Kitobni o'qish: «Вакханалия»
Часть первая.
«Не каждая находка, чья-то потеря». Автор
Глава 1. «Искусствовед».
Обнаженные нимфы резвились на берегу реки со всех сторон окруженные лесом. Звездная пыль покрывала черное небо и где-то там, на его краешке, красовалась полноватая, как толстушка, луна, слегка подсвечивая, упитанным боком, себе горизонт. Это была волшебная ночь, которая случается не часто, а только раз в году после дня летнего солнцестояния, завершающего годовой цикл.
Козлоногий и рогатый сатир восседал на пне, как на троне, у его ног, выплевывая к небу россыпь искр, горел костер. Кубок вина в руке, как ритуальная чаша, отблескивал золотом и драгоценными каменьями, похожими, в свете костра, на светлячков. Стоило, только, сосуду опустеть, как, тут же, по мановению ока, он наполнялся новой порцией веселящего напитка. Вино и женщины были в изобилии. У опушки, на небольшой поляне, утоптанной заранее, возвышались блюда с разнообразной едой и закусками. Похоже, в урочный час, здесь, ждали гостей.
* * *
Николос еле продрал глаза, впереди был самый длинный день в году и окончания этого дня он ждал, как манны небесной, надеясь, что все задуманное им с успехом воплотится в жизнь. Николо (как звали его друзья) был художником, а точнее живописцем и, надо сказать, неплохим, знавшим, как всего несколькими мазками краски дать жизнь настоящему произведению. Он, в своем творчестве, часто обращался к древнегреческой мифологии, будучи специалистом в этом вопросе, справедливо считал античную культуру основополагающей для западноевропейской цивилизации. К тому же, по роду-племени Николос и сам был на половину грек, так что, зов крови давал о себе знать.
В этот необычный день, ему обещали приятный сюрприз, дарованный нечаянным знакомством, состоявшимся накануне. Являясь человеком общительным, Николос познакомился в художественной галерее с одним солидным искусствоведом, назвавшим себя хранителем тайны античной живописи и обещавшим поделиться своим секретом за небольшую услугу, суть которой он изложит этим вечером. Для Николо это было очень важно, так как он готовил авторскую выставку картин, посвященную мифам древней Греции, и жаждал владеть этой областью знаний в совершенстве.
Дневные часы тянутся особенно долго, если некуда спешить и когда в твоем распоряжении каждая секунда застывшего времени, подгонять которое, так же, бесполезно и неприятно, как растягивать жевательную резинку пальцами. Что должно произойти, то обязательно происходит, порою даже наперекор самой судьбе, хотя с этим она быстро смеряется, прокладывая новый маршрут в путеводителе жизни.
Наступил вечер долгожданной встречи. Николо, на всякий случай, захватив мольберт и краски, расположился в назначенном уличном кафе на веранде. От нетерпения он постукивал ногой по дощатому полу и, борясь с желанием грызть ногти, прятал от себя свои пальцы. Вскоре, на горизонте появилась внушительная фигура искусствоведа, неспешно приближавшегося к месту встречи. Приветственно помахав рукой, солидный мужчина, снял шляпу и, положив ее на стол, сел напротив художника, Он был в приподнятом настроении и явно подшофе.
– Пора представится, – начал подошедший,– Меня зовут Дионис, и я бы хотел, чтобы Вы написали мой портрет, именно в этом и заключается маленькая услуга, о которой я намекнул Вам накануне.
– Не такая уж и маленькая.
– Не ломайтесь, тайна, в которую я Вас посвящу, стоит намного дороже, Николо.
– Вы меня знаете?
– Да, я навел о Вас справки: холост, тридцать один год, детей нет, не крещен, – заулыбался визави.
– Это мне льстит, но позвольте, все же, узнать, что я получу взамен?
– Мне нравится такая деловая хватка, однако, сначала я должен заручиться Вашим согласием, поверьте, жалеть не будите.
– Допустим, Вы меня убедили: что, где, когда?
– Этой ночью, все только этой ночью. Согласны?
– Да…– буркнул живописец.
– Хорошо, тогда выпейте из моей фляги этого божественного напитка, он придаст Вам нужный тонус.
И искусствовед протянул золотую фляжку с каким-то аристократическим вензелем в виде грозди винограда. Сделав глоток, Николос провалился в небытие.
