Kitobni o'qish: «Истории «Райского уголка»»

Shrift:

…Как мало времени нам отпущено Богом, чтобы разобраться в своей жизни. Иногда можно просто не успеть научиться жить правильно.

1. «Райский уголок» и его обитатели

Посреди соснового бора, всего в получасе езды от Москвы, на берегу озера располагается удивительное и живописное место. Оно полностью оправдывает свое официальное громкое название «Райский уголок». Эта огромная закрытая территория, утопающая в зелени, при первом взгляде поражает своей величественностью, стильной архитектурой и великолепным ландшафтным дизайном. В центральной части лесного комплекса под лучами солнца возвышается главное двухэтажное здание с фасадом светлого цвета, с арочными окнами и колоннами, обрамленными золотыми вензелями. Давным-давно, еще в конце восемнадцатого века, здесь было имение известного в те времена графа N. Чудом сохранившуюся до наших дней усадьбу отреставрировали. Внутренние помещения осовременили, облагородили парковую зону, но при этом во всем сохранили традиционный классический стиль.

Напротив главного здания своим видом завораживает круглый фонтан с двумя чашами в центре. Кристально чистые струи воды игриво стекают из одной чаши в другую, утопая у основания фонтана и освежая воздух вокруг. Под этот умиротворяющий танец и пение воды, любуясь струйками и брызгами, можно просидеть на лавочках не один час. По всему периметру парка разбиты по-разному оформленные тематические сады, уютные беседки и цветники. Ухоженная территория, зеленые лужайки, свежесть чистого загородного воздуха с легким неповторимым ароматом хвои манят к прогулкам.

Но об этом рае на земле мало кто знает. Только избранные. Это тихое, солнечное, уютное местечко словно спрятано меж высоких елей и сосен от посторонних глаз. Но и среди знающих адрес этой красоты посетить ее и полюбоваться ею толпы желающих не наблюдается. Так, один-два и обчелся. Кому охота и интересно смотреть, как люди готовятся к переходу на тот свет. Пускай даже и в элитном хосписе для пожилых и безнадежно больных стариков.

Конечно, по миру ходит мнение, что все хосписы – это дома смерти, в которых неизлечимо больные люди доживают свои последние дни. Но это не совсем так. В «Райский уголок» поступают и больные, которые проходят курс реабилитации, а потом возвращаются домой. Иногда кто-то снова попадает сюда, если возобновляются боли или ухудшается самочувствие. Не всегда тяжелобольным дома обеспечивается надлежащий полноценный круглосуточный уход и лечение. А в «Райском уголке» на высшем уровне предоставляется все необходимое лечение. Но все-таки чаще сюда приезжают умирать те, чьи шансы на излечение ничтожно малы или просто уже подходит конец их существования.

Здесь не принято называть жителей хосписа пациентами. Они временные гости этого прекрасного уголка, для многих из них – последнего земного пристанища в их жизни. Что в этом мире мы все временные гости и у всего есть конец, не дает забывать и местное кладбище, которое стоит особняком в самой гуще леса, в темной его части.

Гостей здесь всегда немного. Круговорот ожидаемых уходов и приходов задает определенный баланс, при котором число жителей «Райского уголка» никогда не превышает тридцати. Суточное проживание, медицинское обслуживание, пятиразовое питание, уход стоят ого-го. Хоспис был создан для определенного узкого круга людей, одним словом для элиты, которая могла позволить себе такие удовольствия. Отсюда и выходит, что основной контингент гостей – это люди незаурядные, известные или состоятельные, привыкшие к роскоши, к повышенному вниманию и высокому качеству обслуживания, которые не хотят менять привычки даже на пороге смерти. У каждого гостя имеется своя просторная комната, которая полностью соответствует характеру хозяина помещения, несет на себе отпечаток свойственного только ему одному мира, где перемешивается его настоящее с далеким прошлым.

Чуть поодаль от центрального строения стоит двухэтажная, более современная постройка, но выдержанная в том же стиле, что и основное здание. Это корпус для рабочего персонала хосписа. Многочисленные сотрудники в лице администрации, врачей, медперсонала, уборщиц, поваров, разнорабочих, садовников сменяют друг друга вахтовым методом.

