Kitobni o'qish: «Выживальщики 5. Спасённые»

Глава 1

Он открыл глаза. Потом закрыл. Потом опять открыл. Ничего не менялось. Мелькнула мысль, что он ослеп, но он её прогнал. «С чего это вдруг? Просто здесь темно. Кстати, где это здесь? Как я здесь очутился, и кто я вообще такой?» В голове была пугающая пустота. Хотя нет, не совсем. Была ещё боль. Страшная боль во всём теле. И как это он её сразу не заметил? Боль была очень сильной и заполнила собой всё сознание. Он застонал. Звук прозвучал глухо, как будто под водой. Или у него что-то со слухом? Он застонал ещё раз.

Неожиданно, где-то совсем рядом раздалось хихиканье. Сдавленное и довольно мерзкое. Кто-то сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он попытался повернуться в ту сторону, тело пронзила ещё более острая боль, и сознание вновь его покинуло.

В следующий раз он очнулся, когда его куда-то тащили. Он лежал на чём-то мягком, по ощущениям, это были ветки деревьев, и на этих ветках его не очень деликатно волокли по земле. Ноги бились об камни, и каждый удар отзывался вспышкой боли. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, но стон через них всё равно прорвался. В ответ раздалось всё то же хихиканье. На очередной кочке тело опять пронзила боль, и он вновь отключился.

Он ещё несколько раз приходил в себя, каждый раз понимал, что его по-прежнему тащат в темноте, каждый раз, после приступа боли терял сознание. В последний раз он отключился уже надолго. Хотя сам он этого и не знал. Для него время сейчас не существовало. Были только короткие просветления сознания, которые каждый раз заканчивались вспышками боли.

В следующий раз он пришёл в себя через четыре дня. Он лежал на чём-то твёрдом, боль была, но уже довольно приглушённая. Пошевелиться он практически не мог. Что-то мешало. Не мог даже повернуть голову. Казалось, что она привязана. Это было странно, но очень было на то похоже. Он открыл глаза. Прямо над ним, были пята фиолетовой растительности, вроде грибка, фрагментарно покрывающие потолок. Точнее не потолок, а свод пещеры.

Видел он плохо. Всё расплывалось в фиолетовой мути. Иногда удавалось немного сфокусироваться, но ненадолго. В голове происходило приблизительно, то же самое. Мутный туман, из которого он никак не мог выудить информацию. Никакую. Он не понимал ни что происходит, ни вообще, кто он такой. Это было очень страшно.

Мир с каждой минутой, медленно, но верно, становился чётче, в голове прояснялось, и хотя ответов на вопросы не прибавилось, по крайней мере, восприятие вернулось в норму. Он попытался проанализировать, что ему известно.

Результаты были… странные. Он был неизвестно кто, неизвестно где. Лежал в какой-то пещере, или месте, очень на неё похожем. Теперь уже не было сомнений, что он привязан. Очень крепко зафиксирован. Голова, руки, ноги, да и всё тело было опутано верёвками. Ещё он чувствовал какие-то накладки, они были везде: на руках, ногах, груди, шее…

Была тупая и повсеместная боль. Казалось, что болело вообще всё. Но если прислушаться к ощущениям, то это было не так, и при желании можно было разделить боль на зоны. Было очень сухо во рту и хотелось пить. А вот голода не было.

Он попытался вспомнить, что он вообще знает. Этого было не мало. Он очень хорошо представлял себе мир, в котором живёт. Цивилизацию, её устройство, даже новости последних дней, ну или тех, которые ему казались последними, он очень хорошо помнил. Но совершенно не помнил СЕБЯ в этом мире. Ни где он жил, ни чем занимался, ни даже как он выглядит, хотя о наличие зеркал и разнообразных средств записи он, естественно, знал. Единственное, что он мог о себе сказать, так это назвать свою половую принадлежность. Он не сомневался, что он мужчина. И всё!

Ещё смутно помнились последние события. Как он выплывал иногда из тумана, и каждый раз терял сознание от боли. Помнилось, как его тащили. Ветки! Он лежал на ветках! Это запомнилось особенно отчётливо.

