Kitobni o'qish: «Зарубежная Россия 1920-1970»

Shrift:

Выпуск подготовлен командой интерактивного издательства «Чёрная Сотня».

«Чёрная Сотня» – книжное издательство, основанное двумя студентами в 2013 году. Миссия издательства – восстановление и возвращение в Россию литературного, культурного и научного наследия русского зарубежья, а также трудов, которые по тем или иным причинам не периздавались в советское время.

Официальное сообщество ВКонтакте www.vk.com/chernaya100

Предисловие

Не «русское зарубежье», но «Зарубежная Россия»

В России нет особой привычки следить за восточноевропейскими политическими новостями, но когда в 2001 году премьер-министром Болгарии стал Симеон Саксен-Кобург-Готский, ещё в детстве вошедший в национальную историю как Симеон II (будучи ребёнком, он оказался последним болгарским царём), эта новость на многих произвела впечатление. Куда уж нагляднее – вот они, критические 25 лет, из-за которых Россия оказалась единственным из государств, переживших коммунистическую диктатуру, где после падения власти коммунистов не случилось большого возвращения прежней, эмигрировавшей национальной элиты. Вернувшемуся Симеону, когда он стал премьером, было всего 65 лет, у нас же возвращаться было некому: поколение цесаревича Алексея вымерло в начале 80-х. О, если бы и у нас, как у болгар и других восточных европейцев, советская власть продержалась не 70, а всего 45 лет – они бы вернулись, они бы успели, и Россия была бы совсем другой. Даже судьба этой книги укладывается в ту же календарную схему – книга вышла в 1971 году, автор умер в 1978-м, не пережив даже Брежнева, которого, в общем, вообще никто не пережил. Главные долгожители эмиграции остались в 70-х – Керенский, Борис Зайцев, – и чуть ли не единственным состоявшимся дореволюционным человеком, успевшим вернуться (в ленинградскую, впрочем, коммуналку), оказалась Ирина Одоевцева.

Но дело не только во времени. Понятно, что возвращаться можно и посмертно. Этот процесс начался ещё в доперестроечном СССР – Бунина стали издавать ещё при Хрущёве, Шмелёва – в конце 60-х. Незадолго до перестройки в Москве перезахоронили прах Шаляпина. Даже Зворыкин американским туристом и делегатом не раз приезжал в Советский Союз. Но у слова «эмиграция» к тому времени было уже совсем другое значение и совсем другие ассоциации, в том числе географические – не врангелевский Крым и Галлиполи, не Белград, Константинополь и Париж, а Вена, Тель-Авив и Нью-Йорк. «Хоть тушкой, хоть чучелком», «жена не роскошь, а средство передвижения» – через первые дыры в железном занавесе не русская культура прежде всего хлынула в Россию, а советская – на Запад.

Мемуары Одоевцевой опубликуют ещё в СССР, но нельзя сказать, что они или ещё какие-то книги того же рода – Роман Гуль, Георгий Адамович, даже Нина Берберова, – как-то сотрясли устои или впечатлили поколение. Нет, гораздо популярнее у современников был Довлатов, в «Ремесле» уморительно описывавший своё противостояние с недотёпистым самодуром Боголюбовым (все понимали, что речь об Андрее Седых, тогдашнем редакторе «Нового русского слова», в прошлом – литературном секретаре Бунина), и понятно, на чьей стороне были симпатии позднесоветских и постсоветских читателей: «До семидесятого года в эмиграции царил относительный порядок. Отшумели прения и споры. Распределились должности и звания. Лавровые венки повисли на заслуженных шеях. Затем накатила третья волна эмиграции». Это гораздо более злая ирония судьбы, чем советско-восточноевропейский 25-летний лаг – крушение старой, первой эмиграции случилось на её территории и стало результатом противостояния с уехавшими советскими, для которых сбережённая за границей Россия была так же неважна, как и для тех, кто их выгонял.