Все они тоже люди непростые. Каждый проходит строжайший отбор, случайных работников здесь не держат. Лиза прекрасно помнила, как ей посчастливилось оказаться в «Райском уголке». Несмотря на рекомендации своей влиятельной подруги, и то с трудом удалось здесь остаться. На протяжении долгого времени Лиза заслуживала авторитет у руководства клиники. Прилежание, несклочный характер и качественное выполнение профессиональных обязанностей поспособствовали – ее все же взяли на постоянную должность. Хотя работа не из легких, но у Лизы были свои значимые причины, по которым она пожелала остаться в этом месте.

Ее все устраивало: и коллектив, и работа, и место, и ее маленькая комнатка с уютным личным пространством. Она практически не покидала территорию «Райского уголка». В город и по ближайшим окрестностям выбиралась изредка ради того, чтобы навестить близких или прикупить что-то срочное и необходимое. Даже выходные она проводила здесь, наслаждаясь природой.

Родственники и подруги Лизы недоумевали, чем такого рода деятельность могла притягивать молодую женщину тридцати лет. Пускай и за хорошие деньги. Как может нравиться ухаживать за пожилыми людьми, выслушивать их капризы, терпеть тяжелый характер маразматиков, купать старые немощные тела и прислуживать престарелым мажорам. Близкие не разделяли ее энтузиазма и не видели выигрышных перспектив для Лизы. Еще они не понимали, как можно было отказаться от развлечений и насыщенной жизни, от больших возможностей, предоставляемых в мегаполисе, и забиться в дыру в лесу, не имея возможности часто видеться с близкими. «Ты что, с ума сошла! Что ты там забыла, в этой глуши? На кой черт тебе сдалось подтирать чужие старые жопы? – говорила с возмущением подруга детства. – Не понимаю я тебя. Ты словно бежишь от чего-то». Так оно и было. Прямо в точку. Дело было вовсе не в хорошо оплачиваемой работе. Лиза могла со своей профессией медсестры найти себе в городе лучшее применение. Она и впрямь сбежала, чтобы спрятаться. Но от кого и от чего, никому не рассказывала.

Одной фразой «череда встреч и расставаний» Лиза описывала свою деятельность, если кто спрашивал, чем она занимается, не вдаваясь в нюансы. Каждый раз, прибирая опустевшую комнату, Лиза задавалась вопросом: «Кто следующий займет ее? Каков будет новый временный постоялец?» Каждый новый гость для Лизы проходил по определенному заданному кругу. Знакомство, сближение, взаимопонимание, а потом они уходили в иной мир. Пустоту, которая оставалась после них, вскоре заполняли другие, вновь пришедшие.

У каждого гостя были весомые основания, по которым они приезжали сюда доживать свои дни. Одних приводило собственное желание, других – желание близких. Лишний раз, без надобности никто из сотрудников не вникал в подробности, почему при живых родственниках старики оказывались в стенах хосписа за сотни километров от дома. Тема для некоторых была щекотливая и болезненная. Одиноких людей привозили знакомые.

Каждого вновь прибывшего персонал всегда встречал у дверей хосписа, выстраиваясь в шеренгу. Так было и на этот раз. Новая гостья – хрупкая, маленькая, совершенно неухоженная старушка, шла, шаркая ногами, в сопровождении полноватой немолодой женщины. Провожатая вместе с Лизой повели гостью в подготовленную для нее комнату.

Как внешняя территория «Райского уголка», так и внутреннее убранство здания подтверждали название. Стоило лишь ступить внутрь, рай и благодать открывались взору. Организаторы постарались на славу, чтобы для гостей хосписа последние дни их жизни как можно меньше напоминали о безысходности бытия. Чтобы «Райский уголок» служил всего лишь новым уютным местом для отмеренных им дней существования, о количестве которых ведомо только одному Богу. Коридоры были выложены изысканным паркетом в виде цветочного поля. Стены выкрашены в теплый желтый оттенок, декорированы классическим молдингом белого цвета. Элегантные золотые светильники на потолке и на стенах, с плафонами в виде свечей, следовали по периметрам холлов. Ничто не напоминало скучные, однотипные белые больничные коридоры, а в воздухе не стоял запах лекарств. Везде вазоны со свежими благоухающими цветами либо горшки с растениями. Конечно же, как положено в любом лечебном учреждении, здесь имелись процедурные кабинеты, медтехника и все необходимое для полноценной работы в случае оказания медицинской помощи. Но находилось это в отдельном крыле здания. Общие залы для развлечений и отдыха, холлы, помещения для гостей оставались стилизованными под одну концепцию.

