Kitobni o'qish: «Мисс Райт и идеальный мужчина»

ГЛАВА 1

Летним днём неподалёку от Лайтхорроу…

Ну конечно! Именно в тот день, в тот момент, когда я с разбитой в кровь коленкой печально взирала на велосипед с погнутым о камень колесом, он почтил своим визитом наше захолустье. Посвёркивающий алой краской кабриолет пронесся мимо, взметнув клубы пыли и подол моей юбки. Водитель, беспечно крутивший баранку одной рукой, ибо вторая возлежала на плечах пассажирки, еще и посигналить умудрился. Масть его очередной девицы не поддавалась определению из-за обёрнутого вокруг её головы – наверняка пустой – шарфа. И вариант тут мог быть любой. Пожалуй, в коллекции нашего местного бабника не было только лысых… Так может уже есть?

Возникшая в моем воображении чудная картинка на миг даже вытеснила боль в ушибленной ноге и раздражение, без которого я никак не могла воспринимать Алекса Фрэйла. Впрочем, раздражение – это слишком мягкий термин, не способный в полной мере отразить мое отношение к данному индивиду. Этого заносчивого типа я совершенно не выносила с самого детства. Меня бесило всё: его успехи в учебе и спорте, семейное благосостояние, положение в нашем провинциальном обществе, популярность у дам всех возрастов, толпа друзей-приятелей, слишком высокий рост, характерная пружинящая походка, модная стрижка, дорогая одежда, неизменная ухмылка и даже пол! Ну почему он не родился девочкой? Почему я всю жизнь должна доказывать родне, что способна не только украсить собою чей-то дом, а ему с рождения прочили блестящую карьеру? Где справедливость?

В общем, соседа я искренне и горячо ненавидела.

Самым же большим прегрешением Алекса было то, что он активно подвизался именно на той стезе, которую я считала своим призванием. Этот мерзкий, гадкий, несносный мальчишка, блестяще окончив Вэлларийский Государственный Университет пять лет назад, в настоящий момент был одним из ведущих корреспондентов "Вэлларийского вестника". Мне же, просидевшей после школы два года дома, приходилось лишь мечтать о журналистике.

Семейство наше не то чтобы бедствовало, но и не процветало. Будь я парнем, средства на образование непременно бы нашли. Но отправлять учиться будущую жену и мать? К чему эти напрасные расходы?! Да еще и отпускать из дома юную наивную особу в большой, полный всяческих опасностей город? Ну уж нет! Примерно так рассуждали мои родители, и даже высказанная тётей Аделаидой мысль, что в столице можно подцепить весьма перспективного кавалера, не поколебала их убеждений.

Тяжко вздохнув, я подобрала пострадавший от столкновения с камнем велосипед, мстительно пнула этот самый камень в сторону обочины и, прихрамывая, побрела домой. Предстояло еще как-то пережить суету, которую наверняка устроят из-за моей "травмы", выслушать тридцать три лекции о необходимости смотреть на дорогу и скандальности одиночных поездок, на которую обычно закрывали глаза. От перспективы накатила тоска, но деваться было некуда – не ночевать же в кустах, укрывшись парой лопухов.

Вопреки ожиданиям наш милый лишь самую малость облезлый двухэтажный особнячок, носивший гордое название "Сизая вишня", встретил меня не охами и ахами, а лихорадочной беготней домочадцев. Ни меня, ни мое окровавленное колено, кокетливо выглядывавшее сквозь прореху юбки и поехавший чулок, ни изогнутое почти восьмеркой колесо не удостоили и взгляда. Словно я вдруг научилась применять крайне сложное, дающееся лишь избранным магам, заклинание невидимости.

– Да где же она?! – восклицала мама, в третий раз проносясь мимо.

Ошибочно отнеся ее реплику к себе, я попыталась отозваться, но мое робкое "Я здесь!" едва ли было услышано.

– Где эта дурацкая ваза? – Уточнение не внесло особой ясности.

– Какая, мадам? – Голос Эльвиры, или просто Виры, нашей бессменной вот уже два десятка лет экономки, звучал устало.

