Kitobni o'qish: «Ведунья пятого измерения»

Ведунья пятого измерения

Глава 1. Ведунья на пороге

– Разрешите? – послышался женский голос, только что объявили «белый танец», правда, главного корабельного старшины это никаким боком не касалось: его прихватили за 10 минут до того, как начались танцы в клубе, когда он закончил писанину в баталерке, где он собственно и обитал, будучи старшиной 130-й роты, и он собирался быстренько слинять в увольнение, но на выходе из «нового корпуса» его остановил дежурный офицер по факультету. Теперь в увольнение можно будет выйти только после того, как закончатся «пляски с бубнами и „крокодилами“». Он повернулся на голос, чуть приподнял правую руку в локте, показывая синюю с белой полосой повязку «Рцы». Перед ним стояла темно-русая девушка, высокая, с шикарными волнистыми, длинными, ниже пояса, волосами, которые были украшены небольшой диадемой. Левой рукой он указал на повязку.

– Извините, я на службе. – тихо ответил он, обижать девушку отказом он не собирался.

– Да иди-иди, потанцуй, старшина, только повязку сними. – сказал стоявший рядом капитан-лейтенант Кожевников. А как танцует эта девушка старшина видел: она – профессионалка. Кто-то, видимо, ее специально подослал, в роте все знали, что он на танцы никогда не ходит. Пришлось тряхнуть стариной и вспоминать чему их учили в «питонии». На них обратили внимание, и через некоторое время лишь три пары остались в круге: у двух других пар так не получалось, но они обращали внимание только на себя.

– А мне говорили, что Вы не танцуете! У нас отлично получается, Сергей. – сказала девушка, когда оказалась почти вплотную к нему в ходе исполнения танго. Во время повтора старшина парировал сказанное:

– Оказывается, Вы меня знаете, а я вас – нет.

– Это не совсем так, мы с Вами знакомы. Помните Новый Год-71?

– Нет, не очень, мне тогда все очень быстро не понравилось, особенно «игра в бутылочку».

– Я тогда крутила эту бутылочку, и она показала мне на вас, но вы развернулись и ушли, отказавшись целоваться со мной и пригласить меня на танец.

– Вас я не запомнил, меня «игра» не устроила.

– А почему вы только на третьем курсе, ведь прошло столько лет?

– Да, прошло шесть лет, два из них я провел в Литве и Средней Азии. Сюда поступил во второй раз.

– Меня зовут Ника, Вероника. За шесть лет Вы не слишком выросли в званиях, тогда у вас было три полоски на погончиках и буква «Н».

– У Вас хорошая память, да, я был вице-старшиной. Но то звание было не настоящее, не воинское. – музыка закончилась, он собирался проводить девушку до ее места в зале и вернуться к капитан-лейтенанту, но Ника продолжила разговор:

– Я тогда, как и сейчас, специально приходила на тот Новый год к Насте, чтобы познакомиться с Вами, Сергей. А три дня назад увидела Вас в патруле на Театральной площади, и решила зайти сюда на танцы. По-другому в училище не попасть.

– Вы бы напрасно потеряли время, я никогда в клубе не бываю, сюда меня Кожевников притащил.

– Это – мой брат.

– Ах вот в чем дело! А я думаю: почему он вдруг меня взял и отпустил «потанцевать». Профессиональная засада.

– Ну, насколько я поняла: танцы вы не любите.

– Да, ни танцы, ни песни, ни музыку, хотя закончил пять классов и коридор музыкальной школы. И хорошо знаком с «особенностями» Вагановского училища, как-никак они были нашими шефами.

– Настя мне о вас много рассказывала, мы были подругами.

– Были?