С ним что-то произошло, и кажется, кто-то пытается оказать ему помощь. Но не очень квалифицированную. Знает он этого или этих кого-то или нет – тоже было загадкой. Вспомнилось мерзкое хихиканье во время его пробуждений.

Но если ему хотят помочь, то почему он связан? Может это и не помощь никакая, а совсем наоборот? Может он в плену? Может его похитили?

Про то, что люди могут потерять память, он помнил, и с ним случилось как раз это, тут сомнений не было. Но вот в остальном, были одни вопросы и почти никаких ответов.

Внезапно раздались шаркающие шаги. Кто-то приближался. Он скосил глаза в сторону, пытаясь разглядеть. Прямо над ним появилось лицо. Грязное, с немытыми космами старушечье лицо.

– Очнулся? – сказала «старушка», хотя ему вдруг показалось, что не такая уж она и старая, просто запустила себя.

Он не ответил, потому что не нашёлся что сказать. Соглашаться с очевидным было бессмысленно, у него были куда более важные вопросы, но пока он судорожно выбирал самый важный, она схватила его за нижнюю челюсть, резко её оттянула и второй рукой начала запихивать в рот какую-то мякоть.

Он от неожиданности попытался не позволить ей это сделать, но не смог, она крепко и очень сильно держала его, а у него самого, как оказалось, нет ни силы, ни воли чему бы то ни было противиться. Он был совершенно немощен.

– Ишь, кочевряжиться начал, – хихикнула старушка, – было проще, пока был без сознания. Ел, как миленький, и глотал исправно. Ешь! – вдруг грубо сказал она, – я с тобой бороться не буду. Не для того я тебя спасала, чтобы отравить. Ешь, или умри! Будешь сопротивляться, перестану кормить.

Он послушался. Артачиться и впрямь не было смысла. Хотя то, что она пихала ему в рот, было жуткой горечью. Такой дряни он ещё не пробовал, насколько помнил, разумеется. Горло начинало спазмически сжиматься, стараясь не пропустить внутрь столь сомнительную и неприятную пищу.

Увидев, что сопротивляется уже не он сам, а его организм, старушка усмехнулась, и достав откуда-то из-за поля его зрения что-то деревянное, наклонила это над ним, и ему в рот полилась вода. Это оказалась миска из изгиба ствола дерева, очень грубой работы.

Мякоть во рту размокла и стала ещё гаже, но зато ему удалось её проглотить. Желудок тоже не воспринял это с радостью, и начал судорожно сжиматься. Он боялся, что его сейчас вырвет.

– Ничего, привыкнешь, – сказала незнакомка, – другого всё равно ничего нет. Вижу в твоих глазах много вопросов, но сейчас ещё не время. Оклемаешься, тогда поговорим. А нам есть о чём. Ты мне должен.

После этих слов она вышла из поля зрения, и он услышал удаляющиеся шаги. За всё время, он ей так ничего и не сказал, о чём теперь очень сожалел. Но она должна была вернуться. Не просто же так она его кормит, и он начал готовиться к разговору, как только стихли её шаги.

До того как она пришла в следующий раз, он успел поспать дважды. Делать ему всё равно было нечего, да и не мог он при всём желании, так как был связан.

Шаркающие шаги он услышал издалека. Дождавшись, пока она придёт, он сразу сказал:

– Кто вы?

– Ээээ, нет, дружок, спрашивать буду я. Потом, может, и тебе что-нибудь расскажу, но начнём с моих вопросов. И первый будет таким же. Кто ты такой? Говори правду, это важно.

Он немного подумал, и понимая, что такой ответ её не устроит, всё же сказал.

– Я не знаю. Точнее не помню. Вообще ничего. Не знаю где я, как сюда попал, да даже как меня зовут, не помню. Так что спрашивать меня, это только время терять. Я бы рассказал, но не могу. Это, правда, – закончил он, и пытался понять по выражению её лица, верит она ему или нет.

Ему казалось очень важным, чтобы она поверила. Получалось, что его жизнь была в её руках, и играть в опасные игры совершенно не хотелось. Она молчала и ничего не отвечала. Думала над тем, что он сказал.