И «русское зарубежье» (постсоветский уже термин) – это было что-то заведомо музейное, мумифицированное, неживое. Что-то, о чём на телеканале «Культура» Никита Михалков разговаривает с какой-нибудь по-французски грассирующей бабушкой, или что проходит по категории «забытые имена» в литературных толстых журналах. Вместо русских Симеонов или хотя бы их потомков в постсоветскую Россию возвращались Василий Аксёнов, Юрий Любимов, Андрей Кончаловский – советское зарубежье, вытоптавшее русское ещё лет за десять до крушения советской власти. Три главных литературных имени для постсоветской образованщины – Набоков, Бродский и тот же Довлатов, – самая точная социологическая характеристика: постсоветским людям хотелось любить тех, кто интегрировался в Запад, а не тех, кто хранил никому не нужное прошлое.

Но слава Богу, что у прошлого, у наследия, нет срока годности – оно будет лежать, пока в нём не возникнет потребность, и потребность возникает сейчас, на наших глазах. Может быть, оформилась уже очередная волна (нумерации уже нет – пятая, шестая, неважно) эмиграции, чувствующая необходимость в наследовании и в Отечестве; такие вещи обостряются в интернациональной среде, в интернациональных коллективах. Когда рядом с тобой француз, никогда не забывающий, что он француз, и англичанин, для которого крайне важно быть англичанином – ты, даже если в России тебе на это было плевать, почувствуешь себя русским и вспомнишь тех русских, которые были до тебя. Даже если ты программист в Долине или преподаватель в Оксфорде, родство с предшественниками даст о себе знать, и открытием для тебя станет, что русский в Европе сто лет назад – это совсем не только парижский таксист, но и профессор, и архитектор, и инженер, и художник (писатели – вообще само собой), и ты сегодня – прямой их наследник. Живя на Западе, я стал чаще видеть таких людей, и их типичность стала для меня открытием – раньше я думал, что любой уехавший мечтает раствориться и забыть о своей русскости. Впрочем, может так и было когда-то, но сейчас – точно нет. Сейчас современной эмиграции оказывается нужным то, что было когда-то сбережено теми, кто, по Гулю, «унёс Россию», но и не только эмиграции – сама Россия сегодня часть мира, и интеллектуальные моды распределяются примерно одинаково. Люди, которые ищут альтернативу нынешним порядкам и нравам, неизбежно обнаруживают целый русский мир, который, как видим, был когда-то заботливо описан и систематизирован Петром Евграфовичем Ковалевским.

Едва ли он отдавал себе в этом отчёт, но какая проницательность – не «русское зарубежье», но «Зарубежная Россия»; стилистическая тонкость того же рода, что и в парах «Прибалтика/Балтия» или «Средняя Азия/Центральная Азия» – для постсоветских государств объяснимо важен был отказ от прежних обозначений, имевших точкой отсчёта имперские столицы. Теперь и мы на чуть более сложном, даже экзистенциальном уровне приходим к той же игре слов – не зарубежье, то есть не необязательный придаток, но сама Россия, пусть и стоящая от российских границ на тысячи километров. Слишком долго у нас говорили об эмиграции в третьем лице. Зарубежная Россия заслуживает слова «мы» вне зависимости от того, где оно произносится – в нынешней России или за её пределами.

Лондон, июнь 2019 года Олег Владимирович Кашин

От редакции

Feci quod potui, faciant meliora potentes.
Сделал что мог, да сделает лучше, кто может.

Пусть эта книга начинается тем же эпиграфом, что и закончилась. Пётр Евграфович проделал огромный труд, собрав и систематизировав в 1970-е все эти данные. Помню, когда я помогал Александру Жучковскому в работе над хронологией и деталями событий для книги «85 дней Славянска», мы столкнулись со страшной проблемой: свидетели и участники обороны не могли в нужной мере вспомнить события 4-летней давности. Все рассказывали разное, путались в датах, позывных, количестве оружия. Данные, близкие к истине, добывались несколькими мучительными итерациями, и это в эпоху «перманентного свидетеля» – интернета. У Ковалевского его не было. Сложно представить, какой титанический труд был проделан: по «горячим следам» собирать историю миллионов людей за полвека. Осознавая, что эта работа не может быть совершенной (о чём писал и сам автор, выразив чаяния о том, что его труд будет продолжен), мы перепроверили даты, фамилии, отчества, некоторые детали. В результате нами было найдено много десятков ошибок и неточностей, которые мы исправили. Мы также дополнили книгу не одной дюжиной дат смертей тех, кто был жив на момент написания труда, добавили более трёх сотен портретов и фотографий (о необходимости которых тоже писал Ковалевский), дополнили указатель имён (оригинальный не охватывал дополнительный выпуск) и обогатили книгу несколькими очерками на темы, которые были недостаточно освещены.