Сопровождающая женщина заботливо усадила гостью в кресло. Та выглядела немного растерянно, разглядывала новую обитель: свежевыкрашенные стены, гардины с ламбрекенами, стильную мебель, настенные картины. Протянув Лизе сумку, женщина сказала:

– Вот, я здесь собрала, что было поприличнее.

Лиза любила давать прозвища людям, опираясь на их профессии либо подмечая в них особенности внешности и характера или черты, схожие с животными. Вид новенькой был жалок. Лиза окрестила ее Замарашкой. Седые, слипшиеся от грязи и давно не стриженные волосы свисали как пакля. Лицо, неизвестно когда в последний раз соприкасавшееся с водой, имело серо-черный оттенок. Старушка с улыбкой водила рукой по постельному белью. Ногти были длинные через один, поломанные, почерневшие и торчали острыми обломками вверх.

Женщина обратилась к гостье:

– Алла Сергеевна, вам нравится здесь?

– Да, – робко ответила та.

– Мне еще надо подписать кое-какие документы. Директор хосписа ждет, – неловко топчась на месте, произнесла провожатая и принялась прощаться. – Я пойду. Буду по возможности вас навещать.

– Я что, остаюсь здесь?

– Да. Помните, мы с вами обо всем договаривались?

– Да, да, – кивая головой, словно вспомнив, ответила старушка.

– Ну вот и славно. Звоните, если что, – с этими словами женщина покинула комнату.

Лиза отодвинула молнию дорожной сумки и раскрыла ее. Запах плесени, пыли, гнили и запустения ударил в нос. Сложив все вещи в мешок, она тут же отправила их в прачечную. Контакт с новой гостьей пока не был налажен. Замарашке требовалось время для адаптации. Приближался обед. Лиза вела гостью по коридорам, а сама размышляла над тем, как встретят новенькую дамы «Райского уголка». Ухоженные, холеные женщины в нарядах, обвешанные драгоценностями или элитной бижутерией, с прическами. «Как бы не заклевали», – переживала Лиза.

Особенно она беспокоилась, как новенькую воспримет мадам Ковальчук, которая была авторитетом в этих кругах и задавала тон. С раннего детства высокая, крупная девушка с мощными мускулистыми ногами увлеченно занималась баскетболом и акробатикой. Сильная, ловкая и быстрая, она словно была создана для многоборья. В легкую атлетику как спортсменка Ковальчук пришла достаточно поздно. Но очень быстро она успешно проявила себя в данном виде спорта и в последующем стала неоднократной чемпионкой по легкоатлетическому многоборью. Побеждала на Универсиаде, чемпионатах Советского Союза, Европы и мира, а также на московской Олимпиаде. Лучшими дисциплинами, где она показывала высокие результаты и устанавливала мировые рекорды, были бег с барьерами, прыжки в высоту и длину. Завершив спортивную карьеру, Ковальчук долго и плодотворно работала тренером-преподавателем по легкой атлетике. Соответствующая жилистая фигура, мощная стать сохранились до ее семидесяти восьми лет. Лицо бывшей спортсменки было вытянутое, подбородок тяжелый, а большой рот удивлял уцелевшими в пожилом возрасте собственными белыми крупными зубами, хоть и с немного расширенными межзубными промежутками. Для Ковальчук существовало только два мнения: ее и неправильное. Если кто-то с ней не соглашался, не разделял безоговорочно ее точку зрения, она с легкостью ставила такого человека на место. Морально подавляла оппонента в словесной дуэли, не подбирая мягких выражений, будто лягала своего обидчика и получала от этого удовольствие. В моменты раздражения Ковальчук сильно раздувала ноздри. Больше всего было неприятно на нее смотреть, когда она заливалась громким смехом, напоминающим ржанье, оголяя свои крупные зубы. Ее внешность и манеры напоминали лошадиные, но за волевой и упрямый характер Лиза окрестила ее мадам Конь.