– Я тебе верю, – наконец сказал она, – это всё осложняет, но ничего не меняет. Будем надеяться, что память к тебе вернётся. Возможно, это последствия шока. Я, конечно, почти не врач, – она захихикала собственной шутке, – но кое-какие медицинские знания у меня есть. Поступим так: пока лежи и выздоравливай, тебя сильно поломало, пускай кости срастаются, а там поглядим.

– Я поэтому привязан? – спросил он.

Этот вопрос её очень развеселил. Она начала опять хихикать, но почти истерично, взахлёб и молотила себя по коленям руками.

– А ты что, думаешь, чтобы не убежал? Или не напал на меня? Да если я тебя развяжу, ты всё равно встать не сможешь. У тебя же целых костей осталось раз-два, и обчёлся, – отсмеявшись, сказала она, – ладно, пора пообедать.

Он увидел в её руках горсть мякоти, которую она пихала в него в прошлый раз. Его передёрнуло. Пока не началось, он решил задать хоть один вопрос.

– Как вас зовут? Это секрет? – спросил он.

– Ну почему же? Называй меня Матильда, – чуть-чуть кокетливо ответила она, после чего опять своей цепкой рукой схватилась за нижнюю челюсть, и процедура кормления повторилась.

Так продолжалось много циклов сна и бодрствования. Старушка приходила регулярно. Исправно его кормила и поила. Потом начала осторожно ощупывать, на предмет срастания костей. Боль присутствовала в нём всё время, но была, как бы на заднем плане. Ещё он заметил, что она постепенно усиливалась, но после поедания этой гадости, которой она его пичкала, заметно притуплялась. Похоже, что в этой каше были какие-то обезболивающие. Хотя откуда им было взяться в этой пещере у этой запущенной старушки, было загадкой. Вряд ли тут поблизости была аптека. Хотя почему бы и нет? Он всё равно не имел понятия, где это – тут.

Разговаривали они мало. Ему рассказать было нечего, а она не хотела делиться информацией в одностороннем порядке. Оставалось только ждать.

Через некоторое время она отвязала ему голову, и он смог немного оглядеться. Это ему практически ничего не дало. Это была, как он и думал, пещера. Небольшая. Он лежал на небольшом плоском возвышении, кроме которого здесь ничего и не было.

Матильда, судя по всему, выбрала эту пещеру, как раз из-за этой своеобразной кровати. Приподняв голову и оглядев себя, он увидел, что не просто связан, а обвязан палками. Наверное, они выполняли роль шин, за неимением лучшего.

Самое неприятное во всём этом было то, что он был вынужден ходить под себя. Матильда напихивала туда что-то, вроде сухого мха, который впитывал всё, что из него выходило, а потом без тени брезгливости всё выгребала и меняла на новое. В такие моменты он закрывал глаза и старался вообще ни о чём не думать, смиренно ожидая, когда же это закончится. Ему было очень стыдно во время этой процедуры. Он понимал, что это не его выбор, что он в этом не виноват, что её он об этом даже не просил, но стыдно было всё равно.

– Ты очень долго лежишь, – как-то сказала она, – как бы у тебя пролежни не образовались. Будем делать массаж.

После этого она регулярно стала его частично переворачивать, подкладывать ветки и долго и старательно массировать мышцы. Только с началом этих процедур, он осознал, что лежит совершенно голый. Сначала этого было не понятно, потому что он был весь перемотан, и кое-где под верёвки были проложены тряпки, но это была не одежда. Это он понимал очень хорошо. Сверху Матильда его накрывала старыми и вытертыми шкурами, сшитыми в одеяло.

Его знаний о мире хватало, чтобы понять, что всё это не является нормой. Что люди живут не так. Что он находится в довольно экстремальных условиях. Но вот как он в них оказался, этого он не знал. Матильда тоже не спешила его просвещать.

После того, как он несколько раз обратился к ней по имени, она сказала:

– Нехорошо получается, ты со мной вежливо, по имени, а я с тобой так.

– Я бы назвал имя, но не помню, – сказал он.