– Настя сейчас живет в США, стала «невозвращенкой», вышла там замуж и бросила сцену. Я сцену тоже бросила, но совершенно по другой причине: не хотела жить так, как предписывалось. Давайте подойдем к Егору, может быть, он нас отпустит погулять, если вы не возражаете. – девушка повернулась, чтобы пройти к углу, где стоял ее брат, и, подойдя, не дала Сергею даже открыть рот. Она лучше знала своего брата. Насколько Сергей понял, в их семье младшая сестра была доминантой, так как в кармане у капитан-лейтенанта оказался его отпускной билет. Но в роту все равно пришлось зайти, чтобы надеть бушлат и «слюнявчик» к нему. Снег уже сошел, форма одежды № 4, и, хотя его не слишком привлекало общение с «балериной», но все равно это несколько лучше, чем еще два часа топтаться в зале среди духоты, запаха пота танцоров и наблюдать за поведением курсантов. Они встретились с девушкой перед КПП, и, козырнув дежурному мичману, вышли на Морской переулок. Уже вечер, хотя еще довольно светло, вечная проблема: куда пойти бедному курсанту?

– Направо или налево? – поинтересовался он у девушки. Единственное кафе, в которое можно было попасть в это время, находилось на углу Советского переулка и проспекта Москвиной. И кофе там был всегда хороший, они «доставали» его в порту, зеленым, как только его доставляли из разных стран. Тамара-бармен обожала арабику, и варила «для своих» действительно хороший кофе. В том направлении они и пошли. Говорила, в основном, Ника, все, сказанное ею, касалось дел давно минувших, оказалось, что после окончания Вагановки ей хватило одного месяца кордебалета в Кировском театре, чтобы забрать оттуда документы и поступать на физический факультет ЛГУ. Причем училась она в той же группе, что и его бывшая одноклассница и, так сказать, первая любовь, но к этому времени Таня уже сменила фамилию и переехала в Гатчину.

– Кофе будете? – спросил девушку Сергей, показывая на дверь знакомого кафе.

– Там, наверняка, народу полно… – неопределенно ответила Ника, но Сергея здесь хорошо знали в лицо, поэтому их беспрепятственно пропустили, вначале расположив их за барной стойкой, а затем предоставили место в самом углу, где был столик на двоих. Он не стал говорить ей о Татьяне и ее муже, но по отдельным фразам понял, что и там Ника интересовалась им, но Таня жила в общежитии, а Ника – в Питере, мотаясь на электричке до станции Университет шесть раз в неделю, плюс еще полчаса на метро до Балтийского вокзала, так что много они не контактировали и незачем было отыскивать новых «старых знакомых».

– А здесь уютно. – заметила Вероника. Кафе было «курящим», но вентиляция прекрасно справлялась с дымом сигарет посетителей.

– Вы же уже закончили учебу, насколько я понимаю?

– Да.

– И куда распределили?

– Место учебы и работы практически не поменялось: НИФИ, это тоже в Старом Петергофе, напротив учебного корпуса. Продолжаю учиться в аспирантуре и работаю младшим научным сотрудником.

– Я хотел учиться в ФизТехе, на «летательных аппаратах», но завалил собеседование.

– Я знаю, мне рассказывала об этом одна Ваша знакомая, мы с ней в одной группе учились, весь первый и второй курс сидели рядом во всех аудиториях. И о том, что из училища вы ушли и служите где-то в Чирчике, в каком-то «спецназе».

– Не в самом Чирчике, в Азад-Баше, но это недалеко от Чирчика. И она не говорила, что я вернулся и поступил снова во ВВМУПП?

– К тому времени мы несколько разошлись во взглядах на жизнь и практически прекратили общаться. Плюс она из нашей группы ушла, переключившись на физику твердого тела, так как попала на практику в «Азимут», где «заболела» гироскопами. В принципе, наша группа как-то сама по себе распалась, так как почти каждый нашел себе тему и ушел в нее. Меня, лично, интересует пятимерное пространство, я пишу на эту тему у Ладыженской, хотя… Ладно, не будем об этом, это, по-моему, совсем никому не интересно. А почему Вы вернулись в подплав, ведь Вам там не понравилось, вы же ушли сразу, через месяца два после поступления?