Стремясь восстанавливать дореволюционную русскую культуру книгопечатания, мы использовали в книге обозначения, которые могут быть неизвестны некоторым читателям:

[] – редакторские вставки;

⋆ – даты рождения;

† – даты смерти.

Дмитрий Бастраков, главный редактор

Об авторе

Пётр Евграфович Ковалевский (1901–1978)

Пётр Евграфович Ковалевский – первый историограф русского зарубежья, преподаватель, церковный и общественный деятель.

Родился в Санкт-Петербурге в семье политика Евграфа Петровича Ковалевского и педагога Нины Владимировны Ковалевской. В 1919 году в возрасте 18 лет вместе с родителями эмигрировал в Константинополь, где прислуживал на Андреевском подворье, а в феврале 1920 года переселился во Францию, где поступил на историко-филологический факультет Сорбонны и стал старшим иподьяконом митрополита Евлогия (Георгиевского).

В Париже Пётр Евграфович стал активнейшим участником общественной жизни русской эмиграции: выступил одним из инициаторов создания Русского студенческого христианского движения (РСХД), был избран генеральным секретарём Центрального комитета по обеспечению высшего образования русскому юношеству за границей, соосновал газету «Русская мысль», а также возглавил русскую академическую группу в Париже. На протяжении всей жизни Пётр Евграфович преподавал: историю, географию, литературу, латынь, агиологию и русский язык. Читал лекции в самых разных учреждениях: от парижского лицея Мишле до Свято-Сергиевского православного богословского института и Сорбонны. Часто публиковался в журналах «Возрождение», «Церковный вестник», «Вестник РСХД», а также во французской периодике.

Последние 20 лет жизни центральной темой исследований Петра Евграфовича была Зарубежная Россия: в комиссии по сбору материалов для «Золотой книги русского зарубежья» он состоял генеральным секретарём. В работе комиссии принимали участие такие видные эмигранты, как Дмитрий Рябушинский, Серж Лифарь, Георгий Адамович, Юрий Анненков и другие. Проект по составлению «Золотой книги» так и не был завершён – Пётр Евграфович Ковалевский скончался в 1978 году в возрасте 77 лет и похоронен на кладбище Триво при Храме в честь Воскресения Христова в Мёдоне.

П. Е. Ковалевский
Зарубежная Россия
История и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека (1920–1970)

Предисловие

Впервые мысль о необходимости хранения материала о жизни Зарубежной России была выдвинута В. К. и Е. Л. Абданк-Коссовскими, которые собрали печатные и фотографические документы о повседневной жизни и деятельности русских за рубежом родины, составивши около трёх тысяч листов на картоне. Они же сохранили по одному номеру русские журналы и газеты, выходившие вне России, в количестве 800 различных названий.

В 1938 году О. Морозова опубликовала в Тяньцзине в Китае серию иллюстрированных статей под общим названием «Культурные силы русской эмиграции», в которых давалась общая сводка того, что создала Зарубежная Россия за двадцать лет.

Необходимо также отметить инициативы проф. В. Б. Эльяшевича, который поднял вопрос об издании труда о Русском Зарубежье и представителя по русским делам Лиги Наций во Франции – Марселя Пана, хлопотавшего о создании в Париже Музея Русского Зарубежья.

П. Е. Ковалевский, собиравший до войны материалы о культурной роли Зарубежья и по истории Зарубежной России, посвятил этим вопросам отдельные главы как в своём «Историческом пути России» (пять изданий: Париж, 1939–49), так и в «Курсе русской истории» (Париж, Пайо, 1948). В 1951 году он напечатал сводку материала, озаглавленную «Русское рассеяние по миру и его культурная роль» (Париж, по-французски), которая широко разошлась по всем странам.

Общими усилиями трёх «собирателей»: Т. И. Алексинской, которая подготовила разнообразный и систематизированный материал о жизни и деятельности Зарубежной России, В. К. Абданк-Коссовского и П. Е. Ковалевского, была напечатана серия статей-обзоров к 35-летию Зарубежной России (1920–55). Появилась она в журнале «Возрождение» за 1955/6 годы и была посвящена всем областям деятельности русских за рубежом.