– Ну та, синяя, с уродливыми птицами и огромными ручками. Прабабушкина любимая.

– С ёжиками, миссис Райт. – Поправила описание Эльвира. – Вы же давным-давно велели на чердак снести это убожество.

– Немедленно найти! – Распорядилась мама.

Экономка кивнула и сделала пометку в блокноте, который держала в руках.

– Где табуретка? – заглядывая в каморку под лестницей, бубнил отец. – Где эта демонова колченогая табуретка?

– Розовенькая? – тихонько пропищала Бонни. Кажется, наша единственная горничная почти боялась быть услышанной. – Вы же ее в прошлом году сжечь велели, мистер Райт!

– Ка-а-ак сжечь? – проревел папа, захлопывая дверцу кладовой.

Висевшая над нею массивная рама сорвалась с гвоздя и шмякнулась на пол. Стекло, прятавшее от пыли вышитые шелком маки, мелкими осколками брызнуло под ноги отцу.

– Как редкостное уродство, мозолящее глаза безо всякой достойной причины, – процитировала я хозяину дома его давнее высказывание и была наконец-то замечена.

– Мэнди! – как-то по-людоедски улыбнулась мама. – Детка, где ты пропадала? Немедленно переодевайся и подключайся к работе!

– Аманда, – вторил супруге отец: – быстренько вспомни, что из прабабушкиной мебели убрали в сарай, а что на чердак!

– Милая, на кухне пирожки, – прошептала, подойдя поближе, заботливая Эльвира, – а ужина сегодня не будет.

– Не виноватая я, вы сами спалить велели, – всхлипнула вдруг Бонни, запоздало среагировав на гнев всегда спокойного хозяина.

– Да что здесь вообще происходит? – всплеснула я руками. Позабытый велосипед рухнул, зацепив стойку с зонтиками. И разлетевшиеся по всему холлу аксессуары, наконец-то, привели в чувство обитателей "Сизой вишни".

Полчаса спустя, восседая на высоком кухонном стуле с примочкой на колене и прихлебывая чай, я пыталась оценить масштаб обрушившейся на наш захолустный городишко новости. Случилось немыслимое – именно наш оплот старых традиций, наш инкубатор желчных сплетников и старых дев был избран для очередной экранизации "Похождений неотразимого жулика". Романов об этом изворотливом проходимце было написано около двух десятков, но настоящую популярность они обрели совсем недавно, когда именитый режиссёр (чью длиннющую фамилию я постоянно забывала) избрал на главную роль Феррана Истэна.

О, это было попадание в десятку! Все дамы умиленно рыдали в надушенные платочки и томно вздыхали при виде этого длинноухого красавчика, а самые смелые или дурно воспитанные отваживались и откровенно стонать. Даже я, не отличающаяся излишней сентиментальностью и склонностью к романтическим мечтаниям, была в него немножко влюблена.

Эльфов в Айленте было предостаточно. Что далеко ходить – нашим храмом заведовал тонкий, как ивовый прутик, сладкоголосый Ильванус Лэй. Его златокосая супруга всех соседей заваливала банками с вареньем из ревеня и плетеными из соломы ковриками, а пятерка их детишек училась в местной школе. И это в нашей глухой провинции.

В крупных же городах, а тем более в столице, процент остроухих местами достигал десяти. То есть, почти каждый десятый был эльфом. Вот только привлекательность этих детей леса с человеческой точки зрения весьма сомнительна.

Нет, разумеется, гладкая кожа, роскошные волосы, изящные носы и огромные, яркие глазищи всех цветов радуги – это красиво. Но прилагающиеся ко всему этому великолепию тщедушные тельца, щуплые конечности и рост десятилетнего ребенка восторга уже не вызывали.

Ферран Истэн или Ран Великолепный, как часто именовали его поклонники, был полукровкой.