– Почему вернулся? Трудно сказать, понял, что напрасно теряю время, продолжая служить срочную, а единственная возможность хоть немного сократить срок службы – это поступить в военное училище, тем более, что моим родителям не слишком понравилось, что я оставил училище и «остался без образования». Службу в спецназе ГРУ они профессией не считали и считать не хотели. А я там неплохо продвинулся по службе: стал командиром группы. В общем, приехал отец и буквально настоял на том, чтобы я подал рапорт с просьбой направить меня на вступительные экзамены. Я понял, что если я откажусь, то меня отец «внесет в черный список», поэтому написал его. Удалось выкроить время, чтобы подготовиться, мою группу отправили на хозработы на завод железобетонных изделий. Там был весь день свободным, а учебники привез отец за два месяца до этого. Я ведь последний год, когда учился, в основном спортом занимался, а не учебой. Пришлось сменить ориентиры. Да и экзамены мне показались даже чересчур легкими. Сдал на все «пятерки», так что никаких проблем с поступлением не было. Сразу стал старшиной роты, затем полгода «баталером», это на первом курсе, после сдачи первой сессии сделали вновь старшиной. Сейчас предстоит «большая плавательская практика», там посмотрим: что, как и почему. Обещают отправить на Север, в 7-ю дивизию. Хочется посмотреть на авианосцы.

– Почему именно на авианосцы?

– Наши лодки предназначены для борьбы с авианосными группами.

– Будущие цели?

– Кто у кого будет целью – еще не совсем понятно. Давайте не будем о грустном. Самому хочется посмотреть и понять: где я нужнее. Я хотел конструировать такие ракеты, но жизнь распорядилась так, что мне предстоит их обслуживать, и, может быть, пускать, в том числе, и по противнику.

– Вам не нравится это вероятное действие?

– Мне не нравится совершенно другое, но это не тема для разговоров в кафе.

– Я Вас поняла. – ответила девушка, и разговор затих. Каждый из них пытался найти иную тему для продолжения разговора. Хотя сам Сергей уже отчетливо понял, что общих точек соприкосновения нет и быть не может. Поэтому спросил:

– А чем вызван такой интерес к моей скромной фигуре?

– Во-первых, мы достаточно давно не виделись, а воды утекло много. – судя по быстроте ответа, он был заготовлен заранее. – Во-вторых, еще в 9-м классе ЛХУ Вы меня очень сильно удивили и обрадовали.

– Чем это?

– Тем, что отказали Насте. Она более полугода доказывала мне, что все «мужики» одинаковые, им требуется только одно. Она на спор вызвалась переспать с Вами, якобы недотрогой и любящим другую, незнакомую нам, девушку. И проиграла этот спор. Я не знаю: знаете ли Вы, что шестеро нас, девчонок, находились в соседней от вас комнате, в соседней квартире, эта квартира тоже Настиных родителей. И там есть возможность слышать все, что происходит в той комнате, в которой находились вы с ней. Мы все слышали.

– Кошмар! Этого я не знал, поэтому в словах и выражениях не стеснялся. Знал бы: такого не говорил.

– Это была всем нам наука, но… Вы правильно заметили, что путь на ведущие роли выстлан далеко не розами. Я вовремя это поняла. Здесь, правда, надо отдать должное нашему с Егором отцу, да и пример мамы и отчима просто стоял перед глазами. Мама моя заканчивала ЛХУ в 50-х. Сама она из Перми, поступала в училище там. Меня она, кроме как на сцене, не видела.

– Матери всегда знают все, что нужно их детям. Меня видели великим музыкантом, чтецом и актером. И пять лет мучили в музыкальной школе. Слух у меня был, и есть, но желания исполнять что-то на сцене никогда не было.

– Но вы же пели и играли, тогда в 1971-м. Кстати, довольно неплохо.

– Это – не профессия для мужчины. Папа у меня – военный, летчик-истребитель.

– А он как относится к музыке?

– Он ни на одном инструменте играть не умеет, любит рисовать. Сестра моя стала членом Союза Художников СССР, четыре года назад, еще когда училась. Училась рисовать у отца. Меня тоже пытались научить это делать, но для этого требуются совершенно другие навыки, чем у меня есть. Мелкая моторика и я – совершенно не совместимы.

– Даже так?

– Левую руку я сломал в детском саду, а правую ладонь прижало страховкой в горах в 13 лет. Так что, не мое. И мне больше всего нравились самолеты и ракеты.

– А почему тогда военный флот?