Большой зал для трапез вмещал в себя два длинных стола, накрытых белоснежными скатертями и уставленный дорогой посудой с соблюдением всех правил сервировки. Для каждого гостя были приготовлены столовые приборы из серебра и текстильные салфетки, перетянутые специальными кольцами. Вне зависимости от времени приема пищи, обязательными атрибутами на столе являлись корзины с фруктами и декоративные вазочки с живыми цветами, источающие легкий приятный аромат. А вечером, к ужину, столы декорировали свечами. За одним столом сидели милые дамы, за другим – джентльмены. Количество женских душ всегда преобладало над мужскими.

Замарашка скромно присела на свободное место к накрытому, изобилующему едой столу и всем пожелала приятного аппетита. Наряженные дамы покивали, но заговорить первыми не решились. Посматривали на Коня и ждали реакции. Мадам Конь вначале напрягалась и всем своим грозным видом и тяжелым взглядом демонстрировала, что данная территория подчиняется ей и охраняется тоже ей. Замарашка, увидев вкусности, не стесняясь, накинулась на еду. С удовольствием хваталась то за одно, то за другое блюдо, боясь, что не успеет все попробовать. Мадам Конь молча наблюдала за новенькой, изучала ее. Поняв, что та ей не соперница и что полку ее подданных прибыло, расплылась в широкой лошадиной улыбке, демонстрируя здоровые зубы, и сказала:

– Оголодала! Бедняжка!

– Ешьте, ешьте! – подхватили поданные, подкладывая в тарелку Замарашки вкусности. – Вам положить колбаску?

«Фу, приняли!» – с облегчением подумала Лиза. Первый раунд Замарашка выстояла. Пускай благодаря жалости к себе, но ее не записали в изгои, как это произошло с мадам Соболевской. Та была известной оперной певицей, часто выступала в дуэтах с Монсеррат Кабалье, Лучано Паваротти и Пласидо Доминго. На пике своей карьеры она гастролировала по миру и давала концерты на лучших оперных сценах в Милане, Сан-Франциско, Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке. Была профессором консерватории, передавала ученикам свой вокальный опыт. Долгий певческий стаж и возрастные изменения наложили свой отпечаток на ее в прошлом колоритную внешность. К своим восьмидесяти двум годам певица сильно располнела. Лишний вес, опухшие ноги, пораженные лимфостазом, не позволяли передвигаться легко, и она вынуждена была пересесть в инвалидное электрическое кресло. Характерные черты внешности: морщинистые, тяжелые брыли, круглые глаза на большом лице, короткая широкая шея с нависающим вторым подбородком – делали ее похожей на сову. Поэтому Лиза и прозвала оперную диву Соболевскую мадам Сова. Она была человеком закрытым, сильно душу ни перед кем не распахивала, в отличие от других звезд, которые с радостью выкладывали новости из личной жизни в Интернет. Но слухи ходили и нелицеприятные. Мягкий, добрый характер певицы не устоял перед натиском корыстных взрослых сыновей. Еще при живой матери братья никак не могли поделить наследство. Мать мешала им. Они ждали и не могли дождаться, когда она освободит шикарную четырехкомнатную квартиру в элитном районе Москвы и раздаст им другие блага. Частые семейные ссоры, скандалы, а поговаривали, что и до рукоприкладства доходило по отношению к ней, побудили мадам Сову принять решение и отправиться в хоспис. Она оставила все свое богатство детям, придержала за собой лишь денежный счет на крупную сумму, чтобы покрывать пребывание в «Райском уголке» и уход. Соболевская обладала незаурядным меццо-сопрано, но ее уникальным оперным тембром не восхищались в «Райском уголке». Многих, кто не был ценителем оперы, она раздражала своим пением. Поэтому Соболевская держалась в стороне от других гостей и вела замкнутый образ жизни. Мадам Сова часто пропадала в актовом зале хосписа, скрадывая свое одиночество рядом с фортепиано, сама себе аккомпанируя. Здесь она могла всецело отдаваться любимому делу всей своей жизни, заливаясь «Хабанерой» из «Кармен» либо партией Графини из «Пиковой дамы».