Кто из родителей подброшенного на порог приюта младенца относился к длинноухому виду, приходилось только гадать. Одни настаивали, что это была мать, но тогда возникал вопрос, как же она сумела выносить и произвести на свет такого крупного ребёнка. Другие полагали, что какая-то миниатюрная человеческая женщина пала жертвой прекрасных глаз и сладких речей некоего эльфа, но тогда откуда у Истэна высокий рост и соответствующая ему комплекция? Но все сходились на мысли, что результат межвидового скрещивания получился прекрасный.

К очам цвета первой весенней листвы и длинным иссиня-черным волосам, обычно стянутым в хвост, прилагались по-эльфийски изящные, но все же истинно мужские черты лица, а мускулатурой Ран Великолепный вполне мог тягаться с перевёртышами. Одно время даже ходили слухи, что вторая половина его крови принадлежит не людям, а оборотням, но тут уж главы всех общин двуликих выступили единым фронтом и доказали, что у них-то совместное потомство с остроухими в принципе невозможно – полная генетическая несовместимость видов.

В теории только представители человечества могли иметь общих отпрысков и с детьми леса, и с почитателями Луны. На деле же я не встречала ни одного результата такого союза.

Эльфы относились к иной весовой и размерной категории, а оборотни, которых люди находили крайне привлекательными внешне, совершенно не воспринимали нас как объекты противоположного пола. Создание пары у перевёртышей напрямую зависело от инстинктов животной половины, а она на людей не реагировала. Иногда же случавшиеся эпизоды насилия беременностью никогда не оборачивались.

В своё время именно эта совместимость с прочими разумными, но, главным образом, огромный численный перевес привели группу храмовников к абсурдной идее, что человечество – венец творения Девы-Прародительницы. Единственный вид, достойный существовать.

Вооружившись этой идеей, а так же посеребренными вилами и недавно изобретенным огнестрельным оружием, стройные ряды уверовавших в собственное превосходство двинулись уничтожать всех и вся. А заодно и магов, которых провозгласили позорным уродством, порочащим вершину мироздания.

Эльфы свято чтили Пресветлую Деву, некогда пожаловавшую своим любимым детям их самое главное сокровище – собственное всевидящее око. Как по мне, так она просто жаждала избавиться от этого своеобразного украшения во лбу. Как бы то ни было, но с тех пор трехглазой она более не числилась. А длинноухий народ бережно хранил драгоценный подарок своей богини, позволяющий заглянуть в будущее. Когда гонения наделенных магией людей и истребление нелюдей стали набирать обороты, эльфийские старейшины совещались целых три месяца, но все же решились пожертвовать одноразовым артефактом дабы узреть, к чему всё идет.

Ужаснувшись перспективе и совершенно не желая морозить свои чувствительные лопухи, вынужденно мигрировав на ледяной континент, эльфы объединились с давними врагами – перевёртышами, не желавшими проникаться пользой капусты – и возглавили миссию "спасём волшебные виды".

Правда, спасать к тому моменту было уже почти некого. Начисто были уничтожены химеры и горгульи, баньши и феи, дриады и инкубы. На планете не осталось ни единого дракона. Даже живучих вампиров и тех перебили. Безобиднейших единорогов не пожалели. Только часть наиболее многочисленных ушастых и перевёртышей и уцелела.

У оборотней тоже был подарок от их создательницы – Лунной Девы, но какой именно до сих пор хранилось в глубочайшей тайне. Известно было одно – пригрозив борцам с "носителями бесовской магии" использованием этого артефакта, союзники быстро добились перемирия, а после и объединения уцелевших нелюдей, волшебников и обычных людей в единый народ.

Напуганные фанатики спешно признали, что все разумные виды – божьи твари, внесли соответствующие поправки в Книгу Мироздания. Длинноухие и клыкастые в свою очередь тоже пошли на уступки, преобразовав своих прародительниц в более удобный для создания общей веры образ.

Век проходил за веком, противоречия сглаживались, все чаще служителями храмов становились сладкоголосые эльфы, как никто другой способные внушать безо всякой магии. Рождавшиеся по статистике по одному на тысячу маги спокойно росли и применяли свои таланты на благо обществу. И было страшно даже представить, что бы случилось, если бы ушастый совет не рискнул своей святыней, памятник которой теперь красовался в каждом городе, городке и городишке.