– Это не я, это медики так решили: мне поставили «Годен без ограничений», но обещали списать через 5 лет после начала полетов из-за травмы. Так что, выбрал то место, где могу служить долго. Дядя мой – подводник, второй дядя – танкист, для танков я великоват по росту.

– Меня тоже сто раз грозились отчислить из ЛХУ из-за моих 178 сантиметров. И постоянно говорили о том, что примой мне не быть, так как тягать такую тушу никто не сможет. Кордебалет был для меня единственным местом на сцене, вот я и ушла в физику.

– Но Вы так и не ответили на вопрос.

– Почему такой интерес? Увидела Вас в среду, что-то такое всколыхнулось, сама не пойму. Создала себе кумира, с которым даже не была толком знакома. Ленточку Ленкома я хорошо знаю, Егор там учился и там теперь служит. Спросила у него. Он ответил, что есть такой: отличник, ленинский стипендиат, очень серьезный парень, воевал, холост и на очень хорошем счету в училище. Вот и попросила познакомить. Что-то не так?

– Да нет, просто воспоминания о Насте мне неприятны. Меня туда, на эти шефские встречи, чуть ли не силком тащили, еще и ротный лично направлял, чтобы детишки не шалили и не пили ведрами. И не угодили в комендатуру. А девицы там были весьма своеобразные, мягко говоря.

– Это – да, особенно те, кто жил там. Это – та же казарма. Ну, общежитие. Я сама – питерская, с Петроградки.

– Ладно, много кофе вредно для здоровья, даже если он такой вкусный, как здесь. Вас проводить, тем более, что мне тоже на Петроградку, на Бармалеева?

– У вас там девушка?

– Нет, я там снимаю комнату у знакомых альпинистов и собачников, чтобы иметь возможность хоть немного отдохнуть от своих обалдуев в роте. Мне в училище надо быть только в понедельник утром.

Метро было рядом, прямая линия, через пятнадцать минут они вышли на Петроградской, но расстались только около двух часов ночи у подъезда дома, в котором жила Ника, на Большом проспекте. Бродили по набережным, заглянули на Крестовский, разговаривали и знакомились друг с другом. Добравшись к себе Сергей отмахнулся от вопросов Андрюхи и его супружницы, и завалился спать, не совсем себя понимая: зачем было бродить среди ночи с почти незнакомым человеком? Пока большого интереса у него она не вызвала. Свалив все это дело на выпитые три чашки кофе, он укрылся одеялом и через пару минут уснул. Телефона у него не было, а девушка своего не дала, впрочем, он ее об этом и не просил. Утром убежал на физзарядку, затем уехал в Лисий Нос на прыжки в аэроклуб. Вернулся оттуда поздно, а утром требовалось ехать в училище. В метро, как бы случайно, почти столкнулся с Никой, которая спешила на Балтийский, чтобы попасть на работу. Позже он понял, что его просто ждали на другой стороне Кировского проспекта у входа в метро. Форма у него заметная, поэтому увидеть его можно было заранее, и не торопясь войти в метро вместе с ним. Пока ехали, с пересадкой на Технолушке, ему передали городской и рабочий телефоны, и попросили не пропадать. В следующую субботу, едва выйдя за проходную КПП, он увидел Нику, стоявшую на тротуаре на углу Лермонтовского проспекта.

– Ездила на консультацию в Петергоф, решила дождаться Вас или брата, чтобы ехать домой не одной. Меня допустили до предзащиты. Очень хотелось поделиться этой новостью с Вами и с братом.

– Он с Вами не живет?

– Я же Вам рассказывала, мама с папой нас разделили, Егор выбрал папу, чем, наверное, осложнил ему жизнь после развода, а я тогда еще не имела права выбирать. Папа и Егор жили на 5-й Красноармейской, а мы с мамой на Большом, хотя раньше это была квартира папы. При разводе они поменялись жильем. Если хотите, мы можем зайти к папе. Здесь рядышком и по дороге. Вы с ним знакомы? Он преподает на кафедре «теории устройства».

