала понять, на сколько мне тут не рады.

Ветер разогнал тучи, и неожиданный солнечный денёк выманил всех на улицу.

Мы сидели в саду, наблюдая, как младшие братья Широ стреляют из лука. Слуги постелили на траву одеяло и долго искали зонтик, чтобы укрыть господина от солнца. Оказывается, солнечные дни здесь – большая редкость, особенно в период дождей.

В отличие от хозяйки дома, принцы приняли меня в свою компанию на удивление радушно. Братья Такаяма явно скучали в доме наместника, а уплыть до окончания сезона дождей не могли. Оставалось только догадываться, зачем они приплыли в самую дальнюю точку Империи в столь неподходящее для путешествий время.

Широ вновь наклонился над картой, указывая на далёкий остров в самом углу. Остров принадлежал Империи Но, называемой на Западе Нонсераном. Северная гряда защищала страну от ледяных ветров Карестовой пустоши. На западе болото Духов граничило с Кун-Квешу. На востоке – Мёртвое море, прозванное так из-за многочисленных мелей и скал, что топили как военные корабли, так и мелкие баржи. Только на юге широкой судоходной рекой Империя граничила со своим заклятым соседом, Мандагарским царством, с которым торговала и вела вяло текущую войну за обладание островами в восточном море.

Защищённая от агрессии соседей, Империя не теряла времени даром и почти постоянно находилась в состоянии междоусобных войн. Закончить их удалось всего лишь десять лет назад с пришествием Великого Императора, что объединил все народы и земли.

– От того удивительнее, как вы сумели оказаться так далеко от торговых путей, – пряча руки в рукавах, заметил шестой принц Рокеро. – Пересечь Мёртвое море, миновав скалы, не всякому местному моряку под силу, – не договорив, он выразительно посмотрел на меня.

Шестой принц держался тени и в развлечениях не участвовал. Тёмно-синий наряд словно намеренно подчёркивал его болезненную бледность и худобу. Но самое удивительное, что он говорил на моём языке, а вскоре выяснилось, что не он один:

– Чудо! – выкрикнул девятый принц Керо.

– Морские духи! – с улыбкой поддержал брата Широ.

Последний из братьев, в фиолетовом, не ответил, лишь бросил в мою сторону оценивающий взгляд. Натянув лук, он выстрелил, попав в центр мишени.

– Вижу, в армии тебя так и не научили стрелять, – подразнил он младшего брата.

Вспыхнув, Керо бросился к барьеру и выхватил из рук брата лук.

– Духи не стали бы вредить могущественной морской ведьме, – продолжил веселиться четвёртый принц. Недовольная мина на лице Рокеро, кажется, доставляя ему дополнительное удовольствие.

– Хорошо, когда всё можно списать на чудеса и духов, – проговорил тот. – Жаль, последствия пожинать не им, а нам, простым смертным.

– Какие последствия? – легкомысленно отозвался Широ. – Солнечный денёк среди сезона дождей?

– Попал! Прямо в яблочко! – выкрикнул Керо, но никто не обернулся.

– Ах, если бы только это, – вытащив руку из рукава, шестой принц сорвал виноградинку с ветви и принялся крутить между пальцев. – Я опасаюсь, что сезон дождей окажется меньшей из наших проблем.

В замешательстве я переводила взгляд с одного принца на другого, но те, занятые своей игрой, не обращали на меня внимания. Восьмой принц предпочёл проигнорировать мой вопросительный взгляд.

Решив не вмешиваться в отношения братьев, я выбрала яблоко и подняла его на свет только для того, чтобы оно в следующую секунду вылетело у меня из рук, пронзённое стрелой.

– Керо! – вскочил Широ, грозно хмуря брови. – Ты мог попасть в нашу гостью!

Он бросился выговаривать младшему брату.

Выдернув из дерева стрелу, я не без дрожи восхитилась точностью стрельбы младшего из братьев. Стрела пробила яблоко точно по центру, промахнись он на полсантиметра, пришлось бы распрощаться с пальцами.

Решив не мешать братьям, я спустилась к искусственному пруду.

– Простите моего брата, – произнёс Рокеро. – Он молод, глуп и любит внимание.