Углубиться в размышления на тему наследственности, видовых различий и ужасного мира без волшебства мне не дали – следующая новость была почти так же невероятна, как и предыдущая.

– Всех оповестили, что нужны старые вещи для воссоздания атмосферы прошлого века. – Мамин голос звенел от едва сдерживаемого восторга.

– И за них заплатят! – веско дополнил отец.

– А еще, еще каждый, кто захочет, попадет в кино! – Явно сама себе не веря, пропищала Бонни.

– Не каждый, а кто подойдет! – Вставила свое веское слово Эльвира. Кажется, она единственная не разделяла охватившего дом энтузиазма. На лице экономки ясно читалось предчувствие лишних хлопот.

– Но тому, кто подойдет, заплатят! – Снова уточнил папа и посмотрел на меня.

Обычно я маловосприимчива к намекам, но этот поняла без труда. К счастью, идея приобщиться к миру кино мне импонировала. Это было как минимум интересно, и я радостно согласилась отправиться завтра на собеседование к помощнику режиссёра.

Но радость моя была недолгой.

На следующее утро…

– Нет! Нет! И еще раз нет!!! – Я готова была на ходу выпрыгнуть из старенького отцовского авто, взбиравшегося на холм с натужным кряхтением.

– Аманда, что за глупости? – Папа искоса бросал недовольные взгляды на вдруг впавшую в истерику дочь. – Еще вчера ты была рада и…

– Вчера я не знала, что верхушка съёмочной команды поселилась в "Жасминовом венке"! Если бы мне только сказали, если бы хотя бы намекнули…

– Но дорогая, – перебил поток моих возмущений отец, – это же очевидно! У нашего городка, безусловно, есть масса достоинств, но в нем точно нет ни одной приличной гостиницы. Вполне логично, что Фрэйлы предложили свое гостеприимство: как-никак их поместье – украшение нашей округи и по роскоши не уступает многим столичным домам. Кроме того… – Папа сделал многозначительную паузу, будто раздумывая, делиться ли с капризной девчонкой информацией. – Молочник сказал Бонни, что подруга его кузины сказала, что…

– А если покороче? – взмолилась я, не в силах выслушивать длиннющий перечень местных сплетников.

– В общем, это благодаря Алексу съёмки будут проходить у нас, а не где-нибудь еще. Это он предложил Лайтхорроу, всё устроил, всех уговорил… и привёз вчера из Вэллара сестру режиссёра, – отец игриво подмигнул, на миг отвлёкшись от дороги. – Молодец парень – даром времени не теряет! Манола наверняка в восторге и уже погрузилась в изучение свадебных каталогов.

Может, леди Фрэйл – мать Фрэйла-младшего и была в восторге, хотя мне это представлялось крайне сомнительным, я же просто вскипела. Опять он! Везде он! Кругом он! Сестру режиссёра, значит, очаровал, лишь бы в местные герои выбиться!

Не-на-ви-жу!

Естественно, улизнуть на полпути мне никто не дал – было немыслимо упустить такой шанс пополнить семейный бюджет. В результате полчаса спустя я покорно подпирала стену в коридоре второго этажа "Жасминового венка" и таращилась на дверь кабинета, стараясь абстрагироваться от недобрых взглядов двух десятков конкуренток.

Стульев было всего пять, и наша местная элита – в лице дочери мэра и ее подруг – заняла их задолго до моего прихода. Сидеть на подоконнике в присутствии свидетелей не позволяло воспитание и, чего уж врать, банальная боязнь что-нибудь испортить, например, случайно ободрать позолоту на оконном переплете или оборвать занавеску. Так что приходилось переминаться с ноги на ногу и тоскливо взирать на часы.

Вскоре мне вконец надоело это бессмысленное времяпрепровождение и, уточнив свое место в очереди, я решила прогуляться. В доме Фрэйлов – ближайших соседей, до которых можно было легко добраться, если не петлять между холмами, а пойти напрямик, – я бывала не раз. Планировки парадной, гостевой и служебной частей "Венка" были мне отлично известны, а огромный сад, в котором я предпочитала прятаться от надоедливой дочурки хозяев, – знаком едва ли не лучше, чем наш скромный собственный.