– Это понятно, – она задумалась, – но если не помнишь настоящее, давай придумаем другое. А то ты, правда, какой-то безымянный.

В тот раз разговор на этом и закончился, но она о нём не забыла, и как оказалось, просто долго не могла выбрать, как его назвать. Наконец она пришла и торжественно объявила:

– Тебя будут звать Спас! – и уставилась на него, ожидая реакции.

А он смотрел на неё и не знал, как отреагировать. Не то чтобы имя ему не понравилось, он вообще не испытал никаких эмоций, как будто, ему было всё равно. Матильда даже немного расстроилась.

– Что? Не нравится? – спросила она и присела на край его ложа.

Он помолчал, ещё раз обдумывая свои чувства.

– Я не знаю, – наконец сказал он, – во мне ничего не отозвалось, наверное, потому, что это имя не моё. Но я не против, если ты меня будешь так называть. Ничем не лучше и не хуже чем все остальные.

Матильда тоже помолчала.

– Это не просто сочетание букв. У меня есть определённая надежда на тебя. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал…

– Что именно? – спросил он.

– Пока рано говорить! – сказала она и резко встала, – то, что ты лишился памяти, всё сильно осложняет, но будем надеяться на лучшее. Либо на то, что память к тебе вернётся, либо на то, что ты сможешь мне отплатить за спасение и без памяти. Хотя я пока и не представляю, как у тебя это получится.

– Но заплатить мне придётся? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы ты воспринимал это так. Я тебя спасла, и хочу, чтобы ты мне помог. Сам! По собственной воле! Захотел помочь, а не по принуждению, – сказала она неожиданно искренне.

– Так что я всё-таки должен сделать?

– Не время, – она отрицательно покачала головой, – ещё не время знать. Как выздоровеешь, оклемаешься, тогда и посмотрим. Сейчас я больше всего волнуюсь, чтобы ты смог ходить. Если ты будешь инвалидом, то пиши пропало. От тебя не будет никакой пользы. Здесь тебе самому не выжить, не то чтобы помочь кому-нибудь.

Он вздохнул, она опять увиливала и ничего не хотела говорить.

– Спас, так Спас. Пусть будет так, раз тебе нравится.

Её губы тронула лёгкая улыбка, и она на секунду помолодела лет на тридцать. Но тут же опять превратилась в старуху. Он подумал, что впервые видит, как она улыбается. Обычно от неё раздается мерзкое хихиканье, так она реагирует на юмор. А тут вдруг улыбка.

Дальше всё опять пошло по накатанной. Он привыкал к своему имени и постепенно восстанавливал силы. Даже горькая мякоть, которую он называл кашей, уже не казалась настолько противной. Да, есть её было по-прежнему трудно, но организм стал принимать и перестал пытаться избавиться сразу после проглатывания.

Постепенно Матильда начала снимать с него шины. Первыми были руки и, как оказалось, они сохранили подвижность. Почти. Больше пострадала левая. Она не разгибалась до конца. Если начать делать это принудительно, то было очень больно.

Когда это выяснилось, Матильда немного загрустила. Она надеялась, что он сохранит здоровье полностью, но проблема с левой рукой заставляла её бояться главного, что он не сможет ходить. Возможно, она именно поэтому тянула и не хотела развязывать его ноги и корпус, неведение давало надежду. А если выяснится, что он обездвижен, то это может нарушить все её планы.

В тот день, как только она вошла в пещеру, сразу стало понятно, что сегодня всё решится.

– Ну что, Спас, попробуем разбинтоваться?

– Я за! Сил уже нет лежать! – сказал он совершенно искренне, – а если я окажусь для тебя непригодным, ты меня убьёшь? – неожиданно спросил он.

Он понимал, что она очень на него рассчитывает, и у неё есть какие-то связанные с ним планы. Она сама не раз это говорила. Но вот вопрос что будет, если он не сможет ей помочь, они ни разу не обсуждали. Возможно, сейчас было самое время.

Ему удалось застать её врасплох, и по её реакции он понял, что она рассматривала такой вариант.