* * *
Очнулся Николо абсолютно голый, возле обжигающего костра. Ослепленный его огнем, он не сразу разглядел все вокруг. К нему подошла красивая, обнаженная девушка с чашей воды и, набрав в рот немного, прыснула ему в лицо ею, окатив свежестью. Тут он протрезвел и стал озираться по сторонам, постепенно приходя в себя и поражаясь увиденному. Напротив, в отблесках пламени, он разглядел сатира, обнимающего одну из дев. Остальные девицы в безумном танце кружили вокруг бывшего искусствоведа, сидевшего на импровизированном троне из плетеных прутьев, в чем мать родила. Лесные и речные нимфы водили хороводы, опьяненные магией лета. Сатиры выплясывали в экстазе. Полураздетые менады (более известные, как вакханки) безумно скакали, ударяя в бубны и тамбурины. Кто-то играл на свирели. Но все равно в этой музыкальной какофонии прослеживалась, какая-то, гармония, управляемая невидимым дирижером. Бог виноделия Дионис поманил пальцем незадачливого живописца и, когда тот подошел, сказал, несколько повышая голос:
– Запечатлеть меня в такой час мечтали многие, а выпало тебе, так что приступай, но сначала выпей вина вот из этого кубка, – и он протянул чашу из белоснежной кости в виде фаллоса, богато инкрустированную золотом, – только выпей все до дна. Не будем оставлять злу ни капли.
Как завороженный, Николо припал к терпкому напитку, больше похожему на настойку из трав, чем на вино. Допив почти все, он обнаружил на дне сосуда последнюю каплю. Заметив это, Дионис взял кубок и, перевернув его, дождался, когда капля скатится на траву и что-то, при этом, пробормотал. Едва коснувшись земли, та проросла виноградной лозой, тут же покрывшейся упругими гроздьями, источающими сок. Нимфы бросились поедать их, утоляя не только голод, но и жажду.
– Ты знаешь, что смертных ожидает смерть, если они увидят обнаженную нимфу? Однако, сегодня не бойся, ты под моим покровительством и можешь лицезреть все, что угодно, а если захочешь, даже участвовать, но сначала напиши мой портрет в атмосфере праздника. Твои краски и холст мы выкинули, воспользуйся тем, что даст тебе бог лугов и полей.
И поманив сатира рукой, Дионис воскликнул:
– Пан, дай ему то, что требуется.
Козлоногий подошел на своих копытцах и, хмыкнув, подозвал жестом самую красивую менаду, а затем протянул художнику склянку с какой-то жидкостью и иглу.
– Рисуй, ее совершенное тело и будет твоим полотном, – подытожил бог виноделия и разврата.
– Но я никогда не делал татуировок, – засомневался художник.
– Не беспокойся, сегодня музы и боги не оставят тебя без помощи, – сказал вершитель праздника, теряя интерес к беседе.
Спустя час, началась настоящая оргия. Без передышки, набивая рисунок, Николо, стирая, выступающую на теле менады кровь, и не заметил, как родилось целое полотно, убористо украшавшее кожу красавицы, полотно, списанное с извращенной действительности этого буйства плоти. Работа была завершена. Костер, почти, потух и все в изнеможении повалились, распластавшись, кто, где смог. Как по взмаху дирижерской палочки, смолкла музыка и в наступившей тишине, подали голос цикады. Ночь пролетела, и в эти предрассветные часы, оставалось только принять шедевр, рожденный талантом и усердием прирожденного живописца.
Утомленный вакханалией, Дионис внимательно изучил работу:
– Да, это то, что нужно, ты настоящий мастер, я в тебе не ошибся. Что ж и я в долгу не останусь. Пока не наступил рассвет идем со мной, я тебе кое-что покажу.
И, пройдя несколько метров, бог виноделия подвел Николоса к опушке леса, указав на цветущий в тени дерева папоротник, со словами:
– Вот твоя награда. Сорви цветок и богатство, вместе с даром предвидения, будет всегда с тобой. Это волшебная ночь, сегодня сбываются все мечты. Ну, смелей.
Николо послушался и, потянув на себя растение, оторвал кроваво-красный цветок от стебля.
В это мгновение мир перевернулся, и художник оказался вновь в своей мастерской, голый и уставший, но сжимающий в исколотых пальцах подсохший бутон.