Спустившись по северной лестнице и миновав малый холл, зимний сад и веранду, я вышла рядом с лабиринтом. В разгар лета его аккуратно подстриженные кусты были особенно привлекательны, а на укрытых в тени зелёных арок лавочках можно было даже полежать вдали от любопытных глаз. Но меня сюда влекло другое: в самом центре, под увитым плющом навесом пряталось настоящее сокровище – широкие двухместные качели. Уже предвкушая, как растянусь на гладких досках и, лениво отталкиваясь одной ногой, буду мерно покачиваться, наслаждаясь солнечными зайчиками от проникающих сквозь неплотную завесу зелени лучей, я сделала последний поворот и застыла – место было занято!

Надо полагать, рыжеволосая девица в объятиях Фрэйла-младшего и была той самой родственницей режиссёра, чью фамилию я опять позабыла. Она не понравилась мне уже заочно, поскольку именно благодаря ей сосед смог записать на свой счёт очередное достижение, личная же встреча лишь укрепила меня в нелестном мнении. Холёная мордашка незнакомки выражала крайнюю степень капризности и склочности. Конечно, была вероятность, что пассию Алекса так скривило из-за прерванного моим появлением, скажем мягко, флирта, но я бы поставила сотню, что дело тут скорее в характере.

Сосед при виде меня изобразил на физиономии нечто среднее между "как же ты достала" и "нисколько не сомневался, что ты придёшь". Выражалось это сочетанием демонстративного закатывания глаз и легкой, снисходительной улыбки. И, разумеется, вытаскивать руку из-под подола рыжей или застегивать свою рубашку никто не спешил.

– Меня ищешь, Одуванчик? – лениво, прекрасно зная, как меня бесят и этот тон, и это прозвище, протянул Фрэйл.

В детстве я была совсем светловолосой и на летнем солнце выгорала до белизны. Короткие кудряшки создавали ореол вокруг головы и придавали несомненное сходство с отцвётшим сорняком. Но я давно выросла, волосы потемнели, потяжелели, и пусть узел на затылке был не слишком аккуратен, но ничего общего с пушистым облаком не имел.

– Разумеется тебя! – охотно подтвердила я. – Только, вот незадача, ружьё в холле оставила! Подождёшь, пока я за ним сбегаю?

– Дорогуша, что это за пугало? – Голосок у девицы оказался под стать выражению лица.

– Поддерживаю вопрос! – Оставаться в долгу было не в моих правилах.

– Дамы, полегче, – рассмеялся Алекс, наконец-то выуживая конечность из плена лиловой юбки. – Фелис, разреши представить тебе расхитительницу садов и покорительницу заборов, мисс Аманду Райт. Одуванчик, пред тобой блистательная Фелисьена Малиформ – истинное украшение Вэлларийского высшего общества.

Малиформ! Точно! Неудивительно, что я вечно забываю этот концентрированный пафос.

Девица просияла и, словно кошка, потерлась нарумяненной щёчкой о плечо кавалера. Жаль, что на белизне его рубашки это никак не отразилось – столичная фифа наверняка пользовалась сверхстойкой косметикой. Поправив задранное выше колен платье, рыжая недовольно уставилась на меня, явно ожидая, что я проявлю такт и испарюсь.

Но не на ту напала! Лет пять назад я бы, несомненно, так и поступила – побагровела и, пролепетав испуганное "простите!", убежала. Но в девятнадцать тушеваться под взглядом застигнутой на горячем особы? Еще чего не хватало! Это ей должно быть неловко и стыдно!

В безмолвной битве победила, конечно же, я. Осознав, что нежеланная свидетельница эротической мизансцены удаляться из зрительного зала не спешит, Фелисьена поднялась с моих качелей и, надменно задрав подбородок, решила сойти со сцены сама. Лиловый шёлк платья и рыжие локоны так эффектно колыхались в такт ее шагам, что даже я невольно засмотрелась, за что чуть не поплатилась – проходя мимо, Фелис попыталась отдавить мне ногу.