– Тебя не за что убивать, – сказала Матильда после паузы, – но ты сам можешь меня об этом попросить. Это будет милосердие, а не убийство. Заботиться о тебе всю жизнь я не буду. Нет у меня на это ни сил, ни времени. А сам ты здесь долго не протянешь.

Спас кивнул.

– Идёт! Давай уже выясним, наконец, есть ли у меня здесь будущее, где бы это здесь ни было.

Она подошла и решительным жестом сдёрнула укрывавшие его шкуры.

Глава 2

К счастью, оказалось, что ходить он может. Не очень хорошо, но может. Правая нога плохо гнулась, из-за чего он начал сильно хромать. Левая рука и правая нога подвели и, как он сам шутил потом, инвалидность распространилась в нём по диагонали. Одно не сгибалось, другое не разгибалось. Грудная клетка тоже была не в порядке. Он переломал себе рёбра. Сильно. И, похоже, что срослись они не очень ровно. Местами что-то торчало, а что-то проваливалось. Матильда говорила, что ему очень повезло, что они не порвали ему лёгкие, тогда бы всё закончилось сразу.

Матильда имела некое представление о медицине, что бы она там не говорила. После очередного вопроса Спаса, она созналась, что в молодости ей довелось работать медсестрой. Так что знания она имела, но не очень глубокие. Кое-что помнилось из прежнего опыта. И гораздо лучше чем в лечении, она разбиралась в реабилитации. Видно этим ей тогда и приходилось заниматься. Она дала ему комплекс упражнений и строго следила, чтобы он всё честно исполнял.

Да он и сам старался. Очень хотелось восстановить подвижность всех частей тела. Хотя бы, насколько это будет возможно. И хотя, частично разработать травмированную ногу и руку получилось, до нормального состояния им было ещё далеко. Да и теперь уже это было недостижимо. Нужно было привыкать к такой жизни.

В один из дней, Матильда задержалась. Она уже давно должна была прийти, но её всё не было. Спас даже начал волноваться. Он никуда не отлучался из своей пещеры, даже когда начал ходить. Матильда сказала, что он находится в подземном лабиринте, и если уйдёт, то может погибнуть. Но пугать его было не обязательно. Он ей и так доверял, понимая, что она его спасла от смерти.

Он не знал, какие обстоятельства привели его на грань гибели, но в том, что она его оттуда вытащила, не сомневался. За время общения доверие укрепилось, и ей можно было просто попросить его, чтобы он не выходил, и он бы ни за что не вышел.

Наконец она пришла, неся в руках металлический котелок. Это было удивительно. Металлической посуды он тут ещё не видел. Котелок был маленький, очень мятый, но закопчённый только снизу. Похоже, что копоть была свежая, а так котелок содержался в чистоте.

– Вот! – гордо сказала Матильда, – это суп с мясом!

Спас удивлённо поднял брови.

– С мясом?

– Ты знаешь, что это такое? – спохватилась Матильда.

– Конечно, – быстро сказал Спас, – я всё знаю, кроме того, что касается меня лично. Просто я удивился, что у тебя есть и нормальная еда.

Матильда немного расстроилась, она рассчитывала на другой эффект. Подойдя к его ложу, она поставила котелок на край и протянула ему очень грубо вырезанную из дерева ложку.

– Нормальная еда… – ворчливо сказала Матильда, – попробуй сначала её добыть, нормальную еду. А потом… та кашица, которой я тебя кормила, спасла тебе жизнь. Это чудодейственное средство. Не в каждой больнице тебя бы выходили. А эта вещь творит чудеса.

– А из чего ты её делала? – спросил Спас.

– Да, вон из этого, – Матильда вяло махнула рукой вверх, на потолок.

– Из вот этой светящейся штуки? – удивился Спас.

– Да. Когда я тут подыхала с голода, в какой-то момент не осталось выбора и я начала жрать эту дрянь. Думала, что на этом моя жизнь и закончится. Но нет, оказалось, что его вполне можно есть. Только очень тяжело. Редкостная горечь. Тебе я его готовила специально, чтобы смягчить вкус…

– Смягчить? Это был смягченный вкус? – Спас аж поперхнулся слюной от возмущения.