Глава 2. «Картина».
Прошло несколько дней. Словно сама палитра, измазанный в краске Николо трудился у холста, пытаясь воспроизвести, увиденное им, во всем богатстве мистического таинства, дарованного ему радугой масляных красок. Накладывая на грунтовку мазки, он тщательно воспроизводил по памяти картину, наколотую им на теле избранницы менады, вдыхая движением кисти в полотно жизнь. Отстранившись, чтобы на расстоянии оценить творение, он заметил, что сатир, изображенный его рукой, подмигивает ему, удивившись, он списал это видение на усталость и, встряхнув головой, продолжил трудиться с еще большим усердием. Через неделю все было готово и придирчивый взгляд не нашел изъянов. Завершив работу, художник в правом нижнем углу поставил свою подпись и удовлетворенно пошел мыть руки. Купив на толкучке красивую раму, по размеру абсолютно совпавшую с творением, живописец позвонил своему приятелю галеристу Гамлету, специализирующемуся на классической живописи, и тот, ознакомившись с полотном, на удивление быстро, согласился выставить эту работу в своей художественной сокровищнице под броским названием «Вакханалия».
Картина получилась настолько удачной, что сразу привлекла к себе внимание специалистов, среди которых разгорелись нешуточные страсти. Желающих приобрести ее было столько, что приятель галерист решил провести настоящий аукцион, назначив дату его проведения на последнюю субботу календарного месяца.
– Ты не представляешь, какой спрос на твое творение, Николо, – по свойски сообщил по телефону Гамлет, – уж я на что дока и то не мог подумать, что никому неизвестный художник может заинтересовать таких метров, как Ляплинский и Богомазов, а это, поверь мне, одни из самых известных критиков Москвы. Я, конечно, не знаю, чьи интересы они представляют, но каждый из них пытался подмазать меня, чтобы я, втихую, уступил им картину за вполне серьезную сумму, но я кожей чувствую, что здесь можно поднять ставки и не проиграть, так что я намерен провести свой домашний аукцион, уверен, мы сможем неплохо подзаработать. Обязательно приходи, мне кажется, будет интересно. Ну ладно, пока. Жду непременно.
В назначенный день в пресс-зале галереи был организован импровизированный аукционный дом, что называется, для своих. Полотно красовалось на авансцене, но до начала торгов было завешано темной тканью. Страждущие постепенно занимали места, поскрипывая ведавшими виды креслами. Набралось человек пятнадцать ценителей. В воздухе разносились запахи дорогой парфюмерии, публика была явно не из бедных. На трибуне, с молотком в руках, появился специально приглашенный, для этого случая, аукционист.
В назначенный час ведущий заговорил речитативом, приглашая участников к торгу. Темная ткань была снята с картины и собравшиеся могли насладиться зрелищем выставленного на продажу шедевра.
Николо притаился за колоннадой, внимательно прислушиваясь к происходящему. Действо началось. Начальная цена была невелика всего десять тысяч долларов, но она быстро слетела с повестки дня, торги велись на гораздо большие суммы. С замиранием сердца художник ждал, чем закончится эта нешуточная битва. Прошло некоторое время и осталось только два участника перетягивающих друг у друга пальму первенства. Один был величественный седой господин, который не уставал повышать планку, вторым был молодой человек, держащий возле уха телефонную трубку и с кем-то постоянно согласовывающий свои действия.
– Девятьсот пятьдесят тысяч долларов раз, девятьсот пятьдесят тысяч седовласый господин два… – протяжно набивал цену аукционист, – миллион долларов молодой человек в черном костюме раз…
Раскраснелись лица не только участников тянущих канат, но многих присутствующих, невольно поддавшихся магии азарта.
– Три миллиона пятьсот тысяч, молодой человек в пятом ряду раз… – надрывался разгоряченный ведущий торгов, – четыре миллиона седовласый господин в третьем ряду… раз, четыре миллиона пятьсот тысяч молодой человек… раз, четыре миллиона пятьсот тысяч долларов… два…пять миллионов седовласый господин в третьем ряду раз…, – и через многозначительную паузу, – пять миллионов долларов два…
Наконец молодой человек поднял руку и сказал:
– Десять миллионов долларов.