Я рассчитывала, что преданный кавалер последует за дамой своего… пусть будет сердца, оставив вожделенные качели мне, но этот мерзкий тип всегда и всё делал назло. Вот и сейчас он лишь поудобнее откинулся на резную спинку и призывно похлопал ладонью по освободившемуся месту.

– Присаживайся, Одуванчик!

Естественно, я и не подумала к нему приближаться. Ущипнуть меня за щёку или взлохматить мои волосы было вполне в духе Алекса. У него вообще в мой адрес на первый план выходили замашки собаковода. Попросту говоря, мне чаще всего казалось, что он воспринимает меня как милого забавного щеночка – не слишком породистого и сообразительного, но вполне пригодного для обучения простейшим командам.

Скрестив руки на груди, я прислонилась к живой стене и покачала головой.

– Не бойся, я не кусаюсь! – оскалился в улыбке Фрэйл-младший. – Сегодня так точно.

– Предпочитаю не рисковать. Вдруг неразборчивость в связях передается при близком соседстве.

– Обижаешь, крошка, – рассмеялся Алекс. – Я более чем разборчив!

– Я заметила! Ты себе подружек по графику выбираешь: брюнетка, блондинка, рыжая и снова брюнетка?

– Хочешь записаться в очередь? – Нисколько не обиделся Фрэйл. – Договорились! после очередной брюнетки я буду иметь тебя в виду, Одуванчик!

– Я русая! – Что-что, а заводить меня с полуслова этот мерзкий тип умел отменно.

– Только ты одна так и думаешь, мисс вечно-разбитые-коленки.

Я невольно покосилась на пострадавшую накануне ногу, чем вызвала новый приступ веселья у проследившего за моим взглядом Алекса.

– Только ты думаешь обратное, мистер хамлю-как-дышу! – огрызнулась я.

– Но-но! Попрошу без оскорблений, не к лицу гостье хаять хозяина, – погрозил пальцем сосед. – Что возвращает нас к вопросу: ты заглянула меня навестить?

– Еще чего!

– Только не говори, что и тебя обуяла жажда приобщиться к кинематографу. – Закатил глаза Фрэйл-младший.

– А почему бы и нет?!

– Мелкая слишком, чтобы в это болото лезть! Сперва хоть школу закончи.

– К твоёму сведенью, уже два года, как закончила.

– Неужели? – ненатурально удивился Алекс. – А с виду не похоже.

Хотелось бы сказать, что он неправ, но, увы, определенная доля истины в этих словах была. Поскольку финансовые дела нашего семейства были далеки от радужных, одежды у меня было немного. И в данный момент на мне было коротковатое, едва прикрывавшее колени платье, которое больше пристало бы школьнице, а не девушке перешагнувшей порог совершеннолетия.

Разумеется, в модном наряде, вроде того, в котором щеголяла Фелисьена, в дорогих чулках и туфельках на каблучках я бы выглядела совсем иначе. Возможно, даже не хуже этой рыжей. Но вот беда, помимо денежного вопроса существовала еще одна проблема – в нашем захолустье шелковых туалетов никто не носил. Разве что леди Манола Фрэйл – хозяйка "Венка" и мать несносного соседа – красовалась в чем-то подобном во время праздничных приемов. Шерсть, лен и креп – вот, что можно было найти в местном магазине или заказать у портнихи. А уж каблуки на наших мостовых и тропинках были так же уместны, как коньки на единороге.

– Тебе не пора последовать за дамой? – прозрачно намекнула я, с надеждой глядя на качели. Мне всегда было трудно расставаться с планами, и я всё ещё рассчитывала приятно провести оставшееся до собеседования время. Зелень, солнышко, чуть скрипучие цепи… идиллическую картину нарушал лишь один элемент, и от него следовало избавиться.

– Мне и здесь хорошо. – Оправдывать мои надежды Алекс не спешил. Наоборот – коварный тип плавно перетек из сидячего положения в лежачее, подложил руки под голову и довольно зажмурился. – Давно планировал позагорать немного.