– Да, с Федором Михайловичем я знаком. – ответил Сергей. «Интересные у нее связи с училищем» – подумал он. С этой кафедрой, с ее помещениями, было столько воспоминаний! Её почти два года ремонтировали и обновляли, это давало возможность будущим лихим подводным асам незаметно и не совсем вовремя покидать, и возвращаться в родные пенаты, минуя единственную проходную училища, если не считать ворот на Дровяную улицу. А там свой мост через Обводный и полная свобода! Ему самому пришлось больше ловить незадачливых курсантов, хотя пару раз приходилось и самому пользоваться этим входом-выходом в училище. Они вошли во двор на углу Якобштадского (Троицкого) переулка и 5-й Красноармейской, поднялись на второй этаж, и Ника несколько раз провернула старинный механический звонок, затем покопалась в сумочке и достала оттуда ключи, которыми открыла дверь. Ключи не слишком были совмещены с ее небольшой сумочкой по размерам. В прихожей на вешалке висела пара шинелей с погонами капитана I ранга, две канадки и пара плащей, форма первого и второго срока носки. Внизу стояло несколько пар флотских ботинок. Коридорчик украшал лакированный штурвал и был освещен единственной лампой под бело-сине-красным абажуром в цветах военно-морского флага. Старые, многократно окрашенные, двери были закрыты.

– Разувайтесь, Сергей, папа куда-то вышел или еще не пришел из училища. Проходите вот сюда. Раньше это была коммунальная квартира, это была комната мамы, потом здесь жили папа и Егор, но пять лет назад соседи выехали в новостройки, и коммуналку ликвидировали. Папа сделал ремонт в морской тематике. Хотите чаю? И я посмотрю, что есть на кухне, папа сейчас придет, надо будет его и Вас покормить. – сказала Ника, уходя на кухню. Сергей только успел осмотреться и подойти к книжному шкафу, когда услышал, что кто-то открывает входную дверь.

– Кто это тут иллюминацию включил? А, это ты, Никуля.

– Я, папа, я, не шуми, у нас гости. Я все нашла, сейчас ужинать будем. Егор, ты папе еще не говорил?

– Мы поэтому и задержались, заходили в гастроном на 7-й Красноармейской. Мы с Асей уехали, папа и питаться прекратил. – ответил другой голос.

– Вот и не правда, полный холодильник всякой всячины. – парировала Ника, и кивнула головой брату, который показал на курсантский бушлат c погонами главного корабельного старшины.

– Ладно, доча, показывай, что за гость дома? – дверь открылась, первой вошла Вероника, затем начкафедры ТУЖК, а сзади находился недавний командир одного из взводов 15-й роты, выпущенной в прошлом году, теперь старший преподаватель 2-й кафедры.