Эта сумма превышала начальную цену в тысячу раз. Автор шедевра опешил, прикидывая свои проценты от сделки и уже рассчитывая, в уме, на что они могли бы пойти. Аукцион был завершен, седовласый мужчина отступился перед таким напором и, трижды стукнув молотком, аукционист объявил:
– Продано молодому человеку в черном костюме за десять миллионов долларов, прошу подойти для оформления сделки.
И тут, бросив взгляд на полотно, Николо опять показалось, что сатир на картине ему улыбнулся и подмигнул.
Глава 3. «Ночной разговор».
Этот район Москвы тщательно прятался в тишине аллей, за глухими стенами высоченных заборов. Было даже странно, как в одном из самых туристических мест столицы могло соседствовать тусовочное пространство разношерстной публики на Воробьевых горах и самое элитное место проживания статусных вельмож. Если что-то хочешь спрятать – прячь на самом видном месте, должно быть так же рассуждали и те, кто скрывался за серыми заборами в особняках и проезжал на дорогих автомобилях мимо, облюбованной туристами, смотровой площадки, добираясь в свои, скрытые массивными воротами, особняки. У всех, на слуху, была Рублевка, но мало кто догадывался, что самым охраняемым и престижным местом мегаполиса была вовсе не она, а малоприметные дворцы на улице Косыгина, расположившиеся между Московским Государственным Университетом и киностудией «Мосфильм».
В один из таких особняков и направлялся черный Bentley Continental GT, призывно сигналя у ворот цвета хаки. Через паузу, те медленно стали расползаться вовнутрь двора. К въезжающей машине подошел вооруженный солдат и внимательно осмотрел салон, убедившись, что там все свои, козырнул и дал транспорту «зеленый свет». Черный монстр, рыча, по грунтовой дорожке подъехал к центральному входу небольшого, но очень элегантного дворца. Водитель выскочил из автомобиля и распахнул заднюю правую дверцу машины, выпуская седовласого мужчину в дорогом костюме. Все окна трехэтажного здания светились, как во время торжественного бала, сразу было видно, что хозяева экономить на таких мелочах, как иллюминация, не привыкли.
Не снимая обуви, величественный господин неожиданно прытко поднялся по лестнице на второй этаж и, пройдя по покрытому ковровой дорожкой коридору, бережно приоткрыл дверь в кабинет, весь уставленный шкафами с книгами. За столом, напоминавшим, по своим размерам, гиппопотама сидел рыхловатый мужчина в дорогом халате, с затейливой золотой вышивкой. На столе стояла бутылка початого коньяка Hennessy Beaute du Siecle, а в бокале плескалась янтарная жидкость, которую медленно потягивал владелец халата и заметного живота, говорящего о неумеренности своего хозяина. В нем, пытливый читатель без труда бы узнал бога виноделия Диониса ничуть не изменившегося со дня нашей последней встречи.
– Что сообщишь, Лучанский? Где картина? – вызывающе бросил вошедшему, баловень Олимпа.
– Я сделал все, что смог, но кто мог предположить, что за произведение никому не известного художника выложат десять миллионов долларов, у меня с собой было только пять.
– Ты идиот, Лучанский, у тебя, что денег мало, я бы добавил еще. Как ты мог прощелкать картину, ты, что не понимаешь, какое она имеет значение?! Это не просто мазня, это картина живая, портал в мир олимпийских богов и я не могу допустить, чтобы абы кто проник в наше измерение. Тот, кто заплатил такие деньги знает, с чем имеет дело и я, кажется, догадываюсь в какие загребущие руки уплыл, чертов, шедевр. Да, беда…
– Прости меня, мой бог.
– Какой я твой бог, ты крещеный или просто прикрываешься крестом? Что у тебя на шее?
– У меня золотой крест, но только ты Дионис являешься истинным моим божеством, остальное формальность, которая необходима в православном государстве.
– Здесь много и мусульман, что же ты не сделал себе обрезание? Твоя служба мне боком выходит, и я начинаю сомневаться в искренности твоих побуждений. Не забывай, откуда твое богатство и кому ты обязан всем своим благополучием, а крест сними, чтобы я его не видел. Двум господам не служат!!!
– Хорошо, повелитель.