В этот момент я очень пожалела, что детство миновало, и у меня в кармане нет лягушки, чтобы посадить на оголенную грудь Фрэйла-младшего. Его развязное поведение было уже не просто привычным поддразниванием, это было откровенное хамство, которое наглядно демонстрировало, что мерзкий тип не воспринимает меня как девушку. Уверена, ни с одной из тех, что остались подпирать стены и полировать стулья в коридоре у кабинета, он не позволил бы себе ничего подобного. Качели-качелями, но оставаться и дальше было бы уже отсутствием элементарного самоуважения, и я развернулась, чтобы уйти.

– Помнится, ты что-то такое лепетала про журналистику?! – Ленивый голос Алекса остановил меня на полушаге. – Передумала? Вот и молодец – поняла всё-таки, что нечего Одуванчикам там делать! Слышал, миссис Лэй открыла кружок художественного вязания… ты, конечно, посещаешь?

Я подумывала о лягушке? Не-е-ет! Ружьё было верной идеей!

– А я слышала, храмовник Лэй открыл классы романтического стихосложения и языка цветов, ты, конечно, уже записался? – В моих словах звучал мёд, но в глазах, полагаю, разгоралась жажда крови.

– Я бы с удовольствием, но так занят работой! "Вестник" – это тебе не "Летописи Лайтхорроу". Состряпанными на разбитой коленке историйками про урожай яблок и рецептами варенья не обойтись.

Сказать, что я вскипела, значило, ничего не сказать! Я стала похожа на вулкан за секунду до извержения. Конечно, мои скромные попытки пробиться хотя бы в местную газетёнку с высоты полета столичного репортера смотрелись довольно жалко, но говорить о них в настолько уничижительном тоне?!

– К чему столько зависти? – с трудом совладав со злостью, спросила я. – Говорят, твой отец планирует купить "Летописи", тут-то у тебя и появится прекрасная возможность тоже в них попасть. – Я помедлила и мстительно закончила фразу: – с "Вестником" же удалось.

Алекс медленно, словно нехотя, сел и, прищурившись, посмотрел на меня. На лице его была неизменная улыбка, но я нутром чувствовала, что задела за живое. В нашем городишке никто кроме меня не считал, что престижная работа досталась золотому мальчику благодаря акциям его папочки, но, похоже, в столице встречались более догадливые.

– Крошка, ты всерьёз полагаешь, что, завладей газетой твой отец, тебе доверили бы что-то серьёзнее статей про пироги?

– Я полагаю, что, будь мой отец хозяином половины акций "Вэлларийского вестника", я бы писала о политике, экономике и международных отношениях, а не строчила который год скандальную хронику бомонда.

– Чтобы печататься в серьёзном издании, Одуванчик, кроме ничем не обоснованных глупых амбиций и связей в руководстве нужно хотя бы уметь связно излагать свои мысли. Я уже молчу о чутье на… Как ты там выразилась? Ах да, на скандалы!

– Излагать, мистер хам, я умею не хуже тебя! А что касается чутья, так тебе и не снились мои задумки!

– Ну-ка, ну-ка, давай поподробнее! Что там мне не снилось? Наверное, сверхважный репортаж о ежемесячной ярмарке в Лайтхорроу? Что ж, признаю – подобные сюжеты мне не снятся. Я как-то больше на расследование криминального прошлого герцогини Айвори настроен.

– А на рыжей методы отрабатываешь? – Съязвила я.

– Хочешь на ее место, крошка? Подрасти сперва и лет через пять обращайся!

– Через пять лет я буду известной журналисткой, а ты так и останешься пустоголовым сплетником! Мне только-то и надо, что пробиться в печать, достаточно будет всего одной хорошей статьи и…

– Думаешь, это так просто? Захотела и написала шедевральную заметку? Ну что ж, я готов предоставить тебе шанс! – К Алексу вдруг вернулось все его самодовольство сытого котяры. – Напиши! И если это будет действительно хоть на что-то похоже, я пропихну твоё творение в "Вестник"! Этот номер уже сдан, до сдачи следующего три дня, а вот после него… У тебя десять дней, Одуванчик! Дерзай!