Лиза всегда сочувствовала своим подопечным. Больше всего в настоящее время она переживала за немощного старика, самого пожилого постояльца хосписа. Девяностотрехлетний старец перенес несколько инфарктов, имел целый букет разнообразных болячек, но держался молодцом. В последние два месяца состояние его ухудшилось, и он занемог, слег в кровать, мучаясь и страдая от болей. Старик готов уже было отдать Богу душу, но тот не прибирал его никак. Дед был народным артистом СССР, дирижером, пианистом и авторитетным педагогом. В прошлом возглавлял оркестр Большого театра. Был известен как внутри страны, так и за рубежом.

Старик совсем ослаб и лишился аппетита. Персоналу приходилось кормить его с ложечки, как ребенка, уговаривая съесть хоть немножко для поддержания сил. Его часто навещал сын, сам уже пожилой, полноватый, очень вежливый и приятный мужчина. Сегодня сын изъявил желание лично покормить отца, в надежде, что с его рук он съест больше. Его и застала в комнате Лиза, пришедшая забрать поднос с посудой. Отец с сыном были так увлечены беседой, что не услышали, как Лиза постучала в дверь и вошла, в очередной раз став невольным слушателем их разговора.

– Я прошу тебя, сынок, – тихо дрожащим голосом говорил Дирижер, лежа в кровати и держа костлявой старческой рукой сына за руку. – Это последнее мое предсмертное желание. Пускай она придет.

– Отец, что я могу? – оправдывался тот, сидя возле ложа. – Я нашел ее. Ездил к ней. Умолял, но она ни в какую.

– Простите за беспокойство, – откашлялась Лиза, дав о себе знать. – Я только заберу грязную посуду.

– А-а-а, это моя любимая помощница пришла, Лизочка, – добродушно произнес Дирижер, кряхтя и мучаясь одышкой.

– Проходите. – Мужчина встал со стула и сам подал Лизе поднос.

– Олег Валентинович! Ай-яй-яй! – глядя почти на не тронутую еду в тарелках, сказала Лиза. – Вы опять плохо поели.

– Нет аппетита, деточка, – вымолвил старик.

– Пару ложек супа, – разводя руками, грустно добавил сын старика.

– Если так дальше пойдет, мне придется об этом оповестить врача. Если вы не будете есть сами, тогда вам назначат капельницы.

– Не надо капельниц, – жалобно сказал старик и, задыхаясь, умоляюще спросил: – Вы лучше скажите мне, вы не видели мою дочь? Она не приходила?

– Нет, Олег Валентинович.

– Если придет, скажите, что я ее жду.

– Непременно.

– Спасибо, Лизочка! Вы хорошая деточка.

Лиза ничего не понимала в музыке. Но говорили, что Дирижер был великим артистом и потрясающей личностью с неиспорченным, добрым характером. Человеком высокой культуры и высокой пробы. Его манерой дирижировать, его безупречной техникой восторгались. Но в биографии Дирижера было черное пятно, которое не давало старику покоя. Это не являлось секретом, об этом знали все: близкие, пресса, сотрудники хосписа. По молодости лет Дирижер загулял на стороне от жены, закрутив ни к чему не обязывающую кратковременную интрижку с кореянкой. Жена узнала, со временем простила измену мужу. Кореянка родила от него дочь, но Дирижер ее не признал. Боялся развалить свой стабильный многолетний брак, в котором у него рос сын. Дочь выросла, затаила вселенскую обиду за непризнание себя, за неучастие биологического отца в ее воспитании. С возрастом, осознав ошибки молодости, он каялся в своих грехах. Пытался наладить контакт, но было поздно. Дочь оказалась натурой строптивой и непоколебимой. Наотрез отказывалась видеться с отцом, что-либо от него принимать. А вскоре и вовсе уехала жить на историческую родину, в Корею, и не желала иметь с ним ничего общего.

Месяц назад, видя, как отец мучается, сын пригласил священника, чтоб тот его причастил. Сын надеялся, что тем самым облегчит страдания отца, тому отпустят его грехи, он успокоится и сможет с чистой душой отправиться на тот свет. Старик исповедовался, но легче ему не стало. Он продолжал стоять на своем и обращаться к персоналу с просьбами, чтобы связались с его дочерью и попросили его навестить. У всех сердце кровью обливалось, но никто не мог помочь исполнить последнюю волю умирающего.