Основанное Д. П. Рябушинским в 1945 году Общество охранения русских культурных ценностей задалось, со своей стороны, также задачей собирания и издания накопившихся материалов. В начале 1960 года была создана комиссия по сбору материалов для «Золотой Книги», в которую вошли, кроме председателя Д. П. Рябушинского и ген. секретаря П. Е. Ковалевского, Е. А. Вечорин, Г. С. Давидов, М. Н. Кржижановский, А. Б. Серебряков и Г. В. Чижов.

Параллельно с Обществом охранения культурных ценностей, в Париже, по инициативе В. В. Вырубова, М. А. Джаншиева и В. В. Лыщинского, образовалась группа по изданию книги, а в 1962 году был основан для этой цели Комитет. Во главе его встал кн. Н. С. Трубецкой. К нему, ввиду кончины Д. П. Рябушинского и тяжкой болезни П. Е. Ковалевского, перешла инициатива по изданию, но отдельные члены Общества, под председательством заменившего Д. П. Рябушинского – С. М. Лифаря, продолжали собирание материалов. До своей болезни П. Е. Ковалевский успел выпустить первую часть своей работы о Русском Зарубежье, озаглавленную: «Наши достижения, роль русской эмиграции в мировой науке», вышедшую в 1960/61 годах в Мюнхене двумя изданиями.

В 1961 году Г. Адамович издал краткую брошюру-программу будущей деятельности Комитета по изданию книги под названием: «Вклад русской эмиграции в мировую культуру» (Париж). В 1962 году Комитет поручил М. А. Джаншиеву вступить в сношения с представителями русско-американской общественности для образования Комитета в Америке.

После кончины кн. Н. С. Трубецкого и ряда других членов Комитета, дело собирания материалов вновь сосредоточилось в руках Общества по охране культурных ценностей, где особенно потрудились над этим Е. А. Вечорин и Л. Н. Немиров.

В 1966 году был восстановлен, по инициативе М. А. Джаншиева, под председательством гр. С. М. Толстого, Парижский комитет, который поставил себе целью сбор средств на издание книги о «Вкладе русских в мировую культуру» и осуществление этого издания.

Одновременно сбор материалов продолжался Обществом охранения, причём наибольшие труды понесли члены Общества Ю. П. Анненков, П. Н. Грабар, Г. А. Дейша, Е. М. Костюк, А. Б. Серебряков, а также член комитета А. К. Требинский. Общество работало под руководством С. М. Лифаря, а с 1968 года – П. Е. Ковалевского.

Созданный, под председательством гр. А. Л. Толстой, Комитет в Америке, передал дело собирания материалов Русской академической группе в Нью-Йорке.

Парижский комитет предполагает издать книгу по-французски, а в дальнейшем по-русски о «Вкладе русских в мировую культуру», в которой будут даны сведения о работе отдельных деятелей науки и искусств и их участии в культурной жизни других народов.

Цель настоящего труда иная. Он должен:

1) сохранить для будущих поколений «Историю Зарубежной России и её культурной и просветительной самодеятельности»;

2) отдать долг признательности тем иностранцам, которые за прошедшие полвека содействовали хранению и развитию русской культуры;

3) дать будущим историкам данные о всём, что написано и напечатано о Русском Зарубежье и о местах, где хранятся материалы о жизни и творчестве русских вне России.

Размеры книги не дают возможности предоставить читателю исчерпывающий материал, но автор надеется, что его работа вызовет желание у более молодых историков посвятить свои силы разбору и описанию деятельности Зарубежной России в отдельных областях. Он будет признателен всем, кто пришлёт ему дополнения и исправления, которые по возможности будут использованы для второго издания.

Париж, декабрь 1970 года.

Пётр Евграфович Ковалевский

Часть I
История зарубежной России за полвека

1. Зарубежная Россия как историческое явление и причины её образования

В мировой истории нет подобного по своему объёму, численности и культурному значению явления, которое могло бы сравниться с русским зарубежьем. Из трёх великих исходов – еврейской диаспоры, выезда протестантов из Франции и отъезда русских с их родины – последний является наиболее крупным и значительным, и с культурной точки зрения наиболее своеобразным.