На ходу застегивающий рубашку сосед давно скрылся в зарослях лабиринта, и даже шагов его было уже не слышно, а я все стояла и смотрела в одну точку. И вид у меня, надо полагать, был совершенно безумный.

Замечтавшись, я едва не проворонила свою очередь. Умудрилась буквально в последний момент ловко обогнуть шагнувшую к заветной двери девицу. В итоге, разумеется, ввалилась в кабинет в самом что ни на есть непрезентабельном виде – волосы растрепались от забега по лабиринту и лестницам, а щеки так горели, что наверняка по цвету напоминали свёклу или, как минимум, томат.

Выдохнув "Здравствуйте!", я попыталась дышать хоть немного тише загнанной лошади и располагающе улыбнуться. Не знаю, насколько уж у меня получилось – зеркала в кабинете, к сожалению, не было, – но ответная гримаса восседавшего за письменным столом мужчины не внушала оптимизма. Впрочем, с такой изможденной физиономией, как у мистера Джойфула (имя было написано на табличке, лежавшей на краю столешницы), он был обречен казаться скорбным.

Только я успела представиться, как дверь за моей спиной распахнулась и, обернувшись, я увидела вошедшего в комнату мужчину. На первый взгляд ему было где-то между тридцатью и сорока. В каштановых волосах не серебрилось ни одной седой нити, а синева глаз навевала мысли о море. Одет незнакомец был в черный костюм, чью строгость разбавлял небрежно обмотанный вокруг загорелой шеи шарф.

– Как дела, Джой? – Приятный голос вполне соответствовал приятной внешности. – Для меня уже что-нибудь есть?

– Как дела? – Заунывные нотки, отменно бы подошедшие баньши, тоже прекрасно дополняли облик унылого типа за столом. – Вы спрашиваете, как дела?! Да вы полюбуйтесь, например, вот на это пугало! – Костлявый палец невежливо ткнул в мою сторону. – Ну как тут можно работать? С кем тут можно работать? Это же просто стадо безмозглых овец!

Если пугало я вполне могла пропустить мимо ушей, как отчасти правдивое утверждение, то указание на глупость местных девушек меня крайне оскорбило. Может, не все соискательницы были по-настоящему умны, но и откровенных идиоток в нашей округе не водилось. А уж то, что к "стаду" причислили меня, не промолвившую еще ни слова, если не считать приветствия и имени… По прическе что ли, определил безмозглость, этот скелет ходячий?

От позорного скандала, совсем не приставшего воспитанной мисс, доходягу-Джойфула спас укоризненный взгляд синеглазого.

– Полегче, Джой! Если тебя так тянет к пастушьим сравнениям и манерам, могу освободить от должности помощника и порекомендовать паре знакомых фермеров. Хочешь?

– Простите, мистер Малиформ. – Тут же залебезил провинившийся. – Заработался немного, устал… С самого утра собеседования провожу, даже глоточка чая некогда было сделать. Я…

– Так сделай перерыв! – Отмахнулся от оправданий подчиненного, судя по названной фамилии, главный участник съёмочной группы. То есть, проще говоря, режиссёр. И какой-то там родственник рыжей Фелисьены, во что верилось с трудом, ибо сходства не было никакого, если не считать цвет радужек. – Я сам приму мисс…?

– Райт, Аманда Райт. – Представилась я, радуясь, что дышу уже вполне нормально.

– Руперт, просто Руперт. – Очаровательно улыбнулся мужчина и склонился к моей руке.

"Бабник, просто бабник!" – перевела для себя я, не забыв оскалить зубы в ответ. Хлопок двери обозначил, что в кабинете мы остались одни.

Выпрямившись, режиссёр медленно обошел меня по кругу, словно статую в музее, остановился чуть сбоку, задумчиво побарабанил пальцами по циферблату наручных часов и, наконец, заявил:

– Очаровательно! Совершенно очаровательно! Вы позволите? – Резко шагнув вперед, он протянул руку к моей голове.