– А ты попробуй, сковырни кусочек и пожуй! Он не ядовитый, а совсем наоборот. Попробуй, – с лёгкой обидой в голосе сказала Матильда.

Спас понял, что он задевает её за живое. Она хотела как лучше. Суп принесла, кашку всё время эту ему готовила, чтобы ему не очень противно было, а он всё недовольничает. Ему стало стыдно.

– Прости, – сказал он и, придвинувшись, обнял её за плечи, чем вызвал неожиданно резкую реакцию.

Матильда резко сбросив его руку, отпрыгнула в сторону и, встав в агрессивную стойку, зашипела как кошка. Спас испугался. Такая реакция была очень неожиданной. Раньше он сам к ней некогда не прикасался, похоже, этого делать было нельзя.

– Извини, – попытался он её быстро успокоить, и увидев, что она всё ещё продолжает стоять в своей агрессивной стойке, подошёл к своему ложу и сел на него, – я сегодня чего не сделаю, всё мимо, – Спас взял ложку, котелок, и стал есть прямо из него, – ммм, очень вкусно, – сказал он с набитым ртом.

Суп был очень густым, и скорее, это было рагу. Мясо там было почти незаметно, зато в изобилии плавали какие-то овощи. По крайней мере, он не нашёл для них другого названия. Матильда тоже потихоньку остывала и выходила из своего боевого состояния.

– Ты меня тоже прости, – сказала она, – но впредь, не прикасайся ко мне. Я это очень не люблю. Если бы у меня было оружие, я бы тебя и убить могла сгоряча.

– Да я же просто успокоить тебя хотел, ничего такого. И я не знал, что ты так остро среагируешь.

– Теперь знаешь, – сказала Матильда и помолчала немного, глядя как он ест, – я хотела тебе просто праздник устроить. Ты здесь уже четыре месяца. Думаю, что сегодня можно попробовать выйти наружу. Тем более, что там довольно тихо. Поблизости никого нет. И я хочу, наконец, тебе рассказать всё, что знаю о том кто ты, и как здесь очутился, – и, поймав его взволнованный взгляд, поспешила добавить, – но ты сильно не обнадёживайся, многого я не знаю. Твоя биография мне неизвестна. Я видела только то, что с тобой приключилось. И я тебе покажу, где это было.

Когда Спас положил руку Матильде на плечо, ему в очередной раз показалось, что она совсем не старая. Его это ощущение преследовало постоянно. Ему казалось, что она играет роль. И то, что она ухаживала за ним, умела готовить, содержала посуду в чистоте, говорило о том, что и с головой и с руками у неё всё в порядке. Почему же она тогда сама такая грязная и нечесаная? Почему так запустила себя? На это он ответить пока не мог.

Матильда села рядом и ждала, пока он поест. Когда он закончил и, умяв всё, вдруг спохватился и виновато посмотрел на неё, она улыбнулась и сказала:

– Не переживай, это всё было тебе. Ну что? Готов прогуляться?

– Ещё бы! Сгораю от нетерпения! – сказал Спас вскакивая.

Матильда первая направилась к выходу из пещеры, но вдруг резко остановилась и обернулась к нему.

– Скажи, Спас, а ты ничего не чувствуешь? Ну, хоть небольшого прояснения? Может, всплыла в памяти, хоть какая, самая незначительная деталь, которой ты не помнил раньше? Хоть что-то?

Ему очень не хотелось её разочаровывать, но ответ у него уже был готов. Он сам об этом всё время думал, силился вспомнить хоть что-то. Но пока что результата не было, поэтому он отрицательно покачал головой.

– Ладно, – печально вздохнула Матильда, – может, когда выйдем на улицу, тебе свежим ветром надует чего-нибудь в голову.

Получилось, что Спас опять её расстроил. И что сегодня за день такой.

Оказалось, что до выхода наружу идти не так уж и далеко. И очень просто. Из его пещеры нужно было повернуть налево, и идти прямо по коридору. Он несколько раз довольно круто изгибался, но ошибиться было трудно. В левой стене не было ни одного ответвления. В правой множество. А слева ни одного. На это его внимание обратила Матильда. Она сказала, что когда он войдёт в пещеру, то если будет идти всё время вдоль стены, а на обратном пути это будет правая стена для него, то дойдёт до своей «комнаты». Главное, никуда не сворачивать, иначе он рискует попасть в лабиринт, из которого можно и не выбраться.