Диаспора еврейского народа не была вызвана политическими или культурными причинами. Она была расселением еврейского народа по Римской империи, продолжавшимся в течение долгого периода. В начале нашей эры из общего числа шести миллионов евреев – пять жило вне Палестины. В рассеянии «Бар Кошба» жило в одном только Египте свыше миллиона евреев, а число их в Александрии превышало 200 тысяч. После отъезда в изгнание «Галата», вследствие событий 70 и 135 годов, в Палестине почти не осталось еврейского населения.

Диаспора кальвинистов, принуждённых покинуть Францию в связи с отменой Нантского Эдикта Людовиком XIV в 1685 году, была исключительно религиозной, а не национальной, как еврейская. Отъезд «гугенотов» затронул 200 тысяч человек, главным образом промышленный класс и ремесленников, и был значительной потерей для экономики страны, но он мало отразился на культурной жизни Франции. Кальвинисты переселились в Англию, Голландию, Германию, Данию и Швейцарию и вполне вошли там в местную жизнь. К ним впервые на международном юридическом языке был применён термин «рефюжиэ» то есть «ищущий убежища», который через два с половиной века будет применён к русским беженцам.

Польская эмиграция 1831 года хотя и принадлежала к элите нации, но была немногочисленной и сосредоточилась, главным образом, в Париже и его окрестностях, имея своим центром городок Монморанси. Она не распространилась широко по всему свету.

Французская эмиграция после Революции 1789 года была совсем иного характера. Она состояла почти исключительно из аристократии и духовенства и вернулась на родину после реставрации Бурбонов. Она была по своей численности небольшой и, за исключением некоторого количества эмигрантов, оставшихся в России, не играла большой культурной роли вне Франции.

Русское рассеяние превзошло все бывшие до него и по числу, и по культурному значению, так как оно оказалось центром и движущей силой того явления, которое обычно называется русским зарубежьем, но которое следовало бы называть «Зарубежной Россией».

Если, между 1920–25 годами, Россию покинуло свыше миллиона русских людей, которые представляли собой цвет русской интеллигенции, то они нашли вне новых границ страны значительные группы русского населения, оказавшиеся – в силу международных договоров и отхода от России целых областей – вне пределов родины, но говоривших по-русски, считавших себя русскими и тяготевших к тем культурным центрам, в которых сосредоточилось русское рассеяние 1920–25 годов.

Это русское зарубежье может быть исчислено между 9 и 10 миллионами человек, то есть в два раза больше населения Норвегии, страны, представитель которой был назначен Верховным Комиссаром над русскими. Оно намного превышало население Дании и равнялось населению Швеции или Австрии.

В историческом труде невозможно дать полных статических данных о русском зарубежье. Они собраны на основании официальных переписей и анкет 1920–25 годов и могут составить особый выпуск материалов, который было бы желательно издать.

Покинуло Россию после революции 1917 года около миллиона людей. К ним надо присоединить русское население Бессарабии, объявившее себя таковым при переписи 1920 года (742 тысячи на общее население области в 2.686.000), русские меньшинства в Финляндии (15 тысяч), Эстонии (91 тысяча), Латвии (231 тысяча), Литве (55 тысяч), Польше (5 миллионов 250 тысяч, согласно переписи 30 сентября 1921 года, при общем населении страны в 27 миллионов 177 тысяч), Угорской и Пряшевской Руси (550 тысяч), Китая и полосы отчуждения Восточно-Китайской железной дороги (200 тысяч), США (500 тысяч), Канады (119 тысяч), и Западной Европы (50 тысяч, живших там до революции 1917 года), а всего 8 миллионов 853 тысячи человек. Все эти цифры даны за исключением беженцев, которые входят в миллион покинувших пределы России после революции. По данным, опубликованным Лигой Наций в сентябре 1926 года, выехало из России 1.160.000 человек.

К ним надо ещё присоединить оставшихся на Западе русских военнопленных войны 1914–18 годов и чинов экспедиционного корпуса во Франции и в Салониках в 1916–17 годах.