– А теперь, давай подумаем, как нам вернуть потерю. Надо выяснить, доподлинно, куда она попала и где ее искать. У меня есть догадки, но их надо проверить. Собирайся, поедешь в командировку в Рим, к одному моему человечку и захвати с собой достаточно денег, чтобы больше из-за таких нелепых проколов не было проблем, ты меня понял?
– Да, мой господин.
– Исправляй ошибки, а я пока погощу у тебя, мне здесь нравится. Все, иди с глаз долой, собирайся в дорогу, – и божественный сластолюбец потянулся к бокалу с коньяком и сигаре, щелкая золотой гильотиной.
Лучанский вышел из кабинета, так же бережно прикрыв за собой дверь, и, пройдя в свою спальню, дал по телефону нужные распоряжения прислуге по поводу вылета в Вечный город и всего остального. За окном чернела глубокая ночь, скрывающая в своей темноте немалые тайны, которые, как шило, рано или поздно вылезают наружу.
Глава 4. «Рим».
Частный самолет Global 6000 смиренно поджидал своего пассажира во Внуково-3. Лучанский не выспался и с плохим настроением поднялся на борт. Рявкнув стюарду, чтобы ему никто не мешал, vip клиент завалился в кресло и, накрывшись пледом, заснул еще до того, как самолет набрал нужную высоту. Проспав весь полет, седовласый мужчина выгрузился в аэропорту Чампино, где возле трапа его встретил микроавтобус с тонированными стеклами. В микроавтобусе, внутри больше похожим на штаб, в кресле из желтой телячьей кожи восседал мрачный гражданин, напоминавший мафиози. Кивнув прибывшему, он протянул руку и представился:
– Андреа Инганнаморте
– Лучанский Эммануил, – пожав протянутую пятерню, в ответ назвался прибывший.
Дверь за гостем автоматически закрылась и машина на огромной скорости понеслась в сторону Рима, разгоняя плетущиеся попутки проблесковыми маячками и крякающей сиреной. Сквозь тонированные окна невозможно было определить красоту видов, проносящихся мимо. Заехав в популярный туристический район Навона, Андреа предложил гостю, прежде чем заняться делами, заселиться в пятизвездочный Отель Lifestyle Suites Rome, где был забронирован, пусть не самый дорогой, но прекрасный номер, оформленный в постельных тонах, с видом на площадь с обелиском, украшенным древнеримскими статуями. Впрочем, на подробные экскурсии не было времени. Лучанский не стал выяснять название всех этих красот и, побросав вещи, налегке спустился вниз к машине, вновь, забравшись в штаб на колесах, расположился в кресле у небольшого столика напротив итальянца, восседавшего важно вразвалку, на правах хозяина.
– Пока Вы летели, нам удалось навести кое-какие справки и проследить путь картины. Ваш господин оказался прав, она в Риме, но добыть ее будет так же сложно, как спуститься в ад и вернуться обратно.
– Что это значит?
– То и значит. Ее нынешний владелец вряд ли расстанется с ней за деньги, он привык оперировать такими суммами, что вам и не снились, тем более, что материальная ценность картины его совсем не волнует. Тут, ваш хозяин серьезно подставился, доверившись простому художнику, и посвятив его, в ночь после дня солнцестояния, в таинство, давая ему покровительство муз. Античные боги и так вытеснены христианством, как язычники, еще не хватает, чтобы их пространство было нарушено, а картина «Вакханалия» прямой портал в мир олимпийских богов и всех, кто с ними неразрывно связан. Тот же, в чьих руках находится наш шедевр, мечтает наложить свою лапу на мир, отошедший на второй план, но, по-прежнему, играющий решающую роль в мировой культуре. Стоит выбить базовые ориентиры и крах не заставит себя ждать. Враг рода человеческого не случайно присматривается к Дионису, погрязшему в праздности и разврате. Стоит нащупать слабое звено, как мир древней красоты, словно созревший плод, упадет в руки его нового обладателя. Теперь ты догадываешься, с кем придется иметь дело?
– Только этого и не хватало. Я знаю, о ком ты говоришь, а как пагонист по вероисповеданию, прекрасно понимаю, что мне в случае неудачи нашего предприятия грозит.
– Хорошо, что мы друг друга поняли, теперь давай проработаем детали и помни никому доверять нельзя.
– Я это учту.
И как два заговорщика они уткнулись в составляемый план, пытаясь вычислить дальнейшие шаги оппонентов и место хранения искомой картины