Kitobni o'qish: «Ожидающая»
Похороны последнего родственника заставили меня вернуться на некоторое время в этот закуток, где, кажется, время остановилось. Ступив на скользкий деревянный выступ, служащий своеобразным причалом, я направился в сторону дороги, которая привела бы меня вглубь города. Возможно, там произошли изменения, которые ещё не дошли до прибрежной деревушки.
Мне повезло родиться именно там – в центре, где кипела жизнь. Прибрежный быт я наблюдал лишь со стороны как занимательное представление: ссоры, встречи моряков и их жён, забавы детей, веселье на праздниках. Этот мир завлекал своей страстью, тяге к жизни. Мой же мир был спокоен, но в нём присутствовала сытость и власть.
Сейчас оба мира для меня сплелись воедино в одну сплошную безликую массу. Будто всё стало однотипным и глубоко забытым. Даже не верится, что когда-то я жил в этих местах, провёл детство и застал некоторое юношество. Тогда я ещё разделял эти понятия центра и берега, а теперь… а важно ли это? Всё осталось прежним… только более обветшалым.
Поток моих мыслей прервал скрипучий голос пожилой женщины. Измождённое лицо было накрашено чересчур вульгарно: яркие румяна на обвисших складках кожи, которая обтягивала скулы, помада такого же цвета на тонких, испещрённых морщинами губах, черный уголь, который пытался скрыть отсутствие ресниц и бровей.
Неужели это была она? Та самая женщина?
Я тогда вежливо представился, как меня учило общество Старого Света, спросил, что её интересует, подозревая наперёд её вопрос. В глубине души я надеялся ошибиться, не услышать его.
“Вы не видели случайно моего сына? Он моряк. Возил сахар в соседний остров. Буря застигла их шлюпку, но я уверенна, что он остался жив…”
О нет. Это была она. Та самая местная сумасшедшая. Я знал её ещё с детства. Она и раньше не была красоткой, но время наложило ещё больше устрашающих белил на не без того болезненное лицо. А её раскрас проститутки говорил о том, что она до сих пор зарабатывает себе на хлеб своим телом.
Никто над ней не смеялся. Никогда. Она была обычной прибрежной проституткой, коих было множество в этом месте. Обычная женщина из бедной семьи. Она не делала никому зла. Никто не знал, как и она сама, кто был отцом её ребёнка. Её сына, которого она так сильно любила.
Он, как и многие мужчины того места, ушли работать в море. И однажды он не вернулся. К сожалению, как и многие мужчины того места. Это настигало почти каждую семью этого клочка земли.
С тех пор эта женщина ушла из публичного дома и стала поджидать своего сына на берегу. Там она встречала моряков и, спросив, не видели ли её сына, она предлагала своё тело, чтобы заработать себе на еду.
И я, прибыв сюда на пароходе, спустя столько лет, встретил её. Не желая услышать следующий вопрос, я бросил ей пугливое “нет” и спешно направился к главной дороге.
***
Естественно, никто не ожидал моего скорого прибытия, поскольку понимали, что добраться сюда из Старого Света возможно далеко не за три дня. Я заранее позаботился о процессии погребения и выделил необходимую сумму на счёт паствы, чтобы похоронить моего родственника рядом с остальной семьёй.
Сюда же я прибыл уже на аккуратную могилу, чтобы заботливо положить цветы и обсудить с нотариусом дальнейшую судьбу маленького клочка земли, который перешёл мне по наследству.
Я ещё не планирую оставаться здесь навсегда, однако и терять просто так землю, приносящую незначительную прибыль, я тоже не мог. Этот мир непостоянен. Кто знает. Возможно, здесь начнут добывать необходимые ресурсы или же взрастят обширную плантацию маланги, и моя земля станет дорога? Или же я прогорю со своими авантюрами, а может, наоборот, озолочусь, заведу семью и перееду сюда доживать старость?
В любом случае я не готов был сейчас расстаться с этим местом, но и осесть здесь окончательно, я пока что не мог себе такого позволить. К счастью, мою дилемму решила семья, которая жила по соседству. Бывший моряк продал свою шлюпку, вложил деньги в фермерство и весьма преуспел. Ему нужна была земля для расширения своих угодий, чтобы больше взращивать и продавать. Он хотел взять мою землю в аренду на десять, а то и двадцать лет, если не решусь ему продать её окончательно.