За то время, как Лиза ухаживала за Дирижером, она сильно к нему прониклась и привязалась. У нее была идея, как помочь, но озвучить ее сыну старика она никак не решалась и боялась негативной реакции. Вежливо поклонившись, Лиза поспешила покинуть комнату.

В бодром настроении утром следующего дня Лиза зашла в апартаменты к Замарашке. Она предвкушала благополучный исход, когда старушку отмоет, причешет и приоденет и та займет свое законное место в этом элитном обществе.

– Доброе утро, Алла Сергеевна! – произнесла Лиза, раздвигая шторы, впуская лучи солнца в комнату. – Как спалось?

– Спасибо! Хорошо, – с улыбкой ответила гостья.

– Пора вставать, – обрадовалась Лиза, что контакт установлен.

– Зачем?

– Я помогу вам одеться, помыться и провожу вас на завтрак.

– Хорошо.

Лиза собрала свои длинные густые каштановые волосы в низкий пучок, чтобы не мешали, и принялась за дело. Лила, не жалея, ароматный шампунь и гель на кожу и слипшиеся от грязи волосы Замарашки. «Что может сделать одиночество с когда-то красивой женщиной!» – думала Лиза. Высушив феном волосы, расчесав все колтуны, заплела седые волосы старушки в длинную косу. Замарашка была готова наряжаться. Но теперь ни у кого не повернулся бы язык назвать ее так. Под слоем грязи и гнили находилась Снегурочка с белоснежной, почти фарфоровой кожей. Лиза распахнула шкаф, где уже висели постиранные вещи. Выбор был невелик: старомодные, скучноватые наряды. «Неужели это все, что удалось сохранить? Наши дамы не оценят», – расстроилась Лиза. Затем достала летнее в цветочек крепдешиновое платье из золотого запаса гостьи, оно выглядело посимпатичнее других нарядов.

Снегурочка была женой богатого и известного в своих кругах ювелира. Жила в достатке, никогда не работала, боготворила мужа и занималась домашним хозяйством. Детьми обзавестись им не удалось. Привыкшая во всем следовать мужу, она покорно ему подчинялась и была верной женой. Пять лет назад он умер, и Снегурочка одичала. Потеряла интерес к жизни, а самое главное – человека, ведущего ее по жизни. Перестала выходить из дому, закрылась от общения с людьми. Сама себя заточила в трехкомнатной, набитой антикварными вещами квартире и все дни проводила в постели. Квартира была отписана племяннице мужа, которая давно жила за границей и старушку не навещала. Помогали иногда социальные службы или сердобольные соседи, если, конечно, она им открывала дверь. Одна из соседок не смогла больше смотреть, как старушка заживо угасает в четырех стенах, помогла оформиться и приехать в «Райский уголок», где за ней будет надлежащий круглосуточный уход.

– Это мне все мой Эдичка дарил, – любуясь драгоценностями из шкатулки, сказала Снегурочка. – Только золото. На серебро у меня аллергия.

Снегурочка теребила и перебирала украшения кривыми пальцами, затронутыми артрозом, но с уже подстриженными ногтями.

– Наденьте что-нибудь. Будет красиво, – сказала Лиза.

Снегурочка, довольная собой, своим внешним видом, воодушевилась и поспешила покинуть апартаменты. Она торопилась к завтраку, где ее ждало общение в кругу людей, к которому она привыкла и по которому успела соскучиться. Но народ при виде отмытой добела Снегурочки не возликовал. Наметанными взглядами мимолетно оценив внешний вид, великосветские львицы сразу приметили скромное платье, свисающее мешком с похудевшего тела, растоптанные туфли с облезлыми и покосившимися каблуками. Лишь ювелирный гарнитур из сережек и колье блистали на морщинистых мочках ушей и шее. Время не испортило драгоценности, напротив, с годами они стали только дороже. Снегурочке взять реванш не удалось. Она проиграла во втором раунде. Тихо села на свое прежнее место и пожелала всем приятного аппетита. Реакции не последовало, словно Снегурочка уже здесь не первый год. Она взяла пышную булочку, разрезала ее на две половинки и выложила на них толстым слоем малиновое варенье. Улыбаясь, вслушивалась в разговоры других и продолжала смаковать завтрак.