– Знакомить Вас, наверное, не надо. Зовут его Сергей. Была наслышана о нем еще в Вагановке, лично познакомились неделю назад в училище. Привести его сюда – полностью моя инициатива. Мадам Ладыженская сегодня допустила меня к предзащите. Всего две недели назад она с треском меня выгнала, когда я принесла ей четвертую часть работы, то есть «выводы». Сказала, что я ни черта не понимаю в неэвклидовых пространствах, и вся работа пошла коту под хвост. Для меня эта рецензия была смертным приговором: почти пять лет я убила, чтобы написать первые три части работы, и запорола все, когда не смогла обобщить написанное. Я бродила по городу в поисках тех слов или действий, которые было необходимо предпринять или написать, чтобы спасти положение и диссертацию, но не находила их. Увидела на Театральной патруль, одним из членов которого был человек, сильно напоминавший одного из моих знакомых-незнакомцев, семь лет назад доказавший мне нерушимость тех принципов существования на Земле, о которых говорил мне ты, папа. Мое окружение в то время пыталось их разрушить. Что все взаимосвязи на Земле строятся не на любви, понимании и знаниях, а на половом инстинкте, который только требуется обыграть и обставить. Главная «специалистка» по этому вопросу решила доказать мне это. Сама я ничем не рисковала, к нам, кроме звуков, ничего не доносилось, мы были выгорожены от места проведения опыта, и действия этого человека должны были показать мне и еще одной сомневающейся, что вечен только инстинкт, и мужчина, всего на всего, причесанный, одетый и отлакированный самец. Стоит появиться в костюме Евы, как все это слетает с него, и он забывает о том, что кого-то любит и, якобы, хранит ей верность. Тогда этот «поединок» выиграл он, оказался выше по развитию и сознанию той самой «кошки, гуляющей сама по себе». Вот найду его, где искать было написано на его бескозырке, выйду за него замуж и буду как за каменной стеной. С твоей, Егор, помощью, я его нашла, мы проболтали до почти трех ночи, гуляя по весенней Петроградской стороне. Он сам попросил меня рассказать о том, почему я считаю, что вопросы пятимерного пространства-времени никому не интересны. И он меня слушал, почти полтора часа. Самое удивительное: он меня понял, и нашел то выражение, которого не хватало в моих выводах: спектр Ꙍ_n, как категория спектров, может иметь как положительное, так и отрицательное значение, и полностью удовлетворяет условиям, согласно Джорджу Бордману, доктору топологии. Домой я практически взлетела, думала об этом всю ночь, а с утра забилась в читальный зал «Публички». Нашла диссертацию Бордмана, нашла те формулы, которые он применял для расчетов поверхности геоида, и меня чуть не выставили из читального зала, за то, что я прокричала «Эврика!». Главное, можно создавать тома этих спектров, задавать их шаг. Правку сделала за два дня и принесла их Ольге Александровне. Сегодня она позвонила мне ночью, почти в два часа: «Милочка, я Вас не разбудила? Загляните-ка ко мне завтра, с утра, я на кафедре», и повесила трубку. Мы исписали с ней все четыре доски, и не нашли противоречий. «Девочка, ты готова к предзащите!» – сказала она, и я буквально полетела на станцию. Очень боялась опоздать к его уходу в увольнение, я не могла сегодня не пригласить его. И вот еще, это приглашение на защиту, которое подписала Ладыженская, я сказала, кто помог мне дописать работу. Сергей, это Вам! Папа, Георгий, вы уж походатайствуйте, чтобы Сергея отпустили из училища 12 мая, это четверг.

Два офицера и старшина-курсант слушали этот монолог стоя, и ни разу не прервали говорящую, хотя щеки самого Сергея покраснели, ему стало совершенно неудобно находиться в этой комнате, очень хотелось быстренько слинять. Методы спектра использовались при создании карты высот для быстрого определения по радиовысотомеру новых, пока непринятых на вооружение, ракет «3К10» или «Агат», а рядом стоял старший преподаватель 2-й кафедры, на которой они и изучали эти «объекты». Все о них шло под грифом «три нуля». Хотя ни одного слова о том, где используется эти методы, он Нике не сказал и дал ссылку на открытый источник, в случае, если Георгий Федорович проявит принципиальность, то придется собирать вещички и ехать на флот, немного в другом звании и в какую-нибудь хозяйственную часть, управлять подводами.

– Теперь стало более понятно присутствие старшины на вполне семейном празднике. – резюмировал старший Кожевников. Ракеты – это не его ипостась, Сергея больше интересовало мнение капитан-лейтенанта, но тут он обратил внимание, что на погонах Георгия Федоровича появилась вторая полоса, а четыре маленькие звездочки слились в одну.

– Вас можно поздравить? – спросил он и пожал протянутую кап-три руку. Тот ограничился одним словом:

– Спасибо.

Ужин был довольно долгим, его украсили армянским КВ-ВК коньяком и красным сухим вином. Ника носилась между столовой и кухней, поставляя на стол все новые и новые вкусняшки, иногда привлекая для этого мужчин, но не перегружая их кухонными тонкостями. В перерывах между блюдами мужское население квартиры выходило на небольшой балкончик перекурить, где кап-три Кожевников признался, что очень сожалеет о том, что не сообразил того, что категории спектров могут быть применены в работе сестры.

– Мне совершенно по-другому представлялось пятимерное пространство, и, честно говоря, всю эту тему считал математическим бредом. «Север-Юг», «Вперед-Назад», «Прыжок из колодца». Нащупать: где здесь заканчивается математика и начинается бред сумасшедшего, достаточно сложно, так как сознание наше не позволяет представить себе такое пространство-время, а тебе, Сергей, удалось ввести размерность для оси «омега», причем в течение краткого экскурса в эту тему. Слушай, а ты никогда не задумывался об аспирантуре?