На улице было хорошо. Довольно прохладно, но это даже бодрило. Спас был одет уже давно в то, что сшила для него Матильда. Из старых и вытертых шкур, вроде тех, из которых было сделано его одеяло, она сварганила ему штаны и куртку. Что было на нём хорошего и качественного, так это ботинки. Они были точно по размеру и сидели как влитые. Ему всегда это казалось странным. Если ботинки его, то где тогда остальная одежда? А если нет, то где она раздобыла такие подходящие? Учитывая то, что сама ходила в сшитых из толстой кожи… он даже не находил подходящего слова для этого… носках что ли? Зато в них, она, при желании, могла передвигаться совершенно бесшумно.

Спрашивать про свою одежду он не решался, чувствуя, что может поставить Матильду в неловкое положение. А этого ему не хотелось. Тем более, что он полностью от неё зависел.

Они вышли из небольшой дыры и оказались в завале громадных валунов. Они лежали кучей, и выбираться из них пришлось где-то на четвереньках, где-то через верх. Когда выбрались, то оказались на краю обрыва.

– Труднодоступное местечко, да? – подмигнула ему Матильда.

– Да уж, сюда так просто не заберёшься, – согласился Спас.

– Если не знаешь как, то не заберёшься, – согласилась Матильда, – пойдём, прогуляемся.

Она повела его по узкой тропе, по самому краю обрыва. Потом они лезли вверх, потом спускались вниз, и наконец, оказались на пяточке, где росло одно чахлое деревце, пара кустов и начинающая уже жухнуть высокая трава. Но трава местами была хорошо примята. Спас обратил на это внимание, а Матильда перехватила его взгляд и кивнула.

– Да, это моё лежбище. Мой наблюдательный пункт. В последнее время мою гору облюбовали банды. Начали устраивать здесь стоянки. Раньше было поспокойнее, а теперь приходится всё время прятаться.

– Что за банды? – удивился Спас.

– Ох, я всё время забываю, что с тобой как с дитём малым нужно общаться. Всё приходится с самого начала объяснять, – сказала Матильда и задумалась.

Спас ждал. Наконец Матильда заговорила.

– Ладно, проще будет всё вкратце обрисовать, но целиком. То место, где мы с тобой находимся, называется тюрьма.

– Тюрьма? – Удивился Спас, – в моём представлении тюрьма это что-то другое.

– Обычно да, как правило, это здание. Но здесь, это остров. Точнее два. Мужская тюрьма и женская.

– Аааа, – Спас понимающе кивнул.

– Так вот, меня сюда сослали, давно, много лет назад, – продолжила Матильда.

– Так ты заключённая? – удивился Спас, – а я?

– Я да, хотя и… впрочем, это сейчас не важно. Меня сюда сослали, как и многих других женщин. Потом всё изменилось, тут появились мужчины. И до этого-то выживать было трудно, а стало вообще невозможно. Здесь нет цивилизации. Почти. Дикий животный мир. Люди, попавшие сюда, деградируют до полудикого состояния. Да и прожить-то удаётся им недолго. Я исключение. Возможно, есть ещё, кто нашёл труднодоступное убежище и скрывается в нём. Но я таких никогда не видела, – сказала Матильда.

– А что же я? – не удержался Спас.

– А ты не похож на заключённого.

– Почему?

– Ты был не один. С девушкой. Вы были хорошо одеты и вооружены. Значит, не местные и пришли откуда-то извне. Кто вы и зачем здесь оказались, я не знаю. Но вы нарвались на большую банду. Силы были не равны, и ты отправил свою подругу вон туда, – Матильда указала рукой на скалу, – а сам остался вон там, бился с этими упырями, пока твоя подруга перебиралась на другой выступ, видишь?