Словно призрак, он бесшумно возник за спиной. Подавившись яблоком, я закашлялась, едва не навернувшись в пруд. Похожие на карпов рыбы заинтересованно подплыли, но опробовать молодого женского тела им не довелось. Шестой принц придержал меня за локоть, не давая проверить глубину водоёма.

– Вы всё это время понимали меня! Почему не заговорили, пока мы ехали из деревни? – задыхаясь от возмущения и яблока, вставшего камнем в горле, выдавила я и закашлялась.

Капелька участия мне бы в тот момент не помешала, да и венценосных особ не убила.

Удар по спине выбил яблоко из горла. Упавший в воду кусочек тут же заставил поверхность вспениться из-за бросившихся на него псевдо-карпов.

– Вы говорите на странной смеси мандагрского и западно-имперского, я понимаю вас примерно на треть.

– Да, Широ объяснил, что я путаю слова, – всё ещё покашливая, я решила оставить простреленное яблоко и больше не рисковать здоровьем.

Рокеро устремил задумчивый взгляд в сторону братьев.

– Как думаете, вас будут искать? – не оборачиваясь, спросил он вдруг.

– Конечно! – не задумываясь, отозвалась я.

Иного мне и в голову не приходило.

– А сами вы желаете быть найденной?

– Единственное, чего я хочу, это вспомнить, кто я и вернуться домой, – решив, что это прозвучало несколько резковато, добавила: – Мне льстит общество столь высокородных особ, но я бы предпочла как можно скорее вернуться домой.

Не сочтя нужным отвечать, он спрятал руки в рукава и направился назад в тень.

В тот день шёл дождь.

Сидя на террасе, я с упоением вдыхала прохладный воздух. Крупные капли лились с неба, ударяясь о рубиновые листья и разлетаясь мириадами искрящихся осколков. Дождь разогнал жителей дома по комнатам греться у жаровен и печей, позволив наслаждаться дождём в одиночестве.

Письмо в посольство было отправлено, и теперь оставалось ждать ответа. Не желая тесниться в полутёмных комнатах с хозяйкой дома, что только ядом не плевалась, я, прихватив небольшой коврик, устроилась на террасе, наблюдая за садом.

– Госпожа, – чуть поклонился Широ.

Его сопровождал самый младший из братьев. Выглядывая из-за плеча брата, он широко улыбнулся и получил не менее искреннюю улыбку в ответ.

– Простудитесь, – покачал головой четвёртый принц.

– Служанка принесла горячий чай, – я указала на чайничек, что стоял на столике.

Мужчины устроились рядом. Устремив безмятежный взгляд на сад, Широ едва заметно улыбался, думая о своём. А вот для девятого принца задача усидеть на месте оказалась невыполнимой.

Бросив что-то на родном языке слугам, он повернулся к брату и, уперев руки в колени, заявил:

– Нашей гостье нужно дать имя! Пока вы не вспомните настоящее, должны же мы вас как-то называть.

Служанка принесла подушки, пиалы и попыталась унести чайник, но Широ жестом её остановил. И без того бледное личико девушки приобрело серый оттенок. Кланяясь, она что-то залепетала, пытаясь забрать чайник и дрожа под взглядом принца.

– Что-то не так? – спросила я.

– Говорит, этот чай прислала хозяйка, и он только для гостьи, другим его нельзя.

– Что за вздор? – фыркнул Керо и нетерпеливо схватился за чайник.

Тот оказался горячим, шипя, принц выронил его. Чай разлился по деревянному полу, а из чайника выпало нечто, вызвавшее желание отбежать как можно дальше. Служанка, взвизгнув, отскочила в сторону и тут же упала на колени, едва не стукнувшись лбом о пол.

Широ попытался закрыть неприятную картину широким рукавом, а Керо подхватил меня под руку, спеша увести в сторону, но я успела заметить жуткий обваренный хвост и всклоченную мокрую шерсть.

Новый чай нам подали на противоположном конце сада, на максимальном удалении от владений Юри. Те же деревянные стены, широкая терраса вокруг павильона, изогнутые крыши и фонарики с кисточками на концах. Только колокольчиков – ловцов ветра – видно не было, но я решила, что их сняли, потому что кому-то надоел их звон. Но что-то неуловимое отличало эти комнаты от владений Юри.