– Мне баталерка и личный состав не дают никакой возможности подумать о чем бы то ни было, кроме этих проблем. До училища своим генеральным направлением считал науку, в основном радиофизику, сейчас параметры несколько изменились, ведь, не закончив «вышку», говорить о научных званиях не приходится.

– А мне поставлена задача найти среди личного состава нашего ДОК ¹ несколько человек-аспирантов, так как по нашей кафедре за все время ее существования так никто и не защитился.

– Её курсанты, как черт ладана, боятся, это же – специальность.

– Так тем более должны знать все на зубок.

– Это – чисто теоретически, а практически – сплошные черные ящики, и «не вскрывать». Сиди и думай: что там понапихано, но взять отвертку и заглянуть во внутрь блока не смей, секретно. Вот и приходится курсантам вместо понимания использовать зубрежку: блок 1С2К отвечает за… Ну и результат, соответствующий: «разъемы вымыты, „изделие“ повреждений при загрузке не получило, подготовлено на площадке № такой-то, пломбы на месте, люки закрыты, наддуты азотом, и опломбированы командиром БЧ2, чья подпись украшает журнал и паспорт изделия». За все остальное отвечает арсенал флота, где работают «ракетные боги», только непонятно: откуда они берутся, если нас к ракете не подпускают на пушечный выстрел. Так, посмотреть-погладить. Я вот парашютист, – Сергей ткнул в висящий на груди значки «Парашютист-инструктор» и «кандидат в мастера спорта», – об этом изделии я знаю все досконально, сам укладываю и применяю, включая тяжелые парашютные и реактивные системы. Тоже веду их паспорта, но принимаю всю ответственность на себя, здесь же – сплошная перестраховка. А вспомните, что писал об этом бывший командир «К-21», как они соревновались с «К-3»: у кого больше мин всплывет после постановки? «К-3» действовала по такой схеме, как предписывалось инструкцией, а на «К-21» мины отбирали и готовили командиры и краснофлотцы БЧ2-3. И счет был 18:3 в пользу «К-21». Все новое – это хорошо забытое старое.

– Да, – резюмировал кап-раз Кожевников, – долго на флоте ты не удержишься, старшина. Ты прав, говоря о том, что офицерский состав превратили в «писарчуков». Главное, чтобы документация была в полном порядке. А боевое применение? «Лишь бы не было войны!» Вот главный лозунг. Кстати, надо бы тебя переодеть, старшина, ты же говорил, что на Петроградке живешь? Могут остановить и проблем будет выше крыши. Пойдем, посмотрим, что можно сделать, завтра занесешь Нике.

Коньяк Сергей только пригубил, но комендантские патрули – не «гайцы», в трубочку дуть не заставят, просто уволокут на губу, и проблем после этого будет выше крыши, поэтому старшина оценил заботу старого кап-раза. Он переоделся в «гражданку», а его форму упаковали в небольшую сумку. Был вечер субботы, и по дороге домой они с Никой повстречали пять или шесть патрулей, как у Технологического института, так и у метро Петроградская. В это время заканчивали свою работу театры и кинотеатры, и патрули внимательно отслеживали многочисленных курсантов большого числа военных училищ, расквартированных в городе. Чтобы не терять завтра времени, он предложил Нике пройти на Бармалева, где он переоделся в свое, и вынес спортивный костюм и куртку Федора Михайловича, положив их в ту же сумку. Он проводил ее до ее дома.

– А вы завтра куда?

– В Лисий Нос, на прыжки.

– Никогда не видела: как и зачем люди прыгают на парашюте.

– На парашюте прыгают только в момент укладки, прыгают с ним. Один парашют за спиной, второй на животе.

– А вы меня с собой возьмете?

– Я не думаю, что Вам там будет ах как интересно, но режим там достаточно свободный. Пройти и посмотреть там можно. В крайнем случае, если станет скучно, то до платформы минут десять ходьбы. Но вставать придется рано, к восьми требуется быть там.

– Тогда встретимся здесь в семь утра?

– Хорошо, в семь. До свидания, Ника. Спасибо за ужин.

– Это Вам спасибо, что помогли решить проблему: как жить дальше. Живем! И будем жить!