Она всё показывала ему пальцем, и он пытался нарисовать себе картину происходящего, но пока не очень получалось. Отсюда было непонятно, как можно было перебраться с одной части скалы на другую. Вообще все, что он сейчас слышал, у него в голове не ассоциировалось с ним самим. Как будто это была история о ком-то другом.

– Она перебралась, – продолжила Матильда, – а ты отстреливался, сколько мог, но они задавили количеством, и в итоге тебя поджали к самому краю, а потом скинули со скалы.

Спас вздрогнул.

– Я упал оттуда? – недоверчиво спросил он.

– Да, оттуда, – кивнула Матильда, – ты упал на дерево и летел, ломая ветки. С одной стороны, оно смягчило твоё падение, а с другой, переломало все кости, – Матильда не удержалась, хихикнула, и замолчала.

– И что потом? – не выдержала Спас.

– В какой-то момент падения, тебе удалось ухватиться за тонкое и высокое дерево, росшее рядом. Ты вцепился в него хорошо, но оно твой вес не выдержало и начало гнуться. Согнулось до земли. А там, по стечению обстоятельств, ты попал в мой замаскированный лаз на склоне, откуда я охочусь на упырей. Ты, наверное, расцепил руки, дерево разогнулось обратно, а ты улетел под землю, вызвав небольшой обвал на склоне, который этот лаз и завалил. Я его, кстати, до сих пор расчистить не могу.

– Извини… – виновато сказал Спас.

– Да ты-то здесь причём, – махнула рукой Матильда, – в общем, ты оказался в стороне от места падения, под землёй, да ещё и за завалом. Как выжил? Чудо просто какое-то.

– Ты ведь меня спасла, чему же тут удивляться? – сказал Спас.

– Да я не об этом, а о том, как ты выжил при таком падении. Счастливчик просто, – сказала Матильда.

– Ду уж, повезло, так повезло, – сказал Спас и продемонстрировал не разгибающуюся руку.

– Повезло, даже не сомневайся, живой же сидишь? А мог бы прям тогда… того…. Что это, как не везение? А? – спросила Матильда?

– А девушка? – вдруг вспомнил Спас, – с ней что случилось?

– С ней-то? – усмехнулась Матильда, – с ней ничего. А вот с бандой этой случилось.

– Что?

– Как что? Перебила она всех до единого. Вот что. Зверь баба! Потом тебя искала долго. Пришли ещё мужики, друзья, наверное, ваши, тоже искали. Но так и не нашли.

– А почему ты им не подсказала где я? – спросил Спас.

– Да тогда я и сама не знала. Я тебя позже обнаружила, когда под гору полезла, в те коридоры. Я туда редко хожу, только когда у упырей что-то интересное примечу и захочу получить, – Матильда замолчала, и стало понятно, что её тяготит эта тема. Не очень ей хочется обсуждать нюансы спасения Спаса. Возможно, она чего-то недоговаривала.

Повисла пауза. У Спаса вопросов было много, но как только он хотел что-то спросить, как в тот же момент это начинало казаться совершенно не важным и не играющим роли.

– Если тебе нужна помощь, почему же ты к ним не обратилась? – спросил, наконец, он.

– Да, может, и надо было, – вздохнула Матильда, – только годы жизни приучили меня к осторожности. Я никому не доверяю. Обжигалась уже много раз. Пока думала, то да сё, они уже и ушли. А потом я тебя нашла. Подумала, ты поможешь нам выбраться с этого острова. А ты вон, беспамятный оказался.

– Кому нам? – удивился Спас.

Матильда дёрнулась.

– Я сказала нам? Да это я так! Проболталась. Одна долго живу, сама с собой много разговариваю. Ну, точнее, до того как ты появился, разговаривала. И меня как бы двое. Ну, чтобы было с кем обсудить житиё бытиё, или проблемы какие. Я при тебе старалась этого не показывать, чтобы за сумасшедшую не принял. Но проболталась. Ладно, чего мы тут расселись, заметит ещё кто! Для первого раза хватит, пойдём обратно, – засуетилась вдруг Матильда и увлекла Спаса за собой. А ему уходить совсем не хотелось. Он бы ещё с удовольствием посидел и подышал. Но спорить с ней не стал, а послушно пошёл следом.