Чай подали в чайнике из голубого фарфора, разлив его по крохотным пиалам. На столе появилось печенье с орешками, политое мёдом, на которое я тут же переключила своё внимание.

– В этот раз никаких сюрпризов, только чай и жасмин, – заверил девятый принц, складывая в рот печенье. – Кстати! Я придумал вам имя!

Изобразив вежливый интерес, я кивнула, занятая вкуснейшим в моей жизни печеньем.

– Имино’медзё. – выпалил он на одном дыхании.

Широ на мгновение смутился и бросил в сторону брата осуждающий взгляд.

– А что это значит? – осторожно поинтересовалась я.

– Имина Медзё, – медленнее, с паузой, произнёс четвёртый сын. – Морская ведьма.

Идея пришлась мне по душе.

Вновь шёл дождь, но неуверенный, слабый, через тучи то и дело пробивалось наглое солнце, искрясь на каплях воды. Больше чая я не просила, а если приносили, не пила. Забравшись в самый дальний угол сада, я сидела в пустом, открытом всем ветрам павильоне. Тонкие стены увивал дикий виноград, а на полу виднелась пыль. Видимо, жители дома редко посещают эту часть сада, отчего слуги позволили себе немного лени.

В павильон залетела птица. Мелкая чёрная галка, крутя головой, с любопытством рассматривала меня и, решив, что неподвижная фигура не представляет опасности, принялась отряхиваться, чистя перья.

– Вам не стоит этого делать.

Я едва не вскрикнула, услышав голос. Галка испуганно отскочила, взлетев под потолок.

– Не стоит беспокоиться, – спокойно произнёс четвёртый принц.

– Вы знаете, чем всё это закончится. Прошу. Остановитесь.

– С армией Тетсуо уже к новому году я буду носить расшитый драконами золотой лунпао, – произнёс Широ. Голос его изменился. Жёсткий, холодный, повелительный, нетерпящий возражений. – И тогда ты склонишься передо мной и принесёшь клятву верности. Если только мне не придётся казнить тебя и весь твой клан за предательство.

Его собеседник не ответил.

– Твой долг всё ещё не уплачен, и я надеюсь, когда придёт время, ты сделаешь правильный выбор.

– Вы просите меня поступиться честью, – ответил собеседник.

– Я прошу вернуть мне долг.

Боясь дышать, я сидела, не шевелясь.

Они говорили на одном из западных наречий. На языке Кондомы, страны, расположенной на другом конце континента. Забреди сюда кто-то из слуг, едва ли он бы понял, о чём ведётся разговор. Мне повезло меньше.

***

Полукровка. Смуглая кожа, какая бывает у жителей мандагарских степей, яркие зелёные глаза – отличительная особенность народов Кун-Квешу – и миндалевидное лицо и тонкие черты, присущие выходцам из Империи Но.

Ничего удивительного, что один взгляд в эту колдовскую зелень глаз вскружил голову заскучавших в этой глуши братьев.

Признаться, и я зачарован.

Пленён воспоминаниями о прошлом.

Они вырываются из глубин памяти, прорываясь через старые раны, бередя душу.

Я прогоняю их. Я тут не ради того, чтобы предаваться сантиментам.

Говорит она странно. По тому, как ставит ударение в конце слов, можно предположить, что жила она где-то на юго-западе Мандагара. Но предложения строит по кондомовским правилам. Быть может, жила где-то недалеко от границы? Или в какой-то момент переехала в Кондому?

Она могла бы оказаться дворянкой, но тогда где утончённые манеры, стыдливость и все те глупости, которыми забивают голову юным девушкам. На вид ей лет двадцать. Она, должно быть, замужем и, возможно, имеет детей.

Дочь торговца? Странствующего торговца? Прожила большую жизнь на корабле, привыкла к панибратскому отношению с мужчинами. Это могло бы объяснить её смелость, но солнце, ветер и солёная вода испортили бы кожу.

Ничего не понимаю.

Проще поверить, что её породили море и шторм, чем объяснить её появление.