Лиза наблюдала издалека за Снегурочкой и радовалась, как та ожила и расцвела. «Ну не заняла она здесь почетных позиций. Ну и ладно, – думала Лиза. – Кажется, ей этого достаточно».

Основная женская половина гостей крутилась возле мадам Конь, к компании которой незаметно прильнула Снегурочка. Были еще три дамы, которые везде ходили вместе. У всех троих отмечались начальные признаки деменции. Они иногда забывались и путались в событиях собственной жизни. Но это им не мешало неустанно перемалывать кости своим умершим мужьям и мусолить сплетни. Верховодила в их группе мадам Багдасарова, жена известного кинорежиссера. Если она что задумала или вспомнила, то тут же оперативно доносила своим подружкам: мадам Васнецовой, жене популярного в России музыканта и исполнителя песен, и мадам Полянской, жене знаменитого ведущего ток-шоу. Кроме того, что их мужья, имея толпы поклонниц, были теми еще ходоками в своей молодости, у этих дам имелось очень много другого общего. Они никогда толком не работали, не знали ни тяжелых трудовых будней, ни нужды. У всех троих имелись дети, но их воспитанием и семейным бытом дамочки не сильно утруждались, на то в домах постоянно водились прислуга и няньки. Все в свое время крутились в светском обществе, мелькали по телевизору из передачи в передачу, вели праздную и ничем не обремененную жизнь. Поэтому им было что вспомнить и обсудить, начиная от любовниц своих мужей и заканчивая простыми кулинарными рецептами, которые дамы успели освоить, чтобы хвастаться со знанием дела, что не белоручки. Внешность у них была заурядная, но они себя мнили красавицами и изображали высокопоставленных персон, задающих тон в моде. После смертей известных мужей интерес к вдовам пропал. Но они не хотели признавать, что слава и время их прошли. Высокомерные замашки и манеры остались. Дамы, если честно говорить, неглубоко понимали, где находились и что не за горами их час встречи с Творцом. Может, это было и к лучшему. Женщины воспринимали себя отдыхающими и хорошо проводящими досуг в дорогом пансионате. Лиза трех вдов-сплетниц прозвала Три Сороки.

Гости мужского пола, которые были в неплохой физической форме, если так можно выразиться по отношению к пожилым людям, имеющим большой спектр хронических заболеваний, были в хосписе в меньшинстве. Остальные либо не могли себя полностью обслуживать, либо были парализованными и неходячими или настолько больными, что не выходили из своих комнат и не участвовали во внутренней жизни «Райского уголка». Самыми активными и крепкими из мужчин были художник Травинский, поэт Доронин и генерал Москвин. Известный во всем мире Художник любил проводить вечера в компании с малоизвестным даже в литературных кругах, но очень состоятельным за счет своих родственников Поэтом. Они все время спорили на тему, какие средства лучше отражают мир, дают возможность его понять и осознать. Каждый из них пытался доказать друг другу свою правоту. Поэт твердил, что перо, слова и рифмы, а художник – что холст, краски и кисти. Визуал и аудиал никак не могли сойтись во мнении. Генерал Москвин, бывалый вояка, был далек от творческих метаний и предрассудков и не вставал ни на чью сторону. Примыкал то к мужской компании, то к женской, но компаньона по душе и интересам так и не нашел. Рано овдовев, Генерал был лишен семейного тепла. Скучал по женскому вниманию и был не прочь поухаживать за дамами, так как по большей части был кинестетиком и искал тактильных контактов. Статный, высокий генерал хорошо сохранился в свои восемьдесят лет и оставался завидным мужчиной. Однако темы для разговоров Генерал выбирал соответствующие своему статусу и пониманию: политика, война, история, боевые заслуги. Дамы интересов его не разделяли, чувствовали себя рядом с ним некомфортно и долго в его компании не выдерживали. К тому же Москвин был контуженный, разговаривал громко, отрывисто, резко, словно командовал парадом, а нежным женским ушкам это не нравилось, и вообще, у них от него поднималось давление.

Так своим чередом протекала жизнь в «Райском уголке».