В этнографическом отношении миллион выходцев из России состоял из представителей всех народов, населявших русское государство, но значительное большинство принадлежало русским. Все национальности, подданные Российской Империи до 1917 года, записывались как русские; исключение составляли только армяне, которые в международных актах шли всегда по особой параллельной категории, включавшей также армян-беженцев из Турции.

В отношении образовательного ценза русское рассеяние было высококультурным. Значительный процент был с высшим образованием и почти три четверти со средним. В отношении сословном в нём были представлены все классы населения, но большинство принадлежало к среднему интеллигентному классу и к свободным профессиям, хотя было немало и торговцев, ремесленников и крестьян. Меньше всего было рабочих и духовенства. За рубеж выехало 10 процентов епископата и всего полпроцента священников.

Причины, по которым миллион русских покинул свою родину, связаны с событиями пореволюционных годов и установлением в России нового строя. После окончания Гражданской войны и прекращения военных действий на внутренних и внешних фронтах, военные кадры оказались в большом количестве за рубежом России. Около четверти покинувших страну принадлежали к армиям, сражавшимся на юге России, в Крыму, вокруг Петрограда, на севере и в Сибири. Во время Новороссийской и Крымской эвакуаций выехало также значительное количество гражданских лиц. В отношении профессий гражданской части рассеяния, которая составляла приблизительно три четверти всего его числа, необходимо отметить, что в ней были представлены все категории лиц: профессора и педагоги, политические и общественные деятели, промышленники и торговцы, журналисты и адвокаты, инженеры и доктора, писатели и поэты, артисты и художники.

В политическом отношении были представлены все партии и оттенки мнений, от крайних правых до крайних левых социалистов-революционеров и меньшевиков. Их всех объединяла русская культура, которой они служили и которая была обречена на полное разрушение и должна была быть заменена новой пролетарской культурой – «пролеткультом».

В Советской России были объявлены вне закона и лишены права на труд и на паёк, кроме военных, принимавших участие в белых армиях, все собственники, торговцы всех категорий, чиновники прежнего режима, зажиточные и полузажиточные крестьяне и вообще всё население не пролетарского происхождения. Все классы населения, кроме пролетариата, подлежали постепенному уничтожению согласно программе коммунистической партии 1918 года. Классовая борьба должна была быть беспощадной и вестись до полного уничтожения противника.

Но были причины и чисто моральные и духовные: желание мыслить и творить независимо, а не подчиняясь указаниям государственного плана, и свободно развивать свои индивидуальные способности и таланты. К ним присоединилось также желание свободно и открыто исповедовать свою веру и свои общественные и политические убеждения.

Поэтому в русском рассеянии оказалось так много представителей литературы, мысли и искусства, так много артистов и художников. Надо заметить, что в 1922 году категория русских мыслителей сильно пополнилась теми, кого советское правительство выслало за пределы родины.

Выехавшие из России сознавали себя носителями великой русской культуры, создававшейся веками. Они хранили её, умножали её, развивали, несли в мир и знакомили с нею другие народы. Поэтому, в течение своего полувекового бытия, русское зарубежье имело троякую задачу: охранительную, осведомительную и творческую, через участие в культурной и научной жизни других стран.

Хранение русских исторических традиций не было музейным и только бытовым, но имело глубокие моральные и духовные основы и задания.

В этой борьбе за русскую культуру, русский язык и русские традиции выявились три свойства русского человека: его талантливость и изобретательность, проявившаяся во всех областях жизни и творчества, его необыкновенная приспособляемость к местным условиям, когда интеллигенты, никогда не занимавшиеся физическим трудом, становились к станку или делались шофёрами такси, и, наконец, глубокое пренебрежение к так называемому «комфорту» и довольствование малым.

Русское зарубежье никогда не забывало своей родины, всегда было обращено к России и работало ради неё. Не забывало оно и родного русского языка и боролось за его чистоту. Особенно велика заслуга в деле хранения русских традиций и русского языка принадлежит русским женщинам, которые, в своём огромном большинстве, были неутомимыми труженицами и много способствовали воспитанию молодых поколений.

Настоящая книга имеет целью показать грядущим поколениям, что рассеянные по всему свету русские за своё полувековое пребывание вне родины много потрудились, много испытали и